MGPD Preferences

Олег просыпается еще до того, как успевает что-то понять. Спит он обычно чутко, просыпается от каждого шороха, а сейчас, когда его маленькая дочурка делит с ним кровать (переезд был неожиданным, поэтому Олег даже не успел озаботиться кроватью для малышки), его сон стал еще более прерывистым. Обычно он реагирует на любое, даже самое крошечное движение со стороны дочки, а проснувшись, несколько раз проверяет, все ли с ней хорошо. Но сегодня Т/И, кажется, совсем неподвижна. Олег вообще-то был уверен, открывая глаза, что кто-то рядом с ним активно ворочается, но сейчас, когда он окончательно проснулся, Т/И не двигается и даже едва-едва дышит, как будто боится, что папа поймет, что она уже не спит. — Т/И, — шепотом зовет он, и девочка вжимает голову в плечи. Не спит. — Солнышко, что случилось? — тихо-тихо, чтобы не спугнуть, спрашивает он и осторожно кладет руку на ее плечо. В ответ на это простое движение малышка издает всхлип, и тогда Олег совсем напрягается. Он совсем-совсем легонько тянет ее на себя, и она безвольно переворачивается на спину, наконец глядя на него большими-большими и блестящими в тусклом лунном свете, пробивающемся сквозь прозрачные шторы, глазами. На ее щеках мокрые дорожки, и она хнычет и тянется к нему. — Папа… Олег берет ее на руки, как самое большое свое сокровище. Так вообще-то и есть — у него нет никого дороже Т/И. Он прижимает ее к себе, коротко целует в лоб и, покачиваясь вперед и назад, обеспокоенно спрашивает: — У тебя что-то болит? Она быстро-быстро мотает головой и снова всхлипывает. — Солнышко, а что тогда? — Олег говорит тихим успокаивающим голосом, но сердце внутри него бешено колотится, так и норовя пробить грудную клетку. А вдруг Т/И плохо и нужно срочно везти ее в больницу, а он сидит здесь и теряет время? А вдруг ей больно? Девочка снова мотает головой и утыкается лицом в грудь Олега. — Тебя что-то напугало? — продолжает допытываться он. Малышка напрягается, некоторое время не двигается, а затем медленно кивает. Волков едва слышно выдыхает от облегчения. Значит, жизни и здоровью Т/И ничего не угрожает. Она просто испугалась, а со страхом… Что ж, со страхом работать должно быть проще. — Тебе что-то приснилось, да? — догадывается Олег, и девочка снова кивает. Стоило догадаться. Т/И не впервые снятся кошмары, такое уже бывало… Только давно, когда она была сильно младше. Олег успел уже забыть, каково это… — Солнышко, что тебе приснилось? Расскажешь? Она мотает головой и сильно-сильно сжимает ткань Олеговой футболки. Как будто если она не будет так за нее цепляться, то папа просто исчезнет и она останется одна. Или как будто только так она чувствует, что папа действительно рядом и сможет защитить ее от любого монстра. И Олег ее не торопит. Для него, возможно, кошмар — это ерунда, что-то, с чем можно справиться, но для ребенка… это куда более глобально. И он не имеет права отмахнуться и сказать, что это все ерунда. Потому что не ерунда. Потому что это действительно серьезно для маленького человечка. — Все хорошо, — шепчет он и целует дочку в макушку. Плечи малышки периодически вздрагивают от всхлипов. Теперь она открыто плачет, пока Олег сжимает ее в своих объятиях, раскачивается вперед и назад и повторяет много-много раз, что все хорошо, что бояться нечего. — Ты ушел и меня бросил, как мама, — захлебывается рыданиями Т/И. — Почему ты ушел? Почему все уходят? Боже. Олег надеялся, что дело в каком-нибудь глупом монстре. Прогнать чудище просто, но что делать с такими взрослыми кошмарами? — Солнышко, — выдыхает