Твоя реальность

За обедом из совершенно незапоминающихся блюд во время обсуждения с Ольгой Дмитриевной, Электроником и Славей было принято решение пока не звонить в милицию и продолжить поиски. – Семён… Мы точно правильно себя ведём? – уже на улице спросила Моника: рассудила, что не стоит поднимать этот вопрос при ботах. Вожатый улыбнулся. – Я понимаю: морально тяжело обладать большими возможностями, но не помогать. Это отсылает нас к проблеме теодицеи: почему всемогущий и всеблагой бог не может искоренить зло в мире, да хотя бы сделать так, чтобы невинные маленькие дети не болели раком, не умирали от голода, жажды и не попадали в рабство.* Скажу честно, я не знаю, почему. – Он развёл руками. Моника вздохнула и поникла. – Эй! – подмигнув, Семён потрепал её по плечу. – Пусть у меня нет ответов на все вопросы, пусть! Я человек, причём не до конца уверенный в рельности реальности. Но в чём я уверен – следует жить. Этого-то хочешь? – И снова подмигнул. Девушка закивала. – Но ответ… Парень усмехнулся. – Как всегда! Начал, ушёл в сторону и забыл. Мы не авторы и не боги*, чтобы быть в состоянии сделать не только всё, в смысле «буквально всё», но и всё, что нужно… да и всё то, чего нам хочется. Приходится ограничиваться возможным. И сейчас мы не можем помочь с поисками, но у нас есть другие дела. Сев на лавочку, Вожатый посмотрел на Генду и изобразил жест памятника. Моника заняла место рядом. – Это же он? Из «Евангелиона»? – Да. – А почему он здесь? Это ведь отсылка. Семён усмехнулся. – Вот не знаю: не смотрел. Ещё и не спрашивал. Но слышал, что есть и второй памятник неподалёку, посвящённый Чебурашке и радиации. Может, это миф, но несколько Пионеров мне о нём рассказывали. Японка покачала головой. – Чебурашке? Хотя да, в СССР его родина.* – И после паузы всё же вынесла вердикт. – Ты не исследовал всё вдоль и поперёк, удивительно… Семён развёл руками. – Я ленивый! – …при стремящемся к бесконечности количестве времени. – Я ОЧЕНЬ ленивый. Снова добрая усмешка. – Не думаю, что этим стоит гордиться, – наставительно заметила Моника. И тут внимание обоих привлекли хлопки. – Вот-вот! Пионэ-э-эрка дело говорит, товарищ Вожатый! – промурлыкала Виола. Семён молча протянул руку. Усмехнувшись, куратор вложила в неё некий предмет. – Что это? – сразу спросила Моника. – Ключ от медпункта, где лекарства лежат*: пока я занимаюсь другими неотложными делами, нужно приглядеть за сохранностью медикаментов и оказать помощь пионерам. Наклонив голову, японка улыбнулась. – Отлично. Мы с вами сейчас поговорим – и я догоню. Семён поднял брови и кашлянул. – Вообще-то… Виола же покачала головой. – Иди. Вы были правы: и ты со своей утренней версией, и она сейчас. Нам нужен разговор без свидетелей. Подскочив с лавки, парень громко выдохнул, даже засопел и, развернувшись, махнул рукой. – Да пожалуйста! – бросил он, не оборачиваясь и уже шагая к медпункту. Приложив руку к сердцу, Моника затравленно смотрела вслед Семёну. И тут на плечо легла тёплая ладонь. Виола села рядом. Вздохнув, японка заговорила. – Семён нестабилен. – Я знаю. Но он – лучшее, что можно найти для его миссии. И… – Женщина грустно потупила взгляд. – Действительно, он не может существовать один. И не может переносить ошибки. Моника сложила пальцы домиком. – Как я понимаю, до лагеря он сносно справлялся с одиночеством и вполне добровольно. Куратор прикрыла рот ладонью и кивнула. – Да. Мы виноваты. Наша система оказалась очень далека от совершенства. Не сумел разгадать замысел, не имея памяти, и уже, считай, проиграл. А ленофаги сходят с ума в первую очередь. Да… при попытке починить Семёна мы его доломали. Благими намерениями выстлана дорога в ад – и для нас, и для него. Слушай, не говори пока. Ему действительно нужен второй – и я, куратор, могу лишь временно и частично выполнять эту функцию. Клайду нужна Бонни.