Стать реальностью

Запах бензина и пыли. На заправке стояло порядка десятка машин, ожидающих своей очереди. Даниэла поморщилась и прикрыла нос рукавом толстовки, словно он мог спасти от тяжелых газов. На соседнем месте до сих пор спала ее сестра. Сандали валялись на полу, тело согнулось в неестественном положении, а под головой лежала свернутая кофта. Точно опять всю ночь сидела в телефоне. — Не буди ее, пусть еще немного поспит, — попросила мама с переднего сиденья. Сестра заворочалась, и Даниэла заметила на ее щеке красный след от кетчупа. Они перекусили совсем недавно, однако живот все равно предательски заурчал. Глаза непроизвольно скользнули к вывеске мини-маркета. Во рту появился вкус горчицы и свежего кофе. — Может, я пока схожу в магазин? — У нас еще осталась еда, не надо тратить деньги на всякую ерунду. Вот, съешь лучше яблоко, — женщина потянулась к пакету с продуктами. — Не надо. Сама куплю, — Даниэла прихватила с собой камеру и хлопнула дверью. В заведении дышать стало намного легче. Даниэла прошла мимо полок, стараясь не поддаться соблазну купить очередной яркий брелок. Кассир окинул ее скучающим взглядом, пока она попыталась рассмотреть меню над его головой. — Почему ты меня не позвала? Я тоже что-нибудь хочу, — сестра несильно толкнула ее в бок с очками в руках. Даниэла взяла их и быстро надела. Ее зрение испортилось не так давно, поэтому она иногда забывала взять их с собой в университет или на улицу. — Если есть деньги, то покупай. — Эла, ну тебе сложно, что ли? — она состроила жалостливое лицо и начала трясти ее за плечо. — И вообще, папа тоже попросил купить ему экспрессо, — она дала ей купюру, которой явно хватало только на одно кофе. — Эспрессо, Рина. — Да-да, — девушка закатила глаза. — Хочу сосиску гриль. Даниэла вздохнула и подошла к кассиру, перечислив весь заказ. — Время ожидания десять минут, — сообщил он и ушел к плите. Они сели за небольшой столик с двумя диванчиками. Рина взяла салфетку и начала складывать оригами. Нахмурилась, смяла и взяла другую. Эта привычка всегда казалась Даниэле очень милой. Сестра днями смотрела видео с уроками по созданию бумажных фигурок. Ее полки до сих пор заставлены разнообразными журавликами и цветами. — Зря ты так, у тебя через год экзамены, а таких элементарных вещей не знаешь. — Боже, Эла, я не умру из-за того, что не знаю названия кофе. — Да, но лучше твои баллы от этого явно не станут. Рина разорвала салфетку и засунула в карман шорт. Обиделась. — Как вы меня достали. Сейчас лето, мы едем на море, я вообще не хочу об этом думать! А вы заладили: "усердно готовься", "не прогуливай", "бери пример с сестры". Как будто на тебе весь мир сошелся. Даниэла опустила голову на свои искусанные ногти и опять начала рвать заусенец на большом пальце. Их с детства сравнивали друг с другом: кто лучше учится, у кого хуже друзья, кому стоит больше читать. Когда Даниэла съехала, к Рине стали цепляться из-за каждой мелочи: слишком много гуляет, мало помогает по дому или даже чересчур громко разговаривает с друзьями по телефону. И в такие моменты, как этот, Эла жалеет, что оставила ее одну. К Эле родители всегда были немного требовательнее как к старшей сестре. Это научило ее ответственности и заставило повзрослеть раньше. Это пошло ей на пользу и подготовило ко взрослой жизни, но с другой стороны, она не хотела того же для Рины. Эла всю жизнь завидовала непосредственности сестры. Тому, как легко она говорит "нет" или стоит на своем в спорах. Как отдыхает без чувства вины. Эле хотелось, чтобы Рина всегда оставалась такой. Но никто не отменял поступление в университет. — Родители просто волнуются за тебя. — Знаю я. Мама еще ладно, но отец... Сама знаешь, — Даниэла промолчала. Их отец отличался спокойным характером, но стоило ему чем-то не угодить, то превращался в совершенно чужого человека. И спорить с ним в такие моменты было бесполезно. Даже Рине. — Хотя бы ты не действуй мне на нервы, ладно? Эла улыбнулась. Включила камеру и быстро сфотографировала Рину. — Ладно. У тебя кетчуп на