Из праздности любовь

…"Любовью в праздности» его зовут. Найди его! Как он растет, ты знаешь… И если соком этого цветка Мы смажем веки спящему, — проснувшись, Он в первое живое существо, Что он увидит, влюбится безумно. Оберон, «Сон в летнюю ночь»       Каждый февраль Хогвартс превращался в гудящее осиное гнездо.       Словно по мановению волшебной палочки. Тридцать первого января по коридорам школы лениво передвигаются обычные студенты, еще не отошедшие от сытых рождественских каникул, но — р-раз! — стоит только календарю сменить лист, как гормоны юных волшебников вскипают, словно оставленное без присмотра зелье.       Две недели до Дня святого Валентина! Всего две недели!       О, что тут начиналось.       — Ты идешь с кем-нибудь в праздничные выходные в Хогсмид? У мадам Паддифут новые сезонные сорта чая, с сахарными сердечками, малиной и тягучей прозрачной карамелью!       — Уже закупилась валентинками? Я вчера получила свои из «Флориш и Блоттс»! Самые модные в этом году, те, на которых дискошар из блесток — он отбрасывает солнечные зайчики в форме сердечек и играет при этом песню Селестины Уорлок!       — Не слышала, Сириус Блэк уже пригласил кого-то на свидание в праздник? В прошлом году к началу февраля он уже гулял с Кассандрой Блоксам, но, возможно, у меня еще есть шанс… не закатывай глаза, Лилс! То, что у тебя напрочь отсутствует вкус на мужчин, не значит, что остальные тоже ослепли!       Лили вздохнула.       Через две недели атмосфера в школе накалится достаточно, чтобы в канун Дня всех влюбленных Хогвартс взорвался, разбрасывая вокруг сплетни, скандалы и грязные секреты, словно конфетти из хлопушки: Филч поймает какую-нибудь парочку в кладовке за совсем недетскими поцелуями, МакГонагалл обнаружит у своих учеников припрятанные запасы огневиски, или же две девчонки с разных факультетов вдруг выяснят, что Сириус Блэк морочил головы им обеим.       — Ненавижу февраль, — мрачно пробурчал Северус, достав из сумки учебник и швырнув его на стол так, что ветхая обложка едва не треснула.       Лили скосила глаза. Помнится, когда он сказал то же самое в прошлом году, она бросилась переубеждать его, потому что… ну, Лили старается видеть во всем лучшее, ее так мама учила.       Но сейчас она разделяла упадническое настроение пока еще лучшего друга. Потому что в начале года вместе со списком необходимых учебников и напоминанием о предстоящих экзаменах получила еще и новенький блестящий значок старосты. И это тут же делало все кошмары Дня святого Валентина ее личной головной болью.       Что за радость — весь вечер патрулировать коридоры, краснея из-за неловких попыток учителей завязать непринужденный разговор? Или на пару с завхозом, от которого несет кислой капустой и хлоркой, конфисковывать пронесенные в школу бутылки с алкоголем, а то и с любовными зельями? Вместо того, чтобы уютно устроиться под одеялом с книгой и коробкой шоколадный котелков, одну за другой открывать двери заброшенных кабинетов, только для того, чтобы наткнуться на того же Блэка, бесстыдно шарящего ладонями под юбкой очередной дурехи, о которой он назавтра уже забудет?       Или… на того же… Поттера.       Он, конечно, с третьего курса не дает Лили прохода, при каждом удобном случае воспевая ее ум, красоту и незаурядные магические таланты, и причитает, что чахнет без ее внимания от любовной тоски… но это не мешает ему вовсю пользоваться званием самого популярного спортсмена школы. И тащить после очередного удачно сыгранного матча какую-нибудь восторженную поклонницу на Астрономическую башню, — показывать созвездия и позволять трогать оставшиеся после дурацкого квиддича шрамы на смуглой коже, — только для того, чтобы в нужный момент подсесть ближе для горячего неловкого поцелуя, из которого так легко распалить самый настоящий «пожар страсти», как говорится в любимых маминых романах…       Лили украдкой глянула через плечо.       Через два стола от них расположилась шумная компания — легки на помине! Вот он, негласный лидер. Растрепанный, как будто только что башкой пропахал все квиддичное поле. Галстука нет. Воротник расстегнут, так что при желании можно увидеть острую линию золотистой ключицы. На губах — широкая наглая улыбка.       