Лед внутри тебя

Аня плохо помнила, как добралась до номера, но, выйдя из машины и почувствовав, как в лицо ударил холодный декабрьский ветер, она вдруг осознала, что не могла появиться в номере в таком виде – разбитая, жутко уставшая и измотанная, она непременно напугала бы Алису, которая и так слишком переживала за подругу в последнее время. А потому, натянув на лицо маску безмятежности и легкой сонливости, наспех поправив в лифте макияж и стерев едва заметную дорожку от единственной слезы, Преображенская тихо проскользнула в комнату. Доронина еще не спала, но Аня не хотела тревожить фигуристку, которой завтра предстоял сложный день, а потому, только улыбнувшись в ответ на приветствие Алисы, она быстро бросила что-то вроде: «Я в душ, расскажу все потом!» и скрылась в ванной. К счастью, подруга так и не дождалась Преображенскую и уснула, дав той возможность просто отключить голову и наконец отдохнуть, отрешившись от тяжелых мыслей.  Утренняя тренировка прошла на удивление спокойно. Едва Аня заставила себя встать с кровати и привела лицо и волосы в приличный вид, как на пороге показалась разрумянившаяся после льда Алиса, что-то весело щебетавшая по поводу отличного проката ритм-танца перед выступлением. Потому Преображенская только крепко обняла подругу, пообещав, что обязательно останется посмотреть выступление танцоров, а затем быстро скрылась в длинном коридоре отеля. Завтракать не хотелось, хотя Аня и понимала, что пропускать приемы пищи не стоило, но все равно ограничилась лишь чашкой горячего кофе и горстью орехов: если бы Костя застал ее вот так, спортсменке наверняка бы пришлось долго оправдываться. Но ей повезло – с партнером она встретилась только на льду.  Павел Александрович, внимательно наблюдавший за учениками долгие пару часов, наконец довольно кивнул: они работали над короткой программой, а потому сосредоточились на усложненном контенте для завтрашнего дня. Поставить в выступление, которое давало им запас по сумме баллов, лутц было бы слишком рискованно, особенно учитывая специфику травмы Воронцова, который все еще катался в корсете по настоянию Максима, а потому было решено оставить уже привычный тройной сальхов, но добавить сложности на подкрутке – теперь Аня поднимала руку во время исполнения элемента. И хотя дыхание все еще спирало каждый раз, когда Воронцов подбрасывал ее в воздух, чуть сощуривая зеленые глаза, готовый в любой момент подхватить партнершу, фигуристке нравилась такая вариация исполнения элемента – зрелищная, не самая частая для соревнований, она давала спортсменам едва ли не стопроцентный шанс на получение высшего уровня. – Отличная работа, – поворачиваясь к спортсменам, на чьих щеках красовался румянец после нагрузок и активного катания, произнес тренер. На этом же льду параллельно катались и Вика с Вадимом: фигуристы, так радостно встретившие победу на чемпионате России пару месяцев назад, вновь сместились на второе место в группе и стране, уступив звание первой пары соперникам – это чувствовалось во всем, однако не было неожиданностью ни для кого. Ермилов еще будучи подростком понял, что Павел Александрович по-особенному относился к Косте, но так до конца не знал, что именно заставило достаточно сдержанного в чувствах и всегда объективного в оценках Загорского так прикипеть к кому-то из учеников, и теперь видел, что тренер с какой-то неизвестной Вадиму отеческой теплотой смотрел и на Аню: раздосадовано прикрывал глаза во время падений на тренировках, переживал за каждый старт все сильнее, пытался наставлять и заботиться о спортсменке, хоть и делал это едва заметно, невзначай. И пускай Загорский никогда не обделял вниманием никого из подопечных, потому как каждый из них был лучшим, относился ко всем одинаково строго, помогал советами и корректировал программы и технику, чтобы у любого спортсмена был шанс стать лидером сборной, Вадим давно в глубине души ревновал Воронцова к наставнику – фигуристу всегда хотелось заполучить столько же уважения, подняться в глазах тренера и привезти золотую медаль важных стартов. Но пока главными достижениями пары Орфеева\Ермилов оставались золото юниорского чемпионата мира, серебро чемпионата Европы и победа на последнем чемпионате России.  – Костя, если не будешь так заводить плечи на сальхове, прыгнешь выше, – добавил Павел Александрович, указывая ученику на ошибку на повторе записи проката отдельных частей программы, которую снял второй тренер, теперь отошедший к другим парам.  