cherry : вишня

«Феликс?» Решительность парня опешила. Этот мальчишка и правда готов пойти на все. От этого становится теплее. — Ты мне нравишься, Ликси... Они ровняют шаг. «Такие юные и влюбленные… Со временем они поймут это "странное" чувство.» А Феликс ничего не отвечает. Лишь перебирает ногами с развязавшимся шнурком на одном из ботинков, не позволяя себе остановиться и все ближе видит ту самую дверь с летучей мышью. Зубастая. Кричит. У человеческого мальчика внутри тоже что-то кричит (может, то инстинкт самосохранения), но он лишь глубоко вдыхает перед тем, как потянуть металлическое кольцо на себя. Дверь тяжелая. Она с лязгом захлопывается у него за спиной. Внутри теплее, чем на улице, но все равно прохладно и приятно пахнет: свежесть, хвоя, воск затушенных свечей. Служанки, появившиеся словно из ниоткуда, спешно помогают с верхней одеждой, поправляют платье своей госпоже. Ликс не остается незамеченным. В этом доме он точь маленькое солнце, которого здесь так часто не хватает. Вот только не улыбается. — Госпожа... Почему вы привели человека? — одна из тех рушит тишину, смотря на мальчишку. Зеркалит его напряженность. Ли имеет храбрость не прятаться за спину мамы Чанбина, но ее ладонь чуть крепче сжимает. — Ох… это Феликс, друг господина Со. Поэтому хорошо о нем позаботьтесь. Выделите комнату рядом и... позовите самого Со. Пусть мальчики вместе освоятся. Госпожа скрывается за одним из коридоров. А Феликс чувствует себя птенцом, выпавшим из гнезда. Он стоит, окруженный служанками, одетыми точь в точь. Те, словно куклы. Это странно. Это непривычно. У них - идеально выглаженные платья, собранные черные волосы и темные-темные ночные глаза, смотрящие с интересом. У него - бордовая перекошенная на бок шапка, копна пшеничных прядей, беспорядочно торчащих и глаза огромные-огромные, мельтешащие. Даже ресницами не хлопает. Феликс в шоке. Где Чанбин. ― Мамочки, вы только посмотрите... ― шапку с него снимают так быстро, что тот даже не успевает понять. ― У него волосы светлые, как хлеб. ― она невесомо касается его прядей, поправляя. ― А руки? Вы чувствуете? ― пиджак, принадлежащий молодому господину Со, расстегивают, умело расправляясь с пуговицами и высвобождают из него руки мальчишки. Все трое тут же хватают его за ладони и ахают в унисон. ― Такой теплый… ― Такие короткие пальчики, он сам как выпечка. Феликс глазеет на их длинные ногти. ― А это что такое? ― холодная кисть без стараний изящно приподнимает за подбородок. Потом еще одна. И еще. Девушки одновременно придерживают лицо человека, изучая веснушки. ― Такие маленькие пятнышки. ― А вот здесь побольше. . .

