Украшение

      Наконец-то, благодатная тишина…       Она наступила еще пару месяцев назад, но Дотторе не переставал периодически обращаться мыслью к своему новому чувству комфорта, напоминая себе об удачно завершенной сделке и смакуя личную победу.       И, несмотря на торжественное возвращение в Снежную с двумя гносисами, несмотря на скупую, но диво официальную церемонию благодарности и похвалы от лидера Фатуи, несмотря на премиальные и даже на символический пир, коем было украшено заседание Предвестников, после возвращения Второго из Сумеру главным призом всей операции стала… тишина.       Долгожданная, некогда недостижимая, немыслимая тишина…       И причина ее невозможности ранее казалась не в сложности реализации, а в необходимости в корне изменить свой подход к работе, установленному уже около четырехста лет его предшественником.       Дотторе неспешно прохаживался по своему обновленному кабинету, расставляя на полку в новеньком серванте из красного дерева свежий привезённый курьером набор бокалов. Само собой, курьер, он же молодой рядовой, не знал, что было внутри крепко сколоченного бокса, который он доставил Доктору, откровенно дрожа от страха и пряча глаза под затемненными очками маски. Вероятно, рядовой решил, что в деревянной грубой на вид коробке находятся очередные химические опасные реагенты или взрывоопасные устройства или даже чьи-то органы. Но Дотторе лишь сухо посмеялся молодому человеку вслед, когда тот уходил и закрывал за собой дверь, оставив короб на большом столе. Возможно, даже узнав содержимое, рядовой мог бы надумать множество страшных применений для прозрачного как лед Снежной сервиза. И так родился бы новый слух о том, что Доктор питает страсть к психологическим уловкам, затуманивая разум своих жертв мнимым чувством безопасности и окружая их роскошью.       Тем не менее, бокалы были изумительно хороши. Стеклодувы Снежной поистине считаются лучшими в своем деле. Искусные бокалы под разные напитки блестели и сверкали узорами, словно выточенные изо льда, и они идеально дополнили своим великолепием тонкую работу плотников, вложивших талант в дивный деревянный сервант.       А ведь когда-то Дотторе даже не мечтал об этой тишине и об этой возможности. Нет, не о покупке хрусталя в свой кабинет. Но о самом шансе получить в личное пользование эту лабораторию и этот кабинет.       Когда-то у него не было даже права мечтать…       Почти четыреста лет. Ровно столько существовал «Доктор», носитель этого прозвища и автор множества гениальных идей и экспериментов. Но мало кто знает, что не все эти гениальные эксперименты оказались успешны. И почти никто кроме самих срезов не знал, что главный эксперимент всей их жизни на самом деле давно… провалился.       Оригинал, тот самый, первый, настоящий Зандик, изгнанный ученик Академии Сумеру, на самом деле давно погиб, не пережив очередной операции по собственному «улучшению». И дабы скрыть сей постыдный факт, а также продолжить поддерживать репутацию, его место Предвестника занял один из первых срезов, легко подхватив все дела, которые он и раньше помогал разгребать своему Старшему.       Потом от глупости и самоуверенности погиб и он, а его место опять было подхвачено следующим. Потом у очередного «Доктора» случилась болезнь, вызванная неудачным врожденным дефектом в генах… Потом было истощение от перегрузки магического фона, чрезмерное использование Глаза Порчи, снова неудачные эксперименты, ошибки, однажды даже взрыв в лаборатории…       Срезы спасали положение один за другим, полностью перенимая память предшественника, что отчасти можно назвать удачным результатом по продлению жизни «Доктора», но только сами срезы понимали, что это суррогатное «бессмертие» лишь оттягивает закономерный финал и плодит порочный круг всевластия друг над другом по праву старшинства.       Воистину его, нынешнего Дотторе, создатель возвел себе великолепную репутацию, уйдя с головой в столь сумрачные эксперименты над людьми, о которых предшественники не дерзили даже помыслить. Но, как водится, у любой репутации есть своя закулисная история, и нынешний Доктор испытал на себе все тяготы жестокой субординации. Именно его безумный создатель стал причиной большинства последних жутких слухов. Но даже те, кто распускал эти слухи, не представляли, что на самом деле пришлось пережить им, срезам, под руководством такого… порченного образца.       Благо, теперь это все в прошлом.       И теперь, как единственный полноправный носитель имени вместо порядкового символа, Зандик мог позволить себе все. Абсолютно все. И эта мысль о всевластии опьяняла.       Однако, нынешний Предвестник, разыгравший столь великолепную партию с Дендро Архонтом, не был бы собой, позволь он долгожданной тишине и власти свести себя к безумному захлёбыванию вседозволенности. Нет. Это стиль предыдущего «Доктора», а он сам куда умнее и расчетливее. Пусть и тратит сейчас законную премию на мелкую блажь в виде предметов роскоши. Вернее сказать… на моральную компенсацию в виде удовлетворения эстетических потребностей, к коим всегда питал особую тягу наравне с педантизмом, за что смог выделиться на фоне остальных срезов и хоть как-то возвыситься.       Именно благодаря своей отличительной хладнокровной расчетливости и созданию вокруг себя образа надежного и исполнительного образца он смог получить это задание в Сумеру. Чего таить… если он долгое время уже подменял Предвестника, своего создателя, на совещаниях, создавал себе новую репутацию, доказывал профессиональную пригодность… Это было утомительно, но оно того стоило. Если бы не он, «Доктор» никогда бы не получил задание на поездку в Сумеру. Потому что его предшественник, этот безумный, едкий, легкомысленный и увлекающийся мясник…       Выбраковка.       Впрочем, уже не важно.       Ведь теперь все это в прошлом, и он остался, наконец-то, один.       Поистине самый гениальный и удачный срез из всех, сумевший не только разработать план по ликвидации конкурентов, но и воплотить его в жизнь.       Жаль только, что одним действием он разом лишил себя вспомогательных рук, но это лишь временное неудобство. К тому же порченные предшественником образцы едва ли обладали подходящими качествами в работе, так что «чистка кадров» в любом случае прошла не зря.       Еще один бокал нашел свое место на полке, и Дотторе удовлетворённо сложил руки на поясе, любуясь итоговой работой. Чайный сервиз есть, набор чая есть, выпивка есть, хрусталь для нее тоже появился. Прекрасное завершение переоформления кабинета под свои нужды так напрашивалось отметить. Но пить в одиночку было попросту скучно. Разве что в исключительных случаях, но деятельное настроение Дотторе сейчас не подходило к одиночной дегустации мондштадской эксклюзивной винной коллекции.       Впрочем, с лёгкой досадой Дотторе отметил, что он в принципе не готов с кем-то еще разделить столь дивный напиток, потому что ни одна особь, приходящая ему на ум, не является достойной внимания. Разве что это занятное в своей строгости Божество Мудрости, беседа с которым оставила у такого эрудита как Доктор исключительно положительные впечатления, в редких случаях вынудив его разыграть настоящую интеллектуально-дипломатическую дуэль. Однако, даже Божество Мудрости не подходило для увлекательной дегустации, ведь в своей пока еще юной ограниченности, едва ли покинув свою ментальную клетку, оно пока не познало удобство перевоплощения, используя лишь старую малую оболочку.       Нет, Божества для дегустаций ему не годятся.       Тогда может быть, Путешественник?       Не просто так он ведь становится желанным гостем и собеседником даже у самих Архонтов.       Да, возможно, Путешественник не так уж плох. Дотторе даже вообразил себе детальный план о том, что он не прочь уделить время Сошедшему, выйдя с ним на контакт под одной из личин. Кем бы ему представиться на сей раз? Жителем Фонтейна или Мондштадта? А может назваться проезжим из Ли Юэ. Хотя возможно после своего тесного общения с Гео Архонтом Путешественник стал очень разборчив в уроженцах страны контрактов.       Но так ли окажется хорош этот Путешественник, чтобы тратить на него драгоценное время Предвестника? Ведь персональное внимание Властелина Камня к нему еще не показатель высокого интеллекта. Один только Чайлд в компании Моракса разбивает всякое мнение о пристрастии древнего Адепта к мудрым собеседникам.       Нет… разделить вечер гедонизма в обновленной обстановке с лучшими напитками Тейвата определено не с кем.       Дотторе вальяжно разместился на мягком диване и, постукивая изящными и точными пальцами хирурга по подлокотнику, с удовлетворением обвел взглядом итоговый результат перепланировки. Мягкое теплое освещение погружало кабинет в приятный вечерний полумрак. Резная мебель, еще недавно вышедшая из-под рук краснодеревщиков, настраивала на фривольно-творческий лад, вопреки предыдущей скудной «складской» барахолке, которая досталась Дотторе от предшественника.       Все важные книги теперь ушли под стекло, избавив владельца от необходимости скрупулёзно беречь ценные задокументированные изыскания от влаги и пыли. Все чертежи, личные записи, описания потенциально прогрессивных проектов нашли свое новое место в огромных шкафах с выдвижными полками на полозьях. Теперь в кабинете не осталось старья и холодных, покосившихся уже от времени и тяжести макулатуры металлических полок. За время командировки Дотторе вдоволь вдохновился сумерским «живым» дизайном, и, вернувшись, с радостью избавился от осточертевшего металла в декоре. Конечно, дерево в мебели не столь долговечно, как холодная сталь, железо и камень, но нынешний владелец кабинета решил, что в его жизни «Доктора» определенно что-то не так, если срезы, владеющие кабинетом, меняются чаще, чем мебель. Так что деревянная мебель с мягкой обивкой украсила резными узорами кабинет, а всю долговечную медицинскую сталь он оставил для лабораторий. Которая пока была на стадии переоснащения.       Плотные тяжелые шторы и толстый узорный ковер из Фонтейна дополнительно визуально согревали обстановку в подвальном помещении Снежной, скрывая под собой грубую отделку из камня. Само тепло в кабинете поддерживали несколько неброских печей, уже происхождением из самой страны Крио Архонта, но изюминкой декора Дотторе все же считал новый установленный камин, в котором теплились флогистоновые кристаллы, не давая ни гари, ни запаха дыма.       Сегодняшние бокалы просто стали финальным штрихом в кабинете. Завершающей деталью в получившемся дизайнерском союзе деревянного удобства и технологичной металлической утилитарности.       И так вышло, что именно это любование итогами личного комфорта было прервано оповещающим сигналом и включившимся экраном, встроенным в настенную панель кабинета. Дотторе недовольно нахмурился и повернулся к панели, которая ожила от сработавшего датчика движения в коридоре. И его настроение упало еще глубже к Бездне, когда услужливая камера засняла до оскомины на зубах знакомую фигуру в черном. Высекая каждый шаг по мраморным плитам, эта фигура с достоинством казначейского карателя несла себя лично в обитель Доктора.       