MGPD Preferences

Вы переписывались письмами. Да, так уж вышло, что у вас было не так много времени пообщаться лично — вы едва успели познакомиться, как Олег сообщил тебе, что уезжает в Сирию и едва ли может сказать, когда вернется. Вам обоим тогда казалось, что ваше общение очень скоро прекратится — сложно поддерживать какие бы то ни было отношения на расстоянии. Даже если это только дружба. Но время шло, вы продолжали переписываться письмами, становились только ближе. Постепенно дружба переросла во взаимную симпатию, а симпатия — во влюбленность. И вы даже сами не заметили, как стали считать себя парой и строить планы на совместное будущее. Олег много знал. Он был очень начитанным человеком, пусть раньше тебе и казалось, что военные — это люди, сконцентрированные в основном на изучении оружия и боевой техники, а не на истории, литературе и даже изобразительном искусстве. И ты, если честно, даже чувствовала себя немного неловко, потому что ты никогда не могла похвастаться настолько широкими познаниями. И каждый раз, когда на почте тебе вручали очередное письмо, ты открывала его прямо на месте, не сумев дождаться возвращения домой, и с замиранием сердца вчитывалась в каждую строчку. Ты была юна, ты была влюблена, ты мечтала встретиться с ним еще раз. Вы оба были влюблены, это было понятно из множества трогательных слов, которые вы посвящали друг другу. Вам даже не нужно было говорить об этом, вам обоим и так было понятно, что вы уже давно не просто друзья по переписке или хорошие знакомые. И каждый раз, прибегая на почту, ты до жути боялась получить то самое письмо, которое перечеркнуло бы все… И твоим страхам суждено было сбыться. Ты держишь в дрожащих руках конверт и уже заранее понимаешь, что в нем не будет ничего хорошего. Имя адресанта незнакомое, но ты прекрасно знаешь, что именно увидишь внутри. И очень хочется выкинуть конверт в стоящую рядом мусорку, а потом пойти домой и писать новое письмо для Олега… Но тебе нужно столкнуться с этой жуткой правдой. Тебе нужно принять, что то, чего ты боялась больше всего, в итоге стало явью. Ты идешь домой, сжимая перед собой конверт и не сводя с него глаз. Несколько раз ты едва не попадаешь под машину, потому что просто не замечаешь, как на светофоре загорается красный свет. Уже недалеко от своего дома ты ступаешь на дорогу и слышишь громкий автомобильный гудок и громкий крик высунувшегося из окна водителя. Приходится ускориться. Оказавшись на другой стороне дороги, ты опускаешься на корточки и закрываешь голову руками, чувствуя, как слезы выступают на глаза. Ты уже больше не можешь держаться. Наверно, со стороны это смотрится странно и почти комично, но это волнует тебя в последнюю очередь. — Вы в порядке? — слышишь ты тихий женский голос и вскакиваешь на ноги. На женщину, обратившуюся к тебе, ты даже не смотришь и несешься к дому. Твои самые страшные опасения подтверждаются, стоит тебе раскрыть конверт. «Извещение… погибшего… смерть наступила…» — читаешь ты, до боли сжимая зубы. У тебя даже нет сил плакать, ты просто раз за разом вчитываешься в жестокие строки, пытаясь заставить себя поверить в написанное. Это ошибка. Это должно, просто обязано быть ошибкой, ведь Олег не может просто так умереть. Он ведь сам не раз уверял тебя, что с ним просто не может произойти ничего плохого. «Чудесное везение», черт бы его побрал. «Пули пролетают мимо меня, даже не касаясь, и я всесилен, когда знаю, что ты меня ждешь», — вспоминаешь ты строчку из одного из его последних писем. Почему же эта удача не спасла его теперь? «Я обещаю, что вернусь к тебе, и тогда тебе точно от меня не отделаться», — писал он еще совсем недавно. Обманщик. Он ведь обещал и не сдержал обещание. Это даже нечестно. Ты-то свое обещание держала до самого конца — ждала его возвращения и писала ему постоянно, едва только выдавалась свободная минутка. «Пиши. Пиши мне чаще, потому что твои письма придают мне сил», — уверял тебя он, а ты не понимаешь теперь, что именно пошло не так? «Это жестоко, Олег», — разочарованно думаешь ты, сминая извещение и выбрасывая его в мусорку. Хочется поступить так же с его письмами, но рука не поднимается. Ведь ты все еще его любишь. И, признаться честно, все еще ждешь.