И уже ставший притчей во языцех Сириус Блэк рядом. Почти оскорбительно привлекательный для такого раннего утра. В отличие от Поттера, волосы у него лежат изящным беспорядком, словно он три часа их укладывал, хотя — и в этом крылась жестокая несправедливость мира — все прекрасно знали, что это не так. Темные густые пряди так же картинно-небрежно падали бы на высокий лоб, даже если он… ну, пропахал бы башкой все квиддичное поле. Просто некоторым феи-крестные, явно перебравшие цветочного нектара, с лихвой отсыпали красоты, ума и обаяния в количестве, достаточном для нескольких человек. Жестокая несправедливость мира, ага.       В этот миг Джеймс Поттер словно почуял, что за ним наблюдают. Он отвлекся от увлеченного разговора с Блэком и уставился прямо на Лили: улыбка сползла с глупого очаровательного лица, но тут же сменилась дерзкой соблазнительной ухмылкой. И он беззвучно прошептал: «Как дела, Эванс?». И подмигнул.       Лили резко отвернулась и уткнулась в книгу, чувствуя, как пылают кончики ушей.       Фу. Ну что за идиот.       — Февраль отстой, — согласилась она.       Северус рассеянно моргнул, как будто успел забыть, что она сидит рядом. Потом заметил книгу в цветастой обложке у нее в руках и нахмурился.       — Ты что, опять Шекспира перечитываешь? — каким-то невероятным образом ему удавалось задать простой вопрос таким тоном, что сразу становилось понятно: то, чем ты занимаешься — очень, очень постыдно.       Лили сердито поджала губы и демонстративно подняла книгу повыше, чтобы любой мог при желании увидеть позолоченные буквы на обложке. Те времена, когда она отчаянно искала одобрения у Северуса, прошли точно так же, как это случилось с Петуньей. Лили плевать, если он считает шедевры мировой поэзии чем-то, что зазорно читать волшебникам. В конце концов, это говорит лишь о зашоренности и невероятном напускном снобизме самого Снейпа.       В груди опять кольнуло знакомое предчувствие надвигающейся беды. Лили еще помнила Северуса мальчишкой, с которым познакомилась на детской площадке в Коукворте — черные глазищи казались огромными на худом бледном лице, тонкие как веточки пальцы с неровно обкусанными ногтями едва выглядывали из-под рукавов потертой мужской куртки. Срывающийся от восторга голосок, робкие, слегка неуклюжие улыбки, как будто он толком не умел улыбаться… этого ребенка из своих воспоминаний Лили по-прежнему трепетно любила, хотела обнять и как следует откормить печеньем.       Увы, как это частенько бывает, с возрастом большеглазый восторженный ребенок спрятался внутри неприятного угрюмого подростка. Северус стал жестким, где-то даже жестоким, а некоторые его шутки вводили Лили в ступор — настолько мрачными они были. От окружавших его чистокровных слизеринцев он набрался высокомерия и того снисходительного презрения ко всему магловскому, которое ее жутко раздражало. И с каждым днем становилось все труднее отвечать на вопросы подружек о том, почему она вообще разговаривает со Снейпом.       Если бы можно было достать Омут памяти и показать трогательного мальчика с глазами как у диснеевского Бэмби, они бы, наверное, сами поняли…       В любом случае, едва ли «Лили и Сев навсегда» протянет до конца школы.       Да, это будет не первая и не последняя дружба, что не вынесла проверку временем… но все равно обидно.       — Во-первых, — нравоучительно завела Лили, — ты можешь хоть каждый месяц перечитывать Шекспира и все равно будешь открывать для себя что-то новое. А во-вторых, это в любом случае гораздо интереснее той жути, что читаешь ты, — и она упрямо мотнула головой на старинный фолиант, выглядывающий из-под учебника Северуса.       «Страннейшее и необъяснимое волшебство человеческого разума», гласили золотистые буквы на корешке книги.       — Это вовсе… это вовсе не жуть! — возмутился Северус и сбивчиво зашептал, наклонившись к самому уху Лили и обдавая его горячим дыханием, потому что Слагхорн уже закрыл дверь и начал урок. — Многие волшебники недооценивают возможности человеческого мозга, и это в итоге играет с ними злую шутку! Ты знаешь, насколько сильным магическим воздействием может обернуться заклинание или зелье, если добавить к их эффектам силу самовнушения заклинаемого? В Бразилии был прецедент… один почтенный волшебник умер от отравления сложным неизвестным ядом, которым его напоил злейший враг. Там были все симптомы: позеленение кожных покровов, кровавая пена изо рта, конвульсии… А потом выяснилось, что пил он чистую воду, приправленную солью!       — Больше похоже на историю из желтой прессы, — поморщилась Лили в ответ.       Северус будто не слышал ее — длинные бледные пальцы с необычайной для него нежностью пробегали по кожаному переплету. Лили тихо хмыкнула: Марлин, которая постоянно утверждала, что «лучшему другу» только и надо залезть к Эванс под юбку, видно, совсем чокнулась. Нет сомнений — можно прямо сейчас запрыгнуть к нему на колени и разорвать на груди форменную блузку, а он лишь посетует, что теперь не может прочесть ни слова.       — …если подумать о том, какие возможности может принести глубокое изучение этого вопроса, — как ни в чем не бывало продолжил Северус, не подозревая, какие мысли пронеслись в рыжей голове, — воздействие на разум… без сомнительных последствий…       — Что-то вроде улучшенного первого непростительного? — холодно бросила она.       Северус предпочел сделать вид, что невероятно заинтересовался уроком — как и всякий раз, когда Лили затрагивала скользкую тему Темных искусств.       Да уж. Дружбе придет конец еще до начала экзаменов с вероятностью процентов в девяносто. То-то Петунья обрадуется.       Лили тихо, но выразительно хмыкнула и тоже обратила внимание на профессора, соловьем разливающегося про ежегодный конкурс талантливых зельеваров.       — … и для тех, кто все-таки хочет попытать свои силы — да-да, мисс Эванс, я на вас смотрю! — Слагхорн игриво пожурил ее толстым пальцем, — напоминаю, что заявки принимаются до конца февраля, это необходимо для… мистер Поттер, мистер Блэк, в чем дело? Может, вы хотите попробовать?       Лили снова обернулась, теперь уже вместе с остальным классом — за исключением, разве что, Северуса, который принялся черкать пометки в учебнике так усердно, словно хотел насквозь прорезать бумагу.       За заполнившим помещение разноцветным паром от зелий Блэк и Поттер о чем-то громко шушукались. Всеобщее внимание ничуть их не смутило: Джеймс прыснул, прикрывая мозолистой ладонью рот, Сириус небрежно откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и театрально возвел взгляд к потолку.       — Нет, профессор, что вы… просто мы с Джеймсом обсуждали, а можно ли подавать заявки на участие в качестве… м-м-м, подопытного? — Поттер откровенно хрюкал от смеха в ладони, не обращая никакого внимания на попытки Римуса Люпина приструнить его. — В таком случае, Нюн… Снейп просто обязан податься! Я буду держать скрещенными пальцы, вдруг кто-то напоит его зельем невидимости и спасет нас от его кислой рожи? Ну правда, весь настрой от праздника сбивает же…       Подземелье задрожало от дружного хохота гриффиндорцев, голос Мальсибера не очень уверенно пробурчал что-то вроде «завали, Блэк», Римус Люпин — пожалуй, единственный представитель красно-золотых, кроме самой Лили, который не счел шутку смешной — хлопнул тетрадью по макушке Поттера, уже растекшегося от смеха по парте. Блэк, довольный произведенным эффектом, надменно ухмылялся, подмигнув отчаянно покрасневшей Марлин.       Лили стрельнула в него испепеляющим взглядом, который, впрочем, ушел впустую — занятый флиртом Блэк в их сторону даже не глянул.       Каждый раз. Каждый раз, когда она почти решала сдаться и прекратить общение с Северусом, Поттер и Блэк выкидывали что-то подобное. Как можно отшить кого-то после такого?       Лили резко развернулась, случайно хлестнув сидевшего сзади Эйвери волосами по лицу.       Под тонкой кожей на челюсти Северуса заходили желваки, и он сжал кулак так крепко, что несчастное перо трещало, готовое вот-вот сломаться. Лили осторожно вытащила его из сцепленных пальцев.       — Забей, Сев, — мягко сказала она.       Северус обжег ее яростным взглядом.       — Ну-ну, мистер Блэк, ни к чему быть столь категоричным, — елейный голос профессора Слагхорна мягко утихомирил бушующий хохот учеников. — Разумеется вам, как юноше, одаренному не только талантами, но и выразительной внешностью, характерна некоторая предвзятость, но…       Лили нахмурилась, поглаживая побелевшие костяшки Северуса большим пальцем. МакГонагалл или Флитвик такого поведения бы не спустили, но Слагхорн все еще питал надежду затащить Сириуса в свой «клуб слизней» и безбожно перед ним лебезил, прощая любые выходки.       Ну что ж.       Хрен ему в таком случае, а не заявка на конкурс от мисс Эванс. Пускай Сириуса Блэка и уговаривает.