* Девушка усмехнулась. – То есть вы – сумасшедшие учёные, заигравшиеся в богов. Вам помогает расхлёбывать последствия ваша полусумасшедшая жертва. И чтобы он снова не слетел с катушек, ему нужен такой же напарник, такая же увечная жертва опытов… – Кивнула сама себе. – И при этом достаточно сильная и жестокая, чтобы действовать с суровостью хирургического скальпеля. Виола окончательно поникла. – Ты не спрашиваешь, девочка, ты утверждаешь. – Но возразить мне – нечего? Женщина наконец улыбнулась, смотря Монике в лицо. – Только добавить кое-что: вы оба покалечены, вы оба не можете долго протянуть без кого-то второго, подобного. Я думаю, что друг для друга вы можете стать ключом к исцелению. Девушка грустно вздохнула. – А в процессе мы ещё и поможем вам? Виола пожала плечами. – Как будет угодно. Но Семён принял правила: он в пионерлагере, фактически на курорте, но при этом здесь ещё и на работе. Моника приложила палец к подбородку и оскалилась. – Попав в ад, занял место в пандемониуме*. Куратор хмыкнула. – Остроумно. Примерно так. – Кстати, я действительно показала запись. Но не затем, чтобы ты не очаровывалась Семёном: влюблённая девушка согласна на многое. Иногда, – вздох, – слишком. Так что это скорее подарок: узнать то, о чём ты постесняешься спросить, а он постесняется рассказать. Всё! Я побежала, иначе проблем не оберутся буквально все. – Но… Однако Виолы не было в поле зрения. – Генда! Ну, что нам делать, Генда?* – обратилась Моника к памятнику, но ответа ожидаемо не получила и поплелась в медпункт. Там Семён сидел за столом Виолы и, сложив руки головой, смотрел куда-то поверх раскрытого журнала. Парень даже не повернулся, когда японка вошла и закрыла за собой дверь. – Привет, – скучающим тоном обратился Вожатый. – Насекретничались? Кто больше записал в свой столбик пунктов, доказывающих, что я чудовище, каких свет не видывал? Моника осторожно подошла и положила ладони парню на плечи. – Притормози. С чего ты так решил? – Всё просто: ты была напугана, а Виола не может тебя разубедить и успокоить, наоборот – она и послужила поводом тревоги со своей документалистикой. И кто я такой, чтобы возражать? Не переживай: я не отказываюсь ни от чего и помогу тебе… И тут девушка опустилась и прижала голову Семёна к своей груди. – Глупый… думаешь, что слишком сильный, чтобы просить помощи, и слишком слабый, чтобы не натворить ошибок, за которые теперь можно ненавидеть… Мы говорили о том, что я помогу тебе так же, как и ты мне. Парень прикрыл глаза и улыбнулся. – Неужели я тебе не отвратителен? Неужели доверяешь? Неужели не боишься? – Не отвратителен. Доверяю. Боюсь, – отозвалась Моника. – Я и сам себя боюсь. Но всё же людям нужно давать шанс. – Он улыбался, ощущая тепло и мягкость девичьего тела. – Не люблю я эту стигматизацию: раз украл – и ты вор! Японка усмехнулась, щурясь. – А миллион раз убил – маньяк! Безобразие! Оба рассмеялись. Смущаясь такого активного прикосновения и тряски груди, Моника сделала шаг назад. И тут дверь открылась, зашла Лена. – Ой, а медсестры нет? Я тогда попозже зайду. – Мы за неё! – отозвался Семён. – Вожатый, одна штука, и пионерка, одна