Червивый

Теряю счет времени, но кажется два дня прошло. Уже два дня прошло с того «инцидента», который крутится у меня в голове на повторе заевшей картинкой. Каждый раз передёргивает и сжимает внутренности каким то нездоровым спазмом. Вот словно вывернет сейчас от фантомных ощущений и воспоминаний, которые смазались. Воспоминаний, которые моя голова пытается затереть, чтобы нервы лишний раз не трепать. Не четко помню уже, больше на ощущениях все осталось. Не помню уже как там было по визуалу, но организму этого достаточно. Ему, который меня упрямо, словно за неосмотрительность наказывает. Тошнотой и трясущимися руками теперь. До этого хуже было и я в какой то степени рад, что свыкаюсь немного. Раньше выворачивало без предупреждения. На таблетках какое то время сидел, чтобы не блювать каждые пару минут. И плевать ему, что в желудке пусто. Все равно скручивало так, что думал, не разогнусь никогда. Сейчас просто тошнота и слюну глотаю часто. Сейчас сушит постоянно, но и пить не могу, как будто бешенством заразился. Страшно от воды. Есть тоже не рискую слишком много, чтобы точно не дать шансов себе. Пройдёт, нужно переждать. Всегда проходило. Пытаюсь делать вид, что все как раньше. Игнорирую все ощущения и концентрируюсь на новой задаче, которая должна облегчить мою жизнь на этот год. Очень надеюсь, что это не попытка занять себя чем то. Не хочу, чтобы это был какой то звонок о том, что мне хуже становится. Не чувствую, что накрывает и не собираюсь это анализировать, чтобы не впадать в какие-нибудь кризисы, которые в моём возрасте не редкость. Теперь я слежу, чтобы не сдох Аллен. Теперь я ношу запасные капсулы, на комплект больше, если этот распиздяй опять потеряет их в салоне машины в такой не подходящий момент. И нет-нет, а найду ведь ее по боку блестящему, который торчит из под сиденья. Напоминание, что катаю кого то все таки. И как то странно уже свыкся с этой мыслью. Даже запах его засевший не напрягает и нет желания на химчистку отправить как можно скорее. Раздражает только фоном, но терпимо. Гильзы вот теряет даже не замечая, что выпадают. Не имеет еще привычки перепроверять по несколько раз исправность своего оружия. Не может привыкнуть к тому, что жизнь зависит от этих капсул, закатившихся под мое сиденье. А драть будут меня за потерянный инвентарь. Ему ничего, конечно, не скажут. Ну или пальцем погрозят. Не делай так больше, мол. Он же не виноват, что я его не проконтролировал. Он новичок, который пока не отсеялся и еще в себе, чтобы работу спихнуть. Из него нужно вырастить профессионала, который как я будет. На другую уже работу не устроишься и не будь контракта на десять лет вперед, все равно не стал бы искать что то. Не смогу втянуться в нормальную жизнь и жить, как будто ничего не было. Нормальным уже не буду. После того, как ошметки паразита были не только на одежде и во рту, но и на обивке автомобиля, я отправил ее на химчистку, силясь, чтобы самому не залезть в концентрат из спирта, антисептика и пожалуй, хлорки, чтобы вытравить из себя запах и липкие ощущения от несмывающейся слизи. Чтобы точно вывести эту черную гадость с кожи, не дав впитаться. Не может ведь. Не способна меня заразить и не обладает свойствами проникать под кожный покров, но все равно три часа маниакально отмывал ее от себя. Даже когда не оставив на мне следов, утекла в слив. Три часа отмывал и еще половину, чувствуя прогорклый вкус и как вяжет у корня языка. Слюни глотал и дышал через нос, но все равно пытался смыть то, что есть только в моей голове. Сколько не моюсь, все равно чище уже не буду. Потряхивает от осознания, что это точно не последний раз когда я вот так страдаю. Точно не последний, а первый, который цепочку событий запустит. Не хочу и одновременно хочу все таки, узнать, к чему это все приведет в итоге. Даже какой то легкий азарт чувствую от этой не предсказуемости. С ума схожу. Ебучий Аллен. Я и до этого пачкался. Бывало хуже, когда я весь покрытый зараженной липкой кровью домой возвращался, шатаясь. Плыло все перед глазами от этого мерзкого, не ясно как давно появившегося состояния. Не помню когда первый раз у меня был. Что тошноту чувствовал и вглядываться в людей начал, готовый пулю из пистолета выпустить на первые симптомы. Точно не вспомню, когда впервые проблювался и избегать всех пытался. Контактов, разговоров и всего того, что сейчас у меня навалом. Сбежать больше не могу, как не стараюсь. Связанные мы теперь и по бумажке и судьбой видимо, раз моя жизнь так кардинально меняется, с ебанутой скоростью. Не хочу. Хочу чтобы как раньше было. Легко и просто. Пачкался ведь уже и не один раз, но то была необходимость, а не закидоны подростка. Зеленый еще совсем, не наученный опытом. Зеленый, не умеющий принимать с лету решения и импровизировать, собрав в голове план за несколько секунд, когда встречается с мёртвыми глазами, когда то бывших людей. Пока еще воспринимает их за своих и точно живых. Пытается человечность разглядеть, там, где в башке черви во всю пируют и на нервные импульсы жмут хвостами. Сколько ему там, двадцать? А если меньше? Это могло бы объяснить тот факт, что удовольствие в такой ситуации получил только он. По детски реагируя и восторженно зудя всю дорогу под ухом. Говорил и говорил, пока я сжимал до побелевших костяшек руль и стискивал зубы, чтобы не стошнило раньше времени. Чтобы не при нем. Чтобы не показать, что меня можно так легко подкосить. Зудел, не обращая внимания и не заметил бы, пожалуй, если бы действительно стошнило. Он попал в голову, как крутой солдат. И плевать, что до этого руки тряслись, как у наркомана во время особенно сильной ломки, а сам белый весь был, с расширенными от паники глазами. Он попал в голову и гордился этим, словно это что то особенное, а не быт нашей работы. Даже подумалось тогда, что зудел больше обычного, чувствуя видимо какой то свой азарт от «первой» серьёзной встречи. И плевать, что у меня были все шансы слечь прям там, с разорванным горлом. Слечь под тем кустом, с отродьем, которое чавкующе пускало слизь из всех дырок и выгибалось от кипящей из-за гильз крови. Зато попал. Молодец. В следующий раз, может быть, и не будет тянуть с тем, что делает каждый из нас, не задумываясь. Не хочу никаких следующих раз, но всем похуй на это. И бумажкам и судьбе. Аллену, скорее всего, в двойне похуй, потому что понять он не сможет моих метаний. Пока нет. Какую то пропасть между нами чувствую из-за этого. С ребёнком связан и должен быть взрослым за двоих, чтобы не умер никто. Этому все равно, он смерти не видел и ее не существует в его мире. Так только, в новостях что то мелькает, но где он, а где костлявая. Зачем переживать, если его она точно не тронет. Я со вздохом потягиваюсь, пытаясь хоть как то разогнать кровь по затекшим мышцам. Слишком долго сижу в одном положение, только пару раз двинувшись за этот час, чтобы ручку у заигравшегося кота отобрать. Погрызет снова, а мне отмывать чернила с кровати. Синие, липкие и напоминающие мне не акварель. Слишком долго без движения, но зато не на жестком стуле в своем отделе. У себя дома. Там, где я вроде как сплю иногда. Когда выпадает выходной, даже могу посидеть в кровати. Выходной в который я снова должен заниматься работой, пусть и менее опасной. Чиркаю очередной пункт в документах, даже не стараясь делать это аккуратно, как несколько первых раз. Ленивую полоску только веду размашистым движением. Все равно эти тесты никто не читает, по крайней мере надеюсь на это. Они под копирку одинаковые будут, потому что никто честно не ответит. Даже если мысли в башке роятся мерзкие. Как у меня сейчас. С прошлого года нас обязали заполнять эти дебильные анкеты на психическое здоровье. Даже не вспомню, когда я делал это впервые. Каждые несколько месяцев трачу на это свой выходной и свое свободное время, которого в последнее время совсем нет. О том, что делал бы без этих анкет стараюсь не думать, но это явно приятнее чем читать одни и те же вопросы, просто в новой обертке. Вопросы, которые кто то ведь писал и скорее всего все таки на трезвую. Продумывал их и подбирал выражения, чтобы я сейчас пункты подчеркивал. Подвисаю на какое то время, перебирая варианты. А действительно, чем бы я сейчас занялся, если бы у меня было свободное время? Спать бы лег, а дальше? Прокручиваю ручку в пальцах, перекатывая из стороны в сторону и вздыхаю. Скорее всего отчеты бы заполнил или акты, которые нет времени заполнять сейчас. Все равно работал бы, просто по другому. И не ясно, что приятнее, писать по шаблону и вспоминать даты или пытаться отвечать на вопросы. Один тупее другого и у меня вырывается смешок. Тихий, почти не заметный за шумом дождя из окна. Я скептично смотрю на бумажки, рассыпанные по кровати, пытаясь не закатывать глаза. «Возникало ли у вас желание совершить убийство?» Даже на кривую улыбку какую то разводит наивность эта. Не завуалировали как прошлые красивыми словами, а спрашивают прямо в лоб. Спрашивают, надеясь попасть на тупого. На того, кто действительно ответит честно. Все таки не выдерживаю и закатываю глаза. Плевать, что тошнит сильнее теперь от этого. Да, определенно акты было бы интереснее заполнять и не так утомительно, чем копаться в себе и перебирать, что же я на самом деле думаю. Опускаю глаза на обычные печатные буквы и стучу ручкой по бумаге, размышляя. Как будто мозг пытается хоть как то себя развеселить и вынуждает вот так выпадать на каждом. Есть ли у меня желание? Желания нет, но есть порывы. Мелькает иногда, скребя кишки своими когтями. Почти физически ощущается в своем воплощении, когда я встречаюсь взглядом с Алленом. Когда тот не может помолчать и пары минут и снова открывает свой не затыкающийся рот. Говорит и говорит и действительно задумываюсь иногда, ему хотя бы двинуть. Просто чтобы посмотреть, что делать будет по итогу. Порыв, который вспыхивает периодически и скребет наждачкой горло, поднимаясь выше. Вызывает только отвращение и желание сплюнуть весь этот яд, который начинает бурлить в венах. Змеей себя чувствую. Холоднокровным гадом, которому в спячку пора, а его за хвост из норы выволокли и палкой в морду тычут. Я хочу иногда. Очень хочу, но об этом никому знать не обязательно. Именно поэтому я подчеркиваю лживо «нет», сильнее давя на ручку, чем с прошлыми, из-за чего линия выглядит куда более жирной и какой то психованной. Подчеркиваю и перехожу к следующему, пытаясь не выпасть снова. Телефон под коленкой оживает вдруг и вибрирует. Проигнорировал бы, если вибрация не повторилась. Кто то пишет. Мне. На выходных. Даже интересно, что там такого, раз до рабочего дня не подождали и лезут сейчас. Это интересно, потому что меня тошнит от анкет и своих мыслей. Меня тошнит от печатных букв, которые уже плывут перед глазами и я лезу в телефон. «Привет :D» Я промаргиваюсь. Раз, второй. Работа ли? Даже не печатаю какое то время ответ, выбитый из колеи этим вот. Не деловым тоном, который я ожидал увидеть сейчас.

«Кто это?»

И спрашиваю все равно, хотя уверен, что знаю ответ. Даю себе какую то передышку и возможность осознать, что теперь и дома я не в безопасности от чужого пиздежа. Знаю ответ, потому что сорокалетние мужики с моего отдела не будут слать мне смайлики и стикеры каких то котят. Вот, отправляет мне после моего вопроса и не понимаю как должен реагировать. Знаю ответ, но хочу потянуть ещё, не дать себе окончательно расстроиться и поэтому блокирую пальцем телефон, зависая над листами. И ведь можно было сделать их цифровыми, но видимо тратить бумагу солиднее. Тратить ее, вместе с моими нервными клетками на идиотские вопросы. Кому пришло в голову это интересно? Ведь писал же кто то, составлял это все. Снова вибрирует и начинает уже раздражать. Снова вибрирует и я снова отвлекаюсь от работы, которую хотел закончить быстрее. В прочем, никто никогда не спрашивает чего я хочу. Меня не спрашивали, когда подсунули мне вот этого, громкого и ничего не знавшего придурка. Никогда детей не хотел. Сейчас точно уверен, что умру от жажды в старости. Спасибо, нанянчился. «Аллен» Медленно выдыхаю и делаю такой же медленный вдох. Пару раз, чтобы избавиться от желания выкинуть мобильный в стену. Правда, хочу выкинуть, даже пальцы вздрагивают не хорошо, но останавливаюсь из жалости к деньгам. Из жалости и пожалуй, дыхательных практик, которыми я так увлекся в последнее время. Коврик для йоги скоро куплю и буду альтернативное молоко пить, когда совсем в это все окунусь. Сделать заторможенный вдох и напечатать ответ. Сделать такой же, но уже рваный выдох и отправить его.

«Кто тебе дал мой номер?»

Найду и самолично убью. Найду и точно дыхательные практики меня не спасут. «Не скажу» Ну конечно, он не скажет мне. Уже успел со всеми подружиться в отделе, кажется, даже в первый день как появился. Никогда не следил за ним и за тем с кем он там общается и сейчас жалею немного. Так бы узнал кто там такой сердобольный до убогих. Кто настолько меня не любит, что сейчас я это расхлебываю. Узнал бы, точно смог понять, если бы интересовался кем то кроме работы. Аллен слишком общительный и полный жизни, оживлял эту всю сдохшую из-за рабочей бытовухи атмосферу. А остальные и рады. Забавный же. Как щеночек ко всем липнет и хочет общаться. Никогда не любил собак. Я по кошкам больше. Они хвостом не виляют каждому встречному и не такие общительные. Снова перечитываю сообщение и ничего не отвечаю. Не хочу я общаться. Пальцы стучат по кровати, не выдержав этого всего напряжения и думаю, могу ли просто заблокировать. Чтобы хотя бы дома можно было отдохнуть от чужого галдежа. Аллен слишком много говорит для меня. Аллен слишком шумный и навящивый для размеренной, привычной жизни. Тяжело привыкнуть к переменам, особенно, когда они насильно всунуты в мои руки. Расхлебывай сам, главное не подавись. Этими же руками теперь это черпаю и в глотку себе запихиваю, потому что иначе уже никак. Иначе захлебнусь окончательно, поэтому только молча глотаю. Я ненавижу кого то курировать и не хочу этого. Этого натянутого общения и лишних контактов тоже не хочу. Чтобы трогали меня, говорили, вынуждали себя ломать. С прошлыми легче было. Они сами видели, что я не горю желанием в друзья набиваться и отклеивались. Отношения были на принеси, подай. С ним хотелось бы, чтобы просто было, отъебись, не мешай. А он не видит. Не хочет видеть и понимать меня. Ему скучно, когда я молчу, поэтому сам говорит за двоих. Даже сейчас, как будто я что то ответил, он заткнуться не может. Три точки снова начинают скакать, но резко прекращают. Все таки подбирает слова. Даже проблеск надежды есть, что понял наконец за эти дни, что я не хочу с ним разговаривать и именно за этим не пишет больше. Как прекращают скакать, крупицы моего интереса тоже теряются и я отвлекаюсь на десятый вопрос в анкете. Лучше анкета и ее тупые вопросы, чем Аллен. Все лучше чем он. «Считаете ли вы этичным пожертвовать жизнью ребенка, если это будет необходимо?» Пиздец. Даже тру глаза, потому что буквы снова поплыли. Укачивают меня этим мельтешением. Даже мысль появляется таблетками от тошноты закинуться, но я ее отметаю. Нечего делать. Отвыкну еще от самоконтроля и не смогу больше без них жить. Буду глотать пачками, а я не хочу чувствовать себя больным. Глаза тру и смотрю на часы. Обычные, цифровые. Циферблатные давно заменились электронными и сейчас ими практически никто не пользуется. Только на работе у нас висит этот раритет, которому лет больше чем мне. Раритет, который мерным тактом перескакивает с цифры на цифру, а не перемигивает. Когда совсем уж тоскливо, смотрю на него даже, прослеживая эти движения. Стрелки давали какое то более явное ощущение времени, чем мертвые цифры. И сейчас, молчаливо экран переключает минуту, никак не щелкая. Только десять утра, а я уже вымотан однотипными вопросами, которые повторяются через раз, только сменив свою личину. Переставляют слова и меняют синонимы, чтобы подловить, если соврешь. Встаю, чувствуя как ноги подкашивается и хватаюсь за прикроватную тумбу, чтобы не упасть. Нужно кофе, которое возможно сможет оживить внутри меня там что то. Кофе, которое не даст мне сейчас наплевать на все и завалиться спать. Какими бы тупыми эти анкеты не были, за них дерут как за зачистки гнезд. Реальные и опасные, которых так не хватает в последнее время. Я не адреналиновый наркоман. Никогда не замечал за собой тяги к вот этому всему, чтобы рисковать и намеренно провоцировать судьбу. Проверять на прочность свою удачу, суясь в пекло. Я не адреналиновый наркоман, но куда интереснее зачищать объекты вместе с отрядом, чем шляться по улице с новичком и питать надежды увидеть задохлого червяка. Они же разные совсем. Что по поведению, что по внешнему виду. Уличные не опасные чаще всего, обычные инкубаторы, которые не обладают и половиной силы, чем те, что в гнезде сидят. Я не адреналиновый наркоман, просто скучаю. После того как по моей вине подверглись опасности члены отряда и один погиб, внесли правки. Я в упор не вижу здесь именно моей вины. Тоже новичок был ведь и тоже без тормозов, решивший ослушаться моего приказа. И я как командующий, который несет ответственность за всех, выбрал в этой секундой ситуации меньшее из зол. Я не позволил тогда вытащить его, отпихнув особо бойкого, который не ясно как хотел в эти завалы пробиться. Хотел его вытащить, когда стрекот там, в темноте усилился. Твари очень гибкие и хорошо лазают по стенам. Твари хорошо видят в темноте, чувствуют запахи, вибрации и прочую муть, подобно насекомым. Твари, но не мы. Я не собирался пускать и второго на верную смерть, потому что лучше умрет один, чем все мы передохнем, выцепленные по одиночке. Даже ударил его тогда, нормально так приложил об стену и встряхнул, пытаясь привести в чувства. Ударил, не подумав, что вибрацию червяки любят. Как пауки по ней ориентируются и по стенам тоже ползают на звук, цепляясь когтями. Не моя вина, что меня не слушали. Не моя вина, что меня довели и я поддавшись эмоциям забыл все. Так правки и внесли. Умяли каким то образом все и под шумок переписали. Теперь новички отрабатывают год минимально на скучных патрулях и только потом могут быть допущены к спецоперациям. Только я давно уже не новичок, но так же должен прожигать время в пустую. С этим вот контактировать. Выпадаю снова на какое то время, когда щелкаю кнопкой на чайнике и он с журчанием нагревается. На пузырьки смотрю, пытаясь наскрести в себе сил. И моральных и физических. Телефон в кармане вибрирует, возвращая меня из этой прострации и я все таки лезу в этот диалог, не сильно надеясь на что то. Может, это все таки важно, раз и номер мой достать умудрился, чтобы сейчас доставать меня из дома. Даже не вспомню сейчас кому давал его на работе. Это не важно и никак меня не спасет, но почему то снова цепляюсь за эту мысль, перебирая варианты. Цепляюсь, потому что именно так могу оттянуть расход своей севшей давно социальной батареи. Щелчок приводит в чувства и я промаргиваюсь, косясь на чайник. Завис, только разблокировав телефон. Выпал и все. Кривлю душой и все таки захожу в диалог. По крайней мере, я сейчас не занят, могу сделать одолжение и ответить. Быстрее отвалит. «Кстати» «Соррян, что машину испачкал» Вовремя. Два дня ждал и тут чувство вины съело? Именно на моем выходном? Лениво смотрю на пар, который струясь выходит из горлышка чайника и зеваю. Вот сейчас вырубит точно. Кажется, этот разговор высасывает из меня последние силы, отжирая по кусочку. Чувствует вину и хорошо, я могу сейчас закончить этот весь разговор. Не важный и не нужный, как оказалось.

