MGPD Preferences

— Олег? — сонно говоришь ты, поспешно выходя из комнаты, чтобы не разбудить брата, и сонно глядя на часы. Зачем Олегу звонить тебе посреди ночи? Сначала в трубке раздается шуршание, затем ты слышишь невнятное бормотание, а после наступает тишина. Ты хмуришься, прижимаешь телефон ближе к уху и проходишь на кухню. Возможно, Олег случайно набрал твой номер, сам того не зная. Или телефон заклинило. — Олеж, это ты? — Вы… Т/И? — раздается знакомый голос. А у тебя сердце заходится в бешеном ритме. Потому что в последний раз, когда этот человек тебе звонил, твоя жизнь оказалась разрушена. А в последний раз, когда ты слышала этот голос, его владелец был не в самом лучшем состоянии, бормотал себе что-то под нос под воздействием мощных транквилизаторов, дрожал, жмурился… — Сергей? — Я… Он замолкает, а ты пытаешься вслушаться в звуки на фоне. Почему у Разумовского оказался телефон Олега? Что-то случилось? Олег в опасности? Он ранен? Ты хватаешься рукой за стол, пытаясь устоять. Перед глазами проносится год, проведенный без Олега. Жуткий. Разрушительный. Пугающий. Ты просто не переживешь, если… — Олегу вечером нехорошо было, — вдруг начинает торопливо говорить Сергей. — Я говорил ему какое-нибудь лекарство принять, правда, но он же не слушает. А сейчас у него температура поднялась, и он, кажется, бредит. Вас зовёт. Я не знал, что делать. — Как давно это началось? — шумно выдохнув, спрашиваешь ты, оглянувшись на дверь. Главное — не разбудить никого. Мама обязательно начнет суетиться, а И/Т/Б будет злиться на Олега за то, что тот заставляет тебя волноваться. А это тебе сейчас нужно меньше всего. И ведь удивительно — если бы речь шла о любом другом человеке, если бы плохо стало одному из пациентов больницы, в которой ты работаешь, то ты бы смогла действовать быстро и разумно, но сейчас, когда плохо Олегу, человеку, которого ты уже несколько раз чуть не потеряла, тело цепенеет. Ты не знаешь, куда бежать и за что хвататься, что делать в первую очередь. — Т/И? — слышишь ты взволнованный голос Сергея. — Что мне делать? — Диктуйте адрес. — Что? Короткий вопрос вырывается у Сергея с шокированным выдохом. Ты слышишь, как он снова начинает чем-то шуршать, как бормочет что-то себе под нос, словно заключая сделку с самим собой. Возможно даже, так и есть. — Сергей, адрес! — выпаливаешь ты чуть громче, чем стоило бы. — Олег сказал, что… — Вы сами сказали, что Олегу плохо! — хмуришься ты. — Либо я, либо скорая. Сергей медлит. А у тебя постепенно кончается терпение. Если с Олегом что-то случится, то ты… Черт, ты даже ничего сделать не сможешь вообще-то, просто потому что ты даже не знаешь, где они находятся. А если и узнаешь… не пойдешь же ты поднимать Разумовского на вилы. — Олег точно будет злиться, — тихо говорит Сергей, а ты уже хочешь начать с ним спорить… но он быстро называет адрес. Хочется разрыдаться. Ты коротко обещаешь приехать и сбрасываешь трубку, а затем выдыхаешь, оседаешь на пол и утыкаешься лбом в край стола, пытаясь перевести дух. С одной стороны, хочется в то же мгновение сорваться с места и отправиться к Олегу, но с другой стороны, спешка может только навредить, потому что ты забегаешься, забудешь что-нибудь важное или вовсе допустишь ошибку, которая потом дорого тебе обойдется. — Ты чего? — слышишь ты хриплый голос брата. — Мне нужно… отлучиться, — говоришь ты, вскакивая на ноги, открывая нужный шкафчик и вытаскивая из него аптечку. И ты уже почти готова выйти в коридор, но И/Т/Б перегораживает тебе дорогу. — Куда это? — хмурится он, складывая руки