Изумление Дотторе затмило разве что предчувствие очередных въедливых вопросов, кои обычно звучали на грани допроса, когда от финансового потока Дельца отщипывали чуть больше моры, чем требовалось на прожиточный минимум.       В такие моменты это он походил на чудовище, тянущее правду и обоснование как жилы из живого пациента.       Взгляд Дотторе скользнул по экрану в поисках хоть каких-то зацепок, объясняющих спонтанное явление Дельца, и остановился на календарной дате. Ах, да, конечно. Конец месяца, время отчетности финансового отдела. Как он мог запамятовать…       Желчно вообразив, какое лицо было у коллеги, когда ему на стол лег длинный чек о последних тратах отдела «научных исследований», Дотторе изволил подняться с кресла, плавным жестом подобрать со стола свою маску и выйти в холл. Безотказное устройство привычно обхватило виски, выведя перед глазами детальную картину как с камеры в коридоре, так и перед собой, дополняя реальность ненавязчивыми показателями, которые выстроились в боковом поле зрения по ментальной команде.       Девятого Предвестника Доктор встретил, по-хозяйски прислонившись плечом к дверному косяку кабинета, даже не потрудившись выйти к нему в холл через лабиринт пока нераспечатанного оборудования. Это оформление кабинета было завершено. Лаборатория пока лишь ждала своего часа.       Не удивительно, что, войдя даже без стука, все возмущение Дельца споткнулось о нагромождение коробов, почти закрывших собой все пространство пола в холле. Да настолько, что на мгновение Предвестник в черной повседневной мантии даже растерянно замер, не сразу поймав в поле зрение в этом хаосе синее пятно рубашки Дотторе.       – Как смело… — неспешно растягивая слова, протянул Доктор, подпирая дверной проем и скрестив руки с закатанными рукавами на груди. — Я мог быть занят не слишком желанным для лицезрения делом.       Но этот тон и самодовольные манеры подействовали на Дельца отрезвляюще, как удар хлыстом. Его тонкие брови вновь сошлись к переносице, острый подбородок горделиво и смело вздернулся вверх, а пальцы поправили оправу тонких очков, блеснув фиолетовыми искрами камней на богатых перстнях.       – Тем было бы предпочтительнее, — ледяным как заполярная метель тоном отозвался Делец. — Узнай я лично, на что ты тратишь полугодичную прибыль целого предприятия, мой отдел сэкономил бы десятки часов, потраченных на сверку твоих деклараций.       Дотторе тихо и сухо рассмеялся, словно пройдясь наждаком по кости.       – Панталоне, ты — неизменен, — сказал хозяин кабинета из-под своей «вороньей» маски. — Как всегда сразу к делам. Даже не перейдя порог. Желаешь распугать моих последних ассистентов, убедив меня… урезать бюджет? Не добавляй им кошмаров, они без того впечатлены последним сокращением кадров.       На деле Дотторе не желал, чтобы Делец задерживался и уж тем более заходил к нему в кабинет, устраивая своими допросами арест прямо в личной зоне. Обычно Панталоне так и поступал, вызывая ближайший попавшийся ему на глаза срез на приватную беседу в заданное время в свое царство финансовой отчетности. Но, похоже, не сегодня.       Сегодня, пройдя в подвальное крыло и миновав постовых, секретаря, а также нескольких не сильно блещущих интеллектом нанятых ассистентов, занятых пыльной работой, Делец нацелен был на разговор с коллегой здесь и сейчас.       Чуть прищуренный, а оттого еще более внимательный взгляд Панталоне зацепился за короба и неброские маркировки на них, словно с расстояния мог вычитать на подорожных листах весь их путь. Но несколько крупных печатей с иероглифами на уже пустых деревянных коробах из Ли Юэ он все-таки опознал. И когда осознание дошло до него, Делец вскипел подобно вулкану, схватился за ручку двери и яростно захлопнул ее с грохотом за собой.       Оставшись внутри.       – Мебель мастерской «Фаньму»?! Дотторе! Ты издеваешься?!       Голос обычно сдержанного Предвестника взвился до ора, взлетевшего почти до высоких нот.       – Ты не ценишь изысканность «Фаньму»? — вопросительно развёл руки Доктор, и его спокойный тон ошпарил собеседника хуже сарказма.       – Я не ценю фальшивость твоих деклараций! — проорал Делец, потом сощурился, спрятал стиснутые в кулаки ладони под мантию и насильно понизил тон, отчего последующее прозвучало как змеиное шипение перед броском: — Мне нужно знать… на что ты потратил все средства.       Только маска спасала Дотторе от порой неудержимой честности в мимике. Девятый Предвестник видел лишь недрогнувшую улыбку, тогда как алый взгляд Доктора устало скользнул к потолку.       Разговор предстоял тяжелый.       Досадно, что выставить коллегу прочь, как никчемного ассистента он не мог. Имел право. Но не мог. Панталоне подобную выходку ему не простит и отравит жизнь дотошностью и регулярными отказами на всякие запросы в работе. Он это может. Слишком высоко положение в организации, хоть и невысок номер. К тому же его работа с мэром и особое положение на счету у Пьеро могут испортить репутацию Доктору за парочку-другую невзначай брошенных фраз.       Нет, этого паука, царствующего на финансовой сети, нельзя было прогонять силой. А вот сделать ему такие условия, чтобы он сам изволил уйти…       Весьма интересный план.       И полезный. С исследовательской точки зрения.       А именно… что особого должен услышать незаменимый казначей Фатуи и всей Снежной, чтобы уйти.       Как насчёт банального? Правды.       – Давай назовём это компенсацией за издержки опасной работы, — сочиняя на ходу неспешно разглагольствовал Дотторе. — Как тебе известно, после экспедиции моя работоспособность была сильно… урезана, ввиду нашего соглашения с Архонтом.       Дотторе сошёл со своего места в дверном проеме и неторопливо двинулся вперед по лабиринту из коробов, иногда танцующим шагом переступая через оберточный материал или прислоненные крышки.       – Но не стоит волноваться, коллега, — заключил Доктор чуть самодовольным профессорским тоном, позаимствованным у Мудрецов Сумеру. — Я на пути восстановления своего творческого потенциала. Уверяю тебя, ничто так не способствует продуктивному полету мысли, как личный комфорт. Тебе ведь это знакомо, разве не так?       Согласие, пусть и вынужденное — первый признак перехода с агрессивной дискуссии на диалог. Делец не мог не согласится со сказанным. Каждый драгоценный камень, сверкающий на цепи его очков, искрился согласием.       Однако, Панталоне проявил деловую стойкость, разбив первый этап эксперимента:       – Но не в таких масштабах! — прошипел он, сверля неспешно идущего Доктора взглядом. — Изволь ответить, чем тебе понадобился изысканный набор мебели из Ли Юэ, если подобный, тоже под личный заказ, ты мог приобрести здесь, в Снежной, даже не ожидая недель на транспортировку и экономя на перевозке!       Разглагольствуя, Делец и сам вышел вперед, поддерживая свой монолог элегантной жестикуляцией, отчего его перстни, надетые поверх черных перчаток, еще больше сверкали даже при тусклом свете.       – Я мог бы понять твою принципиальность на уникальные материалы и ингредиенты, — Панталоне плавно повёл ладонью. — Или на оформление очередной по счету мастерской.       Вторая кисть Предвестника мягко взлетала вверх и застыла, словно он удерживал на ладонях невидимые весы. Раздраженный тон на какое-то время стал мягок и терпелив, словно перед Дельцом стоял неразумный ребенок, которому приходилось пояснять примитивные вещи.       – О чем речь, если мы даже финансировали тебе экспедиции за останками Архонтов, — фальшиво улыбнулся Делец. — После детального рассмотрения твоих запросов мы финансировали практически все твои прихоти. Но эта роскошь, Зандик, стала для меня нежданным сюрпризом. Особенно, проведенная по статье исследовательского отдела и зачерпнувшая из государственной казны.       Дотторе даже остановился и мысленно поаплодировал Дельцу. Панталоне решил перейти на личное, помянув его по имени? Что ж, браво. Значит, эксперимент продолжается. Попытка вторая. Выпад, с упором на личное.       – Как и для меня вид на роскошное бриллиантовое колье твоей новой любовницы, — любезно улыбнулся Дотторе.       Маска не упустила ни малейшего изменения в мимике собеседника. Панталоне на долю мгновения оцепенел, принимая столь колкий удар, но безупречная выдержка взяла свое. Возможно, физиологически яркий эмоциональный всплеск не проявлялся у Дельца на щеках или лёгкое покраснение скрывал макияж, но показатели на экране маски сдали малейшие колебания температуры его тела.       Выходит, испытуемый все-таки реагирует на упоминание личного.       Есть повод продолжить.       – Какая она по счету?… — небрежно уточнил Доктор. — Я не успел навести справки, когда ее провели на медосмотр в одну из моих клиник. Интересно, они все засчитываются за стимуляцию продуктивной деятельности?       Вот теперь температура его тела подскочила значительно, а эмоции едко хлестнули через край. Настолько, что Делец, сама строгость и остроязычие во плоти, даже запнулся и будто на мгновение утратил дар речи. Неизвестно, что едва не вырвалось первым из его уст, но последующее прозвучало как постыдная защита в их спарринге:       – Моя личная жизнь тебя не касается, — вздёрнул он вновь подбородок и скрестил руки за спиной, приняв идеальную осанку. — Ты уходишь от сути.       – Правда? — Дотторе скалился подобно хищнику, почти поймавшему дичь.       Эксперимент почти удался, и испытуемый был уже на грани, чтобы развернутся и уйти. Слишком подлым оказался удар «ниже пояса». К удивлению Дотторе, все оказалось слишком просто и даже… банально. Его персональный монстр, держащий вечно невидимую руку на горле, дающий продохнуть только когда запросы на финансирование составлены внятно, корректно и обоснованно… внезапно оступился от простого разговора о шлюхах.       Как трогательно.       – Твоя личная жизнь, как и личная жизнь остальных Предвестников касается и будет касаться меня всегда, — убаюкивающе-ласково напомнил Доктор коллеге этот мелкий нюанс. — …пока я лично присматриваю за вашим здоровьем и безопасностью, …Лоне.       Делец, секунду назад смотревший за Дотторе как загипнотизированная жертва на движения змеи, вздрогнул при звуках прозвища.       – Такое имя ты выбрал, представляясь им? — по-птичьи чуть склонив голову набок, уточнил с улыбкой Дотторе.       У Панталоне сложилось чувство, будто он выпал из реальности на несколько критически-важных секунд. Вот этот голос, звучащий всегда с размеренностью и холодом медицинской стали произнес его прозвище, а потом Делец будто успел только моргнуть, как обладатель этого голоса уже стоял рядом с ним. За секунды промедления он не заметил, как его коллега подошел на расстояние вытянутой руки.       – Славное имя. Лоне, — будто пробуя его как леденец на языке, произнёс Дотторе. — Тебе подходит. Как и это…       В поле зрения Дельца плавно показалась рука Доктора, которая по-хозяйски подцепила на пальцы тонкую цепочку его очков, свободно спускающуюся от оправы и перекинутую через шею. Блестящие камни игриво сверкнули меж чужих пальцев, и только статная выдержка заставила Девятого Предвестника стоять смирно, а не постыдно махать руками, истерично отгоняя от покушений на личное пространство.       