Воронцов согласно кивнул, чуть поджав губы – высоты действительно не хватало, и по сравнению с предыдущими стартами, видео с которых он успел посмотреть десятки раз, чтобы проанализировать и обдумать все ошибки, сальхов получился не лучшим. Поэтому, пообещав Загорскому отработать прыжок в зале, Костя обернулся к партнерше, которая уже надела теплую флисовую кофту, готовая направляться в раздевалку. Он понимал, что заводить разговор о случившемся за день до стартов было не лучшей затеей, потому просто молча кивнул, пропустив Аню вперед: им предстояла небольшая тренировка в зале, а затем заминка, после чего партнеры должны были отправиться на соревнования, чтобы поддержать коллег по сборной. Преображенская все время в зале провела в собственных мыслях. Отработав несколько парных элементов, спортсмены разошлись в привычной манере: Аня расположилась возле зеркал, чтобы уделить время растяжке – уже какое-то время она все никак не могла хорошо размяться из-за колоссальных нагрузок и жуткой усталости. Сегодня же силы оставались, а потому фигуристка опустилась на коврик возле станка, принявшись наблюдать за партнером, параллельно прорабатывая забившиеся мышцы специальным валиком.  Воронцов раз за разом напрыгивал тройной сальхов – пролетный, высокий, с отличным толчком и безукоризненной техникой, что позволяло спортсмену четко приземляться и держать выезд нужное количество времени. И глядя на то, с каким замахом Костя зашел на очередной тур, чуть перекрутив прыжок в итоге, Аня вновь задумалась о том, что им действительно стоило бы попробовать параллельный тройной аксель. Тем более, что в отсутствие партнера Преображенская почти восстановила стабильный прыжок – теперь, с помощью тренера, лишь пара из пяти стандартных попыток, которые позволял ей Павел Александрович, заканчивались падением. И это было их с Загорским небольшим секретом, маленькой тайной, которая должна была стать главным козырем в итоге, но рассказывать о которой партнеру пока было рано. Аня улыбнулась, вспомнив тот вечер, когда Павел Александрович в очередной раз застал ее за тренировкой – она была безмерно благодарна за то, что Загорский сумел донести до нее верный посыл и наставить на правильный подход к столь серьезным элементам, в очередной раз убедив в том, что много – не всегда хорошо. Преображенская с глухим стуком упала на лед – уже, казалось, в сотый раз за последние полчаса. За все то время, что она тренировала тройной аксель, у нее почти не получилось выехать прыжок чисто – за исключением нескольких попыток, пересчитать которые можно было по пальцам, элемент ей не поддавался. Фигуристка раз за разом приземлялась на истерзанное холодом арены бедро, на котором с каждым днем появлялось все больше синяков и ссадин. Но сдаваться она была не намерена: дупель получался безупречно, сложнейшие тройные прыжки она выполняла стабильно, полностью доработав их в отсутствие партнера, но пресловутый аксель никак не шел. И это злило Аню, привыкшую во всем быть лучшей, побеждать, менять ход истории в фигурном катании. И она хотела оставить свой след и в парах, стать первой. – Анна! – послышалось откуда-то. Фигуристка вдруг подняла голову и оглянулась – еще пару минут назад большая арена была пуста. Часы показывали половину девятого вечера, и почти все спортсмены уже давно разошлись или заканчивали последние тренировки в зале, а потому Аня могла позволить себе немного времени на пустом льду, без лишних глаз и внимательных взглядов коллег и соперников, которые только мешали. Да и встречаться в очередной раз с Алексеем и его саркастической ухмылкой тоже не хотелось.  Однако теперь у борта стояла знакомая высокая фигура – Павел Александрович, облаченный в привычный спортивный костюм, сложил руки на груди и недовольно нахмурил темные брови. Увидеть его здесь в такое время было неожиданно – Ане всегда казалось, что Загорский уходил вместе со спортсменами, несмотря на то, что Костя несколько раз смеясь обмолвился, что тренер буквально жил во дворце, поэтому мог совершенно внезапно появиться где угодно и когда угодно. И видимо это оказалось вовсе не шуткой. Потому спортсменка быстро поднялась, не стряхивая с тонких лосин остатки льда, и подъехала к понуро наблюдавшему за ней тренеру. Павел Александрович только покачал головой, как всегда не читаемым взглядом окинув ученицу, а затем протянул ей чехлы – красноречивее намека на то, что на сегодня Аня с тренировками закончила, и быть не могло. И фигуристка все же вышла с арены, опустившись на деревянную скамью, чтобы стереть с лезвий влагу. – Скоро чемпионат Европы, а ты сознательно калечишь себя? – наконец прервал гнетущее молчание Загорский, все также продолжавший неотрывно смотреть за каждым действием спортсменки.  Павлу Александровичу изначально не очень нравилась идея Преображенской, однако он почему-то решил, что, пару раз упав, та осознает, что восстанавливать тройной аксель, когда есть другие, более важные элементы, работать над которыми нужно было не меньше, Аня оставит это занятие. Но оказался неправ.  