«Я не злюсь.»

Пиздец как злюсь. Вот до сжатых зубов меня это все злит, но просто хочу быстрее разобраться с Алленом и анкетой, чтобы лечь спать, а не выслушивать извинения. Я не прощаю чужих ошибок, какими бы они не были, но приходится наступить своим принципам на глотку, почти до хруста позвонков сдавить. Я закрою на это глаза. Пусть. Просто пусть отстанет от меня. Кружка греет руку, почти обжигая пальцы, когда отпиваю горький кофе. Немного дергает даже, хоть и привык к горечи за все эти несколько лет. Хочу думать, что от кофе так дергает, а не от нервов. Я не схожу с ума. Греет пальцы и кажется, душу, потому что становится сейчас проще. Даже не бесит, как парой минут ранее. Видимо, нужно просто переждать. Аллена и этот разговор в целом. Телефон опять вибрирует и уже не кривлюсь, как раньше. Так, только глаза прикрываю на пару секунд и вздыхаю. «Как на счет того, чтобы пообедать вместе?» «Я оплачу!!!» И опять эти стикеры с котами. Сколько у него их вообще? Перечитываю снова и не могу удержаться, вспоминая слухи. Сука, а ведь обсуждают меня за спиной, как крысы. Даже учитывая, что ни с кем не общаюсь лишний раз. Не приятно, когда носом тычат. Посмотри, твое игнорирование не взаимное, всех ебет кто ты и что делаешь. Настолько, что говорят обо мне. Этому говорят, который речь свою не фильтрует. Интересно ему.

«Это свидание?»

А у самого на губах кривая усмешка. Так, на половину перекашивает и получаю какое то больное удовольствие, вороша это всё. С одной стороны, я догадывался конечно, что могут ходить обо мне слухи в отделе. Догадывался, но не был готов к тому, что они такие детские окажутся. Да, я гей. И детей на завтрак ем. Поэтому такой, с прибабахом. Не вписываюсь в социальные нормы. У меня девушка была, когда я заступил на службу и она даже приходила ко мне на работу. И сейчас, я избегаю людей видимо, чтобы не наброситься из-за воздержания, а не потому что меня просто тошнит от других, совсем не в переносном смысле. Гей, который руки будет отмывать, если потрогает кого то. Гей, который не интересуются ни своим, ни противоположным полом. Спасибо, я оценил шутку. Работать люблю. Я по ориентации трудоголик. И была, ведь она у меня, по ощущениям вечность назад. Еще до того, как я шарахаться начал. Не выдержала меня такого. Никто не выдерживает и пытается быстрее слиться, чтобы атмосферу не портил своим ебалом скривившимся. Со мной только на похоронах зависать, чтобы вписываться мог хотя бы куда-нибудь. За гроб меня поставить, чтобы речь толкал. Снова точки эти пляшут под именем, которое я добавил, совсем без зазрения совести. Мог бы по обиднее что то придумать, но запала не осталось. Устал. Точки пляшут и пляшут. Что то печатает там и, видимо стирает, психанув. «Мелюзга» был в сети недавно и мне этого достаточно, чтобы нехотя подняться со стула на кухне. Считаю этот разговор ни о чем законченным. Бумага шуршит под пальцами и я пытаюсь ее аккуратно утрамбовать в стопку, чтобы не смять металлическими пальцами на руке, которая даже спустя год не хочет слушаться, как мне обещали. Если год конечно прошел, а не больше. Совсем время не ощущаю. Мять их нельзя, заставят еще переделывать, а я тогда застрелюсь. Вот точно попробую этими капсулами висок пробить. И закончил бы быстрее, если бы не отвлекали. И так вымотанный за эти все дни, так ещё подкидывают, проверяя меня на прочность. Тянусь за глейкометром на кровати и заваливаюсь на бок, впервые за это утро, как проснулся. Больше не встану. Боль вспышкой бьет по нервным окончаниям и немного отрезвляет, сгоняя сонливость. Криво надавил и морщусь, когда смотрю на цифры. На моей памяти почти никогда не были в норме, как вакцину вкололи. Всегда низкий сахар, сколько конфет не сожри. Тянусь на этот раз до вазочки с карамелью, пытаясь не капнуть кровью на кровать. Жидкая совсем, специально, чтобы зараженные клетки не могли уцепиться и загустить ее, превратив в кисель. Черный и как оказалось горький на вкус. От воспоминаний натурально голова начинает кружиться и рвотный спазм снова дерет глотку. Быстрее сую в рот, надеясь перебить сладостью все эти ощущения. О том что трупы халвой пахнут, стараюсь не думать. А сахар низкий, сколько их не жри и возможно, именно поэтому мне так плохо всегда. Возможно, это не недосып и стресс, а просто сахар. Грудь больно сдавливает, когда на меня с коротким мявком прыгает клубок из шерсти и кажется, камней. Даже перестаю дышать и в глазах темнеет на секунду, пока лапами своими не переберет, неловко садясь. Не удобно ему на мне, слишком широкий. С интересом тычет свою огромную голову к моему лицу, топорща такие же огромные уши с усами. Щекотит этим, но я только пытаюсь двинуться, придавленный. Слишком лениво его спихивать и поэтому терплю, только глажу, пропуская через пальцы шерсть. Сразу начинает мурчать, вибрацией отдавая в грудь. Когда был маленьким, со смешными разъезжающимися по полу лапами, которые больше него самого, мурчал тихо и как то мило. Такие короткие звуки, похожие на мяуканье. Сейчас же, на мне лежит действительно кто то адского происхождения, под стать имени, рычащий, как большая собака. Назвал его так, только потому, что на чертенка был похож. Растрёпанный, с этими ушами не размерными, а оказывается вот как попал. Люцифер выпускает свои медвежьи когти и я шиплю, обрывая его. Вспорол бы, если бы захотел. Кошки были похожи на паразитов чем то. Звуки издавали похожие, когда есть хотели и были себе на уме. Не знаешь что ожидать порой. Иронично, что я завел черного кота, под цвет ненавистной слизи, которая мне везде мерещится. Люцифер распластывается на мне, как одеяло, свешивая лапы и шерсть забивается в нос, придушивая меня. Как будто десять килограмм было не достаточно, чтобы я воздух глотал. Пытаюсь отвернуться, чтобы не чихнуть. Вот сейчас очень опасно его будет напугать. Отворачиваюсь, но совсем безуспешно. Все равно лезет, как башкой не верти. – Ты голодный что ли? Даже не узнаю свой голос сначала. Хриплю, пытаясь сделать вдох побольше. Пальцы зарываются в шерсть на гриве, которая начала путаться. Слишком частая работа добивала меня. Никак не могу найти время, чтобы расчесать. Прости меня Люцик, я не забуду про это. Не во второй раз. Он протяжно урчит, реагируя то ли на мой голос, то ли на перспективу пожрать и трется о лицо, больно давя своей черепушкой. Тяжелый и большой. Встаю, хотя не хотел по началу, но не могу вспомнить, чтобы кормил его с утра. Приходится пересилить себя и под заманивающие мяуканье уйти снова на кухню. И рыбой воняет так не приятно, когда сыплю в миску корм. Специально самый лучший и самый рыбный нашел. Чтобы вонял вот сейчас и к рукам лип от жирности. Лицифер любит есть только рыбные и напрочь игнорирует другие, менее пахнущие. И вот, словно кухня это катализатор, телефон снова вибрирует. Я со вздохом лезу в карман, уже забыв, что с кем то там о чем то говорил. Снова пишет мне. Снова не может молчать даже на расстоянии. «Нет» «Я просто правда чувствую вину» Только дочитываю и миска ударяется в стенку, когда Люцик на нее наступает своей лапой. Опрокидывает ее, сам пугаясь и скользит по полу, раскидываю высыпанный корм по всей кухне, когда убежать пытается. Я только смотрю на это. Секунду, две, а потом закидываю голову со стоном. Как будто я не заслужил выходной и вселенная решила добить меня мелочами. Я не верю в эти все приметы и точно не верю в карму, но ощущение, что я где то крупно проебался, что сейчас запоздало, но меня наказывают. Вспоминаю о Аллене только когда расслабленно падаю на кровать, с мыслью, что не встану больше. Пусть хоть потолок обвалится, я только рад буду. Высплюсь.

«Завтра в кафетерии.»

Отправляю и залипаю на быстро сменяющиеся стикеры с котятами. Даже немного улыбаюсь, мысленно их считая. Припадок что ли ловит? Ребенок ведь, как он есть.

***

– Ты опоздал. Сквозь зевок говорю, прикрываясь рукой. В рукав носом упираюсь и пытаюсь не вырубиться. Совсем погано себя чувствую сегодня и скорее всего, на погоду так реагирую. На погоду, сахар и недосып, который меня преследует. Осторожный глоток делаю, чтобы не обжечься об кофе, который мне радостно всучил Аллен. Хвостом виляет воображаемым, который рисую постоянно. Рад каждому дню и дождю этому на улице тоже рад. Мне рад. Снова не выспался. Все еще не могу спать достаточно, чтобы как все. Как обычный человек. Он высыпается всегда и поэтому энергии так много. – Я же извинился. Пихает стул, под мой не сфокусированный взгляд и садится напротив. Даже не выглядит виноватым, каким выглядел в переписке. Как будто просто так потратил мою социальную батарейку вчера. Сидит какое то время, стуча пальцами и мы просто обмениваемся с ним взглядами. Знаю же, что тут как с диким животным, нельзя так делать, чтобы не спровоцировать. Знаю и поздно вспоминаю об этом, потому что все таки провоцирую его, варежку свою открывает опять. – Кстати, я эти два дня голову ломал… Кидаю на него ещё один взгляд, теперь на нем зацепившийся и был бы рад общаться только им. Без необходимости давить из себя слова, но не выдерживаю, чтобы не подъебать. Поднимаю брови и тяну слоги, чтобы точно выглядело, как будто с ребенком говорю. И голос делаю специально такой не приятный, притворно удивляясь сильнее нужного. – А ты умеешь думать? И губы сводит, хочу улыбнуться по злобному так, но кусаю щеку и отворачиваюсь к окну, чтобы не видел. Вдруг подумает, что мне это нравится. Разговоры эти лишние. А на улице снова пасмурно и будет дождь. Даже ветер деревья качает с удвоенной силой. И я немного отвлекаюсь на мысли о погоде, потому что смог заткнуть его наконец и он сдулся на время. Отвлекаюсь, пока снова не начнет, проигнорировав этот мой выпад. Всегда игнорирует, делая вид, что не замечает. Странный, все таки какой то. – Почему заражённые спокойно разгуливают по улице? Теперь совсем не издевательски брови поднимаю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть. Серьёзно? Может мне ошейник на них надеть тогда, чтобы под присмотром были и током их, нажав на кнопку бить, когда на улицу выползают? Не говорю этого, только голову наклоняю не произвольно, пытаясь подобрать слова. Голову наклоняю, намекая, что мой собеседник дебил и даже пытаюсь разглядеть у него в глазах там что то. Понять, шутит ли он так плохо, задавая тупые вопросы на которые он обязан знать ответ. Человек моей профессии обязан. – Напомни, какие у тебя оценки были? Смотрит на меня и молчит. Все таки не шутит и я спрашиваю это. Выбираю самое не обидное из того, что хочу спросить. Он как будто читает мои мысли или просто видит по мне то, о чем я думаю. Тонко чувствует окружающих видимо, научившись за счет свой общительности. Я наоборот скрывать своих эмоций не умею, потому что не нужно было никогда. Не общался так долго с кем то и мне было по большей степени все равно, как меня понимают. Сейчас должно быть тоже, но напрягает. – Честно сказать, нас в основном готовили к тыловым войскам, – снова мнется, не встречаясь со мной взглядом. – Просто не понимаю, почему до этого их никто не заметил. – Прекрасно. Вырывается все таки, хотя хотел без сарказма. Прикрываю глаза на секунду, пытаясь сморгнуть накатившее опять раздражение и отвечаю, надеясь, что не звучу сейчас пассивно-агрессивно. – Черви мигрируют к водоемам, когда их носитель «созревает», – Даже кавычки в воздухе делаю пальцами, чтобы подчеркнуть. Чтобы точно понял, по пальцам объясняю, как ребёнку. – Там же окукливаются. То что ты видел, была миграция и до этого периода, обычно, даже сам владелец не догадывается, что у него там внутри. Слабо надеюсь, что понял, но он кивает, как бы соглашаясь с моими словами. Показывает, что понял, то что я ему сказал, но снова хочет открыть рот спустя паузу. Я перебиваю его сразу, чтобы избавить себя от этого диалога. – Я тебе подарю учебник, когда рабочий день закончится. – У меня их много. Я в отличии от «тыловых войск» пытался черпать знания по максимуму. Либо же действительно сменили план обучения и Аллен не виноват, что ни хрена не знает о том с чем воюет. Фокусируюсь на этой мысли. – Чему вас вообще сейчас учат? А он сразу воспринимает это как знак того, что я жажду общения и поэтому улыбается так по детски. Хвост сильнее бьется о ножки стула на котором сидит. Точно бы себя скинул. У нас в отделе никто не улыбается вот так как он, открыто и искренне. Слащавость свою распространяет и меня это тоже бесит. Мне уныние больше нравилось. – Я умею оказывать первую медицинскую помощь и проводить простые операции в полевых условиях, – Кичиться, а сам как будто светится. Медик хренов. – Кстати, на моем курсе у меня были самые аккуратные швы. – Надеюсь, не придётся это проверять, – стучу пальцами протеза по столу, привлекая внимание, – Я уже назашивался. Этот только с интересом разглядывает, как свет переливается на изгибах серебристых пластин, совсем не пугаясь. Не понимает еще серьезности этой всей работы и на какие жертвы ты иногда должен пойти, чтобы выжить. Это было еще до того как мне вакцину поставили и я тогда вполне мог заразиться. Вгрызся в руку и не могли оторвать от меня втроем. Стрельнуть можно было бы, но мы с ним клубком валялись и я совсем себя не контролировал в тот момент, чтобы подумать. Только с ним вот по земле валялся, пытаясь скинуть клыки, которые по миллиметру в секунду, сильнее плоть протыкали. Пытался когти с ребер убрать, которыми он как раз держался так крепко, что я почти сломал их себе, выкручиваясь. Намеренно вцепился, чтобы заразить слизью, которая капала с кривых зубов. Я тогда честно, наверное в первые испугался, что руку мне раздробит своими челюстями, которые почему то были слишком сильные для такого задохлого, уже почти почившего инкубатора. Не мог найти водоем или даже лужу, чтобы влагу свою восполнить, чтобы черви внутри не гибли. Решил меня хотя бы за собой утянуть, чтобы смысл жизни своей исполнить. Решил на инстинктах, конечно, они не умеют думать и никогда даже не понимали кто перед ними. Именно поэтому он выскочил на вооружённый отряд, когда мы проводили осмотр здания, которое никак не могли снести. Именно поэтому он не понял, что вцепился в выставленную руку, а не в шею, куда изначально метил. Даже почувствовал тогда, как под кожей что то копошится, когда башкой своей дёргал, разрывая мягкие ткани, чтобы полудохлые червяки мне в кровь могли легче попасть. Дергал и скулил, когтями меня дырявля. Такие, очень специфичные, углублённые объятья у нас с ним были. Сам потом зубы разжал и упал, закончив свою роль и передав это бремя на меня. А я стоял и пытался дышать, чтобы осознать, что пиздец мне пришёл. Вот просто, сейчас, минут десять и они заразят мою кровь и в мозг доберутся, чтобы выжрать его, заняв там место в черепной коробке. Стоял и наверное в первые не знал, что же делать. Какой план составить. Повезло, медика взяли, так, на всякий. Повезло, был более быстрым в составлении этих планов. Рубили на живую, вколов только местное обезболивающие, не предназначенное для разрезания мягкий тканей и ломки костей. До сих пор помню, как зубы себе чуть не раскрошил, когда в рукав формы вцепился и хотел бы помнить, что не кричал при этом. Потому что я действительно пытался, только в скулеж высокий уходил, когда совсем по нервным окончаниям отбивало, но обрывал себя сразу. Нельзя было рисковать. Где один, там и два и три могут быть паразита. Они всегда рядом с нами были. И не факт, что гнездо пустое. Кровь привлекает паразитов, а крик только даст точное наше местоположение. Хочу не помнить, что кричал и башкой дергал, как этот парой минут ранее, жравший меня, чтобы от боли отвлечься. Именно поэтому так смотрит, теперь в открытую разглядывая, а не как до этого делал, украдкой. Не понимает серьёзности и какого это, но я бы не хотел, чтобы он что то похожее испытал. Как бы не раздражал меня, никогда не пожелаю чего то подобного. Я вздыхаю, понимая, что снова выпал из мира и промаргиваюсь, пытаясь сконцентрироваться. Я слишком мало сплю, чтобы оставаться в реальности надолго. Всегда где то между болтаюсь. – Тебя прививать будут? – Прививать? – отвлекается спустя небольшую паузу и переводит на меня мельком взгляд, чтобы снова его на пальцы мои вернуть, которыми я по столу вожу от скуки. Плохо сдерживает свое желание потрогать их, чтобы проверить на сколько гладок металл. Стучит своими же по столу, пытаясь их занять и я осторожно убираю руку подальше, чтобы не схватил. Поясняю, когда все таки смотрит на меня. Контакт налажен. – Антидот. – Мм, – задумчиво отпивает свой отвратительно сладкий кофе, который я на дух не переношу. Хорошо не лавандовый раф пьет или что там сейчас в моде у молодежи? Отпивает и бросает так небрежно, что все таки ударю его. Сейчас. – Если честно впервые слышу. Глаз скоро начнет дергаться и я скрываю свое лицо в руках, протяжно вздыхая. Не смотрю на него специально, чтобы дать себе передышку в темноте и не сорваться. Почему именно я? Делаю пару вдохов и только потом спрашиваю, сквозь пальцы на него смотря. На большее не хватит. – Тебе бумажку давали на подпись? Там их двадцать страниц. – Нет, а должны? Кривлю губы, опуская руки на стол и перевожу взгляд на окно, как бы размышляя, хотя и сам уже понимаю, что не должны. Когда мне выдали их на подпись, то даже не читал что там этим мелким шрифтом написано. А зачем, если приказали? Удивительно, что вот там, где я решил не читать, в многочисленных побочках был диабет, который у меня выстрелил. Могла и слепота, а могла и смерть, кто знает, как повезет в этой рулетке. Не честной, конечно, потому что все пули на месте и крутят ее скорее для вида. Иллюзия того, что может пронести, хотя контрольный в голову все равно получишь. Не то, так другое тебя подкосит. Кровь должна походить по составу на кислоту в тех самых гильзах, чтобы убить червей внутри. Не дать слизи заразить здоровые клетки и подчинить их, чтобы размякли, перестав нормально по венам циркулировать. Должна быть похожа на кислоту, чтобы растворить, если все таки прокусит плоть верткий паразит. Кривлю губы и окидываю его уставшим взглядом. Того, кто еще не знал жизни и даже первых царапин не получил. А выживет ли? – Не подписывай, – мой голос глухой и я сглатываю, прежде чем продолжить. Я не дам кому то проколоться, как прокололся когда то я. – Понял? – Почему? И все таки похож на щенка своим поведением. С щенячьим восторгом смотрит на меня и радуется наверное, что немного внимания перепало, раз я так долго с ним говорю. Смотрит на меня своими серыми глазами, чтобы каждую мою эмоцию уловить, как собака. Все еще как собака он общительный и контактный. Поддается ближе, чтобы меня оживить, видимо, и я отвечаю, спустя эту паузу, которая повисла. Как бы не бесил и как бы не хотел от него избавиться, я принимаю только миролюбивые способы. Год потерпеть и все закончится. – Я не хочу, чтобы ты умер. Поддается ближе и сразу выпрямляется в позвоночнике. Сводит брови, в непонимании и бегает взглядом по моему лицу, пытаясь снова меня прочитать. Так все делают и я выпав из социума пропустил это или он один такой, с особенностью? Вот, пытается меня читать и это тревожно, что что-то видит во мне, наконец осознав. Я перевожу взгляд, ощущая явный дискомфорт и он тихо спрашивает, растеряв весь запал. – Как это? Тихо говорит и замирает, не двинувшись ни на сантиметр. Застыл и все. Смотрит на меня и смотрит. Все таки прекращаю окно гипнотизировать, чтобы донести, что вот ему совсем это все не нужно. Что это не то, что нужно таким как он. – Тебе будут обещать прибавку к зарплате и особые условия. Не соглашайся. Молчит, только дышит как то странно. Пытается взять себя сейчас в руки и кивает, улыбаясь. – Не буду, конечно. Соглашается со мной и ногой мотает из стороны в сторону. Только по ней понимаю, что не комфортно ему сейчас сделал. Не комфортно, но не показывает это, упираясь щекой в ладонь, когда кладет голову, чтобы снова заглянуть мне в глаза. Смотрит какое то время молча и жует губу, что то там думая. – А вы…? – Подписал, – Думал не спросит, а испугается и заткнется. Именно поэтому я вымученно улыбаюсь, снова пытаясь его напугать. Чтобы точно желание все отбить сейчас. – Только не думаю, что тебе вакцина поможет, если выпотрошат кишки. Аллен только молча кивает, оценивая риски. Снова погружается в себя, а потом ожив, коротко смеется и трет свои костяшки. Улыбается немного криво и бросает в затянувшеюся тишину между нами. – В таком случае, попытаюсь не умереть. Я тоже выдыхаю, с намеком на смешок. Как то спокойнее становится. Обещает мне, не понимая, что это от него не зависит. – Да, не красиво получится, если мой напарник умрет через неделю. Выдыхает и окончательно расслабляясь, веселеет. Даже отбивает что то на свой по манер по столу, не четким ритмом и игриво скалится. Почти нагло, как до этого со мной не делал. Привыкает все таки и начинает вести себя более открыто. Привыкает или прикидывается, натягивая эту маску уверенности на себя. Я не понимаю его, как и других людей. Вот скалится ведь нагло и спрашивает вкрадчивым голосом, полушутя. – Так… Вы все таки считаете меня напарником? А будут какие то поблажки с моего внезапного повышения? Даже огрызаться сейчас на него не хочу или грубить. Молчу какое то время, думая и слабо улыбаюсь, когда отвечаю. – Можно на ты.