***

— Извините... Господин Со. Ваша матушка велела передать, что ваш друг на первом этаже. — Он.. Здесь?! ― Господь милостивый... ― вздыхает главная служанка, прикрывая глаза и держась за переносицу. Ей нужно сохранять самообладание. ― Молодой господин... ― торопится вразумить его девушка, строго зыркнув на вошедшую служанку, принесшую такую весть. — Молчать! Казалось можно расслабиться: Феликс почему-то оказался здесь... Но и для большинства тот как необычная зверушка. Ему страшно, наверняка страшно. — Я сам покажу ему дом... Вы же занимайтесь своими обязанностями. Девушка роняет взгляд в пол, сцепив руки перед собой в замок. Молчит, как и было велено. И лишь когда Со покидает комнату, она властно поднимает подбородок, взглядом чернее тучи сопровождая дверной проем. — Что же госпожа... Нет... Почему она так поступила? На нее не похоже. — тихо вздыхает вошедшая, смотря вслед исчезающей фигуре. ― Верно, не похоже. С этим человеческим мальчишкой... что-то не так. ― бросает главная дама напоследок, кратко взглянув в глаза служанке, прежде чем с тихим, но уверенным стуком каблуков, скрыться в длинных коридорах. Почти вылетая из комнаты, Чанбин быстро добирается до своего солнца в этом полумраке, закрывая всем телом. Сердце бьется с новой силой, но сейчас он спокоен: Феликс рядом. — Я сам… Занимайтесь своими делами. Бин сам не понимал почему так груб. Желание защитить? Даже зная, что никто не тронет. — Пожалуйста, вы доставляете ему дискомфорт. — смягчается. — Ли... Я так боялся. Прислуги спешно отступают назад, озадаченно переглядываясь. Они не решаются сказать и слова, а потому лишь кланяются, расходясь. Обязанности в этом доме не заканчиваются. Им всяко есть, чем заняться. Иметь возможность вновь видеть Бина - настоящий подарок. Феликс готов вот-вот расплакаться от облегчения с новой силой, а потому тут же бросается ему на шею, прижимая к себе темную макушку. — Все хорошо? Как ты себя чувствуешь? «Она приняла его?» — Хочешь покажу тебе дом? — прохладная рука ласково поправляет волосы, зачесывая светлую прядку за ухо. ― Тут... только на первый взгляд мрачновато. ― Чанбин... Чанбин, Чанбин, Чанбин... ― сердце колотится так, словно все это время и не билось вовсе. Он много-много кивает на предложение посмотреть дом, потому что с Со готов отвечать на все - «конечно», лишь бы с Со. Берет его за руку, переплетает пальцы. Теперь у них впереди - целый день. И если бы Ликс только знал, что тот пролетит так быстро - совершенно точно задержался бы сейчас, чтобы чуть дольше смотреть в глаза Бина, чуть дольше держать его молочную руку в своей. Тук, тук, тук, тук. . . Медленный стук каблуков главной служанки. Она ходит медленнее, чем остальные. Ли сглатывает, когда видит ее тень, остановившуюся прямо у двери комнаты. Лежит в постели на боку, обнимает одну из четырех огромных подушек и неотрывно смотрит на тень черную-черную, стараясь дышать как можно тише (она ведь слышит...? словно чувствует страх мальчишки). Служанка уходит. Ликси вновь сглатывает, переворачиваясь на спину и устремляя взгляд в темно-рыжий потолок. Он такой от огня тонкой и высокой свечки, стоящей на тумбе. За окном небо - синее-синее. Луна сегодня, наверное, большая. Но проверять он это не станет. Подойти к окну - страшно. Вдруг под кроватью кто-то есть...? Она высокая. Там есть, где спрятаться. Он не хочет думать, что там естькому. Лязг. . . На первом этаже одна из служанок домывает посуду. В ее руках звенят ножи и вилки. Феликс сыт. Они вместе с Бини ели вишневый пирог, что он готовил сегодня утром. Ели только они вдвоем. Мамы Чанбина не было видно с того момента, как Ли пришлось отпустить ее руку. Он не знает, рад ли этому. Служанки смотрели на него странно, когда мальчишка с удовольствием облизывал губы от вишневого джема. Их клыки Ликс так и не увидел сегодня. Зато видел маленькие и