Фигуристка вот уже пару месяцев не прекращала попытки приземлить прыжок, однако выходило плохо: если и были удачные выезды, то с большим недокрутом, а те, что казались верными изначально, каждый раз все равно заканчивались падением. Но даже в этом случае Загорский не препятствовал: Костя заверил, что Аня всегда была осторожна в попытках приземлить триксель. И Павел Александрович, привыкший доверять ученикам, но, главное, знавший, что Воронцов все равно незаметно контролировал тренировки партнерши, приглядывая за ней, не видел в этом ничего страшного. Однако теперь все изменилось – в отсутствие Воронцова изменилась сама Аня. Она стала более резкой, нервничала и была слишком эмоциональной, с какой-то непривычной воинственной упертостью спортсменка отрабатывала прыжки и вращения, остро реагировала на некоторые замечания со стороны тренерского штаба, за что после виновато извинялась. Но главное – Преображенская совсем не жалела себя. И это совершенно не нравилось Павлу Александровичу. Он знал от администраторов и охранников, что фигуристка приезжала во дворец к семи утра, несмотря на то, что тренировки начинались лишь в десять, и полтора часа проводила в зале, распрыгиваясь и разминаясь. Затем катала несколько ледовых тренировок, шла на хореографию и растяжку с одиночницами, не желая просто так терять время, и возвращалась на лед еще на два часа – необходимо было дорабатывать определенные моменты программ, несмотря на то, что делать это без Воронцова было крайне сложно. И Павел Александрович впервые за годы тренерской работы растерялся: он понимал, что делала все это Аня не от того, что была необходимость стать лучше, потому как она уже была лучшей, а потому, что это была попытка заглушить ту нескончаемую боль, что причинил ей Костя. И отцовское разочарование, грусть от совершенного Воронцовым заставляла тренера сделать все, чтобы хоть немного помочь этой девочке – еще такой юной, но уже пережившей так много. – Все в порядке, я смогу вовремя остановиться, – с долей обиды и едва слышимым раздражением произнесла Преображенская, поднимаясь со скамейки.  Павел Александрович вздохнул: сколько же упрямства было в ней! Едва ему удалось свыкнуться с взрывным характером Кости, как появилась она – такая же эмоциональная, вспыльчивая, но очень трудолюбивая и способная спортсменка, амбиции и мечты которой иногда мешали всему – даже собственному здоровью. – Поэтому последние полчаса ты то и дело оказываешься на льду? – добродушно, но не без необходимой строгости произнес тренер, на что Аня только вскинула светлые брови.  Последнее, чего хотелось Преображенской – спорить с Павлом Александровичем, а потому она только тяжело выдохнула и пожала плечами. Сил притворяться и делать вид, что она была в порядке, не осталось совершенно, а неудачные попытки восстановить столь необходимый им – ей – прыжок на протяжении уже пары месяцев добавляли сомнения – все-таки Аня даже перейдя в парное катание не переставала быть одиночницей по натуре, требовать от себя намного больше в плане технического контента.  – Послушай, Анна, – Загорский сложил руки на груди, чуть наклонив голову. Голос его звучал все так же спокойно, как и всегда, однако Преображенская уловила в тембре что-то особенное – будто тренер все же нашел какой-то компромисс, решение, которое смогло бы позволить исправить хотя бы часть их проблем. – Я никогда прежде даже не думал о том, чтобы включать в программы пар тройной аксель. Да что там аксель: парники едва ли вообще прыгают лутц или флип, предпочитая им стабильные сальхов или тулуп. В глазах Загорского читалось воодушевление и искренняя гордость за подопечных и их успехи: несмотря на то, что в паре Преображенская\Воронцов более опытным партнером был, очевидно, Костя, почему-то мало кто задумывался о том, что именно Аня подтолкнула спортсмена вновь начать тренировать сложные прыжки – в паре с Полиной у них был довольно скромный набор элементов, классический для пар: сальхов, тулуп и дупель. Иногда они добавляли в программы и риттбергер, но чаще всего останавливались на секвенции с двойным акселем – это приносило больше баллов и необходимую стабильность, потому как Игнатьева периодически срывала риттбергер на тренировках. Однако с приходом новой партнерши Воронцов, привыкший считать, что он непобедим и всесилен, вдруг осознал, что и у него еще оставались вершины, покорить которые только предстояло. И пока Аня боролась со страхом поддержек и подкруток, Костя изо дня в день тренировал тройные прыжки, лутц и флип, которые так легко давались партнерше даже после серьезной травмы.  – Однако ты изменила все, – Павел Александрович улыбнулся – конечно, он имел в виду не только прыжковый контент: – Ты многому научила Константина, Анна. И я сейчас вовсе не про катание.  