Хотя инстинктивно именно этого он и хотел.       Как и хотел отшатнуться от Доктора, будто каким-то животным чутьем ощущая опасность.       Естественно, Дотторе это заметил. И, конечно же, этот эффект превзошел его все ожидания.       Вместо того чтобы своевременно покинуть кабинет, как того велели эмоции, от злости Панталоне попросту оцепенел. А когда осознал это, на смену злости пришел страх. Подсознательный ужас прокрался на расшатанные от упоминания личной жизни эмоции. А там, где поселился холодок ужаса, тело Предвестника снова сковало оцепенение.       Девятый никогда не претендовал на бойца, а тепличная кабинетная работа окончательно укрепила его слабости. В эту секунду Дотторе фактически видел весь характер коллеги насквозь, подгоняя новые полученные сведения под уже знакомые шаблоны. Дальше, когда уже известен типаж, в дело вступают методики работы. А вооружившись ими, можно добиться любой цели.       Абсолютно любой.       – Милое… — сделал заключение Доктор, и порадовался, когда Делец не разочаровал его и заметно вздрогнул. — Украшение, — с тонкой улыбкой пояснил Дотторе, все ещё держа на пальцах драгоценные камни в цепочке. — Ещё месяц назад было другое.       Панталоне все-таки не выдержал и отпрянул. Он постарался это сделать с достоинством.       – Не переступай границы, — шикнул Делец, не поднимая ладони вперед, но заметно под мантией опустив руки.       – А то что? — простовато эхом спросил Доктор, делая еще один мелкий шажок вперед.       Панталоне боялся, и это было его главной ошибкой.       Он осознавал это, впадал в бешенство и готов был яростно защищаться. Он даже мог бы. Он мог бы сейчас развернутся и картинно уйти, в манере Розалины, не ведая страха. Он мог бы оскорбиться и отравить Доктору жизнь, утопив ее в бюрократии. Он мог бы многое. Но, понимая всё это, Дотторе уже не был уверен, что хотел его отпускать. Дискуссия перешла ту тонкую грань, когда даже едкие комментарии можно простить, сославшись на скверную жизнь и работу.       – Я предупреждаю, Дотторе, — твёрдо поцедил Делец, злясь до глубины души, что вместо полноценных живых эмоций на этом паскудном лице видел только хищную маску!       – Нападёшь на меня? — ласково поинтересовался Дотторе, делая ещё шажок. — В моём кабинете?       Опьяненный злостью и страхом, Панталоне заметил, что путь к отступлению пропал, когда его спина коснулась двери. Это внезапное осознание окатило его как ведро ледяной воды, бесследно прогнав хрупкую злость.       Он даже с тревогой покосился вниз на ручку двери, позволив себе на мгновение отвести взгляд от этого непредсказуемого безумца. Вот только беда встретила Панталоне оттуда, откуда он не ждал: дверь в кабинет открывалась вовнутрь. И чтобы уйти, фактически сбежать, сперва надо было шагнуть вперед к Доктору. И либо оказаться с ним нос к носу, либо беспощадно и бесстыдно оттолкнуть его в грудь.       Предвестник заколебался опять, не зная, что хуже. Как назло, его взгляд зацепился за этот странный нашейный кожаный атрибут с кольцом, который Доктор повадился таскать в последнее время. С такого расстояния Панталоне даже удалось рассмотреть и понять, что у этого ошейника есть и третий ремень, спускающийся куда-то по груди под рубашку.       Дельца снова пробрала оторопь, когда он представил, какие сумасшедшие мысли могут роиться в голове этого монстра. Все предыдущие рассказы потерпевших, моральные травмы свидетелей-ассистентов как-то разом вспыхнули в памяти Панталоне, не оставив даже простора для маневра фантазии.       – …или даже применишь против меня Глаз Порчи? — слегка звонким и очень воркующим тоном поинтересовался Дотторе, подойдя почти вплотную к Панталоне и откровенно изучающе оглядывая его под маской.       – Если потребуется… — пригрозил Панталоне, а сам под мантией только крепче вцепился в спасительный камень.       Дотторе продолжал ласково улыбаться. И эта препарирующая улыбка стала для Дельца последней каплей.       Ладонь Панталоне обожгло знакомой энергией, камень, как всегда, потянул взамен всплеска жизненную силу, холодок в мгновение ока поднялся до локтя, а потом…       С натужным скрежетом позади Панталоне в двери защелкнулся потайной замок, а защитные глифы скользнули по проёму, насмерть опечатав проход.       Но хуже того, вместе с этим погас и Глаз Порчи, обратно вернув все заимствованное тепло и замолчав, как пустая болванка.       – О-ой, — с напускным невинным сочувствием протянул Дотторе, заглядывая через плечо Дельца ему за спину на дверной замок. — Я не говорил тебе, что в моем кабинете стоит магический подавитель и система защиты? Какая досада. Мы со срезами так часто спорили…       – Ты…!! — едва не задыхаясь от бешенства, процедил Панталоне, словно взглядом хотел его уничтожить на месте.       – Я? — Дотторе демонстративно поднял пустые ладони, и рассмеялся живо, весело и хрустально. — Нет, ты сам! Я здесь абсолютно не при чем.       – Выпусти меня, — потребовал Делец так грозно, насколько мог.       – Обязательно, — Доктор унял свой искренний смех, и голос его окрасился заботливым теплом. — Только сперва мы закончим обсуждать наши дела.       И влекомый своим исследовательским любопытством, вновь плавно поднял ладонь и бережно поправил сбившийся мех на опушке черной мантии Дельца.       Панталоне проклял тот миг, когда он вызверился на огромную трату бюджета и вознамерился лично явится к Дотторе, чтобы спустить на нем свой искренний гнев.       Сейчас ему было попросту банально жутко. Почти до подкашивающихся колен, едва ли до сбившегося дыхания. Стремительная как молния фантазия рисовала Дельцу кадры о том, как он неминуемо попадет в лабораторию, потом его сознание незаметно отключится, а затем… Затем из кабинета через несколько дней попросту выйдет его новый срез! Послушный, сговорчивый, однозначно покорный! Никто не заметит подмены. А он, настоящий больше никогда не проснется! И сейчас его жалкие конвульсивные попытки заставить это безумное чудовище подчиниться просто… никчемны.       Дотторе же видел ситуацию совершенно иначе.       Безупречные манеры Панталоне не давали ему опуститься до мелочной истерики, и позволяли сохранять достоинство. Чудесная выдержка заслуживала высшей похвалы. Однако, страх Дельца раззадоривал страсть Дотторе к продолжению начатой игры. Но Второй Предвестник не был бы собой, позволяя только сиюминутному любопытству управлять своими действиями. Дотторе сохранял трезвость ума, несмотря на многообещающий оскал из-под маски.       Секунды промедления потребовались ему на то, чтобы вообразить, как станут развиваться события, если вдруг сейчас он благополучно отпустит коллегу. Нервная перегрузка, слабость после всплеска адреналина не в счет. Панталоне затаит обиду, и эта обида испортит их некогда хорошие деловые отношения на десятилетия.       Невыгодный результат.       Но что, если случайное «заточение» Дельца в кабинете рассмотреть как шанс… пересмотреть их сотрудничество? Они и раньше неплохо ладили, особенно на виду у остальных, вызывая оторопь у недалеких умом коллег и настораживая чуткость внимательных. До Дотторе даже доходили слухи о том, что их частые деловые встречи и успешные сделки многие считали… дружбой. Если бы все было так просто… Друг не стал бы мелочиться, орать за пару покупок и активировать Глаз Порчи. Бесспорно, открыть засов и снять магические печати Дотторе не составляло труда, но прямо сейчас это была довольно муторная задача. Хозяин кабинета не рассматривал этот вариант так же, как Панталоне не рассматривал вариант сиюминутно звать кого-то на помощь. Зато Дотторе осознавал, что лучшего момента изменить их с коллегой взаимоотношения у него не представится больше никогда в жизни. И сейчас он может их либо испортить безвозвратно, либо…       Что делать человеку, если вдруг он по случайности оказался в одной яме с агрессивным и свирепым ришболандским тигром?       Убить его? Нет. Исключено.       В таком случае…       Пальцы Доктора заботливо стряхнули несуществующие пылинки с опушки его злобного «тигра».       – Что ты делаешь? — прошипел Делец, упираясь спиной в дверь, будто хотел просочиться через нее насквозь.       – Мне показалось, в последнее время между нами накопилось много недопониманий, — виртуозно управляя голосом, промурлыкал Дотторе, отведя «взгляд» маски от лица собеседника, чтобы вернуть ему немного чувства безопасности. — Например, как это недоразумение с Глазом Порчи.       Пальцы Дотторе продолжали блуждать по пушистой опушке.       – Ты ведь не забыл, что я помогал их разрабатывать? — уточнил учёный. — Улучшал их. Настраивал. Делал некоторые из них безопасными для вашего применения. Помнишь?       Панталоне зло скалился, тихонько посвистывая через плотно сжатые зубы.       – Неужели ты решил, что я не предусмотрю ситуацию, когда одно из моих творений пожелают применить против меня? — Дотторе наклонил голову, как бы заглядывая в глаза Дельца чуточку снизу. — Ты оскорбляешь мой ум, Лоне. И усыпляешь свой. Такой бесподобный, такой острый…       Говоря это, Дотторе подцепил черный с седой прядью струящийся локон Панталоне и игриво начал наматывать его на палец.       – Прекрати, — сглатывая в пересохшем горле, уже без должной убедительности шикнул Делец.       – Льстить тебе? — сделал вид, что не понял Дотторе и слабо мотнул головой, попутно откинув одну из своих светло-голубых прядей, упавших на лицо. — Я бы не посмел. Лесть для тебя как налоговые вычеты при зарубежной торговле: неотъемлема, назойлива, неотвратима и оттого ненавистна. Ты смирился с ней при своем роде деятельности, и привык пропускать минуя себя. Я же хочу лишь подчеркнуть в тебе то, о чем ты, верно, забыл.       Он всё ещё не выпускал из своих пальцев длинную волнистую челку Предвестника, разрывая тем самым его внимания. Дельцу приходилось и вслушиваться в этот коварный тон, пытаясь уловить суть и предугадать настроение безумца, и внимательно следить за тем, что он делает.       А все потому, что этот хладнокровный монстр лишил его незаменимого оружия! Глаз Порчи был единственным шансом хоть как-то уровнять их силы, и, оставшись без него, Панталоне вдруг ощутил себя жертвой. Неспособной ни сражаться, ни дать отпор.       Одному Божеству Мудрости ведомо, что этот безумец загрузил себе в разум с помощью капсул знания, пока находился в Академии Сумеру! А он загрузил! Можно не сомневаться, что Дотторе не пренебрёг таким великолепным шансом «улучшить» себя еще больше! Проще задаться вопросом, что это было на сей раз? Психологические практики? Полная энциклопедия по физиогномике? Справочник по акупунктурным точкам? Боевые навыки?       Панталоне беспомощно злился оттого, что за всеми этими уловками он теряет внимание. Но понимал, что первый же резкий жест или рывок может стать для него последним. Дотторе силен и опасен. По его словам, даже Дендро Архонт с двумя полноценно работающими гносисами не пыталась оказывать ему сопротивления! И это после успешной победы над Скарамуччи, который выкладывался в полную силу. После победы над Шестым Предвестником, который выживал раз за разом в Бездне!       Архонт побоялся вступать в конфронтацию с Дотторе!       