смешные у Бини, когда тот старательно-аккуратно откусывал пирог, чтобы не заляпать рубашку. Юноша вздыхает, пряча ноги под покрывало. Холодно. Мало. Он полностью кутается в одеяло так, что торчит одна только влажная пшеничная макушка. Покрывается мурашками, чихает. Его отправляли в ванную, дав домашнюю легкую одежду: молочную рубашку с кружевом на рукавах и воротнике. Вот тогда-то они с Бини и разошлись. Выйдя из ванной комнаты ему сказали, что молодой господин Со в своей комнате готовится ко сну, его не стоит беспокоить. Ликс на это только несмело покивал и сбежал скорее на второй этаж. Так он и оказался здесь, один, в этой комнате. Феликс не знает, о чем ему думать. Не знает, что делать. Он никогда не вернется домой. Никогда не увидит Бао, никогда не выбежит в поле, никогда не будет смеяться во весь голос, играя с толпой мальчишек в догонялки. Здесь тихо. Здесь тихо, кажется, всегда. Нет голосов, одни лязги. Этот особняк - как один большой механизм, вечно работающий. Вечно...? А что будет, если звуки прекратятся? Они...прекратятся? И этот момент наступает. Не столько неожиданно, сколько…без принятия. Все? Это все? Больше не будет тихих шагов служанок и их шуршащих платьев? Не будет стуков и звона дома? Он...уснул...? Уснул. Дом и правда уснул. Такой большой, но такой спящий. В поглощающей тишине Ликс слышит, как у него стучит сердце. У Бини...оно тоже стучит? Оно у него стучит? Стучит ведь? Тук-тук. . . Тук-тук. . . Тук-тук. . . Громкое, иногда тяжелое, качающее кровь. Кровь... Юноша выбирается из под одеяла, шмыгая холодным носом и вновь смотрит на дверь. Света...нет. Ресницы непонимающе моргают, но ничего не меняется - света, действительно, нет. Его потушили (чтобы дом мог заснуть. На сегодня - его работа окончена). Феликс сначала нервно лижет, а после накусывает губы. Он аккуратно переводит взгляд на тонкую и высокую свечу на тумбе: ее пламя неспокойное, дрожит. Словно чувствует его эмоции и играючи - повторяет. «А если потухнет...? А если...она потухнет?» Постель тихо шуршит, кончик одеяла спадает вниз, свисая. Шаркает ящик тумбочки. Пустой. На всякий случай (не веря) проверяют рукой. Ничего. Феликс, сидя на ковре, медленно сжимает его ворс между пальцев. «Нет. Нет...» На первом этаже хлопает окно - его открыл порыв ветра. В комнате раздается глухой стук: испугавшийся ударяется плечом о каркас кровати. Свеча - потухает. Ли часто дышит и сердце у него не стучит - колотится. Он подтягивает ноги к груди, закрывает глаза (словно тьму создают сомкнутые веки, а не ночь и потухший фитиль) и обняв колени, утыкается в них. «Чанбин...» ― звучит сдавленно в сознании, но вслух он произнести ничего не может - даже собственное дыхание кажется слишком громким. Вновь слышатся шаги - служанка. И еще... Тук, тук, тук, тук. . . Змея. Та самая, что ходит медленнее остальных. В этом доме только она и мама Чанбина носят каблуки. На секунды воцаряется тишина. Притаилась, чтобы наброситься. Дрожь стекла. Плотный удар металла. Они закрыли окно. Они просто закрыли окно, но... Тишина набросилась. Мальчишка подрывается с места, распахивая дверь и почти беззвучно мчит в соседнюю комнату. «Чанбин, Чанбин, Чанбин...» Он так же распахивает его дверь, влетая на чужую территорию и белым зашуганным зайцем прыгает к нему в постель. «Чанбин...» Ликс утыкается старшему в плечо, дышит, как маленький зверек, часто и сердце его все так же колотится, но становится спокойнее. Дверь, с тихим скрипом, закрывается за ним сама по себе. Сам Со заснул не сразу. Мыслей в голове было очень много, чего стоит только поступок матери. Чтобы человек вот так спокойно бродил по их дому? Да еще и... принять как родного. Вслух об этом никто не скажет, но факт остается фактом - Феликс прямо сейчас в соседней комнате. Спит ли он? Комфортно ли? Хочется зайти, расспросить о каждой мелочи, лишь бы было