Преображенская почувствовала, как внутри все сжалось в болезненном, протяжном движении: вспоминать о Косте было так сложно, но не думать о нем – невозможно. И каждый раз, катая программу в одиночку, она закрывала глаза на секунду, чтобы представить, что сказал бы партнер; выполняя элемент из хореографической дорожки, фигуристка почти физически ощущала горячие ладони на пояснице и спине; во время вращений Аня уже по привычке быстро бросала взгляд туда, где обычно находился Воронцов. Однако теперь она была одна. Вновь. Но почему-то радовавшие раньше свобода и простор пустой арены больше не приносили счастья. – Павел Александрович, я не понимаю… – начала было спортсменка, чувствуя тупую боль и накатывающее раздражение – обида на партнера все еще была сильна, а потому задевала фигуристку. – Я хочу, чтобы у тебя все получилось – тогда у Константина просто не останется выбора: он не сможет кататься вот так, зная, что вы могли бы стать первыми, кто исполнит тройной аксель на Олимпийских играх, – наконец произнес то, к чему так долго подводил, Загорский.  Аня рассмеялась: так легко, задорно и искренне, что Павел Александрович сначала удивился. А затем, присмотревшись получше, понял, что и Преображенской хотелось подразнить партнера, переняв на себя главную роль в их безмолвной игре, правил которой не понимал, казалось, никто, кроме самих спортсменов.  – Мы вместе восстановим твой аксель, но знать об этом Константин не должен.  Услышав слова тренера, фигуристка кивнула: конечно, она хотела наконец успешно приземлить прыжок, а также обойти партнера, возомнившего себя непобедимым и всесильным – придется и Косте вспомнить времена одиночного катания и собрать силы, потому как настрой Ани и Загорского был серьезен как никогда. – Спасибо, – улыбнулась она, и лицо ее наконец посветлело, а с плеч будто упал груз. В ответ Павел Александрович по-отцовски понимающе кивнул: он прекрасно знал о том, что произошло между спортсменами в больнице, и был очень разочарован решением Воронцова, а потому хотел в первую очередь поддержать Аню, которой и так пришлось непросто в те долгие два дня ожидания точного диагноза и нескончаемых нервов, и только потом – подстегнуть Костю на изучение чего-то нового. Загорский понимал, что и без тройного акселя у них были все шансы на золото Игр в Турине, однако мировой рекорд и исторический момент еще никогда не были лишними. Да и физические возможности позволяли обоим партнерам выполнять сложнейшие элементы, чем могли похвастаться единицы пар. – И, Анна, – все так же тихо и размеренно окликнул ученицу он. Когда Преображенская вопросительно обернулась, Павел Александрович с утешительной улыбкой, но полной уверенностью в серых глазах произнес: – Он любит тебя. Возможно, даже сильнее, чем ты можешь представить. В ответ на это Аня лишь горько усмехнулась: – Я слышала это от всех, Павел Александрович, – зачем-то призналась фигуристка, вспомнив слова матери, которая питала глубокую симпатию к спортсмену, Алисы, утешавшей подругу в последние дни, Полины, которая безуспешно пыталась выяснить, что все-таки произошло между партнерами, – кроме него.  Аня прикрыла глаза – внутри все вновь болезненно сжалось. Вчерашний вечер тут же ожил в памяти: каждый взгляд Кости, его движения и слова, жесты и прикосновения – все буквально кричало о бесконечной любви и привязанности к фигуристке, однако было уже слишком поздно. Теперь сама Преображенская была не готова к тому, что скрывалось внутри партнера: его сердце казалось ей слишком холодным, черствым, слова о том, что их отношения в итоге только помешают и станут главным препятствием на пути к мечте всей жизни Воронцова, тот ледяной взгляд зеленых глаз и совершенно незнакомое выражение лица – все это пугало спортсменку, заставляя ее держать дистанцию, необходимую, чтобы вновь не поддаться эмоциям. Если он принял такое решение за них обоих, она не будет спорить, ведь для того, чтобы доказать Косте, что он совершил ошибку, у нее еще будет время.  – Все в порядке? – голос спортсмена вырвал Аню из размышлений о прыжках и – главное – статусе их с партнером взаимоотношений. Преображенская быстро вскинула голову, а затем легким движением свела ноги – кажется, она просидела вот так, растягивая поперечный шпагат, достаточно долго, сама не заметив, как быстро прошло время, отведенное для тренировки. Воронцов, который уже успел сделать комплекс силовых упражнений, теперь с интересом разглядывал партнершу, застывшую в статичной позе.  – Да, я просто… задумалась, – пожала плечами фигуристка, поднимаясь с коврика и поворачиваясь к станку, а затем поспешила как можно скорее сменить тему – знала, что Воронцов в привычной ему манере начнет шутливо допытываться о причине столь глубокой задумчивости партнерши: – А тебе, между прочим, тоже не помешала бы растяжка.  – Считаешь? – усмехнулся он, сделав глоток воды. – Абсолютно точно – ты же деревянный.  