Если бы Второй знал, что в их образной «яме с хищником» Панталоне представлял сумерским тигром самого Дотторе, тот бы непременно расхохотался.       – Я ничего не забываю, — отозвался Делец, надеясь, что его голос не дрогнул.       – Конечно, — ласково согласился Дотторе и практически невесомо коснулся пальцем виска коллеги, будто оглаживая драгоценность. — У тебя феноменальная память. Достойная остаться неосквернённой и не обезображенной ничьей грубостью и непростительной глупостью.       – Ты…! — вырвалось полубессвязное возмущение из уст Дельца.       – Да? — Дотторе проявил всю тактичность и внимательность к собеседнику, на какую только был способен.       Однако, вздохнув для новой порции возмущения, Панталоне не смог выдавить из себя ни слова — тёплые пальцы Дотторе снова задумчиво с заботой отгладили его внешней стороной по щеке.       Внезапная мысль обрушилась на Панталоне подобно каменному копью Моракса в старых легендах. Стремительно сведя все последние слова воедино, сопоставив жесты, движения, голос, Панталоне вдруг осознал, что… Дотторе которого он знал, не стал бы тратить столько бессмысленной лести на такую тупую игру, если бы… Если бы он попросту хотел его убить и заменить новым срезом. Это… это просто чушь! Подкрепленные слухами домыслы, не основанные ни на едином факте. А все, что сейчас пытался делать с ним Дотторе, радикально противоречило плану по ликвидации.       Да и было ли за что от него, незаменимого казначея, избавляться?! Меж ними всегда были лишь штатные, повседневные дела и легкие дискуссии, в которых они всегда приходили к компромиссу. Даже сейчас визит Панталоне был лишь немного экспрессивным выражением собственного негодования. Ведь мора уже потрачена. Все прихоти ученого давно удовлетворены. Отбирать у него Делец ничего не собирался. Не было ни единого повода вообще раздувать этот конфликт.       В конце концов, даже драчливый Чайлд нередко пробует свои силы против других Предвестников. Так что даже применение Глаза Порчи было всего лишь защитным предупреждением, вовсе не нападением.       Дотторе, сколь бы безумным он ни был, не идиот, должен тоже понимать, что вся их беседа была в рамках деловых отношений, а про личное он, Панталоне, с радостью готов забыть.       Но Доктор продолжал гнуть свою линию поведения, изматывая собеседника с одной ему ведомой целью. И эта цель сейчас особо ярко осенила разум Девятого Предвестника, да так, что страх смерти ссыпался по позвоночнику казначея, как холодная мелкая стеклянная крошка. Его вовсе не готовят к смерти! С ним просто…       Маска отчетливо уловила каждый скачок показателя биометрии его собеседника, но брови Дотторе удивлённо взлетели вверх лишь когда взгляд Панталоне ухватился за ремни на его шее. Чуть расширенные зрачки в обрамлении фиолетовой радужки замерли на украшении Доктора так, словно его мыслительная агония откинула все остальное вокруг. Адреналиновое опьянение… Истощение начнет действовать с минуту на минуту… Принимать меры нужно незамедлительно…       Дотторе сфокусировал своё внимание на биометрии Панталоне, а потом небрежно коснулся кольца в ремешках на своей шее.       – Тебе интересно, что это? — шепнул Доктор, а в тусклом свете металлическое кольцо на яремной впадине холодно блеснуло под пальцами.       Панталоне не ответил, словно загипнотизированный глядя на ошейник. Зато чуткая маска уловила новый скачок его температуры и повышенное кровообращение, сконцентрировавшееся, к удивлению Дотторе, в нижней половине тела.       На счастье Дельца, эта же маска скрыла половину мимики учёного, в особенности — алые глаза, с живым изумлением переключающиеся то на него, то на сомнительные показатели. Но совершенная технология не врала. И Дотторе мысленно протяжно изумился на фонтейнский манер. Вечно скованный и закрытый коллега, оказывается, был весьма смел на фантазии!       Кто бы мог раньше подумать.       С другой стороны, что мешает ему, Второму Предвестнику, воплотить подобные фантазии в жизнь?       …Ничего.       – Хочешь знать, куда оно ведет? — едва слышно, без привычной звонкости, спросил Дотторе.       Его голос, звучащий на придыхании очень бархатно и интимно, заставил Панталоне нервно сглотнуть. Тогда как пальцы, мгновение назад небрежно теребящие кольцо и оглаживающие его по ободку, вовсе сбили дыхание, когда скользнули ниже с краю ультамариново-синей рубашки и мелким движением расстегнули одну пуговицу. После чего приглашающе оголили бледную кожу на ключицах, демонстрируя третий тонкий ремешок, спускающийся еще ниже куда-то вдоль груди.       Будто провожая взгляд Панталоне или, наоборот, управляя им, пальцы ученого медленно заскользили вниз по планке с пуговицами, давая лишь по намекам складок представлять как глубоко уходит кожаный ремешок.       – Я могу показать… — шепнул Дотторе, чуть склонившись к коллеге.       – …Ты болен… — только и смог тихо промолвить Делец, уже натурально прислоняясь к двери и ища в ней поддержку.       – Физически я абсолютно здоров, — слабо улыбнулся Доктор, без иронии и прежнего яда.       – Ты психопат, — шёпотом повторил Панталоне, не поднимая взгляда от светлого треугольника кожи под рубашкой.       – Во мне нет подобного генетического дефекта, — мурлыкнул учёный.       – Тогда ты просто… безумен, — запинаясь на терминах, выдохнул Делец.       – Лишь самую малость, — не стал отрицать очевидного Дотторе.       Панталоне мучительно собрал последние остатки здравомыслия и воли, глубоко вздохнул и попробовал вновь попросить, не теряя достоинства:       – Отпусти меня, Зандик.       – Я не держу тебя, — даже немного отстранился Дотторе и невинно развёл руки в стороны.       – Открой. Эту. Дверь. — разборчиво отчеканил Девятый, игнорируя легкую слабость, нависшую на него, когда отступила паника перед попаданием в лабораторию. Он даже смог выдавить из себя миролюбивую улыбку, будто сообщая, что готов простить Дотторе все это глупое недоразумение.       – Увы, это не так просто, как ты думаешь, — с виноватыми нотками просветил его ученый. — Эта система защиты была спроектирована так, чтобы дверь нельзя было быстро открыть.       Дотторе позволил себе лёгкий коварный оскал.       – Некоторые мои срезы были черезмерно… впечатлительными и буйными.       Панталоне отказывал себе в фантазии о том, что надо было натворить такого, чтобы даже срезы этого чудовища впадали в ужас настолько, что ломились в двери или пытались его убить.       – Избавь меня от подробностей, — прошипел казначей.       – Как скажешь, мой дорогой коллега.       От томности тона Панталоне осыпало колкой искрой страха. И словно мало ему было, этот монстр, улыбнувшись, невинно произнёс:       – Тебе следует немного успокоиться. Раз уж ты запер нас здесь, позволь мне проявить гостеприимство и угостить тебя чаем.       Доктор коварно улыбнулся и добавил:       – Просто чаем. Успокоительным.       – В этом нет нужды, — попытался с выученным достоинством привычно отбрить казначей.       – Тебе необходимо, — по-медицински спокойно заключил ученый.       – Можешь не утруждать себя, — еще одна чеканная фраза делового этикета. — Просто сними защиту.       Дельцу казалось, что его победа была уже совсем рядом. В рамках нескольких беглых фраз.       – Не раньше, чем пройдёт время для снятия блокировки, — как назло опять сломал его надежды Дотторе и, заметив, как казначей бессильно начинает опять закипать в душе и стоит на пороге безобразного срыва, продолжил, чтобы позволить ему сохранить достойное поведение: — Уважь меня, Лоне. Прояви гостевой этикет. Не оскорбляй меня такой предвзятостью. Тебе я еще ничего не сделал плохого, чтобы заслужить такое отношение.       Это слово «тебе» прозвучало с особым нажимом, вынуждая казначея действительно задуматься и вспомнить, что за все время совместной работы, Дотторе не причинил ему вреда.       Доктор и не пытался посеять казначею чувство вины, зная, что это дело бессмысленное. Но вот кольнуть его в спящую совесть было целью вполне достижимой.       Панталоне мучительно сдавался, понимая, что с каждой новой фразой, с каждой секундой промедления у этой проклятой двери он выглядит все глупее. Они оба дошли до идиотизма, который кому-то придется прервать. И если Доктор изволил просить или, чего более, даже мог обоснованно оскорбиться за недоверие к нему, то ему, Панталоне, тоже надо сделать хоть шаг навстречу решения их общей проблеме.       В конце концов… все Предвестники стоят на учете в его медицинском отделе. Если бы Дотторе действительно хотел кого-то из них ликвидировать или заменить, то провернуть это еще раньше было бы проще простого.       Панталоне мучительно прикрыл глаза, и потёр их пальцами из-под оправы очков.       Какую глупость он себе вообразил…       Как только он мог…       – Хорошо, — наконец, смиряясь с ситуацией, устало согласился Делец, поправляя очки, — Веди. Для чая у меня найдется время.       Сделав вид, что искренне заботится о каждой драгоценной минуте казначея, Дотторе галантно повёл рукой с приглашающе-вежливым:       – Прошу.       Панталоне не без труда отлип от двери и, сам тому не веря, шагнул следом за ученым, который, как ни в чем ни бывало беззаботно повернулся к казначею спиной и бодро направился между коробов в кабинет. Более того, Дотторе даже не оборачивался, чтобы проверить, идет ли коллега за ним и чем занят. Хотя Делец был озабочен исключительно собственными нервами, которые, наконец, напомнили о себе, и его стойкость дала первую брешь.       Пока Доктор не видел, Девятый позволил себе беззвучно перевести дыхание и потереть грудную клетку, за которой только начинало успокаиваться истерично стучащее сердце. Давно с ним не случалось подобных стрессов. И надо же было где… Практически на рабочем месте. В соседнем крыле, отведенным под обитель этого слабо управляемого безумца.       В столичный кабинет Дотторе казначей шагнул как в хоромы, замерев сразу за порогом. Меньше всего на свете Панталоне рассчитывал увидеть в логове ученого эстетику и искусное объединение стилей. Фонтейнские ковры и граммофон с пластинками. Сервант из Ли Юэ с фарфоровой посудой, гармонично дополненной красочным блюдом прямиком из Сумеру. В кабинете укромно и неброско затерялись обогреватели, поддерживающие тепло чуть выше нормы. И все это не отторгало несколько массивных панелей, за ненадобностью сейчас лишь горящих дежурными огоньками.       Панталоне с изумлением смотрел на все вокруг, убеждая себя не терять бдительность и не обманываться видимой эстетикой. Наоборот, Делец старался настроить себя на то, что все увиденное им здесь и сейчас — это проблема. Проблема слишком показной… нормальности?       Он не знал, как правильно это объяснить, но вся обстановка радикально контрастировала с картинами, давно выстроенными в воображении Предвестника. Как-то так невольно повелось, что все привыкли к образу Дотторе в лаборатории, в медицинском халате, часто — в неопрятном халате… и еще чаще, в неопрятном хаосе кабинета, где все подчинено творческому беспорядку и сиюминутной идее.       