Лед внутри тебя

Аня сидела в кабинете спортивного врача сборной России по фигурному катанию, в тысячный раз рассматривая развешенные на стенах плакаты о пользе здорового образа жизни, вреде курения и алкоголя для спортсменов и обычных людей. Она горько усмехнулась, думая о том, какой иронией было видеть все это и знать, насколько ничтожно влияние сигарет и алкоголя на организм человека в сравнении с профессиональным спортом. Никто из родителей, заботливо приводящих своих драгоценных чад в большой спорт, зачастую даже не задумывался о том, чего впоследствии будет стоить их детям все те достижения, о которых грезят взрослые. Будучи двукратной чемпионкой мира, уже в двадцать два года она имела внушительный список различных травм – от банальных растяжений и ушибов до серьезных переломов. Именно по этой причине Преображенская и находилась сейчас в ожидании Максима, врача сборной России по фигурному катанию, который должен был вернуться с результатами ее последних анализов и объявить наконец, когда она сможет вернуться к тренировкам: пропускать чемпионат мира, который должен был состояться уже через считанные недели, не хотелось – она и так снялась с произвольной программы на «Европе» из-за полученной травмы. Аня хорошо помнила тот день: произвольная программа была назначена через день после короткой, поэтому все члены сборной смогли выдохнуть, радуясь небольшой передышке. Но пока ее коллеги-одиночники наблюдали за прокатами спортивных и танцевальных пар, Анна тренировалась. Посетив лишь одно выступление – блестящий прокат близкой подруги Алисы, – Преображенская отправилась на каток. Она была уверена в себе, своей стабильности и отличном выполнении всех элементов, заявленных на завтра, но Ирина Андреевна, ее тренер, настоятельно рекомендовала заменить секвенцию с четверным риттбергером на что-то более простое – тулуп или сальхов, но упрямство Ани и желание доказать, что она все еще лучшая, не давали ей возможности отступиться. Не в ее характере было заменять сложные элементы на те, что теперь прыгала каждая вторая юниорка. И это стало роковой ошибкой. Исполнив четверной риттбергер, Преображенская зашла на второй прыжок. И в следующий момент Аню вынесло из круга, из-за чего она не смогла докрутить третий, последний оборот и приземлить прыжок, сильно ударившись о лед коленом. Боль, невозможная и резкая, пронзила мышцы и прошлась волной по всему телу. Аня, знающая, что такое часто случается после выполнения четверных прыжков, когда фигурист, падая, ударяется о лед не только весом своего тела, но еще и давящей силой инерции от сумасшедшей скорости вращения, а потому падать с таких элементов всегда было намного больнее, чем с других, сдаваться не планировала. Сделав несколько кругов по катку в попытках прийти в себя и хоть немного заглушить боль, она вновь набрала скорость и выполнила облегченный заход на прыжок, но не смогла сделать даже два оборота: толкнувшись правой ногой, Аня почувствовала, как колено пронзило резкой, простреливающей болью, но решила, что сможет вытянуть прыжок и уже затем отправится к Максиму, чтобы тот осмотрел ушибленную ногу и наложил тейп. Это падение стало решающим в ее карьере. Подняться самостоятельно Аня смогла не сразу – потребовалось несколько минут, чтобы боль хоть немного утихла, а руки перестали дрожать. Казалось, будто колено треснуло изнутри, а кости разбились вдребезги от сильнейшего соприкосновения со льдом, впиваясь теперь в мышцы и связки и парализуя их. Добравшись до борта, она, тяжело дыша и стараясь на опираться на ногу, нашла в спортивной сумке телефон и все еще трясущимися, непослушными руками набрала номер врача. Мечников, наблюдавший за завершающим прокатом того дня в исполнении французской спортивной пары, сорвался на помощь фигуристки в ту же секунду. Аня смутно помнила, что произошло дальше: запыхавшийся Максим, что-то громко спрашивающий у нее, боль в колене, которая теперь разливалась по всему телу и отдавала неприятной