Услышав это, Костя едва не поперхнулся: он-то деревянный! Конечно, он не блистал изящностью и такой пластичностью, какая была у Преображенской, однако назвать его совсем уж неумелым и тем более деревянным было нельзя – просто ему никогда особенно не давалась растяжка, а потому уже во взрослом возрасте, самостоятельно планируя тренировки, спортсмен предпочитал уделять больше внимания силовым нагрузкам и выносливости, оставляя на гибкость не так много времени. – Вот как? – он отставил черную бутылку, которую всегда брал с собой, куда-то в сторону и туда же откинул небольшое полотенце, а затем сделал пару шагов в сторону партнерши. Аня только с любопытным огоньком в глазах сложила руки на груди, внимательно и выжидающе наблюдая за тем, что собирался сделать Воронцов – он явно задумал что-то, осталось только понять, что именно.  Костя, быстро подтянув к себе коврик, на котором еще пару минут назад растягивалась фигуристка, оглянулся в поисках свободной стены, а затем опустился на пол. Преображенская продолжала с легкой улыбкой наблюдать за действиями партнера, не до конца осознавая, что конкретно он пытался всем этим сказать или продемонстрировать.  Наконец, устроившись и прижавшись спиной к холодной стене, Воронцов хитро сощурил глаза: – Покажешь, как нужно, человек-пластилин?  Аня только хмыкнула, закатив глаза, но все же подошла, опустившись на колени рядом. Воронцов сидел, чуть разведя ноги в стороны – так, чтобы у партнерши была возможность упереться стопами в его голени и создать натяжение для поперечного шпагата. Думать о том, что он совсем не размялся, как следовало бы, не хотелось – особенно когда Преображенская коснулась его ног и уже в следующую секунду оказалась привычно близко.  – Если будет больно – кричи, надавлю сильнее, – с вызовом и решительностью произнесла она, и уголки губ фигуристки чуть дрогнули от одного только взгляда напротив. Костя редко просил помочь ему, и Аня знала, что он предпочитал тренироваться в одиночку – как и она сама. Однако бывали моменты, особенно перед стартами, когда Преображенская делилась своими методами и упражнениями для лучшей растяжки, которые не требовали много времени. И все же они предпочитали в такие минуты настраиваться самостоятельно, а потому теперь Преображенская думала только о том, что вообще она собиралась делать и как это выглядело со стороны: она уперлась стопами в голени партнера и выдохнула, постепенно прижимая его ноги к стене. На лице Воронцова не читалась ни одна эмоция – он лишь безотрывно смотрел на множество мелких веснушек, не скрытых слоем косметики, на смешно выбивавшиеся светлые волосы спортсменки, на видневшиеся в разрезе футболки ключицы и немного чаще обычного вздымавшуюся грудь. – Можешь подвинуться ближе, я не кусаюсь, – чуть хрипло рассмеялся Воронцов, понимая, что Аня совершенно не пыталась надавить по-настоящему – то ли от нежелания навредить нерастянутым мышцам, то ли от странного смущения, что вдруг охватило ее. Но, услышав слова партнера, она только иронично вскинула бровь, а затем все же сделала так, как он просил: сильнее распрямила ноги спортсмена, почти прижав их к стене – так, чтобы стало хотя бы примерно похоже на то, что он собирался продемонстрировать. Но, признаться честно, Аня на самом деле понятия не имела, насколько хорошая у Воронцова гибкость: она никогда не сталкивалась с тем, чтобы Виктория Андреевна делала ему замечания относительно этого, да и в хореографии обычно эта часть доставалась именно ей – в детстве спортсменку несколько лет водили на балет, а потому отличная растяжка всегда была еще одной сильной стороной фигуристки. Преображенская, понимая, что Воронцов ловко провел ее, все же решила не сдаваться – конечно, он был гибким, однако пути назад уже не было. Аня чуть оперлась руками о пол, чтобы создать еще более сильное давление в ноги партнера, однако тот только тихо ухмыльнулся в ответ, покачал головой, а затем быстрым и очень неожиданным движением притянул ее к себе. Положив ладони на талию спортсменки, Костя сжал внешнюю поверхность ее бедра – так, что ее грудь оказалась прижата к его, а растерянные и пораженные такой стремительностью глаза теперь находились буквально в паре сантиметров. Сердце Ани забилось быстрее от жара партнера – она физически ощущала каждый напряженный мускул его сильного тела, чувствовала его горячее дыхание, ловила внимательный взгляд зеленых глаз, в которых плясали огоньки довольства и почти забытого ею запала. В животе что-то сжалось, но в этот раз не от боли – Преображенская боялась посмотреть вниз, потому что понимала – они были слишком тесно прижаты друг к другу.  