***

Что? Смерть! Иль отречение навеки

От общества мужчин. Вот почему,

О Гермия, проверь себя.

      «Соглашайся, Гермия, — мрачно подумала Лили, — от мужчин все равно одно зло.»       Как же она была сердита на проклятого Сириуса Блэка! И на Поттера тоже, за компанию, потому что их все равно нельзя одного от другого отделить, они, как привлекательный вариант Твидл-Ди и Твидл-Дума из сказки Кэрролла, всегда вместе.       Северус весь остаток дня дулся и срывался на нее по мелочам, — у него и так-то характер не сахарный, а когда он был не в настроении, то вообще хоть на стенку лезь. Лили в итоге к вечеру тоже стала дерганой и вредной и даже пропустила ужин, чтобы только избежать лишних разговоров. И теперь она была нервная, злая и голодная. И все из-за дурацких шуточек Блэка, которые, разумеется, после зельеварения никуда не пропали и достигли своего апогея на уроке травологии. Северуса там даже не было, но это не помешало Сириусу продолжать упражняться в остроумии. В конце концов Лили не сдержалась и вычла у Гриффиндора пять баллов за разговоры на уроке, а еще отчитала несчастного Римуса за отлынивание от обязанностей старосты. А ведь Римус ей единственный из всей мародерской шайки нравится.       И все из-за высокомерного, несносного, много о себе думающего Блэка!       Даже Поттер… ладно, она не могла всерьез сердиться на Поттера, сегодня он всего лишь смеялся над глупыми шуточками своего лучшего друга, и на том спасибо. Это ведь то, что делают друзья, да? Она тоже поддержала Северуса утром, пусть даже и… не слишком-то хотела.       Лили вздохнула и перевернула страницу, из которой уже ровным счетом ничего не помнила. Не страшно. «Сон в летнюю ночь» — ее любимая пьеса, сюжет давно выучен наизусть.              Вот бы можно было, как в театральной пьесе, взять спесивого Сириуса Блэка и проучить как следует, чтобы он хоть на мгновение спустился со своего пьедестала и по-настоящему увидел, как, походя, ранит окружающих людей. Не только Северуса — тут как раз все было понятно, он и сам никогда не упускал возможности сказать и сделать что-то неприятное и обидное для неприятелей, — но ведь Сириус вообще никому спуску не давал. Ни друзьям, ни врагам, ни влюбленным в него по уши девчонкам...       Неподалеку раздался очередной надрывный всхлип. Лили признала тщетность своих усилий, закрыла книгу, заложив закладкой, поднялась и осторожно отодвинула в сторону полог соседней кровати. Там уже второй час подряд ревела Марлин Маккинон, а Алиса утешала ее, гладя по лохматой блондинистой голове и бормоча что-то мягким шепотом.       Марлин, разумеется, тоже ревела из-за Блэка. Потому что утром он подмигивал ей и отчаянно флиртовал, а уже после обеда за теплицами целовался с Пиппой Монтгомери — (Рэйвенкло, шестой курс, третий размер груди, мерзкие слухи о проворных пальцах) — на что Маккинон вообще рассчитывала?       — Эй, ну ты чего? — пробормотала Лили, усаживаясь на кровать и притягивая ревущую соседку в объятия.       — Я такая ду-у-ура! — простонала та, заливаясь слезами.       Лили обменялась с Алисой обреченными взглядами поверх светлой макушки.       — Никакая ты не дура, — твердо заявила она. — Ты одна из самых умных людей, которых я знаю. Это Блэк — последний подонок. Ну чего ты опять туда полезла? Ты же в прошлом году его бросила из-за того, что он за Виолой Фортескью увиваться начал…       Очередной приступ рыданий едва не оглушил, и сквозь неконтролируемые всхлипы Лили с трудом различила что-то похожее на «но он такой красиииивый!»       