на груди. — Пропусти, — ты пихаешь его рукой в плечо в надежде, что он просто поймет, что стоит отойти, но он не сдвигается с места. — Не пропущу. Моя сестра собралась куда-то посреди ночи, — он прищуривается и шипит, когда ты, как в детстве, щипаешь его за предплечье. — Т/И! — Говорю же, пропусти! — раздраженно говоришь ты, прижимая к себе аптечку. — Там человеку плохо, меня вызвали! — А твои коллеги не могут поехать? — Нет! — У тебя же не ночное дежурство, — прищуривается он, пресекая твою новую попытку пробраться мимо него и хватая тебя за талию. — И/Т/Б! — рычишь ты, шлепая ладонью по его руке. — Придурок, отпусти! Он мотает головой, утягивая тебя подальше от двери в кухню. Насильно усадив тебя на одну из табуреток, он снова подходит к двери и закрывает ее, окончательно отрезая тебе все пути к отступлению. — А теперь рассказывай, — тихо говорит он, усаживаясь перед тобой на корточки и заглядывая тебе в глаза. — Куда ты собралась? — Олегу помощь нужна, — сдаешься ты. — Опять Олег, — качает головой брат. — Угораздило же тебя влюбиться в такого проблемного парня. В мире столько хороших людей, а ты выбрала… — Он хороший! — спешишь возразить ты. — Просто у него… судьба тяжелая. Да и я не образец для подражания вообще-то. Если бы тебя спросили, почему вы с Олегом сошлись, ты бы, наверно, так это и объяснила. Вы с Волковым чем-то похожи: оба прошли сквозь многие трудности, оба теряли, оба пережили то, чего никому не пожелаешь. И у вас обоих есть люди, за которых хочется сражаться. И брат должен тебя понять, он должен увидеть это, он же всегда тебя понимал. — Ладно, — вздыхает И/Т/Б. — Собирайся, сейчас позвоню своему товарищу, он нас отвезет. — Нас? — шокировано выдыхаешь ты. — А ты что, думала, что я тебе позволю по городу ночью шататься одной? Ты, конечно, умеешь быть раздражающей сестренкой, но смерти твоей я пока не хочу. Товарищ твоего брата приезжает неожиданно быстро. Он недовольно оглядывает И/Т/Б, усевшегося на переднее сидение, кивает тебе в знак приветствия и, буркнув что-то, похожее на: «Если бы не уважал тебя, то убил бы за то, что разбудил», — трогается с места. Олег действительно выглядит плохо. Он бледен, на его лбу выступили крупные капли пота, он дрожит и мечется по кровати, изредка шепча что-то, лишь отдаленно похожее на твое имя. А сквозь бинт, которым перевязана его рана, проступает кровь. Сережа выходит к вам парой мгновений спустя и замирает, глядя то на тебя, то на твоего брата. В какое-то короткое мгновение ты видишь страх в его глазах, запоздало замечаешь резкое движение в сторону и отшатываешься, когда на вас оказывается направлен пистолет. Хочется громко выругаться, но ты сдерживаешься, выставляя руки перед собой. И/Т/Б, впрочем, делает это за двоих, хватая тебя за плечо и утягивая к себе. — Это, блядь, что, Разумовский? — рычит он. — Зачем ты привела кого-то? — в одно время с ним кричит Сергей, подходя ближе к Олегу. И ты вдруг понимаешь, что все эти движения, чертов пистолет, сжатые зубы — все, что можно принять за признак агрессии, вызвано лишь желанием защитить дорогого для Разумовского человека. — Сергей, это мой брат, все нормально. — Т/И, какого хуя? — зло говорит И/Т/Б, сжимая твою руку чуть сильнее. — Я вам не верю! — отчаянно выпаливает Сергей, а его руки, сжимающие пистолет, начинают чуть подрагивать. — Сергей, все, чего я хочу — это помочь Олегу. И мне кажется, что наши желания сходятся, — терпеливо говоришь ты и свободной от хватки И/Т/Б рукой поднимаешь аптечку выше, показывая ее Разумовскому. — Позволите мне осмотреть