MGPD Preferences

— Куда-то собираешься? Сережа смотрит на тебя с полуулыбкой, стоя в дверном проеме, и ты замираешь, сжимая в руках одну из футболок. Уже ворвавшись в вашу комнату и начав быстро скидывать все в большую дорожную сумку, ты чувствовала, что о чем-то забыла. О чем-то очень важном. Теперь разгадка наконец появилась в голове. Полностью погрузившись в свои мысли и не видя ничего вокруг, кроме вещей, которые необходимо запихнуть в сумку, ты совсем забыла сказать о своем отъезде Сереже. — Сереж, — тихо говоришь ты, виновато улыбаясь. — Мне нужно уехать. Он хмурится, поджимает губы, на мгновение задумываясь о чем-то, а затем так же тихо спрашивает: — Надолго? Ты пожимаешь плечами. А что вообще ты можешь ответить? Почему-то говорить правду страшно — меньше всего ты хочешь увидеть сочувствие в глазах Сережи. Только вот другого-то объяснения тому, что ты просто вдруг решила сорваться с места и уехать из Питера, нет. — Сереж, я не знаю, — честно говоришь ты. — Мне мама позвонила, и я должна поехать к ней. — Что-то серьезное? В голосе Разумовского звучит беспокойство, искреннее участие, и ты прикрываешь глаза. Боже, и почему ему не все равно? — Все нормально, — отвечаешь ты, сглотнув. Сережа наконец отлипает от дверного косяка, подходит к тебе, осторожно забирая из твоих дрожащих рук чертову футболку, которую ты никак не можешь впихнуть в уже доверху забитую сумку, и принимается аккуратно ее складывать. Ты смотришь на него благодарно, а затем оседаешь на кровать, потирая лоб указательным и средним пальцем. Голова болит просто ужасно. Ты, кажется, переволновалась, и теперь тебе хочется просто завалиться под одеяло на целый день и не вылезать, пока проблемы не решатся. — Т/И, я не давлю, конечно, но ты сама не своя, — тихо говорит Сережа, доставая все вещи из сумки и начиная складывать их заново, гораздо аккуратнее, чем прежде. — Я же волнуюсь. Ты вздыхаешь, задумываешься на мгновение, а затем тихо говоришь: — Папе плохо опять стало. Сердце. Сегодня в больницу увезли. Сережа замирает, тупо смотрит на твои джинсы, которые как раз собирался положить в сумку, и молчит. Ему наверняка сложно это понять, потому что вырос он в детском доме и из близких людей у него был только Олег, его лучший друг… Нет. Конечно, он понимает тебя, ведь вне зависимости от того, есть ли у него родители, в его жизни все еще есть люди, которыми он дорожит. Глупо думать, что он не поймет, просто потому что у него нет родителей. — Нужна помощь? — ты вздрагиваешь от тихого вопроса Сережи и мотаешь головой. — Нет. Нет, что ты, мы справимся. Просить помощи у Разумовского очень не хочется, потому что ты привыкла всегда со всем справляться самостоятельно. И в этот раз ничего не поменяется, ты сделаешь все сама, как и всегда. Не потому, что не доверяешь Сереже, а потому, что не хочешь обременять. — Я могу хотя бы тебе дорогу оплатить? Ты снова мотаешь головой. У тебя были небольшие сбережения, отложенные с нескольких статей, за которые тебе все-таки заплатили журналы. Их должно хватить. Хотя бы на билет в одну сторону. — Ну ладно, — вздыхает Разумовский. — Но если вдруг помощь все-таки будет нужна, обязательно позвони мне, ладно? Или напиши. Он задумывается на мгновение и поспешно добавляет: — И вообще почаще звони, хорошо? Телефон всегда со мной, я отвечу. Ты киваешь и следишь за тем, как Сережа с мягкой успокаивающей улыбкой закрывает сумку, в которой теперь даже появилось свободное место. И как он это сделал? Нужно будет взять у него пару уроков, потому что тебе никогда не удавалось достаточно компактно складывать вещи.