Алиса с тихим вздохом закатила глаза.       — Нет, ну это просто невыносимо.       — Ну, не такой уж он и... — фыркнула Лили, и Марлин тут же вскинулась, яростно ткнув в нее пальцем.       Разумеется, Лили кривила душой. Она же не слепая, в конце концов?       — Мерлина ради, Лилс, что с тобой не так? — Маккинон вытерла глаза ладонью, размазывая по щекам тушь, и потянулась за сложенными на тумбочке шоколадными лягушками. Истерика была, наконец, окончена. — Блэк тебе не красивый, от Поттера нос воротишь, зато с Нюниусом за ручку по Хогвартсу прогуливаешься!       — У него есть имя, Марлин.       Это сказала не Лили. Это сказала Алиса. Северуса она не любила почти так же сильно, как… ну, как все, кто разговаривал с ним больше одного раза, но обидную кличку, придуманную Мародерами, все равно считала отвратительной.       Именно поэтому Алиса была лучшим в мире человеком. Ну ладно, еще потому, что взяла на себя нелегкую ношу успокаивать Марлин каждый раз, когда та начинала реветь.       — И Северус уж точно не стал бы целоваться за теплицами с дурехой Пиппой, — добавила Лили.       Впрочем, поцелуи и Северус вообще сочетались в ее голове примерно как Люциус Малфой и магловская кофеварка — то есть ни при каких обстоятельствах.       Алиса, чье настроение чуть-чуть поднялось после окончания слезливого потопа, отобрала у Марлин лягушку, откусила кусочек шоколадной лапки и откинулась на высокое изголовье кровати, с наслаждением прикрыв глаза.       — Лили, огромное тебе человеческое спасибо за то, что хоть ты не ревешь из-за Блэка каждую пятницу, как по расписанию.       Лили сняла воображаемую шляпу и слегка поклонилась.       — Ему бы не помешало хотя бы раз оказаться на месте его подружек, — продолжила Алиса. — Как думаете, он вообще когда-нибудь страдал от разбитого сердца?       — С чего бы ему? — мрачно хмыкнула Марлин. — Он может получить кого захочет, ему стоит только пальцем поманить.       Лили, которая уже потянулась за шоколадом к тумбочке, замерла. Кого захочет? В голове вдруг сложилась, словно из пазлов, четкая картинка: последняя фраза Марлин, сюжет пьесы, заученный наизусть, утренний урок зельеварения…       Смело. Опасно. Совершенно неподобающе для старосты. Но Лили все-таки гораздо больше ратовала за справедливость, чем за следование правилам, что бы там многие о ней не думали.       Она забрала последнюю шоколадку с тумбочки и задумчиво надкусила уголок.       — Марлин, а книжка про любовные зелья, которую тебе прислала на Рождество сестра, еще здесь?       Маккинон хитро прищурилась, заинтересовавшись:       — А тебе для чего, Эванс? Поттер и так по первому зову прибежит, нет нужды впустую тратить ингредиенты.       Лили сделала вид, что ее сейчас стошнит, и передернула плечами, надеясь, что блеск в глазах не выдаст лжи:       — Просто появилась идея для конкурса зельеваров. Ну, о котором Слагхорн утром распинался, помнишь?       Разочарованная Марлин закатила глаза.       — Заучка, — она свесилась с кровати, пошарила под ней рукой и вытащила книгу в ядовито-розовой обложке, от которой зубы сводило, как после сладкого. — На.       Лили поблагодарила ее, расцеловала в обе щеки, строго наказав не реветь больше из-за такого ничтожества, как Блэк, и поспешила к себе, сославшись на позднее время: часы на тумбочке уже показывали полночь, и пора было ложиться спать. Завтра намечался насыщенный день. Напоследок перед сном она наугад раскрыла книгу и улыбнулась, скользнув взглядом по первым попавшимся строчкам.