штука. Почти равноценная замена. – Моника пожала плечами. – На что жалуемся? Лена смущённо потупила взгляд. – Да так, ничего… Голова немного болит, – наконец призналась девушка. – Сейчас поправим! Пусть на этой неделе он и не помогал с медикаментами, Семён мгновенно достал из нужного ящика анальгин и протянул Лене таблетку и стакан воды. Пионерка приняла лекарство и улыбнулась. – Спасибо! – Хорошего дня, не болей, – кивнул Вожатый и помахал. Подождав пару секунд, Лена молча покинула медпункт. – Ты из дамагеров перешёл в хилеры, поздравляю! – Моника подмигнула. – Кстати, мы только что пропустили какой-то диалог? Парень растерянно кивнул. – На столе журнал советской моды тридцатилетней давности. Можно было спросить Лену, понравилось бы ей такое, и даже сделать комплимент… Только зачем её лишний раз тревожить? Голос стал усталым и грустным – настолько, что японка решила на этот раз не задавать вопросов. – Думаю, вот это, – она указала на одну из картинок, – и мне бы пошло. Семён улыбнулся. – Думаю, тебе и мешок из-под картошки* пошёл бы. – Думаю, тебе стоит остановиться прежде, чем ты скажешь, что предпочёл бы также оценить мой вид без одежды, – подавшись вперёд, ответила девушка, ухмыляясь. – Кажется, я на тебя плохо влияю. – Посмотрим, – она пожала плечами. В дверь постучали. – Войдите! Из-за двери показалась Ульяна и удивлённо протянула: – А где медсестра? Вожатый закинул ногу на ногу. – Перед тобой, пионэ-э-эрка, – протянул он. Моника прыснула. – Мне кажется… – начала девочка. – Что-то болит? – перебила её японка. Ульяна с грустным выражением лица призналась. – Тяжесть в животе… – Это бывает, если красть конфеты и не делиться. Девочка поморщилась, но улыбнулась, хоть и слабо. – А если принести сейчас, пройдёт? – и коварно подмигнула. – Я бы мог сказать, что после этого ты и получишь свою таблеточку, но я не настолько жесток. И, считай, верю в тебя – что ты можешь быть доброй и честной! – Вожатый тоже подмигнул. – Не подведи. А то мы здесь застряли, а ужин ещё нескоро. Семён вручил но-шпа пионерке. – Спасибо, доктор! – жизнерадостно отозвалась она. – Замётано! И выпорхнула из медпункта рыжим смерчем. Моника села на кушетку и упёрлась руками о стол, отдёрнув штору. – А ведь ты и так знаешь, что с кем. Но при этом общаешься с ними, спрашиваешь, даже при них ищешь лекарства, хотя мог бы приготовить их заранее. Семён вздохнул. – Так и они, и я сам кажемся мне больше похожими на людей, а происходящее – на жизнь. Японка щёлкнула пальцами. – А тут неплохо. Приятный такой аромат, знакомый, привычный… домашний, что ли… Парень нахмурился. – Вообще-то… скорее больничный, но мне всё равно нравится. А ещё здесь прохладно и сидеть достаточно мягко. Моника подмигнула. – Что-то напоминает? Прохлада, приятный запах, посидеть, одиночество, если не учитывать заскакивающих пионеров… Уж не библиотека твоей Жени? А? Семён пожал плечами. – Определённо, похоже. Только вот Женя вовсе не моя. – А кто – твой? – подавшись вперёд, спросила Моника и улыбнулась. – Есть ли она… и тем более в лагере. – Кто знает, – беззаботно отозвалась японка и, подложив под спину подушку, привалилась к стене. И тут в дверь постучали. На пороге показалась Славя, и Моника спешно приняла вертикальное положение. – Ой, привет, а медсестры нет? – Привет. Нет, мы за неё. – Хорошо, – отозвалась блондинка. – А мне бы… – она замялась. Семён вздохнул: эта игра раздражала его каждую смену. И даже если огреть Славю на выходе и отобрать пакетик, на нём не будет