пульсацией в позвоночник, шум в ушах, холод катка и пронзительный крик, доносившийся откуда-то издалека – Аня слышала его, но и подумать не могла, что принадлежал он именно ей. Кажется, Мечников почти сразу вколол ей что-то, потому что спустя пару минут фигуристка отключилась: в глазах зарябило, а усталое напряженное тело наконец расслабилось, поддаваясь обволакивающей и успокаивающей темноте. Очнулась Аня уже в больнице. Колено было перевязано, а боль исчезла, оставив после себя лишь неприятную слабость и ломоту в теле. Максим, который в беспокойстве провел ту ночь рядом с фигуристкой, печально разглядывал какие-то бумаги и крутил в руках ручку. – Что… случилось? – хрипло спросила Аня, заставляя врача отвлечься от внимательного изучения ее медицинской карты и поднять покрасневшие глаза. – Что ты помнишь? – Максим отложил документы в сторону и снял очки, подходя к высокой больничной кровати, на которой лежала Преображенская. Бледное уставшее лицо изнеможенной многочасовыми тренировками фигуристки казалось ему ненастоящим, словно кукольным, а потрескавшиеся, едва-розовые губы говорили о том, что она наверняка испытывает жуткую жажду после наркоза. Преображенская в его памяти выглядела совсем иначе, не такую Аню он знал: светлое, но всегда с румянцем от холода катка лицо, блестящие голубые глаза, длинные волосы, всегда собранные в высокий хвост, подчеркивающий острые линии скул. Она светилась радостью, пылала уверенностью в себе и силой, поражала своей выносливостью и отвагой. А Аня, которую он видел перед собой сейчас, была совсем другой – измученный организм дал сбой, требуя хоть немного передышки. К сожалению, это было ошибкой большинства спортсменов – все они работали на износ, желая заполучить самую драгоценную награду, напрочь забывая о том, что физические возможности их тела не безграничны, а они сами – не бессмертны. – После проката Алисы я ушла тренироваться, чтобы отработать секвенцию, а потом… – но она не договорила. Голубые глаза внезапно округлились, словно Аня вспомнила что-то жизненно важное, стоящее ей всего, чего она добилась, а затем начала быстро снимать с себя сковывающие движения и жутко раздражающие проводки, порываясь встать с больничной кровати и забывая о том, что еще вчера едва смогла бы ходить самостоятельно. – Какое сегодня число? Я должна выступить! Я не могу пропустить произвольную! Максим, покачав головой, аккуратно остановил Преображенскую. Он осторожно и медленно, но с уверенностью и настойчивостью вернул ее в кровать, а затем проверил, все ли провода на месте и успешно ли они подключены к аппаратам. Аня сверлила его непонимающим взглядом, все еще подыскивая момент, чтобы встать, а ее раздражительность от того, как медленно Максим возился с этими трубками, торчащими ото всюду, только нарастала. Каждое его движение, каждый внимательный взгляд на аппаратуру мог стоить ей карьеры. Она должна была узнать, что случилось, но самое главное – что станет теперь с ее прокатом. – Произвольную программу закончили катать два с половиной часа назад, – наконец сказал Мечников, отрывая взгляд от мониторов. – Что?.. – она непонимающе смотрела в серые глаза врача сборной, надеясь, что это шутка. Сейчас она встанет, соберется немного и откатает программу с блокадой, фиксатором, гипсом – с чем угодно, но откатает! Ее же не могли снять из-за очередной пустяковой травмы?.. – Аня… – Нет! – она вновь поднялась, скидывая с кровати одеяло и собираясь спустить ноги на холодный кафельный пол, чтобы выяснить, что произошло. И где Ирина Андреевна? Почему она позволила снять Аню с проката? – Я должна выступить, Максим! Это предолимпийский сезон, я… – Аня, послушай меня, – настойчиво и громко перебил ее Максим, приседая на корточки – так, чтобы иметь возможность смотреть мечущейся Ане в глаза. Ему предстояло объяснить ей, что случилось в тот день. Сказать, что ближайшие пару месяцев она не сможет выйти на лед, не сможет тренироваться. Чудо, если ей вообще удастся