Панталоне никогда не заходил ранее в этот кабинет. Ни для кого не секрет, что тогда в нем хозяйничал другой срез. Он не пускал коллег глубже холла. Но те немногие свидетели-ассистенты, что проговаривались, рассказывали о таком беспорядке, словно здесь все покрушил митачурл.       – Присаживайся, — фривольно махнул на мягкий диван Дотторе, а сам отправился к серванту. — Прошу прощения за беспорядок. Я не ожидал у себя внезапных гостей.       Стандартная вежливая фраза привела Панталоне в чувство, и мужчина с недоумением увидел тот «беспорядок», о котором шла речь. Дотторе говорил про несколько распечатанных и пустых коробов, наваленных в кресло и на второй диван по другую сторону от чайного столика. Не скажи о них Доктор, Девятый бы заметил их в последнюю очередь.       Осмотревшись еще раз по сторонам, Панталоне не увидел других альтернатив, кроме дивана и, смиренно обойдя столик, пристроился в центре на край. И хотя его осанка оставалась безупречна, ладони, особенно пальцы, не находили покоя. Словно готовый вскочить с дивана в любую секунду, казначей и упирался ладонями в сидение, и перекладывал их на колени. Сжимал в кулаки. Теребил свои перстни.       Дотторе тем временем, никуда не спеша, принялся заваривать чай. Посещение казначея стало для его обновленной обстановки настоящим испытанием стиля и проверкой на удобство. Кто как не Делец славится среди Предвестников наиболее утонченным вкусом к предметам роскоши. Дотторе лишь вписал в эту роскошь все мелкие удобства, которые помогли бы скрасить ему работу в этом столичном отделении. Он даже кухонный уголок себе встроил за перегородкой, не желая дожидаться, пока помощники сгоняют за несчастным перекусом, который, порой, нужен ему сиюминутно, а не к отведенному часу.       Правда, будь Панталоне внимательнее к действиям ученого, его бы определено заинтересовал невзрачный шкафчик, в который помимо прочего походя нырнула ловкая рука Дотторе. Но казначей был безобразно шокирован обстановкой, а его внимание рассеянно от наваливающейся усталости. К тому же он убедился, что чайный фарфоровый сервиз находится там, где и положено по меркам бытового удобства. Набор высушенных листьев в стеклянных колбах с потно притёртой крышкой — ничто иное как чай, сорта которого он сам способен распознать по внешнему виду. Даже мелкие сладости рядом тоже для удовлетворения простых вкусовых пристрастий. Никакого подвоха.       Только подвох обычно не выделяется среди размеренных рутинных дел, и Дотторе воспользовался этой беспечностью коллеги, достал из соседнего шкафчика мелкую пробирку с туго закрученной крышкой и обыденным жестом спрятал себе в брючный карман.       Панталоне осматривал кабинет, не проронив ни слова.       Даже когда Дотторе подошёл к столу с подносом и поставил перед казначеем маленький чайничек с парой заранее прогретых кипятком чашек, черноволосый мужчина лишь вежливо кивнул, удерживая ладони замком на коленях.       Заботливость и обходительность Доктора выбивала его из колеи. Но что опять сильно пошатнуло спокойствие Панталоне, так это то, что хозяин кабинета бесцеремонно сел к нему на диван. Казначей оторопел от бесстыжей наглости, рефлекторно отсел подальше и с легким рывком хмуро выдернул край мантии из-под бедра ученого. Тот даже не извинился, лишь слегка улыбнулся опять из-под маски, занятый разливанием ароматно благоухающего кипятка по двум чашкам.       Панталоне хотел было высказаться насчет другого дивана напротив, пусть и заваленного пыльным хламом коробок. Это был его, Доктора, хлам. Ему все равно придется «осквернить» свои бесценные руки грязной работой и переложить куда-то коробки. Что мешало это сделать сейчас и сесть напротив? Как должно находиться с собеседником при нормальных разговорах.       Вместо этого Дотторе лишь глубже уселся на их общий диван и, взяв чашку в ладони, с видимым наслаждением откинулся вальяжно на спинку.       Диспозиция по меркам казначея выходила скверной. Вместо того, чтобы не сводить взгляд с собеседника, он вынужден был либо терпеть его буравящий взгляд в спину, либо сам сесть в пол-оборота, лишая себя манёвров.       Вдобавок еще этот горячий чай.       – Благодарю, — с деланной вежливостью произнес Панталоне, поднимая чашку.       Из гордости, казначей мелочно решил не просить Дотторе пересесть. Наверняка потешит свое самолюбие очередным отказом. А дискомфорт не столь уж велик.       Ученый промолчал, но отсалютовал чашкой на лиюйский манер, чем заставил коллегу невольно опять покоситься на него.       Но, все же, хотелось уделить внимание чаю.       Делец поднес чашку с напитком к лицу и позволил отдать себя дегустации.       Сколько лет прошло, а привычки не отпускали его. Даже в самый пресыщенный работой день казначей Снежной не мог дозволить себе хлебать столь дорого добываемый напиток как обыденную горячую воду. Манеру ценить чужое искусство в выращивании и сборе чайного урожая ему привили с детства, казалось, в подкорку, и даже сейчас в крайне непривычной обстановке, Панталоне на время отложил прочие тревоги и мысли, сосредоточившись на аромате, привкусе и послевкусии.       Однако после первого же глотка, искушенный казначей задумчиво отстранил чашку от лица и нахмурил тонкие брови.       – Какой странный привкус. Это не чай?       Дотторе, все так же лениво развалившийся на спинке дивана, тихо и сухо посмеялся, будто бы тон, с которым спросил Панталоне звучал как: «что за запаренное сено». В ответ ученый произнёс зубодробительный научный термин, лишь по контексту которого Делец понял, что это название какой-то травы.       – Это мята, Лоне, — пояснил Дотторе, глядя на его кислую физиономию. — Обычная мята, произрастающая повсеместно по всему Тейвату. Общепризнанно обладающая успокаивающим эффектом.       Казначей скептично покосился на чашку, снова сделал пробный глоток и, признав наконец давно забытый привкус, почувствовал себя немного неловко. Всего на мгновение, после которого он успешно задушил в себе это лишнее чувство.       – Я помню, речь шла о чае, — с дотошностью кольнул он хозяина кабинета.       – В настоящий момент медицинская настойка тебе будет полезнее, — с прохладной рабочей интонацией произнёс Дотторе. — Я помню, ты согласился на успокаивающий напиток. Тем более, что доля чайного листа в нём превалирующая.       В груди Панталоне снова взбурлило от беглого возмущения, но вдаваться в собственные капризы и придирчивость он не стал. И без того сейчас слишком много потратил нервов на этого подлеца, чтобы дальше спорить.       Вместо этого Дельца посетила другая мелочная идея.       – Раз уж мы пришли к попыткам наладить взаимопонимание и делаем первые шаги к доверию… — с фальшивой деловой улыбкой официозно начал казначей, — уважь меня и ты.       Дотторе был само внимание.       – Сними маску, — не меняясь в лице сказал Делец, плавно поведя свободной ладонью. — Я хочу видеть твое лицо. Целиком.       С самодовольным тоном почти одержавшего победу в их неявной дуэли, Панталоне ожидал непременного отказа. На его памяти ни один срез не показывался никому без маски. Маски были разными. На пол лица, почти на все лицо, закрывающая только глаза и прочие разные формы. Второй Предвестник «Доктор», кем бы из срезов он не являлся, всегда носил маску.       В рядах Фатуи поговорили на этот счет разное. Кто-то считал, что Доктор носил страшный шрам на лице. Кто-то утверждал, что шрам этот получен не в бою, а от неудачной операции над собой. Другие верили, что операция прошла успешно и под маской Дотторе теперь скрывается его настоящая суть. Утверждали, что видели даже как из-под маски пробивался алый свет, точь-в-точь как у каэнри’ахских боевых машин. И что из-за этого зоркость и сила Предвестника не уступает старым технологиям.       Придумывали разное. Но никто не рисковал попросить. Или просили, но получали отказ.       Так и сейчас, Панталоне ожидал, что Дотторе в лучшем случае переведет тему, или придумает повод, чтобы ее не снимать.       Однако…       Учёный свободной рукой плавно потянулся к маске и подцепил ее снизу за «клюв». Панталоне на миг даже затаил дыхание, когда ему почудился слабый механический щелчок.       Неужто…       – Так лучше? — спросил Дотторе, откладывая маску на тумбочку возле дивана.       Под слегка взъерошенными локонами длинной льдистого цвета челкой на Панталоне смотрели вполне живые алые от природы глаза.       – Бесспорно, — ответил Делец и поспешно отвернулся к своей чашке напитка.       Он не подозревал, что может стушеваться под ироничным взглядом его умных и проницательных глаз. Безумный цвет при столь редком окрасе волос. Крайне диковатое сочетание. Внимательный взгляд, казалось, словно камера, фиксировал его каждый жест. От него даже веет опасностью. Как кровь на заполярном льду.       Может поэтому они всегда предпочитали носить маски?       Панталоне даже не знал, рад он или нет, что попросил снять этот простой атрибут. С привычной маской пропускались эмоции, но удавалось сохранять дистанцию. Без нее будто вся безумная натура Доктора была нараспашку. Делец и раньше знал, что все сегменты Дотторе от природы наделены алыми глазами, но видеть все лицо, вместо фигурной части… это был новый опыт.       Теперь лицо Дотторе, или вернее Зандика, стало по-настоящему живым, богатым на мимику, щедрым на выражение иронии и изумительно паскудным.       – Что-то не так, Лоне? — нахально обратился к нему Дотторе, принуждая вновь взглянуть на него.       – Все в порядке, — соврал Делец и прикрылся чашкой. — Просто размышляю, когда откроется твоя дверь.       – Когда система отработает по протоколу раздастся соответствующий сигнал, — не моргнув глазом, также соврал Дотторе.       – Но, когда это будет? — с нажимом повторил казначей, из-под блеска очков кольнув собеседника взглядом.       На это ученый чуть пожал плечом и виновато вздернул брови. Врал он блестяще.       – Кабинет достался мне от предшественника. Я не был свидетелем срабатывания этого протокола.       Панталоне поверил. Или сделал вид, что поверил, и на время между Предвестниками снова повисла тяжелая тишина.       Правда, тяжёлой она была лишь для казначея, тогда как Дотторе пользовался моментом и изучал коллегу уже своими глазами. Без подсказок маски понять настроение Девятого ему тоже не составляло труда. Чем больше нервничал Панталоне, тем чаще он тянулся поправлять очки. В глубокой задумчивости он забывал наслаждаться напитком. Когда вспоминал, что нужно держать себя под контролем, брал чашку обеими руками, чтобы скрыть беспокойные жесты. Делец прятался в свою черный балахон и наглухо закрытую одежду, словно в броню, отгораживаясь от внешнего мира, и напускной скупостью в декоре подчеркивал свой статус украшениями. Этот статус у него тоже являлся броней. Неподкупный и строгий казначей стал всеобщим беспощадным тираном, не щадящим рабочие руки ради течения моры по золотым жилам мира. Но что на деле?       На деле рядом с фривольно рассевшимся Дотторе нервно и зажато сейчас восседал черный, украшенный драгоценностями сборник комплексов и подсознательных страхов.       За этот случайный визит Дотторе успел понять Дельца и прочитать его по поведению лучше, чем, вероятно, все прошлые срезы. Иначе как объяснить, что никто из них даже не пытался наладить с ним отношения. Ведь при должном подходе это на редкость легко.       – Лоне, — тихо позвал его ученый, отчего собеседник опять мелко вздрогнул и чуть поперхнулся. — ты не против, если я буду к тебе так обращаться?       – Не против, — предпочёл согласиться с малым Делец. — Но только не при остальных.       Дотторе скабрёзно улыбнулся, и Лоне успел пожалеть о сказанном.       – Мы уже переходим к личным секретам? Мне нравится.       Казначей насуплено прикрыл глаза. Благодаря Дотторе теперь он понял, как это звучит.       – В таком случае официально разрешаю звать меня Зандик, — чутка церемонно возвестил Дотторе.       – Премного благодарен, — эхом в тон вырвалась едкая фраза. — Мне почтить это за честь?       Ученый вновь сухо посмеялся. Пляшущие ноты на эмоциональной партитуре казначея его забавляли все больше и больше. А еще он подмечал, как на Лоне действует его смех. Как шелест крадущегося хищника в кустах.       Бесподобно.       – Можешь и так, — согласился Дотторе. — По крайней мере это имя теперь уникально. В Сумеру так уже не называют детей. Только представь, сколько суеверия и страха поселило всего лишь имя. И где? В стране мудрости и процветания науки!       Не зная отчего, но Лоне пробрало мелким холодком по спине, от такой фривольной и странной откровенности Дотторе. Почему-то сейчас казначей верил каждому слову.       – Ты этому удивлён? — пробно закинул ещё один вопрос Панталоне.       Дотторе оторвал взгляд от своей чашки, искусный фарфор которой до этого рассматривал на просвет.       – А ты? — протяжно вопросом на вопрос ответил мужчина.       Делец невольно смутился проницательных алых глаз и опять отвернулся.       Без сомнений он мечтал сменить эту тему, но теперь живой интерес разгорелся уже у Дотторе. Отстранившись от спинки дивана, мужчина поставил на столик чашку и, поддавшись вперед, снова задумчиво склонил набок голову.       – Я не постесняюсь спросить, дорогой мой коллега, что именно ты успел вообразить себе там, будучи запертым у двери?       Делец лишь мельком стрельнул в него своими фиолетовыми очами из-под стекол, но сразу же в неубедительной гордости отвернулся. Пытливый взгляд Дотторе смотрел слишком… изучающе. Как азартный взор натуралиста за подопытным зверьком в естественной среде обитания.       – Ну же, Лоне, смелее, я не обижусь, — простецки поддержал его Дотторе, убрав от своего лица длинную волнистую прядь и подперев подбородок рукой.       На слова про «обиду» Панталоне очередной раз скорчил кислую мину, но за вымотанные ему сегодня нервы готов был признаться.       – Я вообразил, что после расправы над своими срезами ты запер меня, чтобы подменить кем-то другим.       Дотторе молчал всего лишь мгновение, но богатая мимика щедро вылила на Лоне все, что он думал по этому поводу, после чего рассмеялся. Звонко, заливисто и только едва уловимые нервные нотки могли подсказать, что смех этот был далек от нормального.       – Верю… — ещё остаточно смеясь, отозвался ученый. — Верю. Мы сами раньше боялись. Но он был один такой.       Делец нахмурился, слушая этот странный смех. Разделять его не хотелось. А дополнение, сказанное Дотторе в конце напрягло еще сильней.       Панталоне снова поежился, невольно кутаясь в свою черную мантию, хоть под ней в помещении было излишне тепло. В голове быстро перестраивалась и укладывалась новая мозаика из свежих данных, дополняя предыдущие темные секреты Предвестника под прозвищем «Доктор». Все последние слухи вставали на свои места. Страхи подтверждались, но откладывались прочь, уповая на веру в простые слова живого свидетеля. «Он был один такой». Какой? Безумный и беспощадный монстр? Или экспериментатор, создающий себе разные срезы?       Наконец Панталоне мотнул головой, осознавая, что частичка правды, приоткрытая Дотторе его лишь ещё больше запутала.       – А каков тогда ты? — вырвался очевидный вопрос у мужчины, и к его удивлению, собеседник стал крайне серьезен.       – Я не из тех, кто любил копаться в мясе.       И слова эти будто тонкая игла пронзили разум Лоне, под взглядом немигающих алых глаз, зародив в нем новые страхи. Но уже не о лабораториях и экспериментальной грязной работе с трупами. А о чем-то более коварном и неочевидно-тревожном. О таком, о чем далекий от науки разум может даже не подозревать. И нет гарантий, что даже сейчас этот гениальный, но беспощадный ум не замышляет что-то против Дельца.       Что-то, с чем Лоне не удастся совладать. Ведь проблема Второго Предвестника всегда была в том, что в своей целеустремленности он не ведал препятствий. И для достижения желаемого не отказывал себе ни в каких средствах, будь они хоть запретны, сакральны, негуманны или аморальны. В этом была главная опасность Дотторе. Даже не в том, что кто-то один из них любил «копаться в мясе». Одна идея по созданию срезов говорит о нем больше, чем все диагнозы! Ни один адекватный человек не придумает подобного. Не решится на подобное. И не воплотит теории в жизнь, пройдя по головам сотен людей, отдавших свои жизни ради добытых бесценных ингредиентов.       Занятый своими тревожными размышлениями Панталоне даже не сразу обратил внимание как Дотторе продвинулся на диване чуть ближе. Зато, когда чужая рука аккуратно прогребла пальцами волосы, Лоне едва не вскочил с места, словно птица, которую спугнули во время дрёмы с насеста.       – Расслабься, Лоне, — проворковал заботливо Доктор, и Делец затравленно покосился на него, отклоняясь на месте. — Разве я не убедил тебя, что не желаю вреда?       Панталоне хотел было ответить, что Дотторе его и не пытался убеждать, но взгляд фиолетовых глаз как назло снова провалился в этот фривольный расстегнутый воротник рубашки с кожаным ремешком на шее. Дурная ассоциация и фантазия Лоне сию секунду представила, что он не прочь пристегнуть к этому кольцу крепкую цепь и приковать второй конец где-нить подальше от себя.       Будто отвечая на его мысли Дотторе задорно рассмеялся.       – Ты так часто на него смотришь? — пальцы мужчины снова подцепили кольцо на шее и слегка оттянули, демонстрируя казначею, что ремешок сидит в меру плотно. — Действительно интересно, как он закреплен?       Панталоне насуплено отвернулся и в гордой защите снова вздернул нос.       – Твои наклонности…       – Какие? — любезно поддержал тему Доктор, оглаживая спину мужчины поверх мантии. — Неужто ты готов осудить меня лишь за один ремешок?       Делец не мог с уверенностью сказать, что его коробило больше: тон и манеры, которые демонстрировал сейчас Зандик или его жизнерадостная богатая мимика на полностью открытом лице.       – Ты меня домогаешься, — холодным тоном процедил Панталоне, стараясь максимально игнорировать гуляющую по спине руку. Даже сквозь мантию и остальную одежду чужое прикосновение отзывалось леденящими иголочками по позвоночнику.       – …М-м-м… Да, — весело согласился Дотторе, отчего Лоне на мгновение оцепенел, а потом вспыхнул возмущением, срываясь на высокие ноты:       – Нет!       Панталоне считал, что этого простого слова достаточно как ответа. Обычные люди после этого прекращают все свои попытки, телодвижения, намеки, сворачивают планы, отступают и меняют тему. Для обычных людей слово «нет» — это непреодолимая черта, преграда. Барьер. Предупреждающий знак.       Но не для Зандика.       – Почему нет? — равнодушно спросил он. — Что нам мешает? Не вижу ни одной причины.       – Причина — моё нежелание! — максимально твердо отозвался Лоне.       – Это обсуждаемо, — элегантно отбил вроде бы нерушимый довод ученый.       – Но я не хочу это даже обсуждать! — ответил Панталоне и плотно сжал губы в своей крайней степени возмущения.       – У тебя есть иные темы для диалога? — любезно уточнил Дотторе, даже не собираясь убирать ладонь с чужой спины. — Рабочие моменты мы обговорили на днях на заседании. Срочность проектов выстроили по переписке. О финансировании в этом месяце наши отделы договорились заочно. Так какие еще темы, кроме личных остались у нас для приватной беседы?       Панталоне скрипел и сопротивлялся этой убийственной логике как только мог.       – Ты можешь поведать мне о своей перестановке, — проворчал казначей, всем своим видом демонстрируя полное отсутствие интереса и закрытость.       По мнению Лоне, если Дотторе хотел о чем-то болтать, то проще занять его рот чем-то бессмысленно-безобидным.       – Зачем, если твой взгляд ценителя лучше многих фальшивых знатоков и так уже отследил происхождение всех предметов моей скромной роскоши, просчитав каждый налоговый вычет в пути.       Панталоне желчно скривил свою точеную физиономию. Он и правда слыл специалистом по дорогим, особенно фирменным вещам, но зачем же было подмазываться на этот счёт так явно.       – …А я не хочу лишний раз вызывать у тебя оскомину от беспощадно потраченного бюджета и портить наше увлекательное чаепитие, — продолжил Дотторе, прокрадываясь пальцами за меховую опушку мантии к шее. — Так что, вернёмся к более приятной и прикладной теме.       – Дотторе, остановись, — потребовал Лоне, когда чужой палец ловко и играючи провёл у него по шее под корнями волос.       Делец опасался поворачиваться, чтобы не встретится вновь с этим нахальными и испытующим глазами. И какие только стихии дернули его попросить снять эту гребанную маску?!       – Мы это уже проходили, — самодовольно отозвался Зандик, запуская и второй палец за воротник.       – Я сейчас просто уйду, — разборчиво прошипел Панталоне, сам оставаясь сидеть, как прикованный.       – Куда? — ласково спросил Дотторе. — В холл, где сейчас склад? В лабораторию, которая навевает на тебя ужас? Или ко мне в покои и спальню? Спешу обрадовать, ее переоформление я тоже закончил, и она пригодна к использованию.       В ответ Лоне снова прошипел что-то неразборчиво-ругательное на своем родном языке.       – Позволь объяснять свою позицию, Лоне, — начал неспешно Дотторе.       – Изволь уж! — взбрыкнул и нетерпеливо вклинился в размеренный тон казначей.       Дотторе сделал вид, что спешка его не касается.       – Мы с тобой давно взрослые и самодостаточные люди, — неторопливо, будто смакуя каждое слово говорил Зандик. — У нас давно имеется всё, что мы только желали. Деньги. Власть. Сила. Мы покупали себе роскошь и услуги. Мы покупали идеи и добивались успеха. У нас есть общественное признание. Есть репутация. Мы стоим почти на вершине всей пирамиды власти, мой драгоценный Лоне. Дипломаты других стран выстраиваются в очередь на долгие месяцы, чтобы добиться аудиенции с тобой и предложить выгодные контракты. Непризнанные, гонимые отовсюду гении со всего мира тратят свою последнюю мору, чтобы добраться в Снежную и попроситься ко мне на работу на одну из моих баз. Мы с тобой, Лоне, — два символа. Наши имена и истории — это недостижимая мечта всех, кому статус Предвестника не застилает страхом глаза. Пока мы живы, пока мы работаем на нашу общую цель, нам будет доступно всё. Абсолютно всё, что мы пожелаем. Когда мне понадобились реки моры на строительство исследовательской станции вокруг каэнри’ахских руин, ты смог найти средства и выделить для меня новую финансовую артерию. А ты, если захочешь, можешь попросить меня достать тебе даже осколок луны за небосводом Тейвата, — коварно шепнул почти в самое ухо Дотторе. — И поверь, я добуду его… Я даже знаю откуда.       