хорошо, но он не стал. Может.... Может онслишком много думает. Тьма поглощала каждую комнату особняка, но небольшой фонарь на тумбочке Чанбина был спасительным огоньком в этом огромном сером улье. Хоть и приглушенно, его хватало сполна, чтобы не споткнуться о край большого ковра. Вновь ворочась, парень зарывается носом в чужую макушку. Он принюхивается сквозь сон. Запах становится острее и его глаза невольно разлипаются. — М… Почему ты так поздно? — сонно протягивая каждое слово, старший сильнее загреб в объятия, укрывая теплым одеялом. «Если замерзну я - будет не так страшно». Светловласый шмыгает носом. Шуршит постель. ― Прости... ― боязно. «Разбудил...? Должен был остаться у себя? Мне нельзя выходить.» ― мысли летучими мышами заполняли черепную коробку. Так же хаотично, так же скрипя. — Не извиняйся, ты всегда можешь ко мне прийти. — глаза горят как два огонька, рассматривая смущенное личико. Под боком вошкаются, удобнее устраиваясь у Бина на плече и утыкаясь тому в грудь (в этот раз - добровольно). — Тебе не понравилась комната? — спрашивает, а в глубине души скулит. «Или со мной тебе лучше? Потому что и мне спокойно только когда ты рядом. Хочется укутать во все самые теплые и лучшие одеяла, что здесь есть.» ― Мм... ― несмело мычат в отрицание. ― Понравилась. «Понравилась...» — чужие руки невесомо оглаживают тело, притягивая ближе. И ведь действительно, комната была чудесной. Средних размеров спальня, что для городского мальчишки казалась просто огромной, а чего стоит кровать... Он будто проваливается в густую и высокую траву, только еще приятнее. И подушки. Как же было радостно, когда их оказалось не одна и не две. ― Но там нет тебя... ― на грани слышимости добавляет. ― А мнетак нравится…твое присутствие. Феликсу тяжело засыпалось в первые дни без старшего в пекарне. Да, после стало легче, но все равно чего-то (кого-то очень конкретного) не хватало. Со и сам порядком устал от беспокойного сна. Хождения ночью не сильно помогали. Он не мог достаточно нагрузить себя, чтобы свалиться от усталости. Да и никто не замениттого самогочеловека. — С тобой я чувствую покой.

***

— Мальчики уже спят? — на госпоже ночное платье, она зажигает фонарь. Служанка, элегантно сцепив руки за спиной, идет следом. ― Именно так, моя госпожа. Они были уложены в полночь. — плавный, точь плывущий над полом ход. Стук каблуков заметно стих. — Хочу поговорить с Со. Все же неспокойно. Ты видела как он был серьезен тогда? Он так напомнил мне отца. ― Могла видеть. Вы правы, молодому господину Со многое передалось от него. Но этот мальчишка... ― глаза главной служанки блеснули серьезностью. Так блестят глаза змеи, в сосредоточенности готовой наброситься на свою жертву. ― Моя госпожа, не смотря на то, что он человек - он не тот, кто может быть достойным уважения, как Ваш достопочтенный муж. Не все люди обладают теми же высшими качествами, коими обладал господин Со. К тому же... «"Он не тот, кто может быть достойным уважения, как ваш достопочтенный муж"...» — взгляд заметно опускается в пол. Эта тема была слишком острой. В длинных безмолвных коридорах покоилась синяя тьма. Лунный свет решетом застилал узкие ходы, ведущие в холл первого этажа. Там - тьма становилась черной, ползла вверх по лестнице и превращалась в тени двух фигур, прячась за их спинами от огня фонаря. ― К тому же Вы сами знаете, чем может закончиться союз с человеком, как бы горестно не было об этом говорить. Молодого господина Со ждет та же участь? Боль потери, горечь вечного расставания... ― смолкнув, она вновь смотрела перед собой, раскинув плечи, приподняв подбородок. — Знаю, поэтому...