***

Дождь, с ветром на пополам бьет меня по лицу, в мгновение взмокшими волосами, как только на улицу вышел и я весь ежусь, кутаясь сильнее в такую же мокрую куртку, почти нырнув в вырез подбородком. Не спасает совсем, но хотя бы вижу что то теперь. Ежусь и с силой хлопаю дверью машины, даже не думая сейчас о ее сохранности. Злюсь и на тупого информатора и на погоду. На Аллена злюсь тоже, но скорее по инерции, чем он там действительно накосячил в чем то. Падаю на сиденье и бью по рулю, хотя бы куда то направляя свою желчь, которая через края уже выливается. Расплескивается с меня как и дождевая вода, когда это делаю. – Нихуя там нет. А у самого зубы стучат от холода и весь вздрагиваю, когда тепло ощущаю. Тряской захожусь и руки в карманы пихаю, чтобы немного тепла урвать. Резко контрастирует теперь, когда ветер не хреначит . Зимний уже по температуре и такой же колкий. Аллен тоже дергается, только испуганно. Оборачивается на меня, сразу блокируя телефон по привычке, чтобы не бесить меня сильнее. Знает что не люблю. Знает и поэтому ссыт сейчас, как бы я на него не кинулся. Такой весь из себя, когда нужно понимающий. Чувствует, когда провоцировать не нужно, чтобы по зубам не получить. Кто знал, что гражданские плохие наводчики, путающие хлюпающий и истекающий слизью трупак с обычными бухариками? Ну, я например, знал. Как чувствовал, что не найду ничего и именно поэтому, специально навернул не один круг у заброшенного здания, а после даже всю ближайшую улицу прочесал, чтобы убедиться. Либо следы замылись льющей грозой, либо опять ложный вызов. Аллен смотрит на меня и аккуратно спрашивает. Немного ближе двигается, руками обивку сжимая. – А внутри… Перебиваю его, понимая, что он там хочет своим дрогнувшим голосом спросить. И злюсь еще сильнее, вспоминая. – Заколочено. Только если эта тварь не умеет телепортироваться. – Капля падает с моих волос и я сочувственно прослеживаю, как она своим мокрым хвостом течет ниже по сиденью. Всё равно мокрый, как будто с ведра окатили. Все равно натечет сколько не три. – Я больше туда не пойду. Пусть делают что хотят. Не смотрю даже на Аллена, скатываясь ниже, со скрипом мокрой ткани о сиденье и раздраженно закрываю глаза. Вся одежда липнет к коже и мне действительно жаль, что машину на химчистку отправил недавно. Закрываю глаза, а сам считаю до десяти, делая вдохи и выдохи, чтобы успокоиться немного. Где же мои так любимые вылазки, когда если и срывали посреди ночи, то там действительно было что то стоящее. Не грязь ебучая и лупящий по спине дождь, а паразиты, которые определенно опаснее вот этих вот. Уличных. Не делил их никогда, потому что разницы особой не видел. Отвык уже от них. Где мои вылазки и почему я должен сейчас в каких то закоулках мокнуть за зря, надеясь увидеть хоть какой то намек на паразита. Не вижу, но слышу как Аллен осторожно двигается ближе и так застывает, не рискуя сильно лезть. Своей сухой одеждой пошуршал и затих. Пожалел его, не стал с собой брать, как бы не просил. А он действительно хотел. Нужно что то там тоже делать и создавать иллюзию своей полезности. Нехуй делать, решил я тогда, прикрикнув на него. Сейчас даже жалею, что один мокрый сижу и трясусь. Не движется ко мне и не трогает. Как будто покусаю его, ну или въебу. Последнее конечно, более вероятно сейчас. Молчит и смотрит на меня. Уже уверен, что пытается снова читать. Этим бесит. Очень сильно бесит. Молчит, но все таки не уверено тянет, как будто специально меня провоцирует. – Тебе бы куртку снять. Смотрю на него, действительно пытаясь не выглядеть угрожающе. Помню, что как ебучий сканер все считает, а мне этого не нужно. Чтобы во мне копались и анализировали каждую эмоцию. Испугается, а мне его потом по дворам ловить. Разглядываю его, как и он меня ранее, внимательно. Пытаюсь тоже что то увидеть и он мне кажется, пугается все таки. Злюсь и ничего не могу с собой поделать. Именно поэтому теперь я наклоняюсь к нему, видя как вздрагивает. Злюсь и игнорирую, что нахожусь слишком близко. Сейчас не тошнит. Сейчас я действительно его укушу, оттяпав пол башки с такими идиотскими предложениями. Как будто я сам не знаю и не чувствую как с меня течёт здесь. Придвигаюсь, зависнув и уверен, он чувствует мое дыхание кожей, когда я понизив голос и чеканя каждое слово говорю. – Сам сходи помокни. Советчик хуев. Он протестующе машет головой и вжимается в сиденье, чтобы разорвать между нами расстояние. Это тоже злит. Сам в мое личное пространство лезет постоянно, а мне нельзя. Ему некомфортно, когда я нависаю и действительно думаю, вытолкнуть ли его на улицу. Оборонительно смотрит на меня и поджимает губы, снова прочитав мои мысли. Как будто табличка у меня на лбу с телесуфлера. – Там все равно ничего нет. – Действительно, – у меня смешок вырывается и я отвожу снова лезущую челку в глаза. Встряхиваю аккуратно пальцами, чтобы салон слишком сильно не залить. Теряю интерес к этому конфликту, постепенно остывая и отодвигаюсь. Кажется даже, что вздохнул сейчас с облечением, и я не выдерживаю, чтобы промолчать. – Я говорил как ты меня периодически бесишь? Он кивает и покорно отвечает на мой риторический вопрос. Нужно ему по максимуму со мной общаться и за любую возможность цепляется. Смотрит с опасением, как я копаюсь в бардачке и нервничает. Как будто нож ищу, а не завалявшиеся конфеты. Может быть поэтому говорит, чтобы меня отвлечь. – Да, с утра. – и смотрит снова, пытаясь видимо углядеть лезвие. Чувствую, как взгляд переводит теперь на меня и продолжает, – А ты меня временами пугаешь. Признается и самому легче становится, кажется. Не такой уже напряженный. Признается, как будто это не что-то очевидное, что я заметил еще до этого. Соглашаюсь и почти хвалю, не смотря на него. Все ещё пытаюсь наскрести конфет, чтобы сахар поднять, тот самый, который всегда низкий. Чтобы его вместе с настроением себе поднять и перестать чувствовать себя плохо сейчас. – Правильно делаешь что боишься… Да где, блять. Начинаю опять закипать и дергаюсь, психуя. Боль меня даже в себя приводит и я шиплю, когда ударяюсь об руль. Вижу как молча отсаживается дальше, чувствуя, что лучше сейчас ко мне не лезть. И как бы я не понял что ты меня боишься? Дерганный весь постоянно и даже смотреть боится. Бедный. Пугаю его. Не понимаю уже от чего по настоящему злюсь. То ли от действительно низкого сахара, то ли потому что не могу найти чем можно занять рот. То, на что можно переключиться. Зато холод ахуенно чувствую и одежду, которая вторым слоем поверх кожи натянулась. – У тебя зависимость, – говорит и сжимается весь, когда я смотрю на него, перестав растирать подбитую конечность. Сам сказал, сам испугался, что вырвалось и сейчас снова смотрит на меня широко раскрытыми глазами, боясь дышать. Думает, что ударю. Смотрю на него, в раздражении сщерившись и разве что не скалюсь. Зубы почти показываю, как дворовая псина, которых паразиты не жрут как раз, по какой то причине. Меня тоже не жрут, только убить пытаются. Не вкусный уже. Этот меня тоже скоро доведет. Своим пиздежом. Ничего не говорю, пытаясь унять порыв и сжимаю рукой обивку сиденья, чувствуя подушечками пальцев, как она становится все более мокрой из-за натекшей воды с одежды. – У меня нет зависимости. Сахар упал. Цежу по слогам, переключаясь все таки. Нахожу на кого можно эту всю желчь вылить и он быстро кивает головой, закрепляя мои же слова. Смотрит на меня, опять бегая взглядом и молчит, чтобы дух перевести видимо. Молчит и клонит голову, заискивающие разглядывая плескающееся раздражение в моих глазах. – Хочешь, мы можем посидеть и сделать вид, что мы все осмотрели? Только губы разве не дует, как ребенок. Вот так легко предлагает, чтобы подкупить меня. Даже обезоруживает всю мою агрессию этим и я смаргиваю ее. Раз, и я сам тяну губы, криво улыбаясь. – Только работать начал, а уже хочешь халтурить? На ответный кивок только вздыхаю и откидываюсь на спинку сидушки, как и до этого. Откидываюсь, как до того как рот свой открыл, запустив во мне механизм всех этих бессмысленных действий. Не нашел своих конфет, которые куда то бросил с утра. Вспомнить не могу, потому что уже не соображаю к вечеру. Я абсолютно не против. Не попрусь опять искать того, чего нет. Я даже покричал немного, привлекая внимание. Вылез бы. Капли текут по лобовому стеклу, сталкиваясь с собой и мое желание остаться только крепнет. Даже не смотря на то, что знаю, пройдет немного времени и Аллен опять заскучает в тишине. Начнет трындеть о какой то ерунде. Совсем не важной и не нужной, как будто молчать боится или пауз с людьми. Знаю, что уже почему то не так раздражающе с ним переговариваться и втянусь, даже сильно не сопротивляясь. Ощущение, что болтливость заразна, как и та слизь, которую в прошлый раз глотнул. – Можно спросить? И да, действительно не выдерживает даже пары минут, как начинает свой треп. Я только киваю, не разлепляя глаз. Возможно, удастся доспать свои пару часов, которых никогда не хватает. Возможно удастся, если он тоже замолчит, разделив со мной тишину. Однако, видимо не оценив момента и располагающей атмосферы все таки продолжает, в такт бьющему по крыше дождю. Открывает рот и даже кошусь на него расслабленно. Растерял уже всю злобу, на место которой пришло какое то опустошение и усталость. Холод вытянул из меня, заняв ее место. Открывает рот и оглушающий крик, тут же затирается усилившейся грозой. Громом, как по специальному таймингу бьет, чтобы напугать сильнее. Дергает обоих и пока Аллен пытается что то разглядеть в почерневшей от наступившей рано мгле улицы, я хлопаю себя по карману. Хлопаю и сам замираю, как и этот напротив. Пустой. Под пальцами только ткань пустая и нет твердых очертаний пистолета. Даже внимания не обратил, когда руки совал в карманы. Дыхание сбивается, а сердце как бы набатом бьет под мысли, которые лихорадочно начинают мне подкидывать воспоминания. Сейчас соображаю кристально чисто, как и капли, которые с меня все еще капают. Вспоминаю все в мелких подробностях и по лицу бы себе съездил за то, что так тупо прокололся. Понимаю, что когда поскользнулся на грязи у порушенного здания, звук был не от улетевшей консервной банки, которую задел. Понимаю, что на эмоциях хотел быстрее вернуться в теплый салон и не проверил карманы. Даже не подумал, что могу затупить так. Затупок, блять. – Я выронил. – Смотрю на него, медленно переводя взгляд. Бросаю тихо, но он как раз слышит и понимает, что я имею ввиду. Сразу тухнет весь, впадая в какой то ступор. И понимаю ведь, что он то свой в принципе не брал. Забыл опять где то на столе, когда гильзы обновлял. Тоже понимает, я уверен. Именно поэтому сейчас немного оживает и двигается даже. Руки складывает, сжимая ткань на своих штанах и дышит тоже шумно, на миг перестав. На миг, в котором отчетливо слышен хруст костей, который не смотря на барабанящий дождь слышно, слишком близко. Как будто в паре метрах отнята жизнь. Хочу потянуться за рацией, но вот сейчас кишки кипятком ошпаривает и я так застываю, с протянутой рукой. Мне требуется секунда на размышления и я оглядываюсь на окно за спиной. Темно, слишком плотная чернота на улице, что сейчас хорошо. В нашем случае, это действительно хороший знак. Даже не смотрю на Аллена, когда без слов ему говорю. Рукой только дергаю, показывая направление, чтобы дернувшись на мне уже сконцентрировался. А зрачки у него совсем мутные и он не здесь уже. Сука, как не во время это все. Совсем не нужно ему сейчас выпадать куда то и бояться. Тупить времени нет. Приходится подать голос и рисковать, чтобы точно понял, что хочу от него. Рисковать, но шипеть ему, вынуждая отвиснуть наконец, и делать хоть что-нибудь. – Лезь на заднее. Сейчас. На заднем возможно не сможет различить наш силуэт под затонированными стеклами. Не заметит нас мерзость эта, которая неуклюже цепляется когтями и царапает, с корёжащим звуком краску на машинах, чтобы не упасть, когда в нашу сторону движется. Сигнализации срабатывают друг за другом, нарастая. Движется с трудом, но слишком уверенно. Точно не свернет и точно, вот сейчас рядом пройдет. Я куда быстрее перебираюсь, чем медлительный Аллен, словно уже делал так. Словно ошибался уже однажды и навалившись давлю его ниже, вминая в обивку. Давлю его, зажимая между собой и мягким сиденьем. Специально сделал это быстро, чтобы не дать себе возможности обдумать все. Сразу накатывает тошнота, когда чувствую его тепло. Пытаюсь не дышать лишний раз, чтобы не стошнило. Даже мутит, как пьяного и я сжимаю зубы. Совсем не время. Совсем нельзя блювать сейчас. Это не надолго, нужно только перетерпеть. Я всегда терплю дискомфорт и сейчас должен. Только слюни текут, как будто, что то в глотке застряло и потряхивает всего. Как и он крупной дрожью захожусь, только не из-за страха. Куда мне, если все ощущения меня давят. Страху там места не осталось. Хорошо, не завел машину. Хорошо, пожалел зарядку на аккумуляторе и решил даже фары не включать. Мне кажется или у меня тоже взгляд плывет сейчас, как и у этого минутой ранее? Мажется картинка и я смотрю на окно, концентрируясь на одной четкой мысли. Когда же появится червяк, который царапнул машину сзади нашей. Когда я смогу увидеть его и меня действительно стошнит. Ерзает еще подо мной, создавая лишний контакт, но сейчас игнорирую это. Думаю, думаю, думаю, чтобы отвлечься. Я всегда думал. Приучил себя отвлекаться в похожие моменты, чтобы сердечный ритм нормализовать. Его они очень хорошо слышат и выцепляют из окружающих звуков. И ерзает, слишком отвлекающе для меня, что то хочет сказать, но не отрывая взгляда от окна, только руку ему на рот кладу. Без слов затыкаю. По пальцам шпарит так, что хочу отдернуть, но запрещаю себе. Уже взрослый. Терпи. Терпи и может быть, утро встретим, а не пасть с зубами. Снова погружаюсь в мысли и перебираю варианты. Дверь я не закрыл, решив видимо, проебаться сегодня по всем фронтам. Дверь не закрыл, потому что был от чего то уверен, что и в этот раз будет все пусто. Скачу с каждой мысли, долго не задерживаясь на чем то конкретном. Как будто если сделаю паузу, то накатит и я не выдержу, сам выбежав на улицу в лапы смерти. Я такой распиздяй, оказывается. Просто распиздяй. А я все думаю и думаю. Думаю, на сколько этот червяк старый. Услышит ли за дождем бешенное сердцебиение Аллена, которое бьёт мне в грудь, как будто подгоняя мое тоже, заражая этим быстрым тактом. Думаю, успею ли среагировать, когда червяк показавшись, останавливается и ведет обезображенной гниением мордой в нашу сторону. На человека мало походит и это пугает. На человека не походит, потому что не инкубатор, а охотник, который тащит по грязи труп к их логову, которое по пути. Логову, которое я должен был уничтожить в прошлый раз, если не новое себе нашли. Пара выжила и они себе где-нибудь еще одно вырыли, матку потом избрав. Как тараканы живучие. Помню, что эти твари могут пройти километры, в поиске подходящей добычи, но упрямо слежу за траекторией его скользких шагов. Не то от разлагающегося мяса так западает на правую, не то от грязи, не может ровно вес распределять. Смотрю, перестав дышать, чувствуя именно сейчас самый сильный рвотный позыв, когда паразит хрюкнув и почти захлебнувшись в жиже, текущей из разорванного горла, переводит свои вытекшие зрачки на мои глаза, ища источник звука обостренным слухом. А мерзкий то какой. Давно таких отвратительных не видел, чтобы кости черепа видны были. Опытный, проживший не один год и поэтому так выглядит. Сдохнуть уже должен, но куда, если это просто сосуд. Вон, личинки из под костей торчат, капли слизывая. Все таки услышал нас. Что то почувствовал в машине перед собой и я поджимаю губы, уговаривая себя не глотать набежавшую слюну. Лишние шумы не создавать. Сердцебиение Аллена даже я могу слышать, как и его вдохи, которые совсем не тихие сейчас. Сука, никогда в жизни не хотел себе вторую руку отрезать и повторить тот опыт. Никогда не хотел, но сейчас бы зубами перегрыз мышцы, как зверь, попавший в капкан, когда как ребенка его глажу. Ну заткнись уже, перестань привлекать к нам внимание. Мало надеюсь, что поможет, но у других же работает, так ведь? Люди успокаиваются от тактильных контактов. Специально не опускаю взгляд, чтобы не видеть этого. Достаточно и того, что чувствую это все. Из-за адреналина даже слишком хорошо все ощущаю и именно поэтому нельзя смотреть. Точно стошнит и плакала наша конспирация. Нужно было таблетками все таки закинуться. Горсть бы проглотил, чтобы не чувствовать этого. А я только на ощущениях как будто живу и не понятно, зрение у меня поплыло все таки и голова кружит или это дождь плотной стеной обзору мешает. На одних ощущениях сейчас здесь нахожусь. Чувствую, как дрожит меньше и выдохнул бы с облегчением, если бы дышал сейчас. Воздух застрял на половине и теперь ни туда ни обратно двинуть его не могу. Горло мне дерет тошнота. Дрожит меньше и я не уверен хорошо ли в его случае, что умирает по немногу, перестав мир этот воспринимать. Главное, чтобы истерику не поймал. Вот сейчас мы двое на грани, но себя я умею контролировать, а этот точно крышей поедет и выдаст нас. Собираюсь с силами и делаю вдох, чтобы не задохнуться. Все таки не дождь, а действительно перед глазами плывет. Собираюсь с силами и снова прекращаю дышать, когда ложусь на него полностью, чтобы быть максимально близко. Чтобы только он меня мог услышать сейчас, когда шепчу, едва различимо. – Будешь так шумно бояться и он нас услышит. Вжимаюсь в него, когда слышу шаги в нашу сторону и закрываю глаза, пытаясь слиться с сиденьем. Кости его чувствую и тепло, которое обжигает меня. Когда мы с ним вот так близко, понимаю разницу в росте и комплекции. Как то до этого не замечал, что он такой мелкий. Мелкий и точно слабее меня не только в моральном плане. Действительно медик все таки, а не борец с червями. Не хотел бы замечать, но я пытаюсь хоть о чем то думать. Единственное за что могу зацепиться сейчас. Сожгу свою одежду. Точно сожгу одежду, если выживу. Солью бензин с машины и себя подпалю, чтобы не ощущать это все больше. Как будто испачкался в чем то не смываемом. Руки Аллена не уверенно сцепляются у меня за поясницей и меня как будто током бьёт. Очень много сил вкладываю, чтобы не дернуться в противоположную сторону. Не выдерживаю и все таки выдыхаю через зубы, чтобы хоть как то унять отвращение. Сделай он так в другой обстановке и я бы брезгливо себя отряхивал. Жалко не могу его отпихнуть и сделать это сейчас. Глотаю горькую слюну и пытаюсь дышать ровнее, чтобы успокоить сердце. Дышать ровнее, чтобы не тошило так сильно. Меня когда нибудь не тошнит? Я теперь не понимаю, был ли у меня день передышки, потому что я постоянно с тошнотой борюсь. И дома, и на улице. Сейчас, когда пальцы сжимаю на его одежде, уже не соображая. Нельзя, чтобы я не выдержал. Даже если паразит выглядит медлительным и совсем не опасным, создавая иллюзию того, что можно убежать. Даже если его внешность такая хрупкая на вид, нельзя чтобы он нас почуял. Такие и стены крошат при ударе, когда хотят выкопать свою добычу из под завалов. Такие и зубами способны разгрызть, ломая челюсть, кость. Я знаю это и видел собственными глазами на зачистках гнезд. Знаю, как быстро может оборваться человеческая жизнь, стоит только обмануться. Угрожающе стискиваю пальцы, сильнее сжимая, когда хлюпающие шаги раздаются совсем близко. Любит же читать меня, так пусть сейчас поймет без слов, что я ему говорю. Уговариваю не бояться, перестать дрожать и дёргаться. Себя уговариваю не блювать. Требований у меня к себе не много. Почти не дышу, найдя темп при котором меня не вывернет, но и звездочки перед глазами не пляшут. Почти не дышу, а тварюга напротив, шумно втягивает воздух через дырки в черепе. И даже глючит меня сейчас, потому что слышу, как будто говорит что то. Глючит, но я вслушиваюсь против воли. Какую то мантру бормочет, не сбиваясь, словно молитву читает, которые, я уверен, Аллен по кругу в своей голове сейчас крутит. Даже дергает от непонимания, когда доходит, что это не нехватка воздуха мне подкидывает бред этот. Дергает меня и этого тоже, как по инерции задело нас обоих. Тоже слышит и хрипло вдыхает. Другие ведь только стрекочет, визжат, хлюпают своими отпавшими из-за гниения губами, но никак не говорят. Никогда не говорили отдалённо человечески, скрипя чересчур длинными, заточенными об кости зубами. Кажется, что все таки я крышей поехал или вырубился из-за недостатка кислорода и сейчас ловлю какой то сюрреалистичный сон. Особенно, когда охотник, булькающе, словно смеясь, что то говорит вновь, как будто разговаривая с невидимым собеседником. Скулит, капая на землю слизью и отшатывается назад, почти падая. Как будто сейчас кто то его с силой оттолкнул от нас. Мотает своей уродливой головой, со свисающими, спутанными волосами и все таки делает шаг от нас, теряя интерес. Я так и не понял, когда успел подняться, чтобы ловить каждое смазанное движение. На автомате делал на суставах, которые меня не слушались все это время. Смотрю и пытаюсь осознать, зацепившись за странный символ на бедре, словно кислотой выжженный. Слишком четкий для случайной травмы и слишком странный для обычных тупых паразитов, способных только жрать и размножаться. Словно клеймо. Только когда это пятно растворяется во тьме, даю себе разрешение расслабить окаменевшие мышцы и упасть обратно на судорожно выдохнувшего Аллена. Накрывает эйфорией, отбивая мозги, смешиваясь с адреналином в крови. Меня распирает всего и даю себе разрешение, тихо засмеяться куда то в ворот чужой одежды. Не тошнит. Совсем не тошнит, потому что именно сейчас я под кайфом. Обдолбан, с непривычки и чувствую, что то схожее с счастьем, но в высшем проявлении. Утро встречу и одежду, возможно не сожгу. Себя тоже, может быть, палить не буду, потому что заслужил. Не потерял еще хватку и в любой ситуации себя в руках держу. Почти маниакально проговариваю, сбитым голосом, пытаясь теперь надышаться. – Хорошо, что потерял пистолет. Он бы и после обоймы не сдох. А самого распирает так, что точно крышей поеду теперь. Как же хорошо. Как же я скучал по этому.