щеке, кстати. — Что? Раньше не могла сказать? — Рина достала телефон и начала оттирать пятно. — И удали фото! — Заказ семьдесят восемь готов! — Потом, — Даниэла усмехнулась и забрала их еду. Они вернулись в машину как раз в тот момент, когда отец вытаскивал пистолет из бака. Эла подождала, пока он сядет за руль, и отдала стакан кофе. — Мам, я еще тебе латте купила. — Ох, спасибо, Эла. Сколько оно стоило? Все-таки не зря взяла. — Неважно, поехали уже. Они выехали с заправки. Даниэла открыла окно, чтобы неприятный запах как можно быстрее выветрился, и откусила хот-дог. Сочный, острый, хрустящий. Нет ничего лучше. Наслаждаясь едой, она просматривала фотографии на камере и выбирала наиболее удачные. Очередной закат или размытый пейзаж удалила, но другие оставила, например ту, где родители стояли рядом с какой-то статуей или совсем недавнюю, на которой Рина хмуро смотрела на нее с испачканным лицом. Даниэла хихикнула и решила, что обязательно распечатает ее, когда они вернутся домой. На лобовое стекло упали первые капли дождя. Отец раздраженно цокнул и включил дворники, которые начали лениво стирать воду. Даниэла убрала камеру и скучающе наблюдала за тем, как они ходили туда-сюда. Случайная песня все еще играла в наушниках, когда ее веки закрылись: I should have known I'd leave alone Just goes to show That the blood you bleed Is just the blood you owe.

***

Перед глазами пронеслись праздники и дни рождения с семьей, звонкий смех сестры, ласковые объятия мамы и одобрительный взгляд отца, прогулки с друзьями, долгие годы учебы и даже последняя серия недавно просмотренного сериала. Все слилось в один огромный шар и взорвалось перед полным погружением в темноту. Длинная челка больше не лезла в глаза, а тело перестало дрожать от вечного холода. Постепенно она забыла вид из окна в комнате, где прожила всю жизнь, голоса, улыбки и лица всех, кого любила. Если бы не серебряная нить, которая медленно опускалась прямо к ней, то собственное имя бы тоже кануло в Лету. Внезапно чувства следом друг за другом вернулись к ней вместе с памятью, а сердце забилось в прежнем ритме. Даниэла с ужасом осознала, что находится в кромешной темноте не одна – слабого сияния белоснежной нити было достаточно, чтобы осветить все вокруг, и девушка смогла увидеть сотни, а то и тысячи пары рук, тянущихся к призрачной надежде на спасение. Без промедления она потянулась вверх, встала на носочки, и нить уже щекотала кончик пальца, когда она потеряла опору под ногами и сорвалась вниз. Собственный крик оглушил и испугал ее – голос казался чужим. Но при этом она была уверена, что если замолчит хотя бы на секунду, то никогда больше не сможет сказать ни слова. Пожар в легких и песчаная буря в гортани ушли на второй план. Однако даже ее всепоглощающий страх не спас голосовые связки. С потерей голоса время будто остановилось. Тишина начала медленно поглощать девушку, она ощущала это так же сильно, как и то, что противостоять этому было бесполезно. В состоянии агонии она закинула голову назад в безуспешной попытке вдохнуть. Одинокая слеза исчезла над ней, когда словно из ниоткуда появился яркий свет. Боль от падения распространилась по всему левому боку. Одежда прилипла к мокрой от пота спине. Даниэла брезгливо поморщилась, осмотрелась и обомлела, потому что не смогла узнать в помещении больничную палату местной больницы или собственную спальню. В комнате не было ни маминых цветов на подоконнике, ни кресла на колесиках с обшарпанными ручками, ни любимого пледа от бабушки на кровати. Место казалось незнакомым, но где-то на самой подкорке внутренний голос шептал, что это все: от винилового проигрывателя на тумбочке и пластинок до потрепанного компьютера – принадлежит ей. Она опустила взгляд и застыла, обнаружив на себе не растянутую футболку со школьного конкурса, а вполне приличную пижаму, которую она видела однажды на прилавке какого-то магазина. Ей хватило пяти секунд, чтобы подойти к окну и оценить открывшийся вид. — Париж? Она схватилась за волосы, слишком гладкие и шелковистые, и сделала