Почувствовав, что партнерше будто некомфортно, Костя осторожно отпустил бедра фигуристки, плавно переместив руки на ее спину: он в привычном жесте провел от поясницы до лопаток и остановился у самых плеч, заботливо обнимая Аню, но все еще давая ей возможность с легкостью подняться. Она сглотнула, а затем заглянула в сосредоточенное и будто даже слишком серьезное лицо Воронцова: он терпеливо ждал, какое решение примет партнерша. И Преображенская, разум и все естество которой буквально кричали о том, что не нужно вестись на столь открытую провокацию со стороны Кости, закрыла глаза и, убрав с пола руку, которой все еще опиралась, чтобы удержать равновесие, порывисто переместила ладонь на затылок спортсмена, уткнувшись в обнаженную и всегда горячую шею.  Она вдохнула полюбившийся аромат его парфюма, который уже почти полностью выветрился, смешавшись с запахом геля для душа, и крепче сжала темные волосы, будто прося его стать еще ближе, прижать крепче и больше никогда не отпускать – держать вот так, обнимать, уткнувшись в ее светлую макушку, и просто слушать размеренное дыхание. Костя улыбнулся уголками губ, а затем оставил легкий поцелуй на виске Ани: он и забыл, когда в последний раз мог касаться ее вот так – просто, неторопливо, не думая о работе и заботах, вне холода льда и десятков глаз, пристально наблюдавших за ними каждую минуту.  Аня не знала, сколько времени прошло прежде, чем она наконец нашла в себе силы открыть глаза и заглянуть в родное лицо – Костя все еще оставался таким же задумчивым и, ей показалось, что его брови нахмурились сильнее, а губы сжались в тонкую напряженную полоску, будто готовились к очередному удару. За эти несколько недель Воронцов в полной мере ощутил, насколько ошибочным было его решение, и тысячу раз проклял себя за глупость – ни одна медаль не стоило того, чтобы лишиться Ани, ее любви и заботы, которая теперь скрывалась под маской партнерского дружелюбия. Фигуристка хотела было сказать, что им нужно было собираться, чтобы не опоздать на выступление танцоров, ведь Аня просто не могла позволить себе пропустить прокат Алисы и Ильи, однако Воронцов только понимающе кивнул, прочитав все на лице партнерши. Он разомкнул ладони и откинул голову на стену, которая обожгла разгоряченную шею холодом бетона.  – Встретимся через полчаса у входа на трибуны, ладно? – прошептала она, поднявшись на чуть дрожавшие ноги. В ответ Костя только едва заметно кивнул, прикрыв уставшие глаза – думать о том, что значило для них все произошедшее только что, совершенно не было сил.

***

Ритм-танец Алисы и Ильи был безупречен – зажигательный и страстный, он позволил спортсменам вырваться на первую строчку с отрывом в два с половиной балла. Доронина, сиявшая от счастья, не разжимала объятий, пока партнер что-то радостно говорил тренеру и хореографу, что сидели с ними в зоне оглашения оценок. Аня же громко аплодировала подруге, поднявшись с кресла в первом ряду вместе с тысячным залом и многочисленными зрителями, ставшими свидетелями столь яркого проката – счастье и гордость за такую важную для Алисы победу, пусть еще и не официальную, разливались по телу Преображенской адреналином и всплеском эмоций, которых в тот день и без того было слишком много.  Потому, попрощавшись с Костей у двери номера, Аня рухнула на кровать – сил не осталось совершенно, а измотанный организм требовал сна перед завтрашним выступлением. Тем более, они должны были открывать первую разминку, что являлось еще большим стрессом и давало дополнительные поводы для переживаний. Но потрясений оказалось столь много, что разум фигуристки все же не смог одержать победу и сдался, и Аня уснула сразу же, стоило ей выйти из душа и коснуться головой подушки.  На утреннюю тренировку Преображенская пришла в хорошем расположении духа, настроенная на работу и отличный прокат короткой программы – выступления пар должны были начаться уже в два часа дня, а потому у них оставалось не так много времени, чтобы успеть все. Думать о том, что случилось вчера или тем вечером на банкете, Аня не собиралась – по крайней мере, не во время чемпионата Европы, поэтому она лишь приветливо улыбнулась партнеру, который ждал ее у входа на арену: традиционно утренние тренировки были открытыми, а значит, на льду и трибунах уже разместились журналисты.  Обменявшись парой обыденных фраз с Костей, Преображенская сняла чехлы, уверенно кивнула подошедшему Павлу Александровичу и направилась на раскатку – как и всегда, ей нужны были эти недолгие десять минут в одиночестве, чтобы настроиться и грамотно прочувствовать лезвие и ботинок перед совместной тренировкой и отработкой необходимых элементов. Тем более, что Виктории Андреевны, которая должна была оценить их финальный прокат короткой программы перед выходом на старты, еще не было. Зато были журналисты – их фигуристка заметила сразу же. Вспышки камер не отвлекали, как и редкий шепот, доносившийся с трибун – за годы карьеры Аня привыкла к подобному и просто не обращала внимание, если ей не мешали. Однако кое-что все же заставило спортсменку