***

– Что тут смешного, – Онемевшие губы с трудом размыкаются и мой голос как будто вовсе поломался от так и не ушедшего страха, который меня точно утопил собой. Поглотил полностью и я уже живым себя не чувствую больше. – Он нас чуть не сожрал. Встречаемся с ним взглядом когда приподнимается с полнозубой улыбкой. Я его боюсь. Пожалуй, боюсь сильнее, чем вот то в темноте, которое не известно ушло ли, а не прячется где то. Он не нормальный, точно поехавший, раз ловит такое удовольствие. Черти одни во взгляде, не то что пляшут, а кого то вызывают, по ощущениям. Кого то более серьезного и на касту выше. Улыбается мне, опьянев от эмоций и даже не может нормально свой безумный взгляд сконцентрировать. Плывет и как будто мы действительно с ним пили что то крепкое, а не смерть нам в затолок подышала. Мне в затылок, а ему в лицо. Он в отличие от меня его видел и все равно не испугался, как я. У меня инфаркт чуть не случился, а у него так. Мандраж лёгкий. – Не сожрали же. И отмахнулся бы от меня, как будто я бред какой-то несу. Точно отмахнулся, если бы не трясло его так лихорадочно. Трясет так, что не может подняться с первого раза на отказавших руках. Трясет не от страха, а от чего то не здорового, совсем больного. Я тоже буду таким? Вот таким же ебанутым? У меня одного сейчас сердце чуть не встало или это такая реакция на стресс специфичная? Мне бы действительно проще было, если бы тоже боялся сейчас, как я. Лишним чувствую себя на этой тусовке счастливых, беззаботных людей. Все таки садится и возбужденно облизывает губы, пытаясь дышать не так сильно. Выровнять дыхание безуспешно, чтобы не задыхаться. Лыбу тянет свою и даже не смотрит сейчас на меня. Куда там, если приход какой то ловит от неизвестно чего. Я не двигаюсь совсем. Не пытаюсь даже и пальцами шевелить, как будто страх имеет физический облик. Хватает цепкими лапами и удерживает невидимой удавкой на месте. Душит как будто, сжимая горло по сантиметру и дышу тоже через раз, пытаясь осознать. В крышу смотрю и никак не могу понять, что все. Все закончилось. Не хочу смотреть на него сейчас, но он единственное, что может отвлечь от липкого страха, который меня пропитал всего. В нем я вымазан и отхаркивать скоро начну, когда в легкие затечет. Никогда в жизни не был уверен, что умру сегодня и никак не отпустит. А если вернется? Вдруг захочет проверить и подергать двери. Не могу дышать и открываю рот, чтобы воздуха глотнуть. Немного легкие кислородом расправить, перестав задыхаться. Смотрю на него, растекшегося по сиденью и не узнаю сейчас. Как будто два разных человека и этого, бракованного мне подкинули. Смотрю на все еще улыбающегося психа. Говорили в отделе о нем. Много говорили, но только сейчас понимаю, что возможно, слухи не врали. Отмахнулся тогда, посчитав, что просто человек такой специфичный, создающий образ себе. Сочувственно меня тогда по плечу похлопали и долго смотрели, когда сказал, кто курирует. Хлопали по плечу, успокаивая и говоря, что он больной. Не в переносном смысле, больной на голову. Так и зависаю на нем, постепенно проваливаясь куда то в себя, но вдруг подскакивает, пугая меня от неожиданности. Вздрагиваю, когда он порывшись в брошенной куртке, достает свои конфеты, которые постоянно в рот сует, вместо сигарет. Даже курильщики так часто не курят, как он их ест. Достает и рвет обертку прямо зубами. Как же он жизнью своей доволен. Жизнью и этой ситуацией в целом. Против воли вспоминаю как злился до этого и осознание не приятно карябает где то внутри. Злился не из-за дождя или плохо настроения. Он злился, что действительно никого не нашел. Никогда не видел, чтобы он улыбался так и не хочу больше. Ни за что не хочу видеть, какое удовольствие ему приносят такие ситуации. Смотрит на меня и я поджимаю губы, не зная, что сейчас ожидать. Как с зверем диким заперт в четырех стенах. Смотрит долго, что то разглядывая во мне и даже улыбаться перестает немного. Возмутился бы наверное, если бы не умер сейчас на половину. Знаю и вижу, что не нравлюсь ему, но это уже что то привычное. Ловить эти взгляды, с раздражением на пустом месте. А он все смотрит на меня и не понимаю, что сейчас выстрелит. Кинется на меня? Вздрагиваю в который раз за этот вечер, когда он неожиданно кидает мне на живот такую же карамель. – Заслужил Даже глаза немного щурит, улыбаясь. Не улыбайся мне больше никогда, пожалуйста. Лучше как и раньше кривись и закатывай глаза, чем это все. – Спасибо. Выходит задушено и жалко. Как будто не мой голос такой хриплый, не свойственно низкий. Сам я наверное, тоже жалкий. Не могу веселиться, когда чуть не умер и конфетами удовольствие растягивать. Я вместо этого не могу все еще прийти в себя и выпадаю, кажется. Что то во тьму меня утягивает, когда не могу на что то отвлечься. Не понимаю в какой момент у него оказывается в руках рация. Не понимаю, что он говорит. Не могу понять, почему я так выпадаю в никуда и сколько времени на самом деле прошло. Пальцами у меня перед носом щелкает и я кривлюсь, снова возвращаясь. Щелкает, а его развеселившийся голос раздается откуда то выше. Не туда, куда я все это время смотрел, залипнув. – Ты во мне скоро дырку прожжешь. Смотрит на меня какое то время ,ничего не выражая и это только напрягает сильнее. Я весь как одно определение слова «напряг». Можно в словарь меня занести или в медицинский справочник по неврологии. Не двигаюсь и не дышу нормально. Раз, и умерло что то у меня внутри. А он все смотрит, ничего не выражающими глазами на меня, что то по мне определяя и видимо, тоже выпадает. Я привык, что он всегда такой не эмоциональный и в облаках своих витает периодически. Даже интересно, о чем думает в такие моменты, но сейчас знать бы не хотел. Смотрит ничего не выражая и становится каким то насмешливым. Даже голос издевательски повышает, когда голову повыше закидывает, чтобы смотреть на меня сверху вниз. Чтобы ещё сильнее это ощущалось, давит этим. – Подними себе сахар. Ты весь бледный. И ведь для него это все, точно, уже пройденные истерики. Именно поэтому ему забавно в этот момент. Забавно, что кто то боится смерти, а не ловит адреналиновый приход, как некоторые, уже отбитые. Некоторые, которые не боятся каких то червяков. Не хочу с ним спорить и говорить тоже сейчас не хочу. Растерял все навыки на связанную речь и поэтому послушно сую себе в рот конфету, отдавая фантик. Даже руки свои не отдергивает, как обычно это делает. Всегда же так делал, совсем не скрывая отвращения ко мне. Хочу верить, что оно не только ко мне такое, но не уверен, что это лучше, если задумываться. Общается только со мной, но только потому что выбора у него нет. Ненавидит когда нахожусь слишком близко и самого даже перекашивает иногда. По нему всегда видно что он думает, даже не скрываясь. Сейчас тоже вижу интерес не здоровый, по меркам того, кто никогда мной не интересовался. Интерес, словно я лягушка с распоротом брюхом на столе. На курсе резали их. Он наверное тоже. Сую себе конфету в рот на чистом автомате и по началу не чувствую вкуса, будто все чувства разом выкачали. Не чувствую и каких то эмоций, разучившись жить. Стоит сахарной приторности по языку разлиться, все же прихожу в себя окончательно. Не утихший, как оказалось, до этого дождь все ещё крупными каплями лупит по крыше, как и ветер, завывающий между потухшими окнами домов. Холод чувствую и только сейчас ощущаю на сколько замёрз, на самом деле. В целом, все ощущения обрушиваются разом, как будто умер до этого и внезапно ожил. Вкус тоже чувствую. Карамель сливочная. Совсем не вяжется с ним и меня это реально удивляет. Такой угрюмый и вспыльчивый постоянно, а сладкое любит. На столько удивляет, что не могу от комментариев удержаться, на секунду забыв, что боюсь. – Не думал, что тебе такие нравятся. Наконец встречаемся взглядами по нормальному и я не смотрю сквозь. Могу нормально дышать, глотая воздух и пытаюсь надышаться сейчас полной грудью. – Какие? – Косится на меня не добро, принимая все в штыки и кажется, тоже становится наконец нормальным, раз реагирует привычно. Не улыбается больше мне. Руки поднимаю в защитном жесте, как то по привычке, но шиплю, чувствуя и кости свои пострадавшие теперь. Провожу по ребрам руками даже, чтобы понять сломал мне что то или нет и пальцы сразу намокают, когда одежды касаюсь. Щелкает, вспоминаю, что дождь на улице и он уходил. Что мир не заканчивается здесь, за закрытыми дверьми. Натекло воды с чужой одежды не только на обивку, но и на меня и именно поэтому холод чувствовал. Не потому что испугался, а потому что промок как и он, даже не выходя из машины. – Ты мне ребро сломал, – под притворно сочувствующий взгляд даже показываю где, кривясь. – Здесь. – В следующий раз постараюсь нежнее спасать твою жизнь. Огрызается на меня и отворачивается. Снова перестаёт смотреть на какое то время, видимо, потеряв интерес. Собой становится. Подчёркнуто не заинтересованным в разговорах и контактах со мной. Даже зрительные боль ему какую то душевную наносят. Я тоже, кажется. Собой становлюсь. Могу говорить без хрипов и думать. Странно, что не напал этот паразит раньше. Если видели его и он даже позволил кому то уйти, а не кинулся. – Слушай, а почему, он не напал на других, – подбираю слова и пытаюсь, чтобы не выглядел сейчас глупо, опять ошибаясь в чем то. – Он же мог. – Это не тот, ради которого мы приехали. Сразу меняется в лице и становится серьезным. Что то взвешивает у себя в голове и не дрожит от адреналина больше. Снова мне подкинули того, уже привычного. Смотрит на меня, со снисходительностью в ответ. Без огня в глазах. Обычные, снова не особенно живые и уставшие. Становится серьезным, как и до «встречи», как безопасно думаю про себя. И ведь каким то образом получилось избежать его, не налетев. Буквально, задержись он на десять минут и хрустели бы уже его кости. Шумно вдыхаю воздух, чувствуя как начинает по новой накатывать паника. Не хочу, чтобы было заметно по мне на сколько на самом деле я испугался. Мне даже стыдно в какой то степени, когда сравниваю себя с ним. Вот он ничего не боится и явно думает, что я слабак какой то. Слабак, который смерти боится. Не позволяю себе сбивать темп дыхания, только его настроив и пытаюсь нащупать что то, что можно спросить. Чтобы не сидеть в давящей тишине и не вслушиваться в звуки на улице. Бормотание это не услышать случайно. – А как же… – Ты слышал как он говорил? Перебивает меня и даже смотрит без какой то брезгливости, как обычно. Молчал и сам до этого, чтобы сейчас вкинуть это. Брови вот сводит сейчас, торопя меня с ответом и я зависаю. Как будто обухом бьет осознание, что он тоже слышал. Я не с ума сошел, а действительно какая то речь отдаленная была. Он тоже слышал эти обрывки фраз, брошенные в темноту. Обсуждающие что то, определённо, ведя осмысленный диалог. С кем даже думать дурно и я киваю, скривившись от боли, которая разлилась по всему телу. Затекшие конечности чувствую теперь, как и то что все еще мокрый. Осторожно сажусь, зеркаля чужую позу и оглядываюсь в окно за спиной. Темень облепляет машину со всех сторон, а льющий плотной стеной дождь, смывает любой свет от фонарей. Не могут сквозь него пробиться, как не пытаются и мне стремно, что не могу что то увидеть. В целом все давит на меня и я с силой себя принуждаю отвернуться. Перестать ловить какие то движения там, которые мое воображение подкидывает. Отворачиваюсь, хотя очень хочу опять обернуться. Он вот тоже задумчиво вглядывается в темноту за моим плечом и все таки блокирует двери с пиликающим звуком. Скорее для галочки делает, раз до этого не задумывался об этом. Он в отличие от меня не боится. В целом, как будто страх ощущать не способен. Отбитый. Мы молчим и единственное, что я могу сейчас делать, это смотреть на него. Хоть на чем то зацепляюсь, чтобы не коситься по сторонам. Мы молчим и для меня спасение, что вдруг сам говорить начинает. – У него было клеймо. Чья-то зверушка. – Горько улыбается, встречаясь со мной взглядом. Я уверен, что сказал мне это специально и сейчас смотрит за реакцией. Забавно ему. Против воли у меня всё внутри сжимается и я ежусь. Неужто кто то смелый смог приручить ЭТО. Даже проговариваю в слух, но в ответ только фыркает, маскируя смех. Для него все мои слова глупые и наивные, я уверен. Для него сложно не комментировать это. Проглатывает сейчас, в открытую не насмехаясь, но кожей чувствую как хочет. – Очень сомневаюсь. Но это странно, охотник в черте города, – Он рассеяно смотрит в потолок, болтая ногой. Думает и пытается проанализировать, растягивая предложение. – Который может разговаривать. Не говорит ничего больше, а меня поджимает спросить. Не потому что не понимаю чего то. Потому что на меня давят стены, с темнотой за ними. Вынуждают рот открывать и тянуть разговор как можно дольше. – Проясни, – Упираюсь затылком в холодное стекло и все ещё не оборачиваюсь. Какая то усталость накатывает. Слишком много сил ушло на страх. – Не совсем понимаю, что конкретно ты считаешь странным Снова смотрит на меня и брови поднимает. Скорее всего, для него мои вопросы кажутся глупыми и я ведь понимаю, что это совсем не штатный случай был. Конечно, у меня опыта нет, но и так знаю, что черви не обладают сознанием. Все равно буду спрашивать и просить ответы на любые вопросы. Даже если посчитает меня идиотом. Пусть только не прекращает говорить со мной. Пусть только не оставляет меня наедине со своими мыслями. Они меня убьют, если он замолчит. Смотрит на меня, а потом тихо выдыхает, собираясь с силами. Я его утомляю и это тоже знаю. – Всё. – Он отворачивается от меня, чтобы в окно посмотреть. Я тоже прослеживаю взгляд, но сразу его отвожу. Мне точно нельзя этого делать сейчас. Я опять вижу чьи то глаза, которых, я уверен нет. Глаз, как и опасности за окном и именно поэтому он спокойно продолжает, так и не повернувшись. – Странно, то что охотники не вылезают в людные места а охотятся в полях, оврагах и канавах. Еще более странно, что они могут вести речь. Там уже давно сгнить должно было, поэтому это не остатки человека, а сам паразит. – А клеймо? – Без понятия. Но уже чувствую, что не хочу знать почему и как. – смотрит на меня с секунду и дергает плечом, снова отворачиваясь. Как будто смотреть на меня дольше, приносит ему дискомфорт. Всегда подчёркнуто не заинтересованный в общении со мной и это раздражает. Не скажу об этом, конечно. Никогда не скажу, что и говорю я сейчас только потому, что боюсь. Не потому, что он крутой собеседник, а просто я вот такой. Тоже в окно теперь смотрю, в этой повисшей тишине и внутренности узлом перекручивает, когда пытаюсь разглядеть совсем черные силуэты. Снова бегаю взглядом не в силах прекратить. А дождь бьёт, не останавливаясь. Бьет, как будто по моему самообладанию, нагнетая обстановку сильнее. Поговори со мной. Еще немного и я точно в руки себя возьму. – Надеюсь, никто больше не придёт. Теперь награждает меня взглядом дольше чем секунда. Дает прочувствовать себя идиотом. Вижу по его лицу, что считает меня таковым и даже голову наклоняет опять, издеваясь. Потешается, что я ничего не знаю. – Они не ходят стаями на охоту. – медлит по началу, взяв паузу, а спустя время все таки едко добавляет, едва улыбаясь. Криво и совсем не доброжелательно. Презрительно, скорее. – Боишься? – Нет. Отвечаю слишком быстро и понимаю, что мне он не поверил. Почти скалится в своей усмешке и мотает головой, тихо смеясь в себя. Я боюсь. Как нормальный, психически здоровый человек, боюсь возможной смерти. Не допускаю, чтобы мое лицо перекосилось, а руки начали в нервном напряжении комкать влажную одежду. Не допускаю первые секунд пять, а потом не выдерживаю и все таки сжимаю собственный рукав. Успокаиваю себя, что это только потому что ткань липнет из-за влаги к коже. Только поэтому. И давит на меня все. Вообще все вокруг меня, как будто стискивает и я не могу молчать. – Почему мы все еще здесь сидим? Когда я уже в свой безопасный дом попаду, где нет издевательского тона? Где нет ебучих паразитов, которые меня сожрать могут. Ему смешно с меня. С того, что я не поехал крышей, как он. – Акт я сам заполнять буду? И сейчас смеется невербально. Вижу по глазам, что хочет, но отчего то в открытую мне этого не показывает. Не говорю ничего больше, чтобы не вытолкал меня,шутки ради. Чтобы посмотреть, что делать буду, когда достану его. Не говорю ничего, но очень-очень хочу. – Почему то, когда ты появился, постоянно все идет не так, – Вдруг начинает разговор сам и даже поворачивается для зрительного контакта. Сегодняшнею дату можно обводить в кружок и праздновать каждый год. Сегодня он смотрит на меня рекордное количество раз. Сегодня он САМ говорит со мной. Дает как будто поблажку этим, самостоятельно заводя тему. – Тебе черная кошка перед работой, дорогу не перебегает? – Я не верю в приметы. Он глухо смеется, почти не различимо и отмахивается от меня. – Я скоро начну.

***

Когда тишину разрывает звук буксирующих по грязи шин, он дергается и вылетает из машины, хлопнув дверью. Снова оставляет меня одного. Как будто отрицает саму концепцию наших отношений и что должен кого то ждать, тоже. Не хочет ждать, когда я перестану впадать в ступоры, стоит оказаться в тишине. Никогда не замечал, что реагирую на стресс такой сильной отрешенностью. Вот ни разу в жизни я не реагировал так и очень надеюсь, что у меня ничего внутри не замкнет. Оно ведь по началу всегда так. Сначала значения не придаешь, а потом в смирительной рубашке оказываешься. Остаюсь один и как бы не хотелось не идти на улицу, приходится сжать кулаки у себя на коленях, собирая уверенность. Собирая этот свой образ, чтобы не так стремно было под чужим взглядом. Даю себе небольшую отсрочку перед тем, как осторожно выйти следом. Дверь аккуратно закрываю, боясь все еще, что шум кого то привлечет. Слепит меня эта темень и дождь немного успокоившись, теперь только моросит по голове мелкими каплями. Делает все еще более не приятным. Один стою, не решаясь делать шаг, пока не уверен, что накроет. По сторонам смотрю, пытаясь понять откуда этот червяк полз, чтобы успокоиться. Чтобы понять, что он не прячется между припаркованными машинами. Даже видно как он шел, когда двери карябал. Металл уродливыми полосками изгибается и мне кажется, что я снова начинаю дрожать. Делаю шумный вдох, разгоняя кислород по крови, чтобы сознание не терять. Взгляд сейчас опускаю, чтобы не смотреть на кривые царапины и вдох застревает в горле, почти давлюсь им. След из черной слизи тянется по земле и рядом с нами он тоже накапал приличную лужу. След, который даже дождь затереть не смог. Слишком липкая и плотная, не растворяющаяся в обычной воде. Убеждаю себя, что не боюсь этого всего. Что я не ссыкло какое то и ничего не произойдет, если посмотрю. Вылез же он откуда то? И мне не страшно, просто ветер под мокрую одежду забирается. Прохожу пару шагов, стараясь не наступать в нее, но снова застываю. Опять у меня мозг отказываются работать, полностью вырубая двигательные способности. Спасибо, что как дышать я помню пока что. Спасибо, что театрально не падаю, когда делаю шаткий шаг назад. Самого уже раздражает, что реагирую так. Чувствую себя слабым по сравнению с Гау, который скорее всего, даже это не заметил. Ему и плевать, не будет пытаться разглядеть, что там у него под ногами. А меня это так все бесит. Не могу взять себя в руки и злюсь же на себя, за это проявление слабости. Она же не кинется на меня. Блять, она не живая и даже не заразная. Психую, но двинуться не могу. Психую и переглядываюсь с кровавым пятном на земле, которое коричневое уже. Коричневое, из-за смеси крови и слизи, которая даже будучи не в носителе, начинает заражать здоровые клетки. Это я помню из лекций. Это я могу теперь видеть своими глазами. – Где застрял?! Голос отрезвляет меня и мотаю головой, резко обрывая этот визуальный контакт. Кричит, потому что уже и забыл, что там что то было. Возможно, мне стоит поговорить об этом с кем то. Поговорить со здоровыми людьми и понять, что я не слабый и это в порядке нормы. Бояться так. Упрямо не смотрю больше, отворачиваясь, чтобы даже периферийным зрением не цеплять. Щурюсь в темноту, различая очертания и натянув улыбку, подхожу ближе. Даже не дрожу и снова будто налегке. Если он не боится, то и я не буду. Не хочу, чтобы и дальше не воспринимал меня в серьез. Для чего мне его одобрение пока и сам не понял, но скорее всего просто зависть. Обычный человеческий порок, который есть у всех. – Ну что там? – Делаю определенные усилия, чтобы голос не дрожал. Только пальцы, которые по бедру бьют угомонить не могу. – Скоро уже? Гау вздыхает и возводит глаза к небу. Испортил ему аутентичную обстановку своим появлением и снова, не скрываясь это показывает. Именно поэтому его все избегают. Да, покажи на сколько я тебя раздражаю. Покажи, как ты жалеешь тратить на меня слова. На почерневшие из-за дождя облака смотрит, но не уцепившись за что то конкретное, снова в меня упирается. И вижу как он слова подбирает, чтобы не звучать агрессивно. Вижу по нему, как я его бешу. – Пока ты копался, я уже все сделал. – обрывает со мной зрительный контакт только, чтобы кивнуть сотруднику, отпустив его. Разворачивается теперь нормально, не как в пол оборота до этого на меня смотрел. Придирчиво окидывает взглядом и поколебавшись пару секунд, что то мысленно решает. Жестом зовет за собой, как собаку, когда делает шаг в сторону дворов. Черных, с кривыми ветвями деревьев из-за опавшей давно листвы. – Пошли пистолет найдем. Я не хочу никуда идти. Особенно в пусть и легкий дождь. Идти в темноту, откуда вылез паразит, чудом не нарвавшийся на него. Снова меня не ждет, зная, что побегу за ним в любом случае. Точно понимает, что не буду оставаться один под завывания ветра. Только хочу доказать что то. И себе и ему. Что не боюсь этих теней на улице. Не боюсь ощущения, что мне кто то под лопатки смотрит сейчас. Стою, и жду каких то потеплений в своей голове, видимо. Стойко стою, не двигаясь, пока он не пройдет пару метров, так не обернувшись. Срываюсь, быстро ровняясь с ним и поджимаю губы. Не хочу, чтобы меня воспринимали как слабака, но и оставаться один на один со своими мыслями тоже не хочу. – А где он примерно? – Там, – вытягивает руку в направлении мало освещённого переулка и расплывается в издевательской полуулыбке. Смешно ему с меня. – Страшно, да? – Я не боюсь. – Начинаю закипать и ускоряю шаг, обгоняя. В ночи ничего не видно, но мне так плевать. Издевается ведь специально, а я ведусь как малолетка, но ничего с этим сделать не могу. – Ты уже в тре… Спотыкаюсь и резко выпрямляюсь, ловя равновесие, которое запоздало возвращается. Упал бы, но только чудом на ногах остаюсь, которые подгибаются сразу. Спотыкаюсь и не хочу смотреть обо что, потому что воспалённое воображение картинки подкидывает. Теперь меня обгоняет в пару шагов, тихо фыркнув, чтобы смешок подавить. Снова смягчается. Снова пытается меня не травить. – Расслабься, это палка. Закатываю глаза и ровняюсь рядом, пытаясь не смотреть по сторонам. Не на качающиеся из-за ветра деревья, бросающие жуткие тени на стены домов. Не на углы, в которых не известно что может сидеть и поджидать удобного случая, чтобы схватить. Гау напротив под ноги только внимательно вглядывается. Ловит какой то блеск и закусывает губу, что то там взвешивая. Останавливается и присаживается на корточки, подпирая голову руками. И мне кажется я знаю о чем он попросит. Уже понимаю, что пачкать руки не захочет и скинет все на меня. Знаю и кривлюсь, понимая, что соглашусь. Выбора у меня не будет. С ним никогда нет. – Слушай, – Сейчас не издевается и даже не поворачивается, полностью сосредоточенный на оружии, которое почти полностью потонуло в грязной луже – Можешь достать? Я тоже подхожу, чтобы оценить ущерб. Рядом сажусь, зная, что нарушаю его святое личное пространство за которое он так переживает всегда. Специально это делаю, чтобы помучался в этой своей не любви ко мне. Помощь нужна и именно поэтому будет терпеть. – А сам что? Я тоже копаться в этом не хочу, если что. – Меня стошнит. – Плечом дергает и понимаю, что не врет. Меня тоже. От всего этого.