Олег и нервно вдыхает. Воздух почему-то становится горячим-горячим, даже обжигающим, и Волкову требуется сделать несколько вдохов и выдохов, чтобы продолжить говорить. — Но ведь я здесь, правда? Я никуда не делся. — А вдруг ты… уйдешь? — от рыданий Т/И начинает икать. Олег прикрывает глаза и еще раз глубоко вдыхает. Он боялся момента, когда Т/И начнет задумываться о том, почему у нее нет мамы, и пытался к нему подготовиться, но это все равно произошло слишком неожиданно. Он оказался к этому абсолютно не готов. И в этом кошмаре, возможно, есть его, Олега, вина. Если бы только он поговорил с ней об этом раньше, если бы объяснил все, то Т/И, может быть, не стала бы бояться того, что и его может вдруг не стать в ее жизни. Ему казалось, что она еще слишком мала для таких разговоров, но он определенно ошибался. Пропустил подходящий момент. Облажался. — Милая, — тихо говорит он. — Я никогда тебя не брошу. Слышишь? — Бросишь, — Т/И тянет букву «о». — Все меня бросают. Вдох. Выдох. Олег очень пытается не сорваться. Он осторожно заставляет дочку сесть лицом к нему. Она старательно избегает его взгляд, разглядывает простынь, лишь бы только не сталкиваться взглядом с Олегом, и давит всхлипы. Лицо ее уже красное, опухшее от слез. Волков осторожно касается ее щек и заставляет поднять голову. В ее глазах слезы, и сердце Волкова разрывается от боли, когда он это видит. За годы он так и не смог привыкнуть к слезам любимой дочки, они все еще выбивают его из колеи. — Т/И, Солнышко, ты меня видишь? — мягко спрашивает он, и она поднимает на него глаза. — Да, — немного помедлив, отвечает она. — Ты чувствуешь, что я тебя трогаю? — продолжает он и осторожно поглаживает большими пальцами по ее щекам, не отпуская ее лица. — Да, — снова отвечает она. — Я рядом, — констатирует Олег. — И я всегда буду рядом. Не важно, что произойдет, я никогда тебя не брошу. Потому что как же я буду без своего маленького солнышка? Он улыбается, и Т/И шмыгает носом, глядя на него большими-большими глазами. Она больше не плачет, но все еще периодически всхлипывает и икает. — С кем же я буду готовить блинчики? А с кем я буду белочек кормить? — Найдешь себе какую-нибудь другую девочку, — тихо бубнит Т/И, и Олег мотает головой. — А мне не нужна другая девочка. Никакая другая девочка тебя не заменит. Ты вот можешь найти себе другого папу? — Нет, — задумчиво говорит Т/И, вдруг переставая даже икать. — Вот и я не могу найти себе другую дочку. Потому что тебя люблю. Понимаешь? Он наконец отпускает ее лицо и внимательно смотрит на нее. Она замирает, ее брови опускаются, она покусывает губу, словно пытаясь проанализировать слова Олега. И кажется, в конце концов, то, к чему она приходит, вполне ее удовлетворяет, потому что некоторое время спустя она снова шмыгает носом и кидается ему на шею, крепко обнимая. — Я тебя люблю, папочка. Олег улыбается и кладет руки ей на талию. — И я тебя, Солнышко. — Ты правда-правда меня не бросишь? — спрашивает она, и Олег кивает, мягко поглаживая ее по спине. — Правда-правда. Т/И отстраняется, предварительно смазано чмокнув его в щеку. — Спасибо, папочка. Теперь она совсем успокаивается и даже позволяет себе улыбнуться, а у Олега словно камень с плеч сваливается. На этот раз разговор на подобные темы прошел безболезненно, но когда-нибудь Волкову придется расставить все точки над i. Т/И имеет право знать хоть что-то про свою маму. Но это произойдет потом. Когда Т/И подрастет. А пока Олег будет делать все, чтобы она никогда не пожалела о том, что ее такая маленькая.