напрячься и замедлиться, с немым вопросом глянув на партнера: у борта вместе с Загорским стояла Елена – та самая загадочная брюнетка, которая, как выяснилось, оказалась еще и бывшей девушкой Воронцова. Заметив красноречивый взгляд вмиг заледеневших глаз, тот хмыкнул, а затем все же подъехал ближе к фигуристке. – Идем, нам нужно отработать выброс и подкрут и прогнать дорожку до прихода Раевской, – он протянул Ане руку, встав перед ней и загородив тем самым вид на мило беседовавшую с Загорским Елену. Костя знал, что журналистка собиралась наведаться к ним на тренировку, чтобы поговорить с Павлом Александровичем об успехах спортсменов и планах на ближайшие старты, разузнать побольше о продолжавшемся противостоянии двух лидирующих не только в России, но и на мировой арене пар, а потому совсем не обратил внимание на то, что происходило, пока они раскатывались, однако Аню это все несколько сбивало. Конечно, Воронцов догадывался, что Алиса рассказала партнерше о том, кем именно приходилась ему Елена и какие отношения связывали их долгие годы, а потому понимал, что раздражение Преображенской было вызвано именно этим. И потому хотел как можно скорее отвлечь фигуристку от ненужных мыслей: между ними с Еленой давно ничего не было, они оставались хорошими друзьями, но не больше. Аня только молча кивнула и вложила ладонь в теплую руку. Тратить драгоценное и столь немногочисленное время на финальной тренировке, думая о том, с какой целью здесь оказалась Бушар, не хотелось совершенно, а потому спортсменка быстро набрала скорость, намекая Косте на то, что она была готова начинать.  Тренировка пролетела незаметно: они несколько раз отработали отдельные части программы, а затем прокатали ее полностью под пристальными взглядами Павла Александровича и Виктории Андреевны. Зафиксировав конечную позицию, фигуристы наконец смогли выдохнуть: все было сделано отлично – четко, слажено и без единой осечки. Разве что Ане все отчетливее казалось, что платье, которое ей безусловно очень нравилось, сюда не вписывалось – хотелось чего-то более яркого, дерзкого, а потому она окончательно решила, что нужно обязательно заменить наряд на костюм по приезде в Москву. И желательно написать об этом портнихам как можно раньше, чтобы они успели все подготовить – нарисовать эскизы, пошить примерный вариант по тем меркам, что у них имелись, и подготовить ткань и стразы.  – Костя, если добавишь чуть больше эмоций на второй дорожке, цены тебе не будет, – улыбнулась Виктория Андреевна, когда фигуристы вышли со льда. Женщина протянула Ане теплую кофту, ласково погладив спортсменку по спине в одобряющем жесте, а затем перевела взгляд на Воронцова: Косте действительно всегда было сложнее остального работать с эмоциями, а потому он только задумчиво кивнул в ответ на слова хореографа. Загорский также дал несколько комментариев относительно технической части, а затем велел ученикам идти готовиться к соревнованиям: до открытия второго дня чемпионата Европы оставалось два с половиной часа, а Ане нужно было успеть вернуться в отель, чтобы собраться и переодеться.  Когда они выходили с арены, которую уже начинали готовить к приходу зрителей представители Федерации и работники дворца, Преображенская уже не нашла на трибунах Елены – среди немногочисленных журналистов девушки не оказалось. Спортсменка не заметила, в какой момент та все же ушла, позволив Павлу Александровичу в полной мере включиться в работу и давать указания ученикам, но вместе с тем Ане казалось, что почти все оставшееся время Елена все же была здесь, пристально наблюдая за работой фигуристов и щелкая вспышкой профессионального объектива. – Воронцов! – донеслось откуда-то из длинного коридора. Знакомый шутливый голос вырвал Аню из оцепенения и задумчивости, и она встретилась взглядом с идущей им навстречу Дорониной – спортсменка была одета совершенно обычно, потому как сегодня танцоры не выступали.  – Так и знала, что ты опять тиранствуешь, задерживая Аню на тренировке, – Алиса сложила руки на груди и выжидающе-забавно вскинула рыжую бровь. – Такого вы обо мне мнения, значит? – наигранно-обиженно отозвался тот, переведя взгляд на партнершу. В ответ фигуристка лишь пожала плечами – отрицать явные деспотичные наклонности Воронцова Аня не собиралась. Да и настроение после отличной работы было приподнятым, а потому она только рассмеялась, желая еще немного подразнить спортсмена. – Все, я забираю ее у тебя, а то не успеем собраться! – скомандовала танцорша, не дав ни шанса на возражения. Алиса быстро взяла подругу за руку, потянув на себя, а затем направилась в сторону женской раздевалки: Аня успела только растерянно улыбнуться, встретившись с усмехавшимся взглядом партнера, а затем быстрыми шагами догнала Доронину. Им действительно нужно было как можно скорее начать собираться.