***

– Ты никогда не думал… – Снова начинает свой треп и я скашиваю на него взгляд. – Странно, что за все время люди не придумали, как можно контролировать паразитов? Снова тянет его на бесполезные разговоры ни о чем. Философствовать сейчас хочет и прикидывать разные варианты «ачтоесли». Спрашивает у меня и смотрит так искренне, глазами только не хлопает, как малолетняя дурочка и губки не дует. Мась, а почему тучка плачет? Почему мы все ещё не можем контролировать паразитов? Смотрит, словно вопрос не глупый и я ему все выложу. Тысячу вариантов составлю и мы эту болезнь победим. Вместе, за глупыми разговорами в этой машине. Не хочу смотреть больше и снова возвращаюсь к дороге. Не хватало еще в аварию попасть, чтобы день закрепить этот. Самый насыщенный будет, пожалуй. Один чуть от инфаркта не помер, а второй не проблювался. Прекрасный день, не хватает только в запой сейчас уйти, чтобы забыть это все. Я устал. Действительно устал от этого всего, даже не напрягаясь, как оказалось. Вот что мне ему ответить? Так и молчим какое то время, а я только пальцами по рулю бью, думая. Действительно задумываюсь над его вопросом, как будто не думал над ним когда то. Не крутил это у себя в голове. – Они же эволюционируют. Нельзя подобрать единый метод. Слишком громко конечно, но чтобы точно понял, приукрашиваю. Адаптируются хорошо, да. К любым условиям способны приспособиться, как и люди. В этом мы похожи. Аллен кивает и вижу как скатывается по обивке ниже, игнорируя, что ремнем себя пережимает и явно не удобно. Не спорит со мной больше, как раньше. Молча его застегивает даже, без напоминаний. – Просто странно. Вроде и так знаем слабые места, а популяция не сокращается. – Утыкается носом в ворот своей куртки и бубнит. Увязает в нем, становясь заторможенным. – Можно было бы… Тупит взгляд, пытаясь придумать какой то способ. По крайней мере, вроде это и делает, а не просто следит за движущимися каплями на лобовом стекле, которые смахивает ветер. И то ли действительно грузится, то ли не нашелся с ответом, так и замолчав. Я тоже не продолжаю, понимая, что это бессмысленно. Места знаем и бьем по ним, но они же плодятся с какой то ебанутой скоростью. Человечество даже крыс, вон, вытравить не смогло, куда до более внушительного. Когда ввели эту вакцину, все новости голосили об этом. Прорыв в медицине. Можно не бояться, что твои внутренности выжрут личинки. На практике, тебя конечно, скорее сожрут снаружи, уже «готовые» черви, чем сделают членом своей системы. У них был какой то свой вкус, который так и не удалось разгадать за столько лет. Нравился им может быть запах кого то конкретного, а может чувствовали, что носитель здоров и сможет червей этих выносить в себе и не загнуться. Был вкус и я к сожалению, ему соответствовал. Убедился, когда меня лапа когтистая в стену вмяла и эта мерзость перед мои лицом шумно всхлипывала, когда обнюхивала меня. Жрать не хотела. Что то учуяла и даже слизью вся облилась, собираясь сначала кровь мне пустить, а потом уже подселить кого в меня. Дергает немного. Так, пальцы сводит с зубами и чувствую, как тошнит от воспоминаний. Склизкий язык фантомными ощущениями снова оседает у меня на лице как и тогда. Снова глотаю слюни. В который раз за день. – Выманить матку и убить. – заканчивает свою мысль только сейчас, вырывая меня из этой борьбы с собой. Отвлекает тихим голосом от лишнего. – Ну знаешь, как пчелиный улей посыпятся. – Матка никогда не покидает гнезда. Нужен какой то особый повод, чтобы она выползла. Убиваю его идею в зачатке, не дав даже секунды себе на размышление. Молчу о том, что они новую матку при желании сделают в тот же день и даже пока ее не будет, станут ещё опаснее. Не будут на чужом поводке, а сами начнут «решать», что им делать. А хотят они всегда одного. Жрать и размножаться. Слышу как вздыхает и ощущаю взгляд на себе. Молча пялится на меня и я не выдерживаю. Отвечаю на него. – Что? И почему ему так нравится смотреть на меня постоянно. Не замечал, что люди так делают, но может это я какой то странный, если не понимаю этой необходимости в постоянном зрительном контакте? – Да так, – отводит свой теперь, снова на капли залипая. – Рад, что работаю с тобой. Неожиданно приятно, когда говорят это. Никогда не думал, что меня сколько то беспокоит, что обо мне думают на самом деле. Ничего не отвечаю, пытаясь понять как должен реагировать. Поблагодарить? Сказать, спасибо, мне с тобой тоже? А сам сидит такой ни при чем. Вот пальцы только не заламывает от неловкости и говорил это он не мне. Говорил приборной панели на которую теперь смотрит. Не удобно со мной. Как будто издеваться буду или в любви сейчас признался. Даже чувствую укол чего то странного внутри. Сожаления какого то от того, что доебываю его постоянно. Он же не просился ко мне. Назначили, не спрашивая нашего мнения и сейчас я это понимаю. Что такой же был, без кого то знакомого под боком, чтобы кашу в голове эту взбил. Такой же был, за исключением того, что не лез так сильно к остальным, но тоже побаивался первое время. Молчу, ничего ему не отвечая и все ещё думаю, что сказать. Как хотя бы свою проклюнувшуюся эмпатию заткнуть. Пауза тянется и не выдерживает. Смотрит на меня украдкой. Быстрый взгляд кидает и как то по своему понимает меня. Что то снова видит по мне. – Это, ты не подумай, я просто думаю, что сдох бы сегодня, если бы не ты. – А нервничает так, как будто с машины выкину. Как я вообще со стороны выгляжу, раз он так реагирует? Губы нервно облизывает и смеется тоже по нервному. Не встречается со мной взглядом, снова в черноту за окном проваливаясь. Сегодня постоянно в темень эту вглядывается, видимо впечатлявшись. И как то некомфортно мне теперь осознавать, что лучше он будет смотреть и гадать прячется ли кто там, а не на меня. Я более опасный для него. Пиздец неловко. Сейчас и на аварию возможную все равно и на то, что мы вроде как, говорим. Раньше бесило, а сейчас сам себя бешу вот этим вот. Не думал никогда о том, что видят во мне люди. А сейчас начал, стоило возобновить общение с кем то не только о работе. – Я и не думал, – Пытаюсь улыбнуться его затылку, чтобы голос звучал дружелюбнее. Не говорю и не буду говорить о его нервозности. Спишу это на насыщенный день. Сейчас смотрит на меня, дернувшись от моего голоса. Чернота теперь не привлекает. – Просто мне обычно говорят противоположное. Со мной не любят работать в паре. Я не командный игрок и привык действовать в своих интересах. Когда только зеленым был и на службу заступил, именно такую характеристику дали те, кто работал единожды. Во второй раз не соглашались. Я в корне не согласен с ней. Просто это долбоебизм, рисковать своей шкурой, если кто то подставился из-за своей же ошибки. Я реалист и всегда им был. Не хочу геройствовать, если могу сам сдохнуть. – Ты первый. Добавляю это, помолчав. Говорю, чтобы паузу, которых он не любит разбавить. Говорят, когда общаешься долго с человеком, начинаешь перенимать его повадки. Надеюсь, я не стану таким же разговорчивым как и этот, который теперь молчит. Он молчит, я говорю. Хмыкает только и мотает ногой, отбивая пальцами по ней что то. Все еще нервничает и пытается не показывать мне на сколько. Часть пути молчим и я все таки рад этому. Наговорился уже на десять лет и не говорил бы столько же, но Аллен возится, сразу разрывая тишину шорохом одежды. Раз и нет этой самой тишины, можно теперь снова рот открыть, все равно разрушил ее. – Почему ты так много говоришь? – обрываю его и видимо звучу слишком резко, потому что затыкается, отводя взгляд. Серьезно, я же не деспот, так почему реагирует на меня, как будто в тирании моей находится. – Ты постоянно говоришь. Мне действительно интересно. Вот сейчас интересно, почему в последние дни он говорит так много со мной, хотя и реагирует так забито. Есть же что то, что вынуждает его трындеть. – Ну… – Он подцепляет пальцами свой ремень безопасности и скручивает его в трубочку. И руками постоянно что то делает. Какие то неврозы точно ловит. – Мне кажется, что тупо молчать. Вздыхаю и глаза бы прикрыл, если бы на жизнь свою плевал. Опасно отвлекаться на дороге. Достаточно, что и сейчас рискую, разговаривая с ним. Не хочет со мной делиться настоящей причиной. Молчать ему тупо. Сам то верит в это, интересно? Раньше мне тоже давали курировать новичков, даже какая то часть потом оставалась на этой работе. Какой то части получалось принять все прелести нашей профессии, о которых конечно, не говорит нигде. Это то, что предпочитают замалчивать и не показывать, чтобы не пугать гражданский народ. Даже в учреждениях не говорят, что кишки тебе выпустить могут легко и какие побочки ты ловишь потом, когда на трупы смотришь. Человеческие как то проще воспринимать, если сравнивать. Тяжело смотреть на то, что уже не человек, но под него косит, на первых стадиях. На первых слизью истекает и еще не гниет так сильно, как на последних. В первые когда увидел даже стошнило. В первые за тот месяц проблювался. Не смог позыв свой тогда с контролировать, как это делаю сейчас. Их именно поэтому не показывают никогда, чтобы не отпугивать новичков. Тех, кто учится и верит, что в целом ничего страшного нет. Может, на улице инкубаторов видели и не боятся поэтому. Только пахнут они специфично совсем из-за разъедающей слизи. Чем то горело сладким таким, скисшим. От костей кожа отходит, обнажая черные мышцы и зубами своими клацают. Кривыми и острыми как иголки. Какая то часть может это вынести и свыкнуться, принимая все стороны нашей жизни. Проще, когда видишь их часто. Проще, если живёшь рядом с водоемами и нет-нет, замечаешь, как кто то топится. Как кожу свою меняет и позвонками рвет ее, линяя. Всегда были где то под боком, как собаки бродячие или крысы. Всегда жили рядом с нами. Возможно, человек все таки действительно способен привыкнуть ко всему. Я вон, уже привык. Только руки мою часто и на людей кошусь, пытаясь слизь эту увидеть. Но это все издержки профессии. Только они. – Ладно, – сдаюсь, чтобы сейчас не расклеился совсем. Замкнет еще или что там у новичков обычно? – Если тебе нужно говорить, чтобы крышей не поехать, то говори. А смотрит на меня так, как будто оскорбил его сейчас чем то. Губы поджимает и брови сводит, чтобы точно сейчас выглядеть убедительно и твердо в своей точке зрения. Ремень даже не теребит, а голову вскидывает, сразу маску на себя натягивая. Халтурно так. Вижу, что прикидывается, даже когда голосом своим отвечает, уверенным пиздец и совсем не дрогнувшим. – Я не еду крышей. Просто разбавляю тишину. – Конечно, – Киваю, как бы соглашаясь. Знаю и видел таких не едущих. В зеркале, когда только работать начал, видел. – Просто говоришь чаще. Снова не отвечает мне, отворачиваясь. Ну и молчи себе, страдалец ебучий. Не хочешь, так и не нужно. Варежку свою откроет, как намолчится. Я уже понял, что темноты боится и смотреть не будет долго. Считаю про себя даже, от нечего делать. На двадцати все таки поворачивается и начинает говорить. Потому что тупо молчать. – Может быть, мне немного не по себе, – вытягивает руки у себя на коленях, топорща пальцы. Подрагивают все еще, но не комментирую. Он не едет крышей. Просто дискомфорт. – Не понимаю, почему ты такой спокойный. – Опыт, – Даже не думаю над ответом, сразу выпаливая. – С опытом начинаешь привыкать к риску. И к тому, что не доживешь до пенсии, которая у нас очень рано. – Тебе он нравится, это не привыкание. – Тоже полюбишь, – улыбаюсь едва, чтобы не звучало как приговор. – Все привыкают. Не все, конечно. Совсем не каждый к этому способен привыкнуть. Он не видел еще ничего толком и не знает, что это все еще цветочки, которые во мне теперь эмоций не вызывают. Насмотрелся на вещи куда более страшные и конечно, не скажу ему об этом сейчас. Сам столкнется, постепенно погрузившись. Пусть попробует посмотреть всем страхам в клыкастое лицо и по итогу начнет чувствовать, что и я. Если не сломается. Если сможет вынести.