когда-нибудь вернуть прежнюю форму и выступить на соревнованиях. Максим выдохнул. За свою десятилетнюю карьеру спортивного врача он работал с разными спортсменами: пловцами, хоккеистами, легкоатлетами. Но нашел себя именно здесь – среди команды сборной Росии по фигурному катанию. Он восхищался силой воли и упорством этих людей, недоумевал, когда очередная пятнадцатилетняя малышка била мировой рекорд, злился, когда тренеры, нарушая его рекомендации, выпускали подопечных на лед раньше времени. Он привык ко всем особенностям работы с фигуристами, кроме одной – моменту, когда приходилось сообщать спортсмену, что его карьера окончена из-за очередной травмы, цена которой – полноценная жизнь. – Вчера на тренировке ты повредила коленный сустав. Врачи диагностировали разрыв связок, поэтому мы приняли решение о том, что тебя нужно срочно прооперировать. Разрыв задней крестообразной связки – тяжелая травма, влияние на которую оказали прошлые… – Хватит! Прекрати! – сорвавшимся голосом крикнула она, вскидывая руки и желая прикрыть ими лицо, глаза, уши – что угодно, лишь бы не слышать того, что готовился произнести Максим. В глазах фигуристки стояли слезы, грудная клетка тяжело и часто вздымалась, а губы дрожали, как бы она не пыталась придать себе уверенный вид. Аня никогда не отличалась бездумным отношением к своему здоровью или халатностью, как многие, только начавшие путь в профессиональном спорте атлеты, еще не до конца осознающие всей серьезности медицинских осмотров и постоянного наблюдения врачей, а потому Аня просто не понимала, как это могло случиться. Неужели она что-то проглядела? Неужели Максим допустил ее к соревнованиям с травмой? Что вообще он хотел сказать ей всем этим? – Подобные травмы возникают резко, неожиданно, их нельзя предугадать, Аня, – словно прочитав ее мысли, тихо произнес Мечников. – Что ты хочешь сказать? Она знала. Она прекрасно понимала, что именно он скажет. Как и понимала, что когда-то ее триумфу настанет конец. Потому в ту минуту Аня, собрав остаток сил, с вызовом посмотрела в глаза Максима – она должна была стойко выдержать этот удар, как выдерживала уже сотню других. Она сильная, а значит, справится и с этим. В конце концов, это не должно было быть больнее падения с прыжка. – По возвращении в Москву тебя ждет курс реабилитации и лечение. Возможно, через полгода ты сможешь вернуться к тренировкам, но никаких гарантий мы дать не можем. – Через полгода?.. – на ее губах появилась улыбка – отчаянная, полная ужаса и страха перед неизвестностью. Жизнь Ани рушилась в тот момент, а Максим вынужден был добивать ее каждым словом, потому что знал – если не сделать этого сейчас, если не рассказать обо всех рисках и не обозначить степень серьезности ее травмы, Преображенская вернется на лед как только перестанет чувствовать ощутимую боль. И тогда она действительно потеряет всякие шансы на возвращение в профессиональный спорт. – Но через семь месяцев начинается олимпийский сезон. Я должна готовиться, должна тренироваться… Я должна прыгнуть этот несчастный каскад, как ты не понимаешь, Максим? – по щекам бежали слезы, но она не замечала их, продолжая с ужасом смотреть на врача. Аня все еще сидела на кровати, свесив ноги и глядя куда-то сквозь Мечникова. Ее трясло так, словно она была больна какой-то страшной лихорадкой, что высасывала последние силы из ее когда-то сильного и выносливого тела. – Эта медаль должна быть моей… Я должна… За все время, что Максим являлся врачом сборной, он не видел спортсменки сильнее, чем Анна Преображенская. За долгие четыре года работы здесь Мечников стал свидетелем десятка травм различной сложности и тяжести, наблюдал слезы и крики боли, видел, как на его глазах рушилась мечта – мечта, до которой оставался всего один шаг. Но отчего-то Аня, которая ни разу не позволила себе проявить подобные эмоции даже в моменты адской боли, сейчас вызывала в его врачебном, уже успевшем очерстветь сердце беспокойство. Поддавшись эмоциональному порыву успокоить ее, облегчить страдания хоть на мгновенье, на долю секунды, он прижал фигуристку к себе, позволяя ей наконец почувствовать себя в безопасности. Вечно сильная и упрямая, непробиваемая чемпионка и надежда страны на считанные минуты превратилась в хрупкую и сломленную девочку, которой необходима была поддержка и помощь. – Аня, – Максим, зашедший в кабинет с несколькими снимками и медицинской картой, отвлек фигуристку от печальных воспоминаний, возвращая ее в реальность – все такую же суровую и пока не радующую. – Твои показатели в норме, но колено все еще нестабильно. Я бы не рекомендовал начинать тренировки сейчас, но, зная тебя, я абсолютно уверен, что мои рекомендации ты пропустишь мимо ушей… – с грустной улыбкой сказал Мечников, опускаясь на кресло напротив фигуристки. – Поэтому через неделю можешь выходить на лед. Но, Аня! Я очень прошу тебя, никаких прыжков! Связки еще не восстановились окончательно, так что это может… Но Аня уже не слушала. Она вскочила со стула, бросившись обнимать Максима, который опешил от такой пылкой радости спортсменки. Он понимал, что для нее эти слова были чем-то сродни победы на главных стартах жизни, ведь они вселяли надежду на то, что Преображенская, последние несколько месяцев существовавшая в режиме автопилота, буквально зачеркивающая дни в календаре, что висел у нее над кроватью в ожидании истечения срока реабилитации, все же сможет побороться за олимпийское золото в следующем сезоне. Максим рассмеялся от подобной реакции всегда сдержанной в эмоциях Анны, которая сейчас, словно ребенок, бросилась ему на шею с криками «Спасибо! Спасибо! Спасибо!». – Обещай, что будешь осторожна, – по-отечески строго, с долей волнения попросил Мечников, когда Аня уже выходила из его кабинета. – Обещаю, товарищ доктор, что буду самой осторожной посетительницей катка! – приложив руку к сердцу, нарочито серьезно произнесла Аня, заставляя Максима расплыться в глупой улыбке. – Могу даже шлем купить, чтобы тебе не пришлось лечить меня еще и от черепно-мозговой. – Проваливай уже, пока я не передумал, – покачал головой он, возвращаясь к бумагам. Атлеты, вновь оказавшиеся в мире большого спорта после серьезной травмы, были похожи на детей, которых родители впервые привели в парк аттракционов – окрыленные, счастливые, живые, они будто начинали все заново, с чистого листа. И это то, что по-настоящему любил Максим в своей работе – он мог не просто дарить людям надежду, он видел, как эта надежда превращалась в действительность, становилась реальной.

***

Аня прыгала, казалось, уже тысячный раз за последний час. Начиная месяц назад с двойных прыжков в тайне от Ирины Андреевны, которая все это время лишь качала головой, глядя на то, как убивается ее лучшая ученица на льду, восстанавливая сложные элементы, Аня думала, что к концу марта вернет стабильность в тройных и будет работать над восстановлением четверных и стабильностью акселя. Однако она едва ли смогла осилить тройные, которые теперь получались далеко не каждый раз, заставляя работать вдвое больше. Но былая легкость, которой до этого славилась фигуристка, растворилась, осталась где-то там – на льду чемпионата Европы, а на замену ей пришли ошибки в до этого безупречной технике и постоянные падения, оставлявшие множество синяков и ушибов на светлой коже. – Аня! – окликнула ее Ирина Андреевна, стоящая у борта и наблюдавшая за работой младших учениц. Она требовательно махнула рукой, призывая Преображенскую подъехать ближе. – Ну-ка, подойди. На лице тренера Аня привыкла видеть маску строгости, ведь прощать ошибки и спускать с рук провальные элементы было не в характере Ирины Андреевны. С ранних лет Аня поняла, что ей придется пахать вдвое больше других, если она хочет остаться в группе Захаровой, которая каждый год отбирала сильнейших девочек со всей страны, чтобы в конце концов вырастить из них чемпионок и лучших одиночниц страны и мира, имена которых гремели на всех международных стартах. Однако даже несмотря на немыслимые нагрузки и высокие требования, выставленные фигуристкам, Ирина Андреевна оставалась для них любимым тренером, удивительно ловко сочетая в себе теплоту и заботу со строгостью и резкостью – чего стоил один только взгляд женщины после неудачного проката программы. Но сейчас Захарова смотрела на Аню с какой-то противной, совершенно ненужной ей жалостью – так, что фигуристке захотелось крикнуть всем, что она сможет, что она способна восстановить ультра-си элементы, нужно лишь немного больше времени, чем раньше. – На сегодня достаточно. – До конца тренировки еще сорок минут. Я планировала продолжить работу над… – Достаточно, Аня, – отрезала Ирина Андреевна, разворачиваясь в сторону группы младших девочек, которые ловко, с той забытой легкостью взмывали в воздух, выполняя сложнейшие многооборотные прыжки. Преображенская, усвоив за много лет, что спорить с тренером бессмысленно, лишь красноречиво обожгла взглядом Захарову, которая покачала головой в ответ на подобное детское поведение подопечной, и, спешно надев чехлы, направилась в раздевалку. Она все это уже проходила: почти три года назад после перелома ключицы фигуристка так же долго не могла восстановить прыжки, однако, Аня точно помнила, Ирина Андреевна никогда не смотрела на нее так, как сегодня: с какой-то отвратительно показательной жалостью и снисходительностью. А потому сказать, что Преображенскую такое обращение не задевало, значило бы солгать – Аня привыкла всегда быть первой, привыкла занимать главное место на пьедестале и быть в лидерах группы. Привыкла быть главной, лучшей ученицей, которую всегда ставили в пример остальным. Поражений для нее не существовало, и сдаваться сейчас Аня была не намерена. Она еще докажет Ирине Андреевне и всем остальным, что способна бороться и побеждать.

***

– Неужели ты думаешь, что Захарова выгонит тебя из группы? – удивленно спросила Алиса, прищуривая глаза и делая еще один глоток крепкого черного кофе. Девушки сидели в одном из ресторанчиков, что находился неподалеку от катка, на котором тренировалась Алиса. Доронина была парницей и выступала в танцах на льду с перспективным фигуристом Ильей Кручининым. Они встали в пару два года назад, но за это время успели заработать все возможные титулы, победив на чемпионате Европы и России, а также выиграв командный чемпионат мира. Доронина\Кручинин были главными претендентами на золотую медаль Олимпийских игр в Турине, поэтому Алиса, всегда поддерживающая подругу, понимала, насколько важно той было восстановиться в кратчайшие сроки, чтобы в дальнейшем иметь возможность отобраться на чемпионат Европы и получить квоту. Однако мир фигурного катания всегда был жесток, а жизнь в нем – коротка и быстротечна: юниоры били мировые рекорды, а дети выигрывали Олимпийские игры, не оставляя взрослым спортсменам, всю жизнь работавшим ради возможности откатать программы на международных соревнованиях, и шанса на победу. – Не знаю, – выдохнула Аня, без интереса глядя в тарелку и перебирая вилкой листья салата: есть совершенно не хотелось. – Я надеялась, что смогу восстановить прыжки за этот месяц, но даже пресловутый тулуп получается через раз. – Знаешь, может, тебе стоит задуматься над тем, чтобы перейти в танцы? – вдруг загорелась Алиса, поднимая воодушевленный взгляд на подругу. – Прыжки там не нужны, а остальное ты уже восстановила. Говорят, Красин ищет партнершу, и ты могла бы… Аня в ответ на восторженную тираду Алисы лишь рассмеялась, откидываясь на спинку диванчика и представляя себя, выступающей в танцах, да еще и рядом с довольно низким Красиным, который едва ли смог бы гармонично смотреться в паре с ней. – Ты смеешься, а это, может, твой последний шанс! – театрально сложив руки на груди, произнесла та, вскидывая темную бровь. – Все равно золото будет вашим, – пожала плечами Аня, понимая, что уходить в танцы в ее возрасте было бы действительно глупой затеей. Во-первых, подходящего партнера в олимпийский сезон попросту не найти: последние пары, претендовавшие на место на пьедестале чемпионата России, сформировали еще в прошлом году, чтобы они успели скататься и показать себя еще и на мировых соревнованиях, заработав наибольшее количество квот для Федерации на такой важный сезон. Во-вторых, танцы на льду всегда казались Ане чем-то скучным и непонятным. Ни прыжков, ни сложных вращений – довольствуйся дорожками шагов да незамысловатыми поддержками. Поэтому переход в этот вид фигурного катания она даже не рассматривала, несмотря на то, что артистизма и мастерства скольжения, которые так ценились в танцах, было у нее хоть отбавляй. Однако Аня всерьез задумалась над тем, что, возможно, переход в парный вид спорта – единственная ее возможность остаться в спорте еще хотя бы на сезон и завоевать главную награду своей жизни – золото Олимпийских игр. Уже дома, привычно листая каналы в поиске фильма на вечер, она увидела повтор прокатов российских спортсменов с чемпионата Европы – как раз в тот роковой день, когда Аня упала, поспешив на тренировку вместо того, чтобы остаться и поддержать коллег по сборной. «Две сильнейшие спортивные пары страны – Игнатьева\Воронцов и Орфеева/Ермилов – сразятся на чемпионате мира в Таллине уже через десять дней! Чем же закончится давняя вражда двух великих фигуристов, и кто победит в этот раз?» Аня рассмеялась: ей казалось, что исход этой «битвы» был предрешен заранее, как и всегда. Она всего несколько раз встречалась с Константином Воронцовым и Вадимом Ермиловым, но даже этого хватило, чтобы понять, кто из них всегда будет вторым и почему. Однажды Алиса, всегда следившая за коллегами по сборной и общавшаяся со всеми спортсменами довольно хорошо, назвала подругу женским воплощением Воронцова, и Аня, хоть и не оценила тогда шутку подруги, понимала, что доля правды в словах Дорониной все же была. Аня не помнила всех титулов Кости и Полины, но знала – чтобы кататься так, как они, нужно было едва ли не жить на катке, работая по двенадцать часов в сутки. Но в следующий момент от мыслей о парах Аню отвлекло упоминание ее собственного имени и нарезка с последнего выступления на чемпионате Европы с короткой программой: «В женском одиночном катании ситуация обстоит сложнее: двукратная чемпионка мира Анна Преображенская, получившая серьезную травму во время тренировки перед произвольной программой чемпионата Европы, выбыла из состязания за золото чемпионата мира 2020 года. Ее главной соперницей все это время была чемпионка мира среди юниоров 2018 года, серебряный призер чемпионатов Европы 2019 и 2020 годов, Аделина Кревчук. Кажется, это ее шанс получить золото чемпионата мира, о котором она так мечтала, но до которого ей всегда не хватало нескольких баллов. Кажется, окончание предолимпийского сезона будет жарким!» Аня, откинув голову на спинку дивана, закрыла лицо руками. Аделина никогда не была по-настоящему сильной соперницей, по мнению Преображенской, потому что всем было ясно – Аня намного сильнее, ее элементы выполнены техничнее и чище, тем более, что в арсенале Кревчук был лишь нестабильный тройной аксель, в то время как Аня в произвольной программе исполняла три четверных. Но дело было не только в этом: Кревчук всегда совершала досадные ошибки, которые в результате стоили ей серебра и отбрасывали на третье место или вовсе лишали места на пьедестале. Чем это было вызвано, Аня не знала. Да и ее, если честно, это не особо волновало, потому как достойных соперников в последние два года она попросту не видела, а потому продолжала совершенствовать собственное катание. Выключив телевизор и не желая больше слышать ни про состязания пар, ни про Аделину, ни тем более про предстоящий чемпионат, Аня решила, что информации из мира спорта на сегодня достаточно и отбросила пульт в сторону. Быстро приняв душ, она случайно услышала, что отец, прикрыв дверь в спальню, что-то обсуждал по телефону в коридоре: намеренно тихо, чтобы не разбудить жену, но при этом довольно требовательно и строго спрашивая что-то с человека на том конце трубки. Привычки подслушивать у Ани никогда не было, но уж слишком странным показался ей разговор отца в столь позднее время, потому она, прислонившись спиной к стене, прислушалась к разговору. – Что значит они не могут заплатить аренду? – чуть повысив голос, спросил Виктор Петрович, сдвигая поседевшие брови к переносице, отчего на лбу показались глубокие морщины. – Я и без того вхожу в их положение уже несколько месяцев, Дмитрий! Мне нужно покупать лекарства жене, на что-то жить в конце концов, поэтому либо ты оплатишь аренду за предыдущие месяцы сам, либо заставишь сделать это их! Видимо, я слишком много тебе доверил, – он покачал головой, стараясь успокоить срывающийся на крик голос. Морщин на его лице с каждым месяцев становилось все больше и больше, а в темных волосах прорисовывалась седина, которая казалась Ане какой-то искусственной, неправильной – ее отец не должен был стареть так быстро. – Завтра после обеда я буду в офисе. До встречи, Дмитрий. Аня, поняв, что разговор окончен, ловко юркнула за угол, делая вид, что выходит из душа, вытирая длинные светлые волосы мягким желтым полотенцем – мама подарила его Ане, когда той было пятнадцать, и с тех пор Преображенская брала его на все соревнования. Виктор Петрович, еще минуту назад не на шутку огорченный тем, как идут дела в фирме, которой он владел вот уже двадцать четыре года, увидел дочь и тут же переменился в лице – морщины разгладились, а взгляд подобрел, словно и не было никаких проблем, не было забот, кроме одной – его любимой дочери. – Анечка, ты совсем не бываешь дома! Расскажи, как дела на льду? – он кивнул в сторону кухни, и Преображенская последовала за ним. Она любила отца и была благодарна ему за то, что именно он поддерживал все ее начинания, какими бы безумными они не были. За годы спортивной карьеры Ани Виктор Петрович не пропустил ни одних соревнований дочери, которые проходили в России. Однажды он даже летал с ней в Германию и Италию на этапы Гран-при, когда она выступала еще в юниорской сборной и нуждалась в поддержке родителей. Отец без вопросов обеспечивал все, что было нужно Ане, выбирая только лучшее, даже если были варианты дешевле и проще, потому она всегда каталась в хороших коньках, не думала о том, как продлить жизнь сточенным лезвиям или на что шить платье для новой программы до того, как все это стала оплачивать Федерация. И именно благодаря Виктору Петровичу фигуристка много лет назад попала в группу Ирины Захаровой и смогла добиться всего, что у нее теперь было. Но ради подобного Виктору приходилось жертвовать и без того редким временем с семьей: он сутками пропадал в офисе, решая вопросы транспортного бизнеса, которым владел. Фигурное катание, как известно, спорт дорогостоящий, а потому мужчина почти все время проводил на работе, приводя дела фирмы в порядок. И все же Аня никогда не чувствовала, что ее обделяли вниманием: мать, так же задерживающаяся допоздна в школе, вечерами всегда собирала семью за ужином, во время которого они неизменно делились впечатлениями от прошедшего дня, обсуждали достижения дочери и строили планы на будущее. – Как твои успехи с прыжками? Восстановила лутц? – налив чай в две чашки, он поставил перед дочерью ту, что была побольше, а в свою добавил пару ложек сахара. Аня улыбнулась: папа вырастил из нее талантливую и целеустремленную спортсменку, отказывался от сладкого и вредного вместе с дочерью перед важными стартами, когда нужно было сбросить лишние килограммы, которые сильно влияли на высоту прыжков и стабильность элементов, но так и не привык пить чай без сахара. – Пап, я… – улыбка с ее губ исчезла, как только Аня начала отвечать на вопрос отца. Что можно было сказать человеку, который столько времени и сил уделил ее спортивной карьере, ночевал в больницах и забирал ее с поздних тренировок, объезжая всю Москву в ливни и снегопады, только чтобы дочь не шла до метро в позднее время одна? Как можно было сказать ему, что ее тело начинает разваливаться в двадцать два года из-за нечеловеческих нагрузок, а восстановить колено полностью, судя по всему, так и не удастся, что значит, что ее карьере настал конец? – Я не знаю, смогу ли… – Незабудка, я знаю, что ты привыкла во всем быть первой, – ласково произнес отец, сжимая вечно холодную ладонь дочери и с заботой глядя ей в глаза. – Но иногда нужно сделать два шага назад… – …чтобы вырваться вперед, – закончила она, кивая головой. Эту фразу отец часто повторял маленькой Ане, когда та только попала в школу, где тренировала Ирина Андреевна: Преображенская начинала с самого низа, с младшей группы, разучивая двойные тогда, когда ее ровесницы вовсю прыгали тройные в старшей. Но за тот год Аня действительно вырвалась вперед, защитив сразу два спортивных разряда и поравнявшись с соперницами. Тогда-то она и стала одной из тех, кого Ирина Андреевна выделяла каждый год, приглашая на индивидуальные подкатки. Затем Преображенская и вовсе стала постоянной ученицей личной группы Захаровой, пропадая на катке по шесть часов в день. Но вместе с любовью и вниманием тренера Аня на собственном опыте узнала и в полной мере прочувствовала знаменитую требовательность Захаровой: с того момента юная фигуристка неизменно была участницей всех сборов тренерского штаба Ирины Андреевны, посещала все дополнительные занятия и работала так, как не работала ни одна другая спортсменка. В ней видели талант, упорство и желание быть первой, а потому из растили из Ани чемпионку с самого детства. – Я помню, пап, – натянула улыбку она. Говорить о том, что с каждым днем становилось все дальше, не хотелось, поэтому она, обняв отца на прощанье, вышла из кухни, так и не притронувшись к горячему чаю: – Доброй ночи. И спасибо тебе. Две недели спустя Аня узнала о том, что у отца серьезные проблемы на работе. Мама толком ничего ей не объяснила, коротко обмолвившись лишь о том, что в ближайшее время Виктор будет задерживаться на работе допоздна, а потому может пропускать ужин. Аня прекрасно понимала, что если дела в фирме не наладятся, ее доход станет единственным, что позволит им жить хоть какое-то время, пока отец не придумает, что делать с бизнесом, который долгие годы кормил их, обеспечивая семью всем необходимым. – Мам, – спросила тем вечером Аня, глядя на еще больше осунувшуюся мать. За последний месяц Татьяна Григорьевна потеряла еще три килограмма, что очень пугало фигуристку и заставляло невольно задумываться о худшем. – На сколько хватит твоих лекарств? – Анечка, прошу тебя, не беспокойся обо мне! – широко улыбнулась женщина, ласково глядя на дочь и проводя рукой по ее длинным светлым волосам. – Я просто хочу знать, что у тебя есть все необходимое. Что не будет больше так, как… – На три месяца, – перебила дочь Татьяна. Вспоминать тот страшный вечер, когда Аня нашла бессознательное тело матери, совершенно случайно вернувшись с утренней тренировки раньше обычного, не хотелось обеим, потому женщина довольно четко дала понять, что не хочет обсуждать эту тему. Прямолинейностью Аня пошла в мать. Та никогда не лгала и предпочитала высказать правду, какой бы болезненной или страшной она не была, чем врать близким и родным. Потому о болезни Татьяна рассказала дочери почти сразу, как только узнала диагноз сама. И она с полной уверенностью сделала бы это раньше, если бы не Виктор Петрович, уговоривший жену подождать до окончания сезона и дать дочери откатать чемпионаты Европы и мира без мыслей о том, что болезнь день за днем забирает здоровье матери, высасывая из нее все силы и не оставляя от прежней жизнерадостной и активной женщины и следа. И теперь, зная, что дорогостоящих импортных лекарств матери хватит лишь на три месяца, а у отца проблемы на работе, Аня твердо решила, что продолжит тренировки и в следующем сезоне вновь попадет в состав сборной России. Иначе ради чего все это было?.. Набрав номер телефона председателя ФФКК, Аня с замираньем сердца слушала гудки.