***

Аня стояла перед зеркалом, разглядывая отражение: несмотря на то, что решение о смене костюма казалось ей правильным и единственно верным, это платье все так же нравилось фигуристке. Открытые плечи, глубокий вырез на спине, сияющие золотистые камни и полупрозрачная ткань рукава – все это выглядело эффектно, но не полностью передавало суть программы. Однако именно в этом костюме она впервые вышла на соревновательный лед в этом сезоне в качестве парницы. Именно на том этапе Гран-при они показали зрителям то, над чем упорно трудились несколько месяцев, совершая невозможное и скатываясь в кратчайшие, буквально нереальные сроки. Многое изменилось с того времени: они с Костей начали лучше чувствовать друг друга на льду, страх высоких поддержек ушел, а подкрут, который по праву считался сложнейшим элементом парного катания, теперь зачастую давался легко. Изменились и они сами – на смену глупому соперничество пришло понимание и гармония, которая нарушалась только личностными проблемами партнеров. Но и их они старались не переносить на лед, а потому никто из зрителей и судей никогда бы не догадался о том, какой на самом деле сложный этап в отношениях переживали фигуристы и какой ценой вообще доехали на этот чемпионат.  – Выглядишь как всегда безупречно, – улыбнулся Костя, опершись о дверной косяк.  Он любил Аню такой, как она была – местами излишне вспыльчивой, по-детски эмоциональной, часто упертой в желании доказать что-то, но всегда безумно старательной и невероятно доброй, отзывчивой и сострадательной. Преображенская казалась ему самым удивительным человеком из всех, кого он когда-либо встречал из-за ее открытости и бескорыстной любви ко всему, что она делала. И каждый раз, сталкиваясь с этими ярко-голубыми глазами, спортсмен чувствовал, как его сердце пропускало удар, а ноги чуть подкашивались – казалось, он никогда не сможет привыкнуть к тому, как она смотрела на него в такие моменты.  Аня улыбнулась в ответ, а затем повернулась к партнеру. Она знала, что Воронцов обязательно даст ей ту поддержку, что была так необходима теперь, скажет верные слова и настроит на прокат, несмотря на сложности между ними, – как и всегда. И Преображенская как никогда раньше дорожила подобными моментами и была благодарна Косте и всему тренерскому штабу за мудрость и открытость: что бы не происходило между ними за пределами льда, они в первую очередь все еще оставались партнерами и профессионалами, спортсменами мирового уровня. – Готова? – Костя подошел ближе, а затем осторожно взял Аню за руку. Она лишь коротко кивнула в ответ.  В раздевалке было тихо, и только откуда-то из коридора доносились едва слышные голоса других фигуристов и тренеров, заглушавшие шум уже почти полных трибун. Тысячи людей собрались, чтобы посмотреть на прокаты короткой программы спортивных пар, а потому Аня ощущала это приятное волнительное предвкушение выхода на лед, легкое головокружение и прилив адреналина, но отчего-то почти не испытывала тревоги, которая обычно сбивала ее перед стартами. И это казалось необычным. – Анна, Константин, – голос Загорского вторгся в уютный и такой теплый мир партнеров, заставив их отвлечься друг от друга – даже проведя сотни часов вместе, спортсмены все еще могли бесконечно долго просто любоваться каждой наизусть выученной чертой породнившегося за эти месяцы лица. – Через пять минут начало разминки. Жду вас на льду. Воронцов кивнул, не разрывая рук, а затем вновь посмотрел на партнершу: Аня была спокойна и сосредоточена, не боялась и чувствовала себя хорошо – об этом говорило ее тело. Ее яркие глаза выделялись на фоне бледной кожи, подкрашенные коричневым карандашом, а волосы были собраны в небрежный, но очень красивый пучок – благодаря Алисе, которая помогала фигуристке со сборами, Преображенская всегда выглядела невероятно обворожительно во время стартов.  – У нас все получится, – зачем-то сказала Аня, желая подбодрить то ли партнера, который показался ей слишком напряженным, то ли саму себя. В ответ Воронцов только чуть рассмеялся, а затем кивнул – конечно, у них все получится, иначе и быть не могло.