Что увидишь, как проснешься,

Всей душой тем увлечешься.

Пусть любовь тебя гнетет:

Будь то волк, медведь, иль кот,

Иль с щетиной жесткой боров -

Для твоих влюбленных взоров

Станет он всего милей.

Как придет, проснись скорей!

Вот и говорите после такого, что гадания — полная ерунда.

***

      Итак, выходные прошли за изучением полученной от Марлин книги, посещения Запретной секции в библиотеке, разрешение в которую с радостью выписал Слагхорн, и составлением нового рецепта идеально продуманной мести для заправского сердцееда.       В субботу Лили посетила Хогсмид в одиночестве, даже обрадовавшись тому, что Северус был слишком занят очередными делами, которые явно не понравились бы ни ей, ни, возможно, Отделу магического правопорядка. Она выпила сливочного пива в компании Алисы и Мэри Макдональд, метко зашвырнула снежком в лицо Поттеру на очередное предложение согреть в этот морозный день, закупилась нужными ингредиентами в аптеке и забрала с почты посылку от родителей, в которой с восторгом обнаружила целую упаковку горячо любимой имбирной газировки.       В воскресенье она с утра прописалась в библиотеке, заодно наладив отношения с Римусом Люпином путем искреннего извинения и взятки в виде пачки медовых ирисок, а вечером — в пустой зельеварческой лаборатории, ключ от которой получила также, как и пропуск в Запретную секцию. Честное слово, при всех манипулятивных талантах Слагхорна им было слишком легко управлять.       Когда Лили закончила, вполне довольная результатом, было уже далеко за полночь. Да, утром она будет зевать и точно заснет на уроке истории, но это ничего: все, что последует позже, определенно стоит этих небольших неудобств.       О, Северус ей бы гордился. Если, конечно, она решила бы поделиться с ним своим планом.       В спальне стояла кромешная тьма — Алиса очень чутко спала, поэтому тяжелые бархатные портьеры обычно были задернуты, а ночники выключены. Пробираясь в темноте наощупь, Лили неосторожно споткнулась о брошенный кем-то ботинок и выругалась сквозь зубы.       — Лилс? Это ты? — сонно прошептала Марлин, отводя в сторону полог кровати. — Ты чего так поздно?       На миг захотелось рассказать все как есть, ведь, в какой-то степени, именно Марлин стала ее вдохновением. Но это было бы слишком странно — обсуждать гениальные злодейские планы в два часа ночи, да? Тем более, если все пройдет успешно, результатом можно будет насладиться уже завтра.       Поэтому она решила ограничиться простейшим объяснением:       — Варила зелье.       Марлин что-то невнятно промычала в ответ, и полог ее кровати вновь колыхнулся, закрываясь. Лили продолжила свой путь, радуясь, что небольшая заминка позволила глазам привыкнуть к окружающей темноте, но все равно, забираясь под одеяло, она неловко махнула рукой и снесла с тумбочки будильник. — Вот черт! — Я вас ненавижу, — донесся из темноты жалобный стон Алисы.