***

Дни в какую то мерзкую жижу сливаются. Каждый день одно и тоже. Аллен говорит слишком много, а я только устало с тем пытаюсь съехать. Уже чувствую, как не вывожу этих всех контактов на постоянную основу. Приевшиеся за все это время патрули, словно намеренно добивали. Ничего не происходило. Конец осени всегда был «хорошим» периодом, потому что от смен температур паразиты ненадолго затихали. Холоднокровные же, когда тепло. Не тратят энергию попусту на обогрев, потому что кровь тогда еще более жидкая станет от жары. В мороз она наоборот вязкая и тормозит их этим. Балансируют на киселе в венах и стоит отклониться от него, так плохо себя чувствуют. Пытаются каждый раз адаптироваться к этим самым морозам, чтобы не примерзнуть к чему-нибудь слизью. Только парочку можно встретить, если повезёт. Ленивых и явно случайно попавших на холодную улицу. Только появившихся на свет и бесцельно бродящих, в попытке найти гнездо, куда матка зовет, инстинктивно. Раньше бы радовался, но как оказалось у меня потребность есть, которой не замечал раньше. Больная такая и совсем не здоровая для человека моей профессии. Мне скучно. Пиздец, как скучно. Никогда так долго без дела не сидел и не подвергался смертельному риску. Я не адреналиновый наркоман. Никогда им не был, я бы заметил. Я не адреналиновый наркоман, у меня нет зависимостей, только потребность, которая проявилась так неудачно. Потребность, которая меня жрет по кусочку изо дня в день, вынуждая делать необдуманные поступки. Без интереса скашиваю взгляд, когда замечаю, что ближе идет, чем минуту ранее. К боку моему теснится, но не показывает, что с ним что то не так. Обычный, как всегда без умолку пиздящий ни о чем. Темы берет буквально из воздуха, легко начиная односторонний разговор. Даже сейчас зацепился за что то на улице и говорит, не понижая голоса. Как будто плевать ему, если гадость какая приползет к нам. – Я кстати, хотел изначально на медика распределяться, – Смотрит на меня и я покривившись, отворачиваюсь. Не люблю эти все зрительные контакты. По крайней мере, настолько частые. – Ну знаешь, я конечно не хвастаюсь, но шарю за это все. А, он кажется, говорил что то об этом. Швы у него аккуратные. – Почему к нам попал? – А меня не спрашивали. – даже как то грустно улыбается. Точно не так представлял себе жизнь свою. – Куда швырнули, туда и попал. Оно верно. Медики долго живут в отличии от нас. В медиках нет острой необходимости, потому что редко выбираются за пределы кабинетов. Только вот с вооруженным до зубов отрядом отправить могут, и то, если объект тяжелый. Киваю ему, не желая что то говорить и по местности взглядом скольжу. Не было какой то конкретной цели, просто плановый обход, прикрепленной к нашей паре территории. Специально ведь попросился куда то вдаль от людей. Эгоистично к чужим нервам, пытаюсь свои в порядок привести, чтобы не так скучно было. Аллен вон, снова губы нервно облизывает и теснится еще ближе, оборачиваясь за плечо. И не скажет ведь, что страшно сейчас. Как с тем увиделись, так весь шуганный постоянно и не понимаю, что делать должен. Не кричит и не бежит в углы щемиться, чтобы раскачиваясь, плакать. Не знаю что делать, но и не должен на самом деле. Привыкнет, как привыкал я. Перетерпит. И ближе он снова. Разрываю эту попытку вторгнуться в свою зону комфорта, примерно на шаг отодвигаюсь, ничего не говоря. – Будет классно встретить кого то, – подает свой не естественный голос. Натянутый, как будто обломится сейчас. Не хочет никого «встречать». Не хочет, но делает вид, что все у него в порядке, как и все эти дни. Позволяю ему это все. Не цепляюсь и не подначиваю. – Хоть какой то смысл появится. Сейчас с ним полностью согласен в этом. Искренне думаю и надеюсь на то же. Пока нет абсолютно никакого смысла. Ночной воздух обжигал легкие при вдохе своим холодом, куда червям с их долгой адаптацией. Они сидят сейчас где то, застывшие и впавший в анабиоз. Даже грязь под ногами замерзла и этот постоянно запинается, проскальзывая. Посоветовал бы под ноги смотреть, а не вертеться по сторонам, но не послушает. – Подожди зимы. Игнорирую еще одно почти-падение, даже не смотрю в его сторону. Он же напротив, заинтересованно вскидывается и кожей чувствую как интересно ему узнать, что я имел ввиду. Всегда интересно слушать меня. Как ребенок. – Это с чего бы? – Выйдут зимние. Голодные и злые, – Губу кусаю, вспоминая. Даже пальцы в предвкушении подрагивать начинают. Скорее бы. – Они опаснее. Все таки улыбаюсь и вздыхаю мечтательно. Аллен отворачивается от меня, все еще болезненно реагируя как то на мою радость. Отворачивается, снова за спину, быстро взгляд кидая. Кажется, опять ближе ко мне двигается и я такими темпами в кусты какие-нибудь навернусь, если и будем ходить так. Он на шаг ближе, я на шаг дальше. – Как думаешь, дадут премию, если все таки найдем кого то? И говорит он все равно слишком много. Даже для себя часто разговаривает, не давая и шанса тишине образоваться дольше пары секунд. Пусть. Действительно забавный он. С вопросами этими своими. Пропускаю смешок и смотрю на него игриво, веселея. О деньгах я люблю попиздеть, это пожалуй, то не много о чем я согласен трепаться. – Если убьешь матку, то будет повышение, – шучу в ответ, мысленно считая сколько у меня там этих повышений. – Если конечно, выживешь. – Они слабые обычно. Сложнее ее поймать. Киваю ему и снова по привычке все осматриваю. Так, особо не цепляясь ни за кусты, не за какие то тени от луны. На окна смотреть немного поинтереснее будет, хотя бы потому, что пытаюсь понять включил кто свет или нет. Верят же, что выключенный свет залог безопасности. Даже в школах об этом говорят, оказывается. Говорят, что и спиной поворачиваться нельзя, как будто это животное дикое, а не червяки. На одном таком мероприятии был, когда по школам ходили. К тем кто постарше, конечно. Как бы отвратительно не звучало, но вербовали их, чтобы к нам после школы учиться пошли. Может быть, среди них Аллен был. Может быть, не запоминаю людей. Хотя пепельные волосы, пожалуй, заметил бы. Если он неформалом конечно, не решил стать в год своего выпуска. Может и заметил, но решил, что мне не нужно что то запоминать. Как всегда. А все равно свет выключают, словно поможет от изголодавшегося червяка, который боли не боится. Червяка который спокойно по стенам карабкается, прилипая слизью и когтями кирпич дробя. Тоже смотрит за мной на окна, но куда тщательнее. – Не сказал бы. Зависит от конкретной особи. – Продолжаю разговор, когда все окна оглядел. – Возраст сильно влияет. Стоит выйти из угла дома на более открытую местность и ветер иголками впивается в кожу. Колит почти больно, словно живой кусает. Запахиваю куртку сильнее, чтобы не дуло, а Аллен даже подгибается немного, пытаясь тепло свое сохранить. Из мерзлявых видимо, раз дрожать сейчас начинает. Спасибо нет дождя, как эти пару дней, которые видимо план какой то свой выполняли по затоплению. Спасибо нет дождя, который мешал работать. Шаг делаю и застываю сразу. Он опять почти падает, когда не сразу сообразив проскальзывает на корке изо льда. Теперь вижу и его и то, что в темени. Тоже оборачивается и смотрит, пытаясь видимо, как и я углядеть что то. Шанс того, что это паразит крайне мал, они сидят сейчас по оврагам и не отсвечивают. Сидят возможно, в гнезде, которое как оказалось, недавно появилось. По карману хлопаю, нащупывая пистолет, почти механически проверяю и так зная, что он там. Теперь я всегда, слежу за тяжестью этой, которая одежду оттягивает. Свои ошибки я тоже не прощаю. – Движение. В сторону мусорных баков киваю, специально не громко говорю, чтобы усилившийся ветер слова мои затер. Смотрит на меня, собираясь видимо с силами и делает какую то резкую попытку помереть. Вижу как губы поджимает и дергается в ту сторону, решив не дожидаться своего звездного часа и умереть побыстрее. Чтобы по тупому совсем его сейчас сожрали и по кусочкам растащили. Схватить хочу, но только пальцы в воздухе смыкаю, сгребая его. Передумываю в последний момент, когда заранее по пальцам колит чем то не приятным и не могу заставить себя коснуться его. Тошнота снова со мной и я выдыхаю в раздражении, пытаясь ее заткнуть. Таблетки ведь так и не начал опять пить. Заебал меня этот Аллен уже. Именно по этому в паре работать не любил никогда. Нужно наступать своим принципам на глотку каждый раз и сейчас, я стараюсь, чтобы не так заметно было, как кривлюсь. Не приятно мне людей трогать, особенно, когда выхода другого нет. Кривлюсь, но хватаю его все таки под локоть. Дергаю на себя грубо, чтобы хотя бы часть ему передать того мерзкого, что внутри меня подобно червям копошится. И мерзко мне, до стиснутых зубов, тошнит опять, но не отпускаю, зная, что этому то, который так и не прекратил попыток что то увидеть и сейчас вырывается, нужно дать только повод, чтобы побежать туда. Сильнее сжимаю, чувствуя, как мутит и дергаю его, в себя почти впечатывая. Хочет он не понятно нахуя это все. И плевать, кто будет перед ним, если выйдет сейчас вырваться и драпануть, чтобы не поймал опять. А я уверен, что второй раз уже не смогу его схватить вот так. Во второй раз меня стошнит. Облизывает губы, не боясь обветрить, снимая нервное напряжение и со мной взглядом встречается. Пиздец решительный сейчас и тоже раздраженный на меня. В упор не понимаю зачем он так делает постоянно. Страх один в глазах плещется, но пытается руку вырвать, чтобы в сторону предположительной смерти побежать. Для чего маски натягивает, если я и так прекрасно все вижу. Даже я уже допер за все эти его движения и нервные взгляды, брошенные за плечо. Для чего делает вид, что не боится смерти и на трясущихся ногах пытается рвануть к ней же в лапы. Ебанутый что ли? Совсем крышей поехал и я слишком был уверен в его кукухе? Так и играем в эти гляделки молчаливые и я сжимаю его еще сильнее, на всякий случай. Чтобы не думал, что я расслаблюсь и дам ему похерить все. Не после того, как я себя намучил с ним. Пусть если так хочет умирать, делает это уже после. Когда курировать перестану и лицо его забуду. Прошлых забыл и не уверен, работают ли сейчас. Пальцы до безумия хочу разжать, чувствуя как чужое тепло их прожигает, даже через одежду и ледяной ветер. Хочу разжать, но понимаю, что нельзя. Даже дергать не приходится больше, перестает вырываться. Пальцы у него подрагивают и в кулаки их жмет, чтобы я этого не видел. – Что? Голос даже хрипит по больному, когда с вызовом меня спрашивает. И не хочу в голове чужой копаться, когда сам не ясно в чем варюсь. Я не социальный и мне действительно тяжело понимать других людей. Я не психиатр и не мама ему, чтобы пытаться разобраться во всех его душевных проблемах и тяге к самоубийству. Не хочу разбираться и молча тащу за свою спину. А упирается так, как будто не скользит по льду теперь и весит он конечно же много, так что не сдвинул бы. Даже силы особой не вкладываю в это движение. Пусть если хочет, геройствует, но на безопасном расстоянии, где видеть можно его. Тащу за спину и не отпускаю, даже когда шаг первый на встречу к бакам делаю, где точно хвост был какой то. Только не понятно чей, как и эти два диска, которые бликуют в темноте. Привлекли не нужное внимание этой перепалкой. И я хочу, очень хочу, чтобы это не кошка была. Хочу чувствовать хоть что то, поэтому отпускаю его, пихнув от себя. Рукой трясу только, чтобы прикосновение это смахнуть. – Не суйся. Не оборачиваюсь, чтобы из вида не терять чьи то зрачки, которые на секунду скрылись и снова вспыхнули. Моргает. Что то живое, а не мусор, который отражает свет от фонаря. Если и червь, то слишком медлительный, чтобы представлять опасность. Аллен скорее сам разъебется, пока со мной дойдет до туда, чем пожрет его кто то. Если и червь, то можно выцепить, как сейчас, из кармана пистолет пальцами. И не дрожат они у меня совсем, в отличии от Аллена, который, конечно не боится. Мерзнет видимо, как всегда, даже в тепле. Свитер ему подарю обязательно на какую-нибудь дату круглую. Собачий. Путается в одежде, доставая свой и игнорирует меня, ровняясь со мной. Больше меня не хватит его трогать и хватать. И так потратил эти крупицы возможного физического контакта, рассчитанные на этот год. Стоит подойти ближе, буквально на пять метров, разделяющие нас, то что то падает из перегруженного бака, создавая лишний шум. Двигается. Ерзает, размахивая нервно хвостом и не понятно капает ли с него слизь или это просто игра света на черной из-за темноты шерсти какого-нибудь животного. Урчит по звериному, клацая чем то, но не вылезает. Щурусь, пытаясь разглядеть кто же это все таки. Разумно четырех-лапое или недавно появившийся червяк, который с голодухи по помойкам шарится. Они когда молодые не такие опасные. Инфантильные и пугливые, не понимающие еще свою силу и не пробовавшие человеческой плоти, которая из-за схожести носителя и добычи, очень хорошо усваивается. Людей очень жрать любят. Не представляют для меня какой то даже лёгкой угрозы. Убивал уже пачками и прекрасно знаю, что из себя представляют. Такие как звериные детеныши себя ведут, разительно отличаясь от инкубаторов, которые любой ценой будут пытаться до водоема доползти и окуклиться. Будут защищаться, чтобы в это недоразумение превратиться, которое слабее по итогу. Молодняк пугливый и совсем не умеет убивать. Что то во мгле шумно втягивает носом воздух, всхлипывая и скулит. Что то скулит, давая мне теперь возможность, без сомнений, оружие навести. Не кошка. Диски исчезают и снова шуршат пакеты, когда червь меняет свое положение. Жрал видимо что то, так и застыл сейчас, боясь двинуться. Они чувствуют эмоции людей и именно поэтому не рискует нападать. Мне совсем не страшно. Мои руки на курке не дрожат и я нажму его, стоит этой твари показаться. Пригибается и скулит сильнее, почти как человеческий ребенок плачет, словно понимая что то. Словно пытается продавить меня этим мимикрируя и я брезгливо кривлю губы. Цокаю, разочарованно, когда совсем из вида скрывается. Не попаду. Слишком хорошо сливается с окружением, к мусору прилипая силуэтом и попробуй разбери где что. Аллен шумно выдыхает, рвано наполняя воздух углекислым газом, который привлекает паразитов. Выдыхает и делает шаг на встречу, на трясущихся ногах, чтобы ближе быть. И не понятно, ко мне он липнет или к вот этому, в баках, который вместе с ним дёргается и шипит. Оба друг друга боятся, хотя опасности не представляют. Я позволяю это. Пусть выманит своим бешенным сердцебиением и таким заметным страхом. Пусть почувствует, что хоть кто то может стать его потенциальной жертвой. И снова этот звук, напоминающий искаженную речь, словно на другом языке. Словно паразит плаксиво говорит о чем то и я подбираюсь весь. Второй, который ведет себя не типично и это меня реально сейчас напрягает. Не могут же они эволюционировать так быстро? Раньше, может быть, на первых стадиях инкубаторы и издавали какие то звуки, чтобы внимание отвлечь, но сейчас это уже перекинувшийся. Он совсем говорить не должен, не их модель поведения. Вижу как Аллен дергается и застывает на месте, растеряв всю свою надуманную бесстрашность. Не делает никаких попыток сблизиться и совсем не двигается, как парализованный. Долго не смотрю на него, так, только чтобы не побежал слежу. А этот в баках шепчет что то, мурча и всхлипывая высокой нотой. Под детей может научились косить? Услышали где то и применяют теперь, а я не заметил этого, потому что на нормальной работе был? Замечаю какое то движение справа и успеваю схватить под локоть, чтобы дернуть на себя. Схватить того, который не боится и увяз где то глубоко в себе, пропав окончательно. Только из-за смены окружения мозги на место начинают вставать и он от неожиданности вскрикивает, хватаясь за меня в ответ, когда грубо вырываю из этого состояния, вплотную прижимая к себе. К боку его жму и точно не отпущу, как бы не хотелось. Не понимает почему его так таскаю и башкой вертит своей по сторонам, чтобы тоже увидеть, что вижу я сейчас. Не понимает, пока не слышит что то каркающее, похожее на смех. И теперь на две пары дисков становится больше. Теперь еще один хвост добавляется. Блять, я точно где то проебался. Паразиты не ходят стаями, не разговаривают и умеют только жрать. Всегда только это делали и я бы точно внимание обратил, если бы что то изменилось. В баках, мяукает, издавая какой то слишком высокий звук, как котёнок. По перепонкам бьет немного, когда второй ему таким же отвечает. Не свожу с них взгляда и делаю медленный шаг назад, все еще не разжимая пальцев. Не понимаю что ожидать, раз модель поведения свою поменяли и боюсь упустить момент на таком близком расстоянии, когда кинуться решат. Не отпускаю, даже не смотря на притупленную сейчас тошноту. Притупленную, потому что я уже не здесь, а там. С ними. Анализирую все и думаю, как быть. Не отпускаю его, даже когда пальцами меня сжимает. Сейчас совсем нельзя. Только он и так не побежит больше. Назад бы побежал и очень горжусь его мыслительными способностями сейчас, раз понимает, что только спровоцирует червей. Пока понимает это и паника не топит с головой. Именно поэтому послушно переставляет ноги, не видя и не оборачиваясь назад. Доверяет мне, дает вести себя и всю эту ситуацию, в целом. Хотя бы сейчас дошло. Щелчок эхом от домов отскакивает, когда я с предохранителя пистолет снимаю. Щелчок, который затыкает воркующих, с какого то хуя червяков, которые звуков больше не издают, как и должны были изначально. Вот так смотреть на нас и глазами мигать по очереди. Как будто опять понимают там что то. Странно, что не нападают все еще. Перемигиваются и шумно обнюхивают воздух, почти синхронно. Мог бы выстрелить сейчас, но отчего то знаю, что Аллен не успеет сообразить. Не успею гильзу вставить, а он не сможет даже навести курок дрожащими руками. И нюхают там что то, усиленно пытаясь уловить страх в воздухе. Ветер очень удачно бьет в лицо, слизывая запахи и трепя волосы, которые в глаза мне лезут. Терплю это, не поправляю, чтобы червей из поля зрения не выпускать. Теперь слышен второй щелчок, когда снимает пистолет с предохранителя и тоже наводит на них. Смотрит во все глаза и не ясно видит ли что то за тем паром, который из рта выдыхает в большом количестве. Еще один медленный шаг назад и тот, что сидел в кустах, на дрогнувших когтистых лапах, движется ближе. Зеркалит нашу плавность, как будто играя с нами. На таком расстоянии не боится сократить дистанцию до прошлой. Останавливается и так же плавно голову в бок клонит, пока не гниющую. Не естественно ее загибает, почти до хруста позвонков. Тоже свежий. Именно поэтому не напал, как увидел. Чертит по асфальту когтями, примериваясь. Чертит с интересом, раздробив лед и подгибает руки, чувствуя холод. Как будто только сейчас заметил, что его отравленная кровь густеет под лопнувшей кожей. Гавкает даже и припадает к земле сильнее, когда смотрит на нас. Гавкает и в один прыжок оказывается слишком близко. Хочет все таки сожрать.