его? — Пусть он, — Сергей показывает на твоего брата, — остается у входа. И без глупостей. — Хорошо, — медленно киваешь ты и оборачиваешься к И/Т/Б. Тот мотает головой, а ты одними глазами просишь его успокоиться и просто послушаться. Брат сдается спустя пару минут молчаливого диалога и наконец отпускает тебя, а ты медленно идешь ближе к Олегу. Вблизи он выглядит еще хуже. Ты осторожно касаешься его лба под внимательным взглядом Разумовского, и обреченно выдыхаешь. У Волкова действительно жар. Остается только выявить его причину. Ты опускаешься взглядом к окровавленной повязке и сжимаешь зубы. Судя по виду, она не менялась как минимум последние пару дней, и если бы Олег был в сознании, то ты бы обязательно отчитала его за халатность. — Мне нужно полотенце и вода, — командуешь ты, раскрывая аптечку и доставая из нее все необходимое. — И ножницы. Сергей смотрит на тебя в замешательстве. Ты оборачиваешься к брату, который не сводит с тебя хмурого взгляда, затем снова смотришь на Разумовского и, нахмурившись, говоришь чуть громче и тверже: — Быстро! Сергея словно подбрасывает на месте, он кивает, наконец опускает пистолет и несется на кухню. А брат быстро оказывается рядом с тобой: — Какого черта, Т/И, ты не говорила, что тут еще беглый преступник живет! — Это неважно, — коротко отвечаешь ты, пытаясь прикинуть, насколько все серьезно под повязкой. — Неважно? Ты с ума совсем сошла?! Ты оборачиваешься к брату и смотришь на него раздраженно. Его брови нахмурены, лицо раскраснелось, а глаз уже начал нервно дергаться. Плохой признак вообще-то, но сейчас это волнует тебя в последнюю очередь. — Слушай. Сергей ничего не сделает, пока от меня зависит здоровье Олега, а я просто хочу помочь человеку, которого люблю. Так что или не мешайся, или помогай. И/Т/Б требуется пара мгновений, чтобы обреченно кивнуть и жестко спросить: — Что нужно делать? — Будешь ассистировать. Когда ножницы наконец оказываются у тебя в руках, ты разрезаешь бинты и хочешь разрыдаться. Они липнут к ране, вырывая из Олега болезненные стоны, и ты чувствуешь характерный запах. Рана успела нагноиться, и черт, это очень плохо. Ты действуешь на автомате. Что-то подобное ты проделывала тысячу раз, когда была в Сирии, и сейчас все выходит неожиданно легко и привычно. Только вот внутри что-то сжимается при каждом хриплом стоне Олега. На его лицо ты стараешься лишний раз не смотреть. Так проще представить, что бинтуешь ты совсем не Волкова, а кого-то постороннего, кто не так важен для тебя. Сергей суетится вокруг вас, и тебе приходится попросить брата увести его в другую комнату. Туда же ты приходишь, когда заканчиваешься с Олегом, и устало падаешь на стул. — Все… будет хорошо? — Я дала ему лекарства, должно стать легче, — обессилено отвечаешь ты, чувствуя, как только теперь на тебя накатывают эмоции. Ты усиленно трешь лицо, пытаясь успокоиться, и смотришь на брата, который поспешно поднимается на ноги и кладет руку тебе на плечо. — Ну, нам стоит идти. — А Олег, — пытаешься возразить ты, но И/Т/Б мотает головой. — У Олега есть Сергей, он присмотрит, — с мягкой улыбкой говорит он, а затем оборачивается к притихшему Разумовскому и добавляет чуть жестче: — Ведь так? — Конечно! — разом оживляется тот. — Вот и отлично. А то мама проснется, не увидит нас и будет волноваться. Ты же этого не хочешь? Ты мотаешь головой под одобрительный кивок брата. А уже оказавшись на улице, тот наклоняется к тебе и говорит добродушно и ласково, пусть и с нотками укора в голосе: — И сколько же еще секретов ты от меня скрываешь, Т/И?