MGPD Preferences

В лечебнице царит тоскливая, гнетущая атмосфера. Ты переступаешь порог больницы и чувствуешь, как что-то сдавливает грудь, тяжело опускается на плечи. К тебе приставляют двоих санитаров, а на твой вопрос, зачем это нужно, отвечают расплывчато: «На всякий случай». На какой именно случай, ты решаешь не уточнять. Ты ждешь, что тебя поведут через какие-нибудь общие комнаты, что ты увидишь множество сумасшедших, потерянных, сломленных людей, но санитары неожиданно сопровождают тебя по совершенно свободным светлым и весьма приличным коридорам. Видеть такое в подобном месте странно. Вы останавливаетесь возле тяжелой темной двери, и ты непонимающе смотришь на сопровождавших тебя все это время санитаров. На стене ты видишь отливающую бронзой табличку: «Рубинштейн В.С.» — Я думала, Вы отведете меня к Сергею, — растерянно говоришь ты. — Вениамин Самуилович хотел с Вами встретиться перед этим, — хмуро говорит один из санитаров. Второй проходит вперед и заглядывает в кабинет. Он объявляет о твоем приходе, и ты не слышишь, что отвечает доктор, но санитар почти сразу же открывает перед тобой дверь. Ты поджимаешь губы и переступаешь порог, останавливаясь при входе. — Т/И, я полагаю, — спрашивает Рубинштейн, глядя на тебя из-под очков. От его улыбки по коже идут мурашки, и ты ежишься, не решаясь пройти вперед. — Присаживайтесь. Доктор указывает на стул напротив него, и ты нерешительно киваешь и послушно садишься, не глядя на доктора. Становится не по себе. Доктор не делает ничего плохого, улыбается почти добродушно, но ты чувствуешь… страх? волнение? растерянность? Кажется, в любой момент в кабинет могут ворваться санитары, связать тебя и поместить в одну камеру с Сергеем. — Прошу прощения, что Вас не предупредили, — говорит Рубинштейн и пододвигает к тебе небольшую миску, стоящую у него на столе. — Конфетку? Ты мотаешь головой. — Видите ли, — продолжает доктор. — Как только я узнал, что Вы пришли навестить Сергея, я посчитал нужным встретиться с Вами и обсудить некоторые вопросы. И в какой-то степени подготовить Вас. — Подготовить к чему? — хрипло спрашиваешь ты. — Вы должны сами понимать, это заведение… не из простых. Ты киваешь. Психиатрические лечебницы точно не входят в список приятных и привычных для тебя мест. Возможно, это даже к лучшему, что сначала ты встретилась с кем-то наиболее… нормальным? — Сергей — пациент не из простых, — вздыхает доктор. — Его случай очень… очень запущенный. Ты сжимаешь руки в кулаки. Конечно, не из простых. Не каждый убивает людей, одеваясь в жуткий костюм чумного доктора и снимая видео в соцсети. — Мы испробовали многие подходы, но ни один из них не оказался достаточно эффективным, — пускается в объяснения Рубинштейн. — Боюсь, классические методы и не будут эффективными, учитывая обстоятельства… — Но? — ты поднимаешь бровь. Становится еще более волнительно. Ты ждешь какого-то подвоха. Не мог же доктор вызвать тебя к себе просто для того, чтобы рассказать о промахах в лечении. Должно быть какое-то «но». — Но есть вариант, — одобрительно улыбается Рубинштейн. — Какой же? — Не буду вдаваться в подробности, но это лечение экспериментальное. Прежде оно не применялось в полной мере, — ты хочешь возразить, но Рубинштейн тебя опережает: — Но хочу Вас уверить, что я уверен в его эффективности. — Зачем Вы мне об этом рассказываете? — прищуриваешься ты. — Я знаю, что Вы не являетесь его законным представителем, но я посчитал необходимым проинформировать Вас об этом, — Рубинштейн разводит руки в стороны. Что ж, это определенно мило с его стороны. По крайней мере, ты не будешь мучиться от неизвестности. Но… — Вы не могли бы рассказать мне больше об этом лечении? Это точно безопасно? Тебе просто нужно знать. Рубинштейн — тот человек, в руках которого сейчас находится здоровье Сережи, и только он может сейчас прояснить тебе те моменты, которые беспокоили тебя с того самого момента, как Сережу арестовали и поместили сюда. — Боюсь, что это не имеет смысла, — почти с сочувствием говорит доктор. — Но будьте уверены: я знаю, что делаю. Я никогда не причиню вред своим пациентам. Он говорит так убедительно, что тебе хочется ему верить. В конце концов, он — врач. А врачи помогают людям, ведь так? Может быть, благодаря этому лечению все станет так, как было раньше?..

***

Ты редко поешь при людях. Не то, чтобы ты боялась, просто это даже как-то неловко. Отвлекать других своим кривоватым пением… В этот раз, впрочем, Сережи дома нет, а у тебя выдался выходной. Разбирая свои вещи, ты включаешь музыку и начинаешь сначала тихо, затем — погромче подпевать любимым песням. Это расслабляет. После того, как папа неожиданно оказался в больнице в твоей жизни слишком много стресса, с которым едва ли получается справиться. И этот островок нормальности сейчас просто необходим. Мелодия переключается, и ты улыбаешься. Твоя любимая песня. Выкрутив громкость на максимум, ты теперь подпеваешь в полный голос, пританцовываешь. На душе легко, и все проблемы, кажется, отходят на второй план. И именно поэтому ты не успеваешь вовремя заметить появление знакомого рыжеволосого парня на пороге вашей с ним комнаты. А когда наконец, круто развернувшись, видишь его, вещи падают у тебя из рук и ты отскакиваешь назад. Музыка продолжает играть, а ты торопливо собираешь вещи с пола, чувствуя себя крайне неловко. — Почему ты перестала? — Сережа задает вопрос так тихо, что ты не сразу слышишь его за громкой музыкой. — Что? — растерянно спрашиваешь ты, наконец догадавшись убавить громкость. — Почему перестала петь? Я бы еще послушал. — Да брось ты! Щеки краснеют, и ты пытаешься скрыть смущение за слишком оживленным перекладыванием уже разложенных вещей. Сережа подходит ближе и останавливается за твоей спиной. — Серьезно, — тихо говорит он. — У тебя красивый голос. Ты не поворачиваешься, но физически чувствуешь пристальный взгляд Разумовского. Он наблюдает за твоими действиями, и ты почти уверена, что, развернувшись, увидишь в его взгляде добрую насмешку, потому что ты вот уже в третий раз начинаешь складывать одну и ту же кофту. — Не смеши меня, — бубнишь ты и вздрагиваешь, когда на твою талию ложатся его руки. Он кладет голову тебе на плечо и шепчет: — Не смешу. Ты улыбаешься и оборачиваешься, сталкиваясь с ним нос к носу. Он улыбается, и ты кладешь ладони на его руки. Сережа прижимается к тебе еще сильнее, и ты закрываешь глаза. Возможно, ты слишком погружаешься в эти ощущения, потому что до тебя не сразу доходит смысл сказанного Разумовским: — Пожалуйста, не оставляй меня, — тихо просит он. — Ты — единственная, кто удерживает меня на плаву. Это звучит так искренне и так печально, что ты даже не позволяешь себе отшутиться. — Не оставлю, — тихо отвечаешь ты.