***

Дергаюсь назад когда зубы рядом с обувью клацают. Дергаюсь, вырываясь из хватки и только на чистых рефлексах стреляю, когда пальцы смыкаю. Сразу весь загибается и заходится черно пеной из всех щелей. И выглядит это просто отвратительно. Я не хочу это видеть и точно не хочу помнить в последующем. Когда меня не держат, становится сложнее эмоции контролировать и на себе концентрироваться. Начинаю дрожать, как будто с спущенным курком и мои нервы окончательно сдались. Плевать сейчас, что подумают обо мне. Даже дышать сейчас сложнее, потому что вот он. На земле лежит и дергается еще. Подгибаюсь в коленях и назад отшатываюсь, наплевав на всю осторожность. Не думаю, что этим могу спровоцировать кинуться на меня и подставить уже нас двоих. Вообще ни о чем думать сейчас не могу, меня накрывает слишком резко из-за неожиданности и я действительно боюсь сейчас. Боюсь того, что как и в машине, я в себя уйду и больше не вернусь. И дышу я так сейчас по больному, как будто приступ астмы ловлю, когда на баки смотрю. Их же двое было. Тоже трясется, почти как я. Скидывает мусор и размахивает хвостом, который теперь длиннее и более заметнее. Хвостом, с которого разбрызгивается слизь в разные стороны. Предупреждает нас. Показывает, что заразный и больной. Вот только я не полезу больше и не двинусь к нему. К земле прирос и все. Слышу свое сердце и у меня голова кружится от того, как часто дышу. Не могу прекратить как не пытаюсь и смотреть тоже не могу перестать. Я бы согнулся сейчас, что то внутри меня сжимается и я очень хочу от этого ощущения избавиться хоть как то. Сжимает, перекручивает внутренности и на сердце давит, которое скоро не выдержит. Я точно не выдержу. Хочу согнуться, но не могу заставить себя шевелиться, когда случайно зрачками встречаюсь с этим. Там человеческого нет ничего, только животный блеск и кажется, пара червей копошится. Оно не живое уже, пусть и двигается. Я живой, но двинуться не могу. Воет, завышая свой голос и дергается сильнее, грозясь опрокинуть мусор. И я смотрю на это, ловя каждое движение. Смотрю как Гауши, который не боится, действительно не боится вот этой херни с зубами и когтями, идет к ней. Расслабленный, даже не допускает вариантов, что страх существует. А меня трясет сильнее и сильнее с каждым его шагом, как будто я сам на его месте. В спину меня кто то толкает, как на расстрел или в клетку с каким зверьем крупным. Его шаг выверенный, не скользящий и совсем не испуганный. Я по льду скольжу, начав оседать все таки. Не могу сил в себе набрать, чтобы просто стоять ровно, а не только загнанно дышать. Все силы на это и уходят. Тошнит даже и я воздухом давлюсь, который больше не холодный для меня. Обжигает меня и легкие плавит, как пакет к зажигалке поднесли. Ничего не чувствую сейчас, кроме этой гари. Смотрю как по баку злобно пинает, видимо чтобы червя выманить, а у самого все внутри перекручивается. Пытаюсь взять себя в руки, когда дергаюсь от громкого визга и подхожу тоже, чтобы одному не стоять. И чтобы он один не был с этим. Знаю, что не смогу помочь и скорее ему меня спасать придется, но все равно подхожу. Для меня важно быть сейчас ближе, потому что его уверенность хоть каких то сил придает. Даже если я сейчас ближе. И к нему и к паразиту, который слизью сильнее истекает. Не знаю, что страшнее и что делать сейчас, потому что не думаю больше никак. Просто белый шум у меня в голове, когда рядом стою и вижу лучше это все. Пытаюсь взять себя в руки и не трястись так сильно, чтобы мельтешением своим не отвлекать. В руки, которые тоже дрожат, когда навожу пистолет в сторону, где должен быть паразит. В машине все таки мне было проще. Я не видел ничего и был заперт, пусть и условно. В машине не было этой облепляющей темноты, которую я ненавижу теперь и не было так много пространства. Ощущение, что кто то сейчас со спины нападет все более явным становится. Даже хорошо, что по сторонам смотреть нельзя, потому что я бы точно с ума сошел окончательно. У меня хорошее воображение и память. Я очень хорошо могу визуализировать чужие глаза в темноте, путая их с блеском льда. Время растягивается и я уже барахтаюсь в этом страхе, а не тону, как раньше. Захлебываюсь в нем, уходя с головой в этот мрак, который как и на улице, ко мне липнет сейчас. В голове шум и кажется перед глазами уже, потому что задыхаюсь, дыша много. Больше не воспринимаю кислород. Никогда больше дышать не смогу, разучившись. С третьего пинка и четвертого визга паразит всё таки показывается и зубами своими клацает, чтобы напугать, того кто даже в лице не меняется. Острые, легко бы мой хребет перегрызшие при желании. Черной слюной капает и снова сгибается, рыча. На землю теперь припадает и я начинаю сейчас ехать крышей, кажется. Вот именно сейчас, с этого момента моя крыша точно едет, сминая шифер и обваливаясь. Хочет убежать от нас и я был бы рад, если бы действительно куда то исчез. Хочет убежать, но он не позволяет этого, сразу с края на него напирая. Отрезает все пути отступления, чтобы только через него можно было. А сам такой воодушевленный. Опять этот огонь в глазах и улыбается даже немного. Совсем ему не страшно, азарт только чувствует, который наверное, охотники чувствуют, когда дичь загоняют. Или собаки, которые зайца давят, из норы лапами выкапывая. Ему интересно сейчас, что будет. Требуется пол секунды, которые растягиваются для меня в минуты. Ему требуется пол секунду, чтобы навести и спустить курок, выпуская со свистом гильзу. Паразиту требуется меньше, чтобы увернуться. Не вижу, но слышу, как шипит и точно скалится, обнажая свои не естественные клыки. Помню из курса, что «молочные» сейчас у него. Помню, что поменяются на более тупые, но крепкие. И все равно, они созданы для того, чтобы мясо от кости отрывать. Все равно, не успокаивает меня сейчас эта информация, которая вспомнилась. Шипит и бросается, пытаясь вырвать тот самый кусок мяса из руки, которую он подставляет, чтобы в лицо не прилетело. Даже в этом своем лице не меняется, когда так делает. Так, на рефлексах ее выставляет, как будто не в первые и ничего страшного не происходит. Все еще штатный случай и не чп. А я смотреть только могу. Смотреть и дышать, но никак не двигаться. Меня тянет к земле, как будто сейчас упаду и сердце бьет теперь с той скоростью, с которой люди не живут. Смотрю, когда хвостов больше становится и паразит чувствуя тепло и запах мяса, головой мотает, чтобы проглотить. Голоден и именно поэтому не чувствует боли, еще свежими нервными окончаниями, которые отмирают спустя два месяца у них. Это я тоже помню из курса. Это я вижу как и с той лужей, когда он пинает его, дергая рукой и пытаясь оторвать от себя. Брезгливо и не нежничая. Смотрю и дышать больше не могу. Не выдерживаю, сгибаясь и воздух из лёгких выталкиваю, кажется, в последний раз за свою жизнь. Пульс скачет так, что либо сердце действительно встанет, либо сбегутся все паразиты в округе, точно сожрав нас потом. Не могу двигаться, повязнув где то между. Просто смотрю. Не дышу. Смотрю, как дергается назад, избегая кривых когтей которые рядом с лицом скользят, пытаясь дотянуться. Хочет выцепить, травмировав хоть как то. Не дышу, когда помехи перед глазами топят картинку. Уже не понимаю, что делаю и как снова оружие навожу. Уже делал так раньше, вот минуту, пол часа или час ранее. Не понимаю, сколько времени на самом деле проходит и путаюсь в действительности. Я уже убивал и сейчас должен сделать тоже самое. Он привит. Он не заразится, нужно только червя прикончить. Нужно сделать вдох, который лёгкие обжигает и начать уже думать. Начать анализировать, чтобы вытеснить этим туман из головы. Холода не чувствую совсем, жарко только. Адреналин чувствую, который мне стучит по венам, вместе с сердцем. Топит меня и я захлёбываюсь в нем. Даже взгляд быстрый кидает на меня и рывком назад уходит, по земле за собой утягивая паразита, который взвизгивает. Закрывает себя им, чтобы мне попасть легче было. Или чтобы в него не попал. Делаю выдох, ровняя пульс на сколько это возможно и стреляю, попадая куда то в позвоночник из-за все равно дрогнувших рук. Червь стучит зубами, разжимая их и падает, как прошлый пенясь. Вроде дышу и вроде смотрю. Делаю два шатких шага на встречу, боясь увидеть что там. Пытаюсь на ногах себя держать и не падать, как будто разучившись сейчас ходить. Я слышал хруст и меня тошнит, когда я понимаю, что был слишком медленным. Не сообразил, не успел. Я слышал хруст и совсем-совсем не хочу смотреть на это, боясь все таки упасть. Не выдержу и умру. Рядом с этими лягу, третьим. Я даже не зашью его своими трясущимися руками, как не буду пытаться. Я сам сознание потеряю и ему самому откачать нужно будет меня сначала. Сейчас не думаю, что он для умирающего слишком спокойный. С отвращением руками трясет, смахивая слизь и косится на уже переставшего дергаться червяка. Сводит брови тоже брезгливо и пихает его носком ботинка, чтобы убедиться в чем то. Проверяет, схватит его за ногу или нет. Я тоже в низ смотрю и несколько клыков из-за коричневой крови блестят там. Вырванные и обломленные. Что? Перевожу медленно взгляд, пытаясь осознать и меня накрывает таким облегчением, что точно умру теперь с спокойной душой. Вот сейчас. Хруст был не от сломанной кости. Он не истекает кровью и такой спокойный, потому что червь в протез вцепился, обломав все зубы. Меня ноги не держат совсем, разъезжаясь, как до этого. Самого трясет и в позвоночнике сгибаюсь, снова поймав тот неустойчивый темп дыхания. Опять дышать не могу. Опять задыхаюсь. Опять умираю медленно. Улыбается мне самодовольно и смотрит на меня, как будто не он чуть не умер. Как будто не умер сейчас я. – Молодец, – подходит ближе и скалится мне в усмешке, когда хвалит. – Даже орать не пришлось. А я уже все, кажется. Не слышу его, полностью в своих ощущениях увязнув, как в слизи, которую с пальцев он стряхивал. Что то такое же отвратительное и липнущее к коже противным слоем. Поглощает меня собой и тянет в темноту. Могу взгляд переводить с паразита и на него, ничего не соображая. Могу загнанно дышать, переходя на хрипы и он немного сгибается ниже, чтобы быть на одном согнутом уровне. Я больше ничего не могу, кроме этого. Не улыбается мне больше, увидев, что со мной что то не так. Только сейчас заметил. Даже рукой взмахивает у меня перед лицом, чтобы в себя пришел. А я уже не вернусь, все таки. Там дверь завалило. – Аллен. По имени тоже зовёт, с задержкой такой и я весь дергаюсь, делая шаткий шаг назад. Дергаюсь, как будто это в меня сейчас вцепились акульими зубами. Не соображаю совсем. Кто я. Где я. Что со мной. Тошноту и головокружение чувствую. Как задыхаюсь тоже. Жарко очень. Жарко и душно. Оттягиваю ворот куртки, как будто это он удавкой меня душит под кадыком и пытаюсь надышаться, закинув назад голову. Только сейчас начинаю понимать, что все закончилось и можно окончательно расклеиться. Можно перестать себя контролировать и скользить, на снова разъезжающихся ногах по льду. Все сильнее на землю оседаю, по сантиметру скатываясь. В руки себя точно взять не смогу больше. Сердце в глотке бьется и ощущение, что стошнит меня от того количества кислорода, который потребляю. Истерика сгребает меня, выбивая всю способность соображать. Звезды плывут перед глазами и шагаю снова, пытаясь сбежать от этих ощущений и себя. Отрезать их, как расстояние с червями, по которым взглядом мажу. Трясет еще сильнее, когда делаю это и прикладываю все силы, чтобы сердце это заткнуть, бьющее.

***

Смотрю на него, не понимая что делать. Просто зависаю и не представляю к чему это относить. Сломался или крышей поехал, как ранее обсуждали. Понимаю ведь, что ситуация того не стоит, что ничего не произошло и поэтому не могу понять его тоже. Дышит вот и зрачки свои стеклянные, то с меня, то на червей переводит. На зверька похож, которого в угол давят свои же страхи сейчас. Пятится тоже, на автомате каком то, не отдавая себе отчет. Не здесь уже он. Не со мной и не на улице. Где то внутри себя сидит, если осталось там что то от него. Я не знаю что делать. Должен же как то его успокоить, но такое на моей практике впервые. Тряхнул бы, а он совсем расклеится скорее всего. Добью его резкими рывками. Медлю, но все таки делаю шаг к нему на встречу, чтобы хоть что то делать. Делаю шаг, совсем не скользкий, как у него. Шаг, который по размеру, как два его кривых. Расстояние сокращаю, так и не поняв, что делать. Должен что то сказать ведь, как то отреагировать. Только эмоций у меня нет никаких сейчас, потому что в первые так голову ломаю. Если бы кричал проще было. Если бы истерику поймал и нервы разгрузил свои, как делали при мне. Там да, и ударить можно. Всегда помогало. С ним не поможет, потому что он уже пришибленный и не ясно, как отреагирует. Но он молчит и дышит. Задыхается и крупной дрожью заходится, пытаясь как можно больше воздуха набрать. Молчит и я молчу, дышу тоже к слову, не здорово уже, потому что психовать начинаю. С себя. И опять от меня отходит, когда рукой машу. Единственное, что я вроде как могу сделать, чтобы хоть на что то переключился. И смотрит теперь через меня. Пугается моего взмаха и смотрит куда то сквозь, там где голова моя. Действительно хочу, чтобы распсиховался сейчас. Может даже меня ударить, я отвечать не буду. Пусть хоть что то делает. На себя больше не похож и это очень плохо. Где то личность свою обронил, когда ко мне шатаясь, шел. Кружим с ним почти в этом танце. Он шаг от меня, я к нему. Не понимает ничего и куда то бежать как будто хочет. Еще один шаг и я шумно воздух вдыхаю, чтобы не злиться. У него же точно сейчас сердце остановится. Как заяц от страха умрет. Еще один шаг, чтобы как раньше стоять перед ним. Я брезгливый и меня тошнит когда кого то трогаю. Я брезгливый и не хочу трогать его сейчас. Совсем. Не нравятся мне контакты лишние и я не намеренно, но брезгую всего, что отдаленно на них похоже. Всегда брезговал, сколько работаю. Наказание какое то, что ко мне его направили. И для меня и для него. Я уверен, что другой бы понял, что делать, а я не понимаю. Никогда не нужно было, потому что все как то само собой решалось, без моего активного участия. Подкидываю себе идеи, конечно, но не хочу, чтобы тошнило опять. Слишком часто в последнее время чувствую все это и боюсь, что не смогу себя контролировать больше. И меня тоже это все давит теперь. Других вариантов я не могу сейчас придумать, но все равно оттягиваю, даже зная, что решился. Не хочу, потому что на трогался уже за эти дни и боюсь, что все таки не выдержу, согнувшись и проблююсь. Таблетки я не пью, а ему точно пора. Только не от тошноты. Снова от меня отходит и руки дрожат, как у припадошного. Сам весь дрожит, словно электрическим разрядом коротит его. Хочет еще раз шаг от меня сделать, свой неустойчивый и я все таки вцепляюсь в чужой ворот куртки, не выдержав. И так затянул, дав себе отсрочку. Выбора у меня нет и я честно не знаю, как там у других людей с этим. С эмпатией и привязанностями. Жалко мне его. Один совсем, с социопатом оказался. С тем, кто отбил себе чувство страха и даже успокоительные не пьёт. Зачем если не воспринимаю. Зачем, если не понимаю чего бояться можно. Надеюсь теперь, что на руках не умрёт у меня. Надеюсь, что не зря мучаю себя сейчас и почти весь месяц. Вцепляюсь и снова тащу к себе, как до этого уже делал. Даже легче сейчас кажется, потому что не упирается в землю и не дергается назад. Амебный совсем и не живой. Почему то сейчас даже не брезгую, видимо от неожиданности потеряв эту свою особенность, которая меня преследует эти дни. Не брезгую и уговариваю себя не начать, не понять, что я кого то трогаю. Даже не истекают слизью, но все равно вижу ее во всех всегда. Сейчас ребенка вижу. Напуганного и в истерике. Я не мудак. Никогда не был им. Просто не социальный и не понимаю людей, как не пытался. Я не мудак и не хочу брезговать сейчас его, который ловит какой то припадок. Смыкаю руки на чужой спине и хлопаю несколько раз, ощутимо, чтобы в чувства привести этим. Я не обнимался кажется вечность с кем то. Сам еще дольше, на контакт этот не шел. Он вынужденный, но мог не делать этого всего. До этого не делал. Мои контакты на грубой силе строились до него, потому что смысла не видел расшаркиваться с кем то. С теми, кто рано или поздно все равно могут с ума сойти и зачем тогда себя мучать. Не со мной, так потом накроет. Не хочу разбираться почему с ним у меня всегда так. Меняюсь и начинаю не понимать себя, как и других людей до этого. Год назад не понял бы. Сейчас не понимаю, что со мной. Прижимаю его к себе, под свое же только сейчас ускорившееся сердцебиение, которое грудную клетку пробьёт скоро. Не когда меня пытались убить или я на волоске был. Когда делаю то, что делают другие люди не задумываясь. И знаю, что никто не оценит этой моей жертвенности. Меня не поймут, как я не понимаю других. Не оценит никто, кроме меня, который способен понимать себя. Какую то часть точно. Я не мудак, но может все таки болен. По не здоровому травмирован опытом и только сейчас могу это ощутить, потому что циклюсь на одном. Не брезговать, не дергаться, не блювать. Я не хочу одного его оставлять. Не в этом состоянии. – Все нормально, – говорю, специально мягче, чем обычно, чтобы не добить интонацией, а у самого пальцы дрожат, как будто заражаясь чужой тряской. Говорю мягче и мне действительно нужно вложить до стыдного много усилий, чтобы голос не дрожал тоже. Заставляю себя не дергаться, зубы сжимаю и остаюсь в том же положении. Не дергаюсь, когда обнимает меня в ответ, сильно оттягивая ткань моей куртки. Как будто упасть боится и поэтому так хватается. Вместе упадём, если решит. Дышу вместе с ним рваными глотками и честно, пытаюсь не нащупать где то внутри себя тошноту. И сжимает он меня так сильно под ребра, не беспокоясь, что тоже в слизи вымазан теперь. Я тоже не беспокоюсь сейчас. Что слизь на мне и чужие руки тоже. Не беспокоюсь, когда дышать чаще начинает и двигается еще ближе, воруя этим мое тепло и самообладание. Как то даже ничего говорить ему не хочу больше по поводу его фобий. Прикидывался все это время и я действительно думал, что это как у всех. Немного переживает, не более. Прикидывался хорошо или я, возможно не понял, что плохо ему. Не хотел разбираться в этом, потому что уже пройденный опыт. Как со всеми. Пидорасом чувствую себя. И подъебывал его же, не понимая ничего. Он то и не боится, как оказалось. У него животная паника от этого всего. Не врал, возможно, если с этой стороны смотреть. Не врал, но зачем то все равно лез первым и я не понимаю его, в который раз. Трясется весь под руками, а я никогда не умел успокаивать людей во время истерик или каких то приступов. Никогда не был хорош в этой коммуникации и не был социальным. Даже до того, как работа меня доломала окончательно, я не был душой компании. Делаю сейчас что то, даже не понимая правильно я сейчас стратегию выбрал или нет. Сделаю ли я хуже этим всем или так и нужно. Стоим какое то время и меня с каждой секундой все сильнее и сильнее напрягает. Не тошнит пока что. Должно. Всегда тошнило. Растерялся возможно, на столько, что забыл уже, что мне вроде как не приятно. Может быть потом накроет, когда осознаю это все наконец. Что сам кого то трогаю и чужие руки на себе чувствую без когтей. Что дышит мне кто то в шею, но зубы не смыкает, пытаясь сожрать быстрее. Очень не привычно и рад, что ассоциации сейчас не работают. На рефлексах бы его отпихнул. Сейчас нельзя. Ничего нельзя делать, что делал до этого. Не знаю и не уверен, что есть ещё какие то варианты кроме этого. Держу его ведь. Не может больше от меня шарахаться. Пусть хотя бы так. Глажу едва большим пальцем, от чего то вспоминая, что кошку я так тоже глажу свою. Без тошноты, которой не чувствую с ней. И мне кажется чужое безумие заразно, раз я тоже сейчас не свой. Отвращения не чувствую, только тепло и неловкость. – Аллен, – зову его и рукой ниже по пояснице веду, стискивая ткань куртки. Натягивая ее, когда металлическими пальцами жму сильнее нужного. В макушку ему выдыхаю это, все еще не ощущая себя собой. Меня ведет, кажется, но по больному для себя. С непривычки, пытаюсь выжрать больше чужого тепла сейчас. Не отдаю себе отчет, потому что даже приятно. Обниматься. Приятно не чувствовать, что стошнит сейчас. – Мы живые. – Да. – Отзывается сразу своим больным голосом. Наверное это в первые, когда так долго молчал со мной. И рад сейчас, что говорит. Очень рад, что крышей все таки не поехал. Пусть мне расскажет кучу информации из прошлого, которую никогда не прошу. Пусть рот свой не затыкает больше. Я хочу чтобы он говорил со мной, а не молчал. Он возится и я даже руки ослабляю, думая, что отстраниться хочет. Выдыхает шумно, набрав полные лёгкие воздуха, не всхлипывая, как до этого. Набрал легко, не мелкими рывками. Не пытается отойти, только на меня теперь смотрит. Сейчас уже есть легкий укол дискомфорта от близости. Как то до этого проще было, когда не встречался с ним взглядом. Смотрит на меня и я не выдерживаю, неловко отводя свой. Я определенно не готов сейчас к экспериментам и не хочу проверять на сколько хватит моих ресурсов. Тяжело эти ресурсы сохранять, когда его руки тоже меня гладят в ответ. Как то даже забавно выходит. Вроде я его успокаиваю. Переступаю с ноги на ногу, а он все пялится. Не адекватный взгляд, скользкий, но теперь уже на меня. Меня видит он, а не пустоту. Сейчас тоже не понимаю как реагировать должен и молчание, которое я любил сегодня, давит на меня. Все таки смотрю на него теперь. Слишком близко находимся. Пытаюсь делать вид, что все нормально, как и он это делал, натягивая маски на себя все эти дни. Смотрит, а потом скомканный смешок пропускает. – Это пиздец. Красноречиво описывает весь вечер и снова утыкается в мою грудь. Дышит уже нормально, даже не слышно хрипов. Потряхивает немного, но уже лучше выглядит. Не так как будто сердечный приступ поймает или эпилептический припадок. Я с ним полностью согласен сейчас, пусть и не к этой ситуации в целом. Я не боюсь паразитов, не чувствую колючего страха и не испытываю нервные срывы. Слизи и криков тоже не боюсь, скорее тошноту и отвращение чувствую. Я боюсь, что я сейчас не я. Другой человек. Вот потерял себя за это все время, отколов где то кусок личности, потому что не пытаюсь отодрать от себя его сейчас, тряся руками и смахивая прикосновения. Не отпихиваю его ни когда он руки сильнее сцепляет, немного душа меня. Ни когда он притаскивает меня еще ближе к себе, вздыхая. Собой он почти стал. Я себя потерял, все таки. – Пиздец, – Соглашаюсь с ним заторможено и на улицу смотрю перед собой. Вытягиваю металлические пальцы вперед, те которые его тепла не чувствуют и ладонь к небу поворачиваю. – Снег пошел.