— голос дрогнул. — Кхм... Мы ведь не знаем будущего. Что если у него все будет хорошо? «Нет, у него обязательно все будет хорошо... Верно?» — Он что-то говорил, когда вы ушли? ― Говорил. Желал отказаться от титула, уйти за мальчонкой... Нет моего к нему доверия. Не приворот ли это? ― они встречаются взглядами. Голос служанки вкрадчивый, на полтона ниже. ― Как бы он беду не навлек, или врагов не привел... — Отказаться? Мальчишка… Он совсем юн, так же как Со. То, что они не следят за поведением - не удивительно. В их возрасте важно быть услышанными. И все равно как ты одет, сколько раз поклонился. «Приворот? Этот человеческий ребенок слишком невинный для таких чар.» — тихий смех. Госпожа останавливает ход, смотря в чужие глаза. — В наших стенах он нам никак не навредит, но вот... сам Со... Мы ведь тоже не знаем как ведет себя его организм. Медленно приоткрывается дверь. Лучи от лампы дымкой мешаются с приглушенным светом комнаты. В постели Со Чанбин не один. Не каждый вечер можно увидеть собственного сына, спящего в обнимку с каким то мальчишкой. К тому же -человеком. Два совершенно разных мира. Соприкоснулись. — Только посмотри… — при виде такой картины что-то отдает теплотой в груди. То, давно забытое ей чувство. — Разве... такое бывает… Сосредоточенный на собственных мыслях, взгляд служанки возвращается в реальность, становясь потерянным. Она быстро берет себя в руки: привычная ей строгость. Но действо пред ними действительно сбивает с толку своей непривычностью. ― Сложно в такое поверить. — Знаешь.. — тело плавно облокачивается на дверной косяк, наблюдая за младшими. — Я всегда старалась отгородить Со от людей. Нет, не потому что те мне нелюбимы, просто... Ему и так досталось. — взгляд возвращается к служанке, милая улыбка играет на губах. — Он ведь полукровка. Сколько шуму мы с его отцом развели по молодости. Отношение к нашей семье стало еще более из ряда вон. Мало того что я, дочь одной из чистокровных глав, предпочла достойным вампиров человека - уже смешно… Потом то, что мы отказались от крови... Все это... Мы... Ты же помнишь все эти вечера когда очередной многознатель возомнит, что лучше знает как нам жить. И Со... Для него же тоже не бесследно, то как к нему относились дети, то как на него до сих пор смотрят с опаской. И если признаться честно - я тоже. Но лишь потому, что я не хочу ему навредить, боюсь, но его организм все еще загадка. Сколько не пытайся защитить, спрятать... Это бесполезно. От судьбы не убежать, но я счастлива за него. Да, вампиры состоят в браках, но... Можно ли назвать всех их счастливыми? Детей обручают еще с пеленок, что здесь говорить о любви? Но союз с людьми иное. Это... Это не описать словами. Служанка мерно склоняет голову. ― Я услышала Вас, моя госпожа. Вы знаете, о чем говорите. Я лишь надеюсь, что принятое решение со взглядом в будущее будет верным. Поддержать Вас и быть на данной мне стороне мой долг, которому я буду следовать. «Но смогу ли я смириться с присутствием этого мальчишки...» — И все же... Это так интересно. То, что он выбрал Феликса. Они еще не понимают, но уже крепко связаны. Вампиры бы взвыли только на том, что он парень. Такие глупые… Когда любят, совершенно не важно, кто пред тобой. Будь то парень или девушка. Вампиры любят только один раз и на всю жизнь, и это видно в глазах Бини, видно в его поступках. Дверь неспешно закрывается, дав комнате вновь погрузиться во тьму. — Я никогда не стану препятствовать его счастью. Девушка в черном платье бросает последний сумрачный взгляд на две спящих души, что переплетены телами. ― Конечно, госпожа. ― холодные руки соединяются за спиной. Она ступает прочь от комнаты, сдерживая свое отрицание при себе. ― Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обезопасить семью Со от новых слухов. Новость о появлении в особняке человеческого мальчишки не выйдет за пределы этих стен, пока это будет оставаться возможным. — Славно.— тон грубоват, но госпожа светится от счастья. — Я так рада, что рядом со мной такие верные и чуткие слуги…В особенности такая надежная правая рука, как ты.