MGPD Preferences

Вадим справляется. Он вообще-то всегда справляется. По-настоящему надолго выбить его из колеи — задача практически невозможная, поэтому в конце концов он возвращается к привычной жизни. Они с Т/И общались не так долго, но почему-то ему все равно требуется некоторое время, чтобы окончательно прийти в себя. Слишком долго, если так подумать. Впрочем, три месяца спустя он уже становится самим собой — шутит, нервируя начальника, стоит за ним угрожающей громадиной на деловых встречах Дагбаева, отвозит его туда, куда нужно, и приводит то, что нужно. И все же порой Алтан Дагбаев, его начальник, замечает, что его телохранитель вдруг куда-то пропадает и дозвониться до него становится практически невозможно. Свою геолокацию он тоже отключает, но Дагбаеву кажется, что он знает, куда может отлучаться его телохранитель. Вадим сам себя ненавидит за это, но на могиле Т/И почти всегда есть свежие цветы. — Я снова пришел. Вадим поджимает губы и кладет купленные по дороге ромашки перед могильным камнем. — Дурак, да? — хмыкает он и садится на низенькую скамеечку рядом. — Ты не подумай, я бы и не приходил. Но вдруг на другой стороне что-то есть? Думаю, тебе было бы обидно, если бы я не приходил. Так что… просто выполняю обязательства. Да. Он вздыхает и ерошит волосы. Вообще-то он обещал себе, что больше не придет. Он обещал себе, что выкинет Т/И из головы сразу же после похорон, как выкидывал всех погибших товарищей. Не в первый раз. Вадим ведь никогда не умел по-настоящему привязываться. — Твоя сестра пришла в себя, — говорит вдруг он. Т/И совсем немного не дождалась пробуждения сестры. Вадим не хотел, правда не хотел присматривать за ней, но все равно периодически узнавал о ее состоянии. А когда она пришла в себя, он был тем, кто ввел ее в курс дела. Незнакомцем, ворвавшимся в ее жизнь, чтобы разрушить ее новостью о том, что она осталась совсем одна. Впрочем, быть вестником смерти Вадим тоже привык. Смерть всегда рано или поздно появляется там, где оказывается он, хочет Вадим того или нет. Может быть, как раз из-за него все сложилось именно так. И он, если честно, просто устал быть тем, кто приносит плохие новости. — Я думал, с тобой будет по-другому, — тихо говорит он и встает со скамейки. Уходя, он не оборачивается, надеясь, что этот поход будет последним. Внутри уже нет ничего, даже близко похожего на печаль. Вадиму кажется, что это чувство у него давно атрофировалось за ненадобностью. Есть только какое-то гнетущее разочарование. Но это все же лучше, чем боль.

***

Вадим резко раскрывает глаза с громким вздохом, словно выныривая из воды. Кажется, он как-то неудачно лежал, потому что шея затекла, спина ноет, и у Вадима не сразу получается принять вертикальное положение. Спина уже давно так не болела. Да, пожалуй, Вадим уже не так молод, как ему кажется. По крайней мере, его прошлое заметно подкосило его здоровье. По крайней мере, суставы теперь болят куда чаще, чем раньше. Возможно, это неизбежный этап взросления любого человека, но Вадиму, всегда отличавшемуся отличным здоровьем, немного обидно. Он потратил столько времени на улучшение своей физической подготовки, но взросление все равно ощущается достаточно ярко. Он медленно садится, поморщившись, оглядывается… и замирает. Вокруг него квартира, в которой он не был, кажется, целую вечность. Или был совсем недавно? Вадим не может понять, сон это или реальность, но в этом хочется остаться чуть дольше. Он тяжело поднимается с дивана и еще раз оглядывается, все еще не веря, что он правда находится здесь. Почему-то все вокруг кажется реальным и нереальным одновременно. Мужчина подходит к окну, проводит рукой по жестковатой шторе, выглядывает на улицу, некоторое время молчаливо разглядывает большую яркую луну прямо напротив окна, проходит вдоль стены, касаясь шершавых обоев. Все вокруг слишком… настоящее. — Кошмар? Звучит как клише, — хмыкает он и выходит в коридор. В коридоре темно. Вадим прищуривается, замирая возле приоткрытой двери. Конечно, он не боится того, что может увидеть. Его устроит любое развитие событие — даже если Т/И там не окажется. Потому что он уже смирился с тем, что ее больше нет, ему уже все равно. И все же он некоторое время стоит перед дверью в ее комнату, как будто ожидание может что-то изменить. Как будто, если ее действительно больше нет, то за то время, пока он переминается с ноги на ногу, разминает затекшую спину, она появится. Он тихо открывает дверь и заглядывает в комнату Т/И. Невозможно яркая, огромная луна светит в окно, освещает комнату, и Вадим прищуривается, вглядываясь в силуэт на расправленной кровати. Только теперь он чувствует, как невидимая пружина, до предела затянувшаяся в его груди, вдруг мягко расслабляется. Для верности он беззвучно заходит внутрь, неподвижно разглядывает ее, пытаясь уловить, дышит ли она, и облегченно выдыхает, когда слышит ее тихое сопение. Жива. Также беззвучно он выходит из комнаты, прикрывает за собой дверь и уходит на кухню. Очень хочется курить. Т/И не одобрит, она не любит, когда Вадим курит прямо в квартире. Они даже пару раз спорили из-за этого — Т/И уверяла его, что эта привычка разрушительна, а Вадим едва удерживался от того, чтобы ответить, что привычка царапать руки ножницами куда более разрушительна вообще-то. И все же курить очень хочется. Вадим открывает окно и вытаскивает из одного из кухонных шкафчиков сигареты. Он специально убрал их повыше, чтобы они не мозолили глаза Т/И, но все время были под рукой. Сейчас это оказывается очень кстати. Вадиму странно. Он никогда и ни к кому так не привязывался. Он никого не хотел так оберегать, защищать, поддерживать. И никого прежде так не боялся потерять. Да, он действительно боится потерять. Он не хотел бы себе в этом признаваться, но сейчас это ясно как день. И он ненавидит себя за это. Жить без привязанностей было куда проще, у него не было таких слабостей и им сложно было манипулировать, но сейчас, если кто-то из врагов Вадим, коих у него за годы жизни набралось немало, узнает о Т/И, то им куда проще будет его шантажировать. С этим нужно что-то делать. Проще всего было бы вычеркнуть себя из жизни Т/И. И он бы, наверно, так и поступил, если бы она не была такой… уязвимой. Если он уйдет, она ведь может не выдержать и сделать что-то непоправимое. Сейчас Вадим — единственная ее опора, и он не готов просто так ее бросить. — Идиот, — зло шипит Вадим, выдохнув сигаретный дым. — Синдром спасателя играет? Почему он чувствует за нее такую ответственность? Это ведь на него совсем не похоже. Откуда в нем это желание ее… спасать? — Вадим? Мужчина сглатывает и оборачивается. Он ждет, что Т/И нахмурится, увидев сигарету, возможно, надуется, начнет отчитывать Вадима за то, что он снова делает то, что Т/И просила его не делать, но когда он смотрит в ее глаза, то видит только какую-то неожиданную растерянность. — Ты чего не спишь? — натянуто улыбается он, пытаясь отогнать картинки из своего сна. — Кошмар, — хрипло говорит она. — Ты можешь… полежать со мной? Если не сложно. Они редко спят вместе. Вадим теперь почти все свободное время проводит в ее квартире, но не пытается посягать на ее комнату, продолжая спать на разложенном специально для него диване. И это тоже странно — откуда в нем такая бережность? Разве Т/И — первая девушка в его жизни? Точно нет, но почему-то ее личное пространство хочется уважать. — Конечно, — хрипло говорит он, успокаивающе улыбнувшись. — Иди к себе, я сейчас подойду. Уже лежа рядом с ней, обнимая ее одной рукой, а другой осторожно поглаживая ее по спине, он думает, что серьезно вляпался. Но это почему-то ему даже нравится…