Mein Leben, meine Regeln

— Барышня, барышня, вы меня слышите? — А? — Ярослава с трудом открыла глаза и осмотрелась. Она была в своей комнате. — Что случилось? — Вы лишились чувств прямо на лестнице и упали вниз. Счастье, что целы остались. — А как я у себя оказалась? — Вас отнёс тот господин, что отдыхал в гостиной. Он и позвал прислугу, а позже — лекаршу. — И что она сказала? — Пока неизвестно. Есть множество предположений. Вам что-нибудь нужно? — Нет, благодарю. А гость уже ушёл? — служанка кивнула. Ярослава вздохнула. — Мы ведь так и не договорили с ним… — Он просил передать, что готов продолжить в удобное для вас обоих время. Только надобно будет оповестить его заранее, — девушка поправила подушку и накрыла хозяйку пледом. — Барышня, вы лежите, вам сейчас лучше соблюдать покой и не волноваться. Коль пригожусь, позовите. — Хорошо, Маша. Ступай, — служанка ушла. Дворянка осталась одна. В голове был вихрь мыслей и вопросов. Почему Павел решил ей помочь? Из благородства, потому как пройти мимо женщины, попавшей в ситуацию, подобную её, крайне унизительно для настоящего офицера. А почему она упала в обморок? Причин может быть сколько угодно: съела не то, устала, переволновалась. — Надеюсь, ничего серьёзного. Как же стыдно получилось — ему пришлось нести меня в мою комнату, — при всём своём желании Ярослава не могла изменить уже случившегося. Да, в помощи не было ничего постыдного, но она не хотела, чтобы кто-то видел её слабой. Раньше, быть может, и позволила бы подобное, но явно не теперь. Тут в борьбу с разумом вступили чувства… Дворянка начала сомневаться: действительно ли стоит не доверять никому? Вдруг всё будет хорошо, ничего плохого не случится? Вдруг можно рассказать что-нибудь Павлу Ивановичу? Пусть она знает его совсем немного, но он уже внушал ей доверие, хоть также и слегка отпугивал. Если он не только не стал считать её увлечения глупыми, но даже поддержал беседу с ней, почему бы не обсудить ещё что-нибудь? Надо только подобрать правильные слова, повод для разговора и не наболтать лишнего. А то она может… Уж в этом плане Ярослава знала себя лучше, чем любой человек в её окружении. Она вроде изменилась, но внутри будто осталась наивной девочкой, которая просто тянется к людям лишь из-за того, что любит их. И не верит в жестокость мира… *** Нога не переставала болеть. Две проблемы у него — голова и нога. То одно болит, то другое. Редко и сильно. Мужчина уже пытался всякими способами избавиться от неприятных ощущений, но они никак не уходили. Пришлось послать своего денщика за доктором. А пока Пестель решил заняться тем, что занимает его мысли в свободное от службы время — дела, связанные с тайным обществом. Ситуация складывалась крайне неудобная: всё больше разногласий между участниками; казалось, близится распад. В лучшем случае — разделение организации. А этого никак нельзя допустить. Павлу казалось, что из всех он один старается сохранить общество. Наверняка это были не только его мысли. Иначе не ловил бы он иногда на себе косые взгляды товарищей, завуалированно упрекавших его в честолюбии и стремлении объединить всё под своей властью. Отчасти оно так и было, только с маленькой поправкой — Пестель был бы готов принять на себя ответственность, если бы не существовало иного варианта развития событий. Он не стремился взять себе всё здесь и сейчас, тем более в этом нет необходимости. Пока нет… — Ваше благородие, привёл доктора! — Веди скорее! Боль измотала уже… — мужчина на несколько секунд зажмурился. Осмотр был недолгим, а результат — ожидаемым: доктор дал определённые рекомендации и ушёл. Ничего нового для Павла не было — применять компресс при болях. Да, помогает, но уже не вылечит ничего. Слишком серьёзная рана, из-за которой едва не лишился ноги. Чудом избежал этого. Вспомнилось Бородинское сражение, огни и бой пушек, крики солдат и офицеров, клубы пыли и дыма… И он, совсем юный прапорщик, выполняющий поручения начальства и храбро сражающийся за Родину. Резкий толчок в ногу, лёгкая