Панталоне оторопел от последних слов.       – Ты сейчас серьёзно?       – Если ты про осколок луны, — с иронией уточнил Дотторе, — то да. В Натане есть такой.       – Поразительно… — выдохнул Лоне.       – Рад что я до сих пор могу тебя чем-то поразить, — почти интимно выдохнул Зандик ему в ухо, ласково закапываясь пальцами в волосы, массируя ноющий затылок.       У Лоне от такой незамысловатой ласки по телу побежали колкие мурашки. То ли от массажа то ли от осознания какое чудовище ласкает ему голову.       – Скажи мне, кто еще делал и сделает для тебя больше? — мягко шепнул на ухо Дотторе. — Только не говори, что Пьеро. Ему плевать на всех, пока работает машина Фатуи, а его план мести Небесному Порядку важнее для него, чем ты, я и все, кто живет сейчас. И, Лоне, тебе не стоит меня бояться, ведь мы так нужны друг другу.       Делец вопросительно вздернул бровь, на что Зандик колко и каркающе рассмеялся.       – Мы сдохнем друг без друга. Я — без твоих денег, а ты — без моей науки и медицины.       Панталоне невольно съежился под мантией, когда его мысль по воле Дотторе затронула обычно гонимую тему слабого здоровья.       Будто прочитав его мысли или очень чутко уловив настрой в остановившемся взгляде, Зандик продолжил:       – Никогда не задавался вопросом отчего эта безделица не убивает тебя, как других? — Дотторе склонил голову, заботливо заглядывая Лоне в глаза. — Жжёт руки холодом, намекая о своих последствиях, но никогда не приносит непоправимого вреда.       Панталоне промолчал, но испуганно-вопросительный взгляд убедил Дотторе проложить.       – Потому что я настроил его для тебя так, чтобы он истощал твоих врагов, вместо тебя, — ласково выдохнул Дотторе, нежно отгладив щеку Лоне свободной рукой, как хрупкое сокровище. — Ты слишком бесценный, чтобы растрачивать твою жизнь на эту стекляшку.       У Дельца складывалось бредовое чувство, словно его ласкают не только по телу, но и в мозг. Но хуже всего, он осознавал, что за сюрреалистичностью происходящего последнее ему определенно нравится. Складные доводы Дотторе не противоречили логике, подтверждая мелкие личные догадки Лоне, и фраза за фразой, он начинал понимать, что Зандик успешно завоёвывает его доверие. Этот Зандик, если быть ещё точнее.       Потому что, как понимал казначей, был некий срез, который сильно подпортил статистику «докторов», добавив последнему поколению Фатуи массу слухов о живодерских опытах.       – Я хочу знать… — начал Панталоне и запнулся, когда новая волна приятных мурашек от массажа головы прошлась по всему телу.       – Да, мой казначей, — произнес Дотторе таким томным голосом, что Лоне вынужден был прикусить себя за язык.       – …в какие моменты… я работал с Тобой, — выдавил из себя мужчина.       И вместо вроде бы ожидаемого ответа на всю ставку, в который Лоне бы не поверил, его Дотторе задумался.       – Хороший вопрос, — признался он спустя пару секунд, выдержанных либо ради искусственной паузы, либо, ему действительно нужно было это время чтобы придумать ответ. — Что ж, давай вспомним вместе.       И не отрываясь от все более смелого, откровенного и безумно приятного массажа головы, Дотторе начал короткими фразами перечислять когда целые месяцы совместной работы, когда единичные опыты. В его рассказе мелькали некоторые яркие проекты, череда переписок, детально и вдумчиво составленные отчеты, убедительные запросы, некоторые экспедиции, большая часть заседания Предвестников за последний десяток лет. Но не все из них. Те, в которых «Доктор» не оставался равнодушен и не отвечал дежурными туманными фразами, как это делал по оговоркам его младший по алфавиту срез.       Панталоне сейчас это знание было очень важно. Настолько важно, что он попросил Зандика на время не отвлекать его массажем и позволить сосредоточится. Дотторе тактично послушался и продолжил перечисление, просто мягко гладя собеседника по волосам и играя с ним, накручивая локоны на пальцы.       По итогу рассказа Лоне не нашел ни одного противоречия. Вся манера говорить, вся стилистика переписок не выходила за рамки именно Этого образа и этого среза. Конечно, случались странные рецидивы, о которых Дотторе тоже упомянул, как о своем «плохом настроении», но это лишь еще больше успокоило казначея — по его мнению человек без дурных дней — не живой человек. Панталоне не стал скрывать, что его бесили смены характера Предвестника и вечная игра в дурацкую лотерею, когда он всегда ожидал сюрприза, не зная, на кого из срезов попадет в очередной раз. В большинстве случаев это не мешало работе. Но раздражало. Отбрасывая впечатление о цельном образе Второго Предвестника, и укореняя мнение о работе с целым отделом.       Но вот так случилось, что Дотторе остался по договору с Божеством Мудрости один. И Панталоне поймал себя на желании в кои то веки вознести хвалу Архонту за такое условие сделки, а также за то, что оставшийся срез казался наиболее… адекватным.       И вменяемым в работе. Пусть и со своей причудливой вседозволенностью.       – Я удовлетворил твоё любопытство? — проворковал над ухом Дотторе, убирая руку от шеи.       – В полной мере, — тактично отозвался Лоне.       – Великолепно...       А в следующий миг вездесущая рука Дотторе рыбкой просочилась в боковой разрез мантии Дельца и скользнула по пояснице под ремень его брюк.       Панталоне мысленно взвизгнул.       – Убери руку! — вытянулся он в струну и попытался отсесть, но уперся в подлокотник.       – Ой, перестань, — самодовольно и простецки протянул Зандик и, подцепив кончиками пальцев черную тонкую обтягивающую кофту, ловко вытянул ее из-под ремня. — Скажи лучше, когда тебя завоевывали в последний раз?       Говоря это, Дотторе испытывающе нырнул пальцами под кофту и отгладил Панталоне по оголенной спине.       – …Не твои деньги, а тебя, — закончил мысль Доктор, щекотливой лаской пройдясь по позвоночнику.       А вот тут Лоне даже стало обидно. По-человечески обидно. Плевать на нахальное покушение на его тело, но этими словами Дотторе вторгся за последние границы, которые мысленно удерживал казначей.       Хотя, чего он ожидал? Дотторе и тактичность? Конечно! Дотторе и личные границы?! Ха!       Панталоне скосил взгляд на своего… собеседника и вновь встретился с хитрыми умными диковатыми глазами, коварно заглядывающими из-за его плеча.       Однако, по-хозяйски блуждающая под кофтой рука вновь вернула мысли Лоне к отказу. Крепко прижав локти к телу, словно это могло хоть как-то сдержать Дотторе, мужчина въедливо спросил:       – Зачем мне это?       Ему не нужен был ответ, но он его получил:       – Затем, что ты тоже хочешь заботы и внимания, — ласково пояснил Дотторе, обтеревшись щекой о черный мех на опушке. — А также затем, что у тебя никогда не будет иного повода испытать столь яркие эмоции. Ведь секс с тем, кого ты так боишься, оставит у тебя незабываемые впечатления на фоне однообразных, приевшихся и одинаковых любовниц.       На удивление теплая и чувственная рука Дотторе уже вовсю самовольно оглаживала спину Лоне под мантией, пока голос с чарующими нотами вкрадчиво препарировал правду.       – …Надеюсь, их навыки в постели более блистательны чем их отсутствующий интеллект, — нахально мурлыкнул Дотторе.       – Зандик… — с почти смиренным возмущением одернул его Лоне, гоня от себя пресные схожести любовниц.       Конечно, он не отрицал, что Дотторе его пугал даже после всех убеждений! Было бы наивно полагать, что одним разговором ученый может изменить расположение к себе! Скрасить — да. Но не изменить.       Хотя что-то определенно приятно согревало казалось бы черствую душу Лоне, когда он видел этого гениального монстра, льнущего к его плечу. Было в этом что-то будоражащее властное эго казначея.       Но сдаваться с легкостью он не собирался. Одно смиряло, что Дотторе хотел его трахнуть, а не вскрыть на лабораторном столе. За это Лоне готов был его выслушивать, а не звать кого-то вроде Капитана на помощь. Это был его козырь на крайний случай. Который не осудит его и не будет припоминать потом едким укором.       А так по мнению Лоне, пусть лучше Зандик и дальше хочет поиметь его в тело, чем поиметь его тело на опыты. Тем более, некоторые высказывания и правда тешили самолюбие Дельца. Те, что не звучали как уговоры невинной барышни.       От сравнения себя с капризной девой, которую уламывали лишится девственности, Лоне только еще больше раздражался.       – Ты верно заметил, я не сплю с мужчинами, — поправив сползшие от копошения в волосах очки, заявил Лоне.       – Я не хочу, чтобы ты спал с мужчинами, — спокойно ответил Дотторе, но в глазах на мгновение промелькнул опасный огонек ревности. — Я хочу, чтобы ты спал со мной.       Архонтам ведомо когда Дотторе вообще пришла эта влажная идея, но тут до Лоне неожиданно дошло, что к женщинам ученый его не ревнует. Уже не вздрагивая, но и не расслабляясь под поглаживанием по спине, Панталоне вновь недоверчиво посмотрел на коллегу. А ведь действительно Зандик оставался равнодушен к личной жизни Лоне с любовницами. Должно быть воспринимал их ценность на уровне регулярного питания и удовлетворения естественных потребностей организма. Тогда как по мечтательному и острому взгляду Дотторе Лоне понял, что с другими мужчинами ему лучше не спать. Вообще… Иначе на следующий день у ученого появятся новые ингредиенты.       – Но ты мужчина, — Панталоне запоздало нашел изъян в его логике.       – М-м-м… Да, — даже не пытался выкрутиться Зандик, но тут же пустил в дело подкуп: — Обещаю, я буду часто делать тебе массаж.       Лоне на это даже впервые за их странную беседу расхохотался. Пусть очень коротко, нервно и на грани истерики.       – Мне не нужен массаж! — убедил он себя и мотнул головой, прикрыв глаза.       На что Дотторе почти по локоть запустил руку под кофту казначею и остро нажал пальцами на несколько точек между лопаток, отчего даже при безупречной осанке, спина Лоне прогнулась от колкой боли, но следующим нажатием Доктор выдавил из него сдавленный вздох облегчения.       – Не ври мне, Лоне, — мягко, с теплом, попросил Зандик, теперь уже массируя какие-то зоны между лопаток. Казначей даже прикусил губу, удерживая в себе непроизвольные сладкие стоны. — Я лучше тебя знаю твое тело. Половина твоих запросов в клиники связана с больной спиной. А все мои рекомендации ты спускаешь на ветер. Полагаю, из-за неловкости и нежелания ложиться на кровать под чьи-то руки.       Панталоне был удивлен, что пальцы ученого могут быть не просто филигранно-нежными, но и сильными, чтобы так походя проминать спину.       – Ты умеешь делать массаж? — вопрос был бессмысленным, при том, что он испытывал на себе эффект прямо сейчас. Скорее, Лоне хотел говорить, чем облегченно вздыхать и раззадоривать собеседника еще больше.       – Я многое что умею. И массаж в том числе. И, Лоне, — в голосе Дотторе скользнули странные ноты будто бы искренней обиды. — …перестань меня бояться. Я хочу уложить тебя в постель, а не на рабочий стол.       – Ты же сказал, что не любишь копаться в мясе, — прикрыв глаза от удовольствия, спросил Лоне, здраво решив, что от сиюминутного массажа отказываться и капризничать уже тупо.       – «Не люблю» — не значит «не буду», — шелковым тоном отозвался Доктор и, заправив черную прядь за ухо Лоне, томно шепнул: — Но если ты окажешься на моем столе в хирургическом отделении, то лишь по собственной неосторожности. В таком случае я лично возьмусь за работу, если твои травмы окажутся так велики, что потребуется хирургическое вмешательство.       После чего, убедившись в своих окончательных чувствах к гостю, Дотторе нежно куснул Лоне за ухо. Тот, естественно, встрепенулся, сипло выдохнул, вновь широко распахнул глаза, но смущение щедро окрасило его обычно прикрытые волосами уши.       Дотторе позабавила и даже умилила такая бурная реакция, и азарт в его душе потребовал повторения. Но ученый прекрасно держал себя в руках и искусно контролировал поведение. Строгая рабочая практика и долгие часы, проведённые не только в хирургии, но и в алхимической лаборатории, натренировали в нем замечательную выдержку и умение фокусироваться на важных вещах.       В данном случае важным было настроение самого Лоне, нежели личные потребности Дотторе. Для себя он уже давно определил, что коллега не вызывает у него отторжения. Его присутствие и близость комфортна. Личный запах не раздражает. А манеры и мелкие перепады энергии хорошо резонируют с собственными, отчего все прошлые излишне экспрессивные деловые встречи получили свое простое и научное объяснение. Стихийный и эмоциональный резонанс. Стоило одному из них выходить на яркие чувства, как с ним вскоре начинал заводиться второй. Не удивительно, что такой эффект раньше злил Дотторе, желая свести общение с Дельцом к минимуму. Но это свойство можно использовать и в свою пользу, если уметь им управлять.       И сейчас во время всей этой нехитрой беседы, почти не отнимающей у Дотторе много ресурсов на сообразительность и подбор ответов, он в первую очередь изучал собственную реакцию на собеседника. Одна мелкая проверка за другой. Сперва близость от простого сидения рядом. Испуганная реакция Панталоне вызывала улыбку. Потом новые проверки тактильного контакта. Отказ от маски Дотторе тоже воспринял легко, к своему удивлению, что тоже вошло в список значимых факторов. Даже то, как реагировал Лоне на его родное лицо мелочно грело.       Ему нравилось видеть в коллеге это природное естественное опасение от своего необычного внешнего вида. У Дотторе сохранились воспоминания о том, что раньше всякая яркая реакция людей на его внешность всегда раздражала и злила, что отчасти побудило прибегнуть к ношению маски. Но Лоне своим подсознательным страхом его, наоборот, приманивал еще больше.       Потом были проверки более откровенного тактильного контакта, когда Дотторе уже почувствовал первый отклик своего организма. Это стало завершающей стадией эксперимента с самим собой, по итогу которого Зандик решил, что Лоне — это его правильный и перспективный выбор.       Дальше в дело вступил личный контроль, когда Дотторе переключился на профессиональные навыки массажиста, отогнав от себя пока несвоевременное возбуждение.       Расчетливость была в его каждом действии. Ну а легкий укус за ухо — уже просто обыкновенная блажь.       – Но я не хочу тебя! — порывисто и запинаясь от смущения, воскликнул Панталоне как последний аргумент.       Разумом он уже сдался, а тело его пока еще сопротивлялось, запутанное сигналами страха, лишних мыслей, массажа и множества ласк, которые на краткий момент все же давали правильный отклик.       Гордость и неумение разбираться, а главное признаваться в своих ощущениях себе самому мешали Лоне попросту согласиться. Более того, чем больше он отказывал из здравомыслия, тем сильнее он раздражался на себя. Его разум и тело являли собой потрясающий конфликт.       – С этим я могу помочь, — ответил Дотторе и, к удивлению Лоне, даже чуть отстранился.       Под недоуменным и диковатым взглядом казначея, Дотторе достал из кармана мелкую пробирку с прозрачной жидкостью. Она была не больше той декоративной одинокой серьги, искрящейся холодным голубым блеском под правым ухом Доктора. А потом, словно фокусник, показывающий зрителям отсутствие секретов, он неспешно открутил плотную крышку и повел пробиркой перед собой и коллегой.       Панталоне смотрел на это действо завороженно, но ожидая подставы. Он ревностно подтянул к себе чашку с чаем, чтобы ни одна маслянистая капля ненароком не попала в его напиток.       – Тебе известно, что это? — бархатным тоном спросил Дотторе, любуясь своей работой на просвет так, словно прозрачная как слеза жижа была бесценна.       – Откуда бы. — проворчал Лоне и въедливо заметил: — Странный запах.       Дотторе выдал ещё одно зубодробительное название. Лоне поморщился и едко прошипел:       – Зандик, я не злоупотребляю в разговоре с тобой сложными финансовыми и экономическими терминами.       В ответ прозвучала новая порция жизнерадостного смеха.       – Лоне, в своё время я глубоко изучал финансовое дело, — заметил Доктор, стараясь лишний раз не колыхать жидкость в пробирке. — Один из моих старых срезов увлекался экономикой государственного уровня дабы понимать, как лучше развалить соседа. До того, как Девятый номер достался столь талантливому казначею как ты. Так что я с удовольствием поддержу беседу на интересующие тебя темы. А также помогу под настроение в планировании макроэкономической деятельности нашей замечательной организации.       Панталоне мысленно выругался и подумал, что Зандик хоть и не баба, но та еще сука. Куда ни приткни — везде будет затычкой.       – Так что в этой пробирке? — как можно нейтральнее поинтересовался Лоне.       – Феромоны, прелесть моя. — проворковал Дотторе после чего крепко закрутил крышку. — Достаточно. Мы же не хотим превратиться в невменяемых течных животных.       И отложил пробирку подальше от обоих на стол.       От осознания сделанного Лоне даже на миг захлебнулся возмущением.       – Ты хочешь сказать, … что оно уже… — запнулся Делец чувствуя, как по телу начинает разливаться предательское тепло.       – Феромоны — летучие вещества, — пожал плечами ученый, и снова вернулся к обласкиванию занятного гостя.       – Зачем ты вообще их делал!?       В ответ Дотторе невинно пожал плечами.       – Чтобы было…       У Лоне будто разом всё опустело на душе. А потому, когда сильной рукой его по-хозяйски подвинули к себе за бедро он уже потеряно смирился и не сопротивлялся.       После такого у казначея попросту опустилась руки. Как физически, так и мысленно. Его скромных познаний в биологии было достаточно, чтобы одно слово перечеркнуло ему все попытки сопротивляться. Попросту… всё. Если эта дрянь работает правильно, а у Дотторе обычно вся химия работает правильно, то на этом сопротивления можно кончать.       И стоило Панталоне принять этот факт, как его разум просто напросто замолчал. Все истерики кончились. Паника отошла на второй план. Осталось только смирение и какая-то безобразная воздушная легкость от звонкой тишины в голове. Потому что зачем сопротивляться и тратить силы на выдумывание аргументов. Они уже не помогут. Зачем обманывать себя отказами, если скоро все его отказы станут надуманной ложью?       Поставив чашку на стол, Лоне даже облокотился на край, устало опустив плечи, и подпер лоб ладонью. Какая уже разница, что он там говорил на тему «лучше в постель, чем на стол»? Этот тип просто снова переиграл его.       Как всегда получил то, что ему нужно.       Осталось только смириться. Пережить этот идиотский день, а потом забыть, как страшный сон.       …Если только он не сдохнет в процессе от какого-нибудь побочного свойства этой дряни, которая сожжет его изнутри.       – Откинь руки, — прозвучало заботливо над ухом так, что Лоне даже не сразу опознал в голосе Дотторе.       – Что?… — поднимая взгляд из-под очков тихо переспросил он.       – Руки, — терпеливо повторил Зандик, оказывается оттягивая меховой ворот верхней накидки. — Я помогу тебе снять мантию. Здесь тепло. Она будет лишней.       – А… — слегка заторможенно сообразил Лоне и смущенно отвернулся, делая как попросили.       С тихим шелестом тяжелый ткани позади раздалось короткое копошение, а Лоне мельком подметил, что без мантии действительно стало легче. Даже легкий озноб прошелся от смены температуры по телу. Хотя в комнате было тепло, даже теплее, чем у Лоне в кабинете и намного теплее, чем в проходном коридоре. Вон Док вообще чувствовал себя комфортно в одной тонкой рубашке.       – Лучше? — прозвучал новый вопрос.       Лоне мелочно скривился, глянув на Дотторе как на предателя. Сам же знал, что вопрос глупый. Зачем задает, вынуждая соглашаться? Чтобы его поблагодарили за услужливость?       Но должной вредности у Лоне изобразить не получилось, потому что Дотторе встретил его абсолютно спокойным взглядом на лице, полностью гладким от мимических складок. В нем не было сейчас ни иронии, ни любопытства, ни сарказма или коварства. Ничего, что напрягало бы его хищные глаза или затачивало острую улыбку.       Особенно сейчас, без маски. Панталоне с удивлением для себя подметил, что такое спокойное лицо вовсе не выглядит жутко. Скорее… экзотично. Эти алые глаза, смотрящие проницательно и охотно ловящие каждый жест. Эти льдистые волосы, лежащие небрежно по плечам и спускающиеся слегка встрепанной челкой перед лицом. Сейчас в Дотторе не было привычного безупречного лоска, с каким он появлялся на заседаниях.       В кои-то веки он был… понятным.       Дотторе не спеша поднял руку и потянулся к волосам Лоне, поправив его локоны вдоль лица. Казначей привычно хотел отпрянуть, но потом передумал. Или вернее не захотел.       Прав был Док, когда сказал, что ему тоже хочется внимания и ласки. Какой смысл в этом отказывать?       Поэтому, когда ладонь Дотторе бережно легла Лоне на щеку, он потянулся за ней немного устало. Устало от собственных страхов.       Даже когда ученый приблизился к его лицу, казначей не отпрянул. До последнего смотрел поверх очков в алые глаза, пока их губы не соприкоснулись в пробном поцелуе. Лишь потом Лоне прикрыл глаза, отдаваясь странному ощущению ирреальности, и закравшемуся в глубине души новому чувству легкого торжества и ненормальной эйфории. От того, что может быть не все будет так плохо, как он представил? Может быть, такой послушный и обходительный Дотторе на поводке в постели — это будет удобно в работе?       От живого воображения, у Лоне в поцелуе растянулась улыбка, и ученый даже слегка отстранился, чтобы увидеть это странное мечтательное выражение на его лице. Правда, за улыбкой казначея последовала новая волна жара, хлынувшая к животу, а приоткрыв глаза…       К своему лёгкому изумлению, Панталоне нашёл лицо коллеги перед ним даже по-своему красивым. И с чего раньше он считал, что его кожа выглядит болезненно-бледной, словно не видевшей света, прямиком из подземелья? Ведь это не так… Наверное, раньше ему просто не везло с освещением, потому что сейчас Лоне готов был сравнить гладкую и светлую кожу на руках, лице и шее Зандика с полупрозрачным дорогим фарфором из Ