MGPD Preferences

Тяжело. Если бы тебя попросили охарактеризовать учёбу в музыкальном училище, то ты использовала бы именно это слово. Безусловно, музыкальное образование и выступления на сцене были твоей мечтой, так что жаловаться просто грешно. И ты действительно счастлива от осознания того, что буквально сейчас исполняешь эту мечту. И всё же даётся тебе это с трудом. Музыкальная литература, гармония и музыкальная информатика никак не хотят с тобой ладить. Поначалу ты почти что выла, не в силах справиться со строгостью и требовательностью преподавателей, объёмом заданий и непониманием сути изучаемого. Но именно упорный труд держит тебя на плаву — ты, зубами вцепившись в возможность заниматься любимым делом, так просто не сдалась. И даже смогла выйти на хорошие оценки и начать разбираться в предметах, хоть так до конца и не нашла общий язык с преподавательницей гармонии, которая также вела у тебя сольное пение. Особенно сильно помогает поддержка Димы. То, как искренне он улыбается, аплодирует и восхищается, когда ты разучиваешь новые мелодии или готовишь песню для следующего занятия, придаёт тебе массу сил двигаться вперёд. А вот мама и бабушка, к сожалению, так и не смогли принять тот факт, что ты учишься «не пойми на кого». По их мнению ты занимаешься откровенной ерундой, вместо того, чтобы получать нормальное образование. Но скандалить с тобой больше не пытаются. Хотя их поддержки иногда и правда не хватает.

***

И вот, сегодня наконец-то состоится твой первый концерт. Ты ужасно нервничаешь, стоя перед зеркалом и, кажется, в миллионный раз поправляешь своё простенькое белое платье, приглаживаешь складки и чуть дёрганными движениями убираешь выбившиеся прядки обратно в причёску. На выступление ты ожидаемо позвала Диму, который по ощущениям пришёл бы и без этого приглашения, а также маму и бабушку. Последние особого энтузиазма не выказали, но вроде бы обещали появиться. Не оплошать. Перед ними ни в коем случае нельзя оплошать. Это твой лучший и пока что единственный шанс доказать им, что ты на самом деле счастлива, занимаясь музыкой. Что это — твоё призвание, и что они были не правы, когда давили на тебя поступлением на экономический. Один только Дима знает, как ты переживала перед этим концертом. Весь месяц, посвященный подготовке, ты засиживалась в училище допоздна, а придя домой продолжала мучить гитару, свои пальцы и голосовые связки. Практически каждый день Дима собственноручно обрабатывал и перевязывал кровавые мозоли на твоих пальцах, а после, когда ты в конце концов сорвала голос от частоты пения, заставлял полоскать горло каждые два часа. Ты всеми силами старалась подготовить идеальное выступление, оттачивала каждый аккорд, каждую нотку, чтобы в итоге мама и бабушка признали твой талант. Даже сегодняшним утром, собираясь, ты чуть не изгрызла ногти, тушуясь лишь под пристальным неодобрительным взглядом Димы. «Т/И, ты умница, ты очень хорошо подготовилась. Я верю в тебя, и ты верь,» — эти слова — единственное, что всё ещё держит тебя в сознании. С тяжёлым вздохом ты отходишь от зеркала, пропуская к нему однокурсницу в ярко-жёлтом платье с таким же ярким, убойным даже макияжем, который ей срочно нужно поправить. Ты садишься на деревянный стул и берёшь в руки гитару, снова и снова проверяя настройку, бездумно зажимая струны пальцами, словно бы проверяя, помнишь ли аккорды. Твоя очередь стремительно приближается, ты слышишь знакомые и до тошноты приевшиеся за прошедший месяц песни одногруппников, но совсем не хочешь это заканчивать — только так ты будто бы оттягиваешь неизбежную казнь, коей и ощущается выступление перед семьёй. — Эй, Т/И! — ты будто выныриваешь из транса, чувствуя, как тебя активно трясут за плечо — одногруппник Пашка, видимо, только вернувшийся со сцены, улыбается во все тридцать два зуба. — Иди, там один человек остался. Ты чересчур резко киваешь, подскакиваешь со стула и едва его не опрокидываешь. Паша понимающе улыбается и по-дружески хлопает тебя по спине, подбадривая. Только это совсем не помогает — ты даже не замечаешь жеста поддержки, хватаешь гитару и не негнущихся ногах отправляешься за кулисы. — Следующей для вас выступит Воронова Елизавета с песней «Терема», класс фортепиано! — торжественно объявляет ведущий, и ты видишь, как по ступенькам из-за кулис на сцену вспархивает тонкая блондинка в нежно-голубом платье. Она всю жизнь в музыке, и очередной концерт даётся ей легко, так, что ты даже немного завидуешь. Ты становишься на её место, сжимая гриф гитары до побеления пальцев. С нижней ступеньки частично видно зрительный зал, и ты невольно ищешь знакомые лица. Диму находишь почти сразу — он сидит во втором ряду, в белой рубашке и светлых брюках, причесанный и невероятно красивый. Создаётся впечатление, что концерт сегодня у него. Маму и бабушку приходится искать дольше. В правой части зала, которую видно тебе почти полностью, найти их не получается, и ты, чувствуя подкатывающее с новой силой волнение, поднимаешься на ступеньку выше и слегка выглядываешь из-за кулис. Край левой стороны зала не видно, но ты и без того понимаешь, что ни мама, ни бабушка не посчитали нужным приходить. В груди ещё теплится крохотный огонёк надежды на то, что ты просто не заметила среди большого количества зрителей, но логика говорит тебе оставить пустые надежды. Ты ужасно расстроена. Язык во рту будто распухает, мысли путаются — все слова песни вылетают из головы. А ты ведь даже подобрала из предложенного списка песню одной из любимых исполнительниц бабушки — Пугачёвой, хоть сама относилась к ней совершенно равнодушно. А она… просто не пришла. Как и мама. Как и всегда. Ты приходишь в себя, когда фоном перестаёт звучать перелив клавиш фортепиано и тонкий мелодичный голосок однокурсницы. На сцену снова выходит ведущий, пока зал рукоплещет блестящему выступлению Лизы. Ты видишь, как за противоположной кулисой её хвалит та самая преподавательница по пению, и сглатываешь скопившуюся густую слюну. — Сейчас для вас выступит Т/Ф Т/И с песней «Айсберг», класс гитары! — вновь звучит голос старшекурсника, ведущего концерта, и ты спешишь сменить его в центре сцены, подходя к стойке с микрофоном. По дороге торопливо вешаешь гитару на себя и бегло осматриваешь зал. Их нет. Зато есть Дима. Сидит почти у сцены и широко улыбается, аплодирует громче всех, стараясь не задеть букет маленьких белых розочек. Ты прокашливаешься, трясущимися от волнения пальцами хватаясь за гитару и наощупь находя первый аккорд. Он звучит довольно уверенно по сравнению с голосом — предательски дрожит, выдавая всем твои переживания. Ты потухшим взглядом смотришь прямо перед собой, стараясь не сталкиваться взглядами со случайными зрителями. Тебе кажется, что и поёшь ты также механически, на автомате — без эмоций, но всё тем же дрожащим неуверенным голосом. Хочется одного — чтобы это уже наконец закончилось. Ты так расстроена, что полностью проваливаешь выступление. И даже громкие аплодисменты, звучащие с последним аккордом, не могут убедить тебя в обратном. Ты бегло кланяешься и быстрым шагом уходишь за кулису. — Нормально, — сухо говорит преподавательница, не глядя тебя. Руки у нее на груди сложены, губы сжаты в тонкую линию — она недовольна. Ты выступила отвратительно, и все старания пошли насмарку. Ты киваешь и спускаешься в гримёрку с опущенной головой. — Молодец, Т/И, круто выступила! — Паша улыбается, ловя тебя за руку, когда ты убираешь гитару в чехол. — А ты чего, уходишь? Не будешь конца ждать? — Спасибо, — ты с трудом приподнимаешь уголки губ, — не буду, мне идти уже нужно. Ты прощаешься с ребятами и выходишь из гримёрки в коридор, откуда следуешь в холл первого этажа. Запоздало думаешь, что Дима остался в зале и его придётся подождать. Но у главных дверей замечаешь его светлую макушку — он переминается с ноги на ногу, всё сжимая букетик в руках. Стоит ему заметить тебя, как он быстро подходит ближе, вручает его тебе и целует в щёку, сжимая в крепких объятиях. — Не очень получилось, — выдыхаешь ты, отстраняясь от него и перебирая розочки пальцами, — много над чем нужно работать, подготовке тоже времени уделить можно было больше… — Ты шутишь? — спрашивает Дима, абсолютно искренне удивляясь. — Это же было потрясающе, у тебя один из лучших номеров. Ты поднимаешь голову и с прищуром осматриваешь его лицо на предмет скрытой лжи, но он действительно говорит с восхищением. И это заставляет немного расслабиться. — Пойдем домой? — ты робко берёшь его за руку, а Дима, сжав твои пальцы чуть крепче, кивает и ведет тебя к выходу. Всю дорогу домой он нахваливает тебя снова и снова: твою красивую причёску, нежное платье, легкий макияж и идеально подходящий тебе образ в целом — словно печальный нежный ангел; он восхищается твоим хрустальным и сильным голосом, заставившим замереть весь зрительный зал (по его словам, конечно), и, конечно, твоей идеальной игрой на гитаре — она была словно бы продолжением твоих рук. И эти слова, конечно, вызывают у тебя искреннюю благодарную улыбку и румянец на щеках.

***

Следующим утром ты просыпаешься от пришедшего на телефон уведомления. Ты сонно потираешь глаза и зеваешь, после чего тянешься за телефоном к прикроватной тумбочке. Сквозь полузакрытые веки пытаешься вчитаться в сообщение на экране блокировки. Его смысл доходит до тебя очень медленно, но, когда ты видишь имя контакта-отправителя, сон как рукой снимает. Ты садишься на кровати и открываешь чат с ней. «Неплохо поёшь. Есть, над чем работать, но может у тебя что-то и получится», — гласит сообщение, а ты вчитываешься в него вновь и вновь, а улыбка сама появляется на губах. Это самая большая похвала, которую ты вообще получала от матери. Ощущается это одновременно и приятно, и странно. Необычно. И ты не совсем понимаешь, какие эмоции испытываешь, но среди них точно есть радость. — Т/И, что там? — сонно спрашивает Дима. Ты оборачиваешься к нему и даёшь прочитать сообщение матери. Он щурится, нащупывает на тумбе очки и пытается прочесть снова. Ты тихо хихикаешь, умиляясь сонному Диме. — Твоя работа? — с улыбкой интересуешься ты, откладывая телефон на кровать, рядом с собой. — Я же говорил, что ты блестяще выступила, — хитро улыбается Дима, игнорируя вопрос, и притягивает тебя к себе для утренних объятий.