***

Прийти в себя оказывается задачей не из легких. Письма убираются на дальнюю полку шкафа и больше никогда не достаются, все остальные воспоминания об Олеге уничтожаются, и ты два года пытаешься убедить себя, что пережила. Что все хорошо. Что тебе больше не больно. Что не хочется порой открыть шкаф, достать небольшую коробку из-под печенья и жадно вчитываться в уже давно вызубренные строки. Ты притворяешься слишком долго и почти начинаешь в это верить… Пока в твою дверь не звонят. Это происходит поздним вечером, и ты хмуришься, закрывая книгу и откладывая ее в сторону, пытаясь прикинуть, кто бы мог наведаться к тебе так поздно? Хозяйка квартиры не отличается спонтанностью и обычно предупреждает о своих визитах заранее, соседки по лестничной клетке обычно ложатся спать еще до девяти, а доставку ты не заказывала. Звонок повторяешься, и ты встаешь и идешь к двери, жалея, что соседка не догадалась встроить в нее глазок. Кто вообще делает входную дверь без глазка? — Кто там? — спрашиваешь ты, прижимаясь ухом к двери и не спеша открыть. — Родная, это я… Олег, — раздается с той стороны нерешительный ответ, и ты замираешь. Голос звучит незнакомо, странно. У человека хриплый голос, который никак не вяжется у тебя с родным баритоном Олега. И пусть в речи незнакомца ты слышишь желанные мягкие нотки, ты понимаешь, что это никак не может быть Волков. Волков давно мертв. — Это очень жестокая шутка! — зло отзываешься ты и делаешь глубокий вдох, прежде чем добавить твердо и уверенно: — Проваливайте, или я вызову полицию. — Т/И, — отвечает незнакомец. — Это правда я. Судя по звукам, он подходит ближе к двери, и ты снова глубоко вдыхаешь и выдыхаешь, пытаясь успокоиться. — Я вызываю полицию! — вскрик получается немного истеричным, и незнакомец спешит ответить прежде, чем ты успеешь отойти от двери. — Твой любимый художник — Сальвадор Дали, — быстро говорит он. — Хотя вообще-то так ты говоришь всегда, когда тебя спрашивают о любимом художнике, но ты даже не до конца понимаешь его картины. И вообще изобразительное искусство — не твой конек, ты не различаешь стили, но личность Дали тебя всегда интриговала. Хотя тебе очень нравилось, когда я рассказывал тебе о творчестве разных художников. Ты замираешь, с жадностью впитывая каждое слово человека по ту сторону двери. Потому что это слишком похоже на то, что сказал бы Олег… — Зато ты любишь кино. Хотя советские фильмы тебе всегда казались странными. Я даже пообещал тебе устроить киномарафон по лучшим советским фильмам, чтобы тебя переубедить, — продолжает… Олег. — А еще я пообещал тебе, что мы обязательно сходим в столовую, в которую мы бегали с Серегой еще в студенческие годы. Я говорил тебе, что там делают самые вкусные в Питере котлеты… Ты резким движением открываешь дверь и замираешь, разглядывая Олега. Настоящего, живого. Он смотрит на тебя так, как будто ты только чуть не зашибла его, а ты не можешь поверить, что все, что происходит, правда. И ты не понимаешь, стоит ли злиться или плакать от счастья… Олег выглядит старше, гораздо старше, как будто с вашей последней встречи прошло не два года, а в разы больше. Он не просто возмужал, он словно бы… постарел? И ты можешь только догадываться, через что ему пришлось пройти за все это время. — Ол-лег? — взволнованно говоришь ты, и он улыбается. Почему-то виновато. — Я, — кивает он и ахает, когда ты порывисто обнимаешь его. Тебе так не хватало его голоса, его тепла, его объятий… тебе просто не хватало Олега, и теперь ты готова себе в этом признаться. Поэтому, когда он мягко кладет руки на твою талию, ты не можешь сдержать эмоций. Все то, что ты копила в себе в последние годы, вырывается наружу со слезами. Уже после ты будешь ругать его на чем свет стоит. Уже после ты будешь укорять его за то, что не сообщил тебе о том, что он жив, раньше. Но сейчас ты просто счастлива, что он рядом, с тобой. Ты просто счастлива, что он в порядке…