обозначений. – Что? Но помощница вожатой сменила тему. – Я ключи, кажется, потеряла. Не видел? Семён похлопал в ладоши и подмигнул Монике, которая от непонимания вытаращила глаза. – Странно… – Вожатый пожал плечами. – Где бы ты могла их потерять или оставить? Вот если бы какой-то оболтус остался в первый же день без ужина и пришлось бы спасать его булками и кефиром из закрытой столовой от голодной смерти – тогда да. – И улыбнулся. – У меня мои собственные. А свои – поищи в кармашках. Девушка послушно начала хлопать себя и с удивлением обнаружила связку в кармане. – Неожиданно… – А ларчик просто открывался. Обращайся, – дружелюбно ответил Семён. – А теперь к делу: что-то болит? Покраснев, Славя потупила взгляд. – Да так, ничего. – Если стесняешь, я могу выйти на минутку – сама возьмёшь, что нужно. Ты пионерка порядочная, ничего не утащишь. Девушка покраснела ещё больше. – А можно… она тоже?.. – и указала на Монику. Та пожала плечами, вопросительно уставившись на Вожатого, но поднялась с места. – Больной нуждается в уходе врача. Значит, врачу нужно выйти на минуточку. Подмигнув, Семён покинул здание, за ним последовала японка и закрыла дверь. – Странно это… – Я не знаю, что с ней. Выяснить не получилось, но я и не слишком интересовался. Через минуту Славя сама вышла с пакетиком и, лучезарно улыбаясь, поблагодарила, а затем ушла. И снова Семён с Моникой заняли места в медпункте. Только успели – и тут рыжей молнией влетела Алиса. Девушка от неожиданности встала и в недоумении уставилась на Вожатого, но потом вызывающе подбоченилась. – А что ты здесь делаешь? – неуверенно спросила пионерка. Можно, конечно, было её опять постращать, обратить внимание, что к вожатым следует обращаться уважительно, но… – Я за Виолу. – Так даже лучше! – усмехнулась, а в глазах – бесовской огонёк. Наклонив голову, Семён ухмыльнулся. – А ты больна. Это видно. – И, предупреждая недовольство, щёлкнул пальцами. – Уголь? Нитроглицерин? Гексоген? И подмигнул. Алиса опешила. – У-уголь. Выдвинув ящик, Семён достал упаковку и бросил девушке. – Лови, красотка! Уже сжимая стандарт, Двачевская ошалело кивнула. – Спасибо! Подмигнула и буквально испарилась. – Кажется, я стала свидетелем должностного преступления и домогательства, но это неточно… – протянула удивлённая Моника. Вожатый вздрогнул, наконец обратив на японку внимание. – Не совсем. Просто так… не знаю… Он отмахнулся, а Моника пожала плечами. Мол, проехали. До ужина оставалось минут пятнадцать, а медсестра всё не возвращалась. – Вот так и проходит жизнь – в ожидании чего-то… – прокомментировал Семён и передал скучающей Монике журнал. Если для парня он был слишком знакомым, то мода восьмидесятых из другой страны показалась интересным предметом, тем более для девушки, и она углубилась в чтение. Около шести Семён направился к двери и услышал за ней шорох. – Моника! – тут же скомандовал он, не оборачиваясь. – Смотри за окном. Сам же открыл дверь, вышел и пригляделся, нет ли кого в кустах. – К нам влетело яблоко, товарищ Вожатый! – отчиталась девушка. – Это откуда? Благодарная Алиса? Неблагодарная Ульяна? Парень покачал головой. – Это Юля. Мы с ней почти не пересекаемся. – Кто это? – озадаченно спросила Моника. – Из чьего отряда? Семён хмыкнул. – Ни из чьего. Пойдём на ужин: больше пациентов не будет. Хочешь – съешь яблоко. Японка пожала плечами. – Я как-то не очень привычная к фруктам. Пусть полежит. – Чем не ответ. Семён пожал плечами, и двое, закрыв медпункт, направились в столовую.