***

Чему ты точно научилась в университете, так это тому, чтобы всегда быть в курсе всех новостей. Ты подписана на пару сотен самых разных пабликов, постоянно заходишь на сайты газет и журналов, чтобы никогда не выпадать из происходящего. Конечно, от огромного количества уведомлений каждый раз становится страшно, Сережа даже пытался уговорить тебя отключить их… но ведь как иначе следить за происходящим в мире? Именно поэтому новость застает тебя еще в поезде, по дороге из Питера, когда ты наконец нормально устраиваешься на верхней полке, предпочитая не слезать к шумным соседям, и включаешь телефон, до этого стоявший на беззвучном. Скучающе пролистывая десятки, сотни сообщений, ты хмыкаешь, пролистывая какие-то глупые рекламные предложения, истории об очередной конференции… и шумно выдыхаешь, натыкаясь взглядом на знакомое имя. А затем снова и снова, потому что в какой-то момент соцсети взорвала какая-то явно волнительная новость про Сережу. Ты открываешь один из пабликов и внимательно вчитываешься в текст, чувствуя, как с каждой новой строчкой, сердце уходит в пятки. «Было совершено нападение…» «По предварительным данным, Сергей был убит в ходе…» «Мы продолжим следить за дальнейшим развитием событий…» Ты открываешь сайт за сайтом в надежде, что это чья-то глупая шутка, но каждый раз тебя встречает одно и то же: сообщение о смерти Сергея Разумовского, на которого напали неизвестные, когда он выходил из машины у собственной башни. — Ты чего там? — слышишь ты веселый голос одного из своих соседей по купе и едва подавляешь всхлип. — Ревешь, что ли? Ты и не заметила, как расплакалась. Быстро соскочив с полки, ты выскакиваешь в коридор, лихорадочно набирая номер Разумовского. Тебе нужно убедиться, что это все газетная утка, что он жив и здоров. — Пожалуйста, Сереж, — хрипло умоляешь ты, раз за разом нажимая на нужный контакт и получая в ответ одно и то же: «Абонент не отвечает». Но ведь то, что парень не отвечает, ничего не значит? Ведь так? Сережа достаточно неуклюжий, он мог разбить телефон, утопить его где-нибудь в унитазе, все это вполне возможно. Когда ты наконец возвращаешься в купе, тебя заметно трясет. Ты растерянно смотришь на телефон, сглатываешь, обводишь внимательно рассматривающих тебя соседей напряженным взглядом и хочешь уже вернуться на место, когда самый шумный и веселый из них вдруг спрашивает: — Ты че такая? Никто ж не умер, че ревешь? И ты, издав полусон-полувсхлип, оседаешь на пол и закрываешь лицо руками. Какая-то женщина подскакивает к тебе, другая шипит на обратившегося к тебе мужчину, на что тот изумленно отвечает: «А че я сказал-то?» Кто-то подсовывает тебе под нос стакан с чем-то крепким, от запаха алкоголя тебя ведет, ты мотаешь головой и закрываешь лицо руками. Чья-то ладонь мягко проводит по твоим волосам, ты смотришь на соседей, останавливаешь взгляд на присевшей перед тобой женщине и всхлипываешь. — Что случилось? — в ее голосе почти столько же искренности, сколько было в голосе Сережи, когда он тебя провожал, и от этого становится больно. — Мой жених… Ты замолкаешь на мгновение. А можешь ли ты так его называть? В любом случае, это определенно вызвало бы меньше вопросов, чем если бы ты назвала его как-то еще, потому что мало кто может понять, насколько вы с Сережей привязаны друг к другу. Были привязаны. — Чего? Изменил, что ли? — спрашивает тот же мужчина, который изначально обратился к тебе, и охает, когда его тыкают в бок. — Умер… Соседи переглядываются. В купе впервые с начала поездки воцаряется полная тишина. Ты снова всхлипываешь и залпом выпиваешь сразу половину жгучей жидкости, тут же морщась и закашливаясь. Да, к крепкому алкоголю ты определенно не привыкла. Ты, кажется, даже слышишь чье-то тихое «соболезную», но отмахиваешься и лезешь на свою полку. Это все совсем не важно. Важен только Сережа. Но Сережа умер…