Mein Leben, meine Regeln

Голова была будто налита свинцом. Ярослава с трудом открыла глаза и увидела, что рядом с ней сидел Пестель. Она приподнялась на постели, но мужчина мягко остановил, положив руку ей на живот: — Лежите. Вам не стоит сейчас напрягаться. — Что было? И когда вы пришли? — в теле она чувствовала жуткую слабость. Вдобавок ко всему живот скрутило до невозможности. Ярослава сморщилась. — Павел… Иванович… — тот посмотрел на неё, ожидая дальнейших слов. — Попросите, чтобы принесли… — дворянка поспешила прикрыть рот рукой. Мужчина ушёл, а затем вернулся с небольшим тазом. Отдав его Ярославе, Пестель отвернулся, чтобы не смущать её. Позже всё убрала прислуга. Клементьевой стало немного легче, но голова всё ещё кружилась. Она тихо спросила Павла, продолжавшего сидеть рядом и молча рассматривать картины на стенах: — Простите, что беспокою вновь, но… вам не говорили, что со мной? И как я тут оказалась? — Вы как-то сказали, что я могу приходить к вам в любое время. По своём приезде, немного отдохнув, решил зайти, однако прислуги почему-то не было. И прошу простить мне мою дерзость, вошёл сам, и увидел вас без сознания. Затем увидел вашу служанку, которая и позвала доктора. — Барин столько переполоху навёл… — неожиданно вмешалась в разговор вошедшая Маша, протиравшая чашку. — Так кричал громко на всех, что до сих пор голова болит, — тут девушка умолкла под гневно-строгим взглядом Пестеля. Тот ответил, едва скрывая раздражение: — Вам не следовало вмешиваться в разговор тех, кто выше вас по положению. Это во-первых. Во-вторых, совет вашей хозяйке, — мужчина взглянул на заволновавшуюся Ярославу, — воспитывать впредь прислугу более строго, а то распустились совсем, — Маше стало стыдно, она чуть поклонилась и быстро ушла. — Павел Иванович, — дворянка, стиснув зубы, всё же приподнялась и, стараясь сохранить спокойствие, посмотрела мужчине в глаза, — позвольте мне самой решить, как общаться со своими слугами, — слово «своими» было сказано чуть громче и медленнее, чем прочие. — И вы желаете управлять делами вашего покойного супруга… — Да, желаю. Смею напомнить, что вы сами мне предложили помощь. А домашние дела и торговля — вещи всё же разные. — Они схожи между собой. Разве вы не ведёте счета, связанные с имением? — Ярослава молчала. — Вот видите, там деньги и цифры, и здесь то же самое, только цель немного отличается. Прежде чем браться за серьёзное дело, научитесь решать мелкие задачи. — Хорошо. Признаю свою неправоту, — дворянка наклонила голову. — Теперь вы перестанете помогать? — Отнюдь. У нас с вами договор, и я считаю важным долгом выполнить собственную часть. Надеюсь, что вы впредь будете более серьёзной. — Я стараюсь быть помягче настолько, насколько сие возможно, — глядя на собеседника, произнесла Ярослава. — Они уже столько натерпелись от Георгия Николаевича, что сейчас им надо хотя бы немного отдохнуть. Помимо этого, часть прислуги была отпущена мной с достаточным количеством средств, чтобы устроить жизнь. — Похвально, — Павел одобрительно кивнул. — Немногие аристократы способны поступить так же, как и вы. Извините меня за мою грубость. — Всё в порядке, я не в обиде. — Вы прилягте. И не волнуйтесь. Вам не стоит нынче. — Отчего? — в голове крутились мысли, но Ярослава чувствовала себя слишком плохо, чтобы заострять на них внимание. Пестель прошептал: — Мне сообщили одну новость. Du bist schwanger, — мужчина увидел, как широко раскрылись глаза дворянки. Та неотрывно смотрела на него, не задумываясь о приличиях. Павел осторожно дотронулся до её локтя. — С вами всё хорошо? — Д-да… Мир перевернулся. Ярослава теперь поняла причину своего ежедневного недомогания. И почему ей это сразу в голову не пришло? Потому что это не представлялось ей возможным. Как это случилось, она до сих пор не понимала. Сердце рвалось на куски. Она не хотела… Это нежеланный ребёнок для неё, он будет ей напоминать обо всём том ужасе, что пережила Ярослава. Но и что-то сделать с ним она не могла, ведь это был бы самый ужасный грех. Да и в чём виновато ещё не родившееся дитя? Дворянка не могла думать ни о чём другом… Она зарыдала, обняв колени. Присутствие Пестеля её никак не смущало. Ей было слишком тяжело, чтобы думать о ком-то постороннем сейчас. Ярослава почувствовала, как сильные руки крепко обняли её и осторожно погладили по спине. Она хотела отстраниться, но почти сразу передумала, поскольку ощутила долгожданное спокойствие, тепло, которое казалось ей таким родным… Слёзы быстро высохли, несчастная уже начала было дремать, как её отпустили и аккуратно уложили обратно на кровать. В ответ на её недоуменный взгляд прозвучал спокойный голос: — Вам нужна поддержка. Не подумайте ничего, — Ярослава кивнула. Павел встал, слегка поцеловал её ладонь. — Мне надо идти. Когда сможете принять меня в своём доме либо же прийти сами, оповестите, — затем он вышел. Дворянка прикрыла глаза. На душе стало немного теплее, и она уснула, не переставая улыбаться… *** — Она не хотела выходить за Клементьева, её заставили. И этот ребёнок нежеланный для неё… — Пестель пытался сосредоточиться на делах общества, но периодически его мысли возвращались к Ярославе. В голове вновь и вновь появлялись её глаза, полные шока, ужаса от осознания реальности. Всегда спокойная, но не сегодня… Что она теперь будет делать, неизвестно. Благородство в нём призывало к тому, чтобы помочь ей и в этом деле, но разум твердил обратное. Не в его компетенции подобные полномочия. Хотя она ещё совсем молодая и одна, без мужчины рядом. Но позже могут пойти слухи о том, откуда взялся ребёнок, ведь Павел, пребывая в Малороссии, часто заходил к этой особе. Он думал очень долго, до самой поздней ночи, пока вновь не начала болеть голова. Наконец мужчина решил лечь спать. — Я лишь помогу ей. Не более. Думаю, матушка бы поддержала… — он сразу встал с кровати, подошёл к столу, зажёг свечу и стал писать. Закончив, Пестель оставил письмо на столе, рассчитывая отправить утром, а затем вновь лёг. — Сложно, очень сложно всё… Ещё и с обществом дела не очень. Разногласий, вопросов всё больше, а решений не находится. Я так устал, но об этом никто не знает и даже не догадывается. Все хотят, чтобы за них всё сделали. Желают свободы, но отказываются жертвовать чем-либо. Ich fürchte, wir können keine Einigung erzielen…