пару шагов назад, не в силах отвести глаз от Эйфелевой башни вдалеке, которую до этого видела только на фотографиях. Если внутренне убранство могло принадлежать кому-то из ее знакомых, то увиденное снаружи просто ударило под дых и смело все предположения прочь. Почему она в Париже? Что это за комната? Как она оказалась здесь? Где ее семья и... Беспрерывный поток вопросов прервал стук в дверь. — Эла, завтрак готов, не сиди с утра в телефоне, — за дверью прозвучал родной голос мамы. Она говорила повседневно, и ничего в ее речи бы не смутило обычного человека. Однако Даниэла не ела утром класса с седьмого, когда ей перед школой еще хватало времени на что-то, кроме чистки зубов. Что-то здесь определенно не так. Послышались удаляющиеся шаги вместе с детским смехом и глухим мужским кашлем. Даниэла еще раз посмотрела на незнакомые улицы города и без сил осела на мягкий ковер. Последнее, что она помнит – это совместная поездка, а дальше – темнота. Как будто кто-то стер ластиком последние несколько лет ее и без того недолгой жизни. Она подавила тошноту и встала обратно на ноги, чтобы найти ещё какие-то подсказки. Над столом висел фотоколлаж с незнакомыми снимками. Ее рука застыла напротив изображения птичьих перьев с надписью на белой рамке. "Основа красоты – простота". Сначала Даниэла не придала значение словам и даже фыркнула из-за их глупости, но резко отбросила фотокарточку прочь, когда осознала, что фраза написана на французском. Она поняла все. Поняла, несмотря на то, что никогда не учила этот язык. — Говорю что-нибудь на французском, — с губ на автомате слетели слова. Даниэла распахнула дверь и выбежала из комнаты, чтобы найти родителей. Попросить отвезти ее в больницу или туда, где скажут, что с ней, черт возьми, происходит. Бедром задела столик и инстинктивно поймала упавшую вазу. Она была идентична одному экземпляру из маминой коллекции. Приходилось участвовать в еженедельной чистке всего этого барахла, которое они доставали максимум раз в год. В чем вообще смысл тратить столько денег на эти наборы, а потом почти не использовать их? Она подняла взгляд и так и застыла с сосудом в руках. В серебристой рамке над столом висело их семейное фото. На нем Даниэла стояла рядом с мамой и обнимала ее за плечи, а отец справа от нее держал руку на спинке стула, на котором сидела Рина. Обычное фото. Но собственное отражение, в котором все ее тело было охвачено черным дымом, заставило Даниэлу дернуться и уронить вазу на пол. Взгляд девушки по инерции упал на собственную руку, но ее кожа была абсолютно нормальной. У нее еще и галлюцинации? В тот же момент открылась дверь на другом конце коридора, и из комнаты вышел высокий мужчина. Даниэла сразу узнала в нем своего отца. Те же коричневые очки в квадратной оправе, слегка поседевшие волосы на висках и нос с горбинкой. Ее волнение ушло будто по щелчку пальцев. Она двинулась к нему, чтобы рассказать о проблемах с памятью и зрением, когда он тепло улыбнулся ей. Даниэла застыла на месте. Она с самого начала была права. Это не ее дом. Даниэла бросилась к деревянной лестнице, выглядывающей из-за угла, и быстро спустилась на первый этаж, перепрыгивая через одну, а то и две ступеньки. Остановилась в шаге от выхода на свободу, когда ее позвал "отец". Попытки сдвинуться с места проваливаются – собственное тело не слушается ее. — Пойдем, нас ждет важный разговор. Руки, что уже поворачивали ручку двери, вдруг отпустили ее. Даниэла против воли следует за ним и испуганно оглядывается на дверь, не понимая, какая сила заставляет ее ноги идти обратно, а не бежать прочь. Они заходят на кухню, где их уже ждут ее "мама" и "сестра", смирно сидя за столом с поданным завтраком в виде яичницы и овощного салата. Они не только не смотрели в их сторону, но и вообще не моргали. Хотелось подойти к ним и проверить, правда ли они живы. Еще более странным было то, что они выглядели намного моложе. Сестра убавила в росте сантиметров на двадцать, а у мамы отрасли волосы и в уголках глаз исчезли многие морщинки. — Можете быть свободны, — приказывает мужчина, и они словно роботы одновременно встают и покидают гостиную. Забывшись, Даниэла тянется к "маме", но резко одергивает себя. — Понравились? Я создал их специально для тебя. "Создал?" Он выглядел, как ее отец, но все же говорил то, что она никогда бы не восприняла всерьез. Перед ней как будто сидела ожившая восковая фигура. Родители бы с ней так не поступили, так почему эти люди выглядят в точности, как они? Даже профессиональный гример вряд ли способен на такое. Для розыгрыша от друзей это тоже слишком. Зачем заходить так далеко только для того, чтобы подшутить над ней? — Кто вы? — Я – тот, кто поможет обрести покой твоей заблудшей душе. В голове девушки начался полный хаос. Она хотела встать и убежать от "отца", который говорил полную чепуху, схватить телефон справа от нее, набрать номер экстренной службы и спрятаться в ближайшем безопасном месте, желательно подальше от сумасшедшего с поразительно знакомым лицом. Она могла как-то объяснить действия неизвестного и реакцию на его приказы, но собственное отражение до сих пор стояло перед глазами. Желание выслушать безумца вдруг стало жечь грудь. Оно ощущалось, как яд, медленно распространяющийся по всему телу, пока полностью не заняло все ее мысли. — Как я здесь оказалась? В-вы похитили меня? Где моя семья? — Даниэла сжала мягкий подлокотник дивана и с трудом сглотнула комок в горле. Мужчина улыбнулся и щелкнул пальцами. Они в мгновение ока очутились в чужой спальне, выполненной в розовом и черном цветах. Манекен, вырезки из модных журналов, туалетный столик, большой круглый ковер в виде цветка посередине. Девушка поднимает голову и роняет челюсть. На спальном месте сопела девочка в розовой пижаме. Даниэла отказывается принимать действительность, пока спящая не поворачивается к ним лицом. Это была Маринетт – главная героиня мультфильма про супергероев из Парижа. Темные волосы с синим отливом были завязаны в два коротких хвостика красными резинками, а на кукольное лицо азиатской внешности падал лунный свет. В голове наконец-то складывается пазл. Даниэла обнимает себя за плечи и начинает мотать головой из стороны в сторону. Это все не наяву. Девушка щипает себя за руку один раз, второй и третий... но незнакомые глаза "отца" с чужой комнатой никуда не исчезают. Ей срочно нужно прекратить этот кошмар. Любым способом. Она бросается к окну и открывает его, впуская в комнату холодный ветер, но не успевает выполнить задуманное – окружение меняется обратно. — Зачем... Зачем? Зачем?! — она переходит на крик и начинает бить мужчину кулаками по груди. Он ласково касается макушки ее головы, успокаивая, словно ребенка. — Я спас тебя уже дважды. С тебя причитается, — он беспечно смеется. — Ладно, просто шучу. Не очень приятно смотреть, как человек убивает себя, знаешь ли. Можешь делать здесь все что угодно, кроме этого. Теперь это место – твой новый дом. Обратного пути нет. Запомни это, — мужчина щелкает пальцами, и девушка без сил падает на колени. — Просто будь осторожна и тогда сможешь жить долго и счастливо, как и хотела. "Отец" резко меняется в лице и как ни в чем ни бывало садится на диван. Он открывает газету, хотя никогда не интересовался ей, и спокойно начинает читать какую-то статью. Даниэла из последних сил встала на дрожащие ноги и попятилась к лестнице, не сводя с него глаз. Ей казалось, что он может в любой момент взорваться, как самая настоящая бомба. Когда она спиной касается перил, то молнией взбегает обратно наверх и захлопывает дверь в комнату. Опускаясь на пол, прячет лицо в ладонях. В дверь раздается осторожный стук. Она медленно открывает – и замирает. Маленькая копия Рины робко шагает ближе, крепко прижимая к груди игрушечного медведя. — Эла, поиграй со мной. Мама с папой заняты, — мягко просит она, сжимая игрушку еще сильнее. Даниэла опускается перед сестрой на колени. Ее тихие всхлипы постепенно перерастают в рыдания. Девушка заключает ребенка в объятия и, сквозь слезы, шепчет, что будет играть столько, сколько потребуется… если только та разбудит ее.