боль в начале, потом будто бы ставшая огненной. Настолько, что он потерял сознание… Потом очнулся, услышал разговоры будто из тумана. Чудом не лишился ноги… — Надо бы и в Петербург. Чересчур долго здесь нахожусь. Пора бы и в столицу. Начальству не по нраву придётся, — мужчина попытался встать, но передумал, почувствовав боль, стрельнувшую в место давнего ранения. Павел поморщился. — Ваше благородие, тут просили передать… — вошёл денщик с маленькой запиской. — Снова? — Мне неизвестно, — слуга отдал бумагу, затем поспешно удалился. Пестель развернул записку и усмехнулся: не от Ярославы. Товарищи передавали последние вести из столицы и просили вернуться, если на то была возможность. Он постарался сесть. Дотянувшись до бумаги и пера, Павел написал несколько строк: «Мне жаль, что случилась столь досадная ситуация. Коль есть время и силы, можем снова встретиться и обговорить ещё несколько деталей. Но желательно поскорее, потому как скоро отбуду в столицу. Жду ответ, Ярослава Алексеевна. П. Пестель P.S. Надеюсь, сейчас вы чувствуете себя хорошо» Закончив писать, мужчина подозвал слугу и попросил отправить Ярославе. Кивнув, денщик ушёл. Павел же вновь остался размышлять. И для чего только он согласился помочь ей? Не просто согласился, но и сам вызвался. Да, ему это тоже выгодно, но не до такой же всё-таки степени. И своих-то дел немерено, а тут сам взвалил на себя ношу. Хотя вроде способная, может и будет толк… *** — Машенька, отнеси ответ господину Пестелю. Знаешь, куда идти? — Конечно, барышня, — служанка кивнула и как-то странно, с задоринкой посмотрела на Ярославу. Та поняла намёк. — Маша, ни в коем разе не то, о чём ты подумала. Он согласился помочь мне с делами покойного супруга, и ничего более, — тон был спокойным, но девушка услышала небольшую угрозу, а потом у решила скорее извиниться: — Простите, Ярослава Алексеевна, я не хотела вас задеть. Просто хочу, чтобы вы были… счастливы… — голос Маши вдруг задрожал. Её хозяйка поняла, что здесь что-то не так, а потому решила осторожно поинтересоваться: — Всё хорошо? — ответом был молчаливый кивок, но уже через пару секунд девушка зарыдала. Ярослава подозвала её к себе, посадила рядом и обняла. Маша слабо вырывалась, но дворянка её не отпускала. И служанка сдалась. — Так, а теперь расскажи, что произошло. Быть может, я смогу чем-то помочь. — Нет. Не сможете. Просто… с моей маменькой было почти то же самое, что и с вами. Её супротив воли выдали замуж. И через какое-то время родилась я. Маменька говорила, что очень меня любила. Но я всё равно чувствую вину… — Не волнуйся, Машенька. В этом нет твоей вины, верно говорю тебе. Значит, так было нужно… — Ярослава вздохнула. — Может быть. Я волнуюсь за вас очень. Вы такая добрая, как никто из господ. Правда, задумчивая почти всё время. Меня сие пугает… — Не стоит сильно за меня переживать, — дворянка светло улыбнулась. — Я с детства такая: задумчивая, порою нелюдимая. Всё в порядке. — Хорошо. Я пойду, отнесу ваше послание? — Ступай. Маша развернулась и уже было ушла, но остановилась. Чуть слышно, встав к хозяйке боком и не поднимая глаз, она произнесла: — Вы с ним похожи. С Павлом Ивановичем, — и сразу же убежала. Ярослава же осталась одна, думая над последними словами служанки. — Похожи… А ведь и вправду: я будто почувствовала это в нашу первую встречу. Словно что-то внутри отозвалось, когда я его увидела. Пусть и холод немного, но очень знакомый. Будто бы под сей маской скрывается что-то прямо ей противоположное… — дворянка посмотрела в окно на разгоравшуюся вечернюю зарю. Закат был особенно удивительным сегодня. — Будто бы его душа… — одними губами сказала Ярослава и тут же устыдилась собственных слов. — О чём я думаю? Мне надо делами заниматься, а не солнцем любоваться. До самой ночи она просидела за бумагами. Уже пора было ложиться, но молодая особа всё равно не уходила и продолжала думать над тем, как и что лучше сделать. В конце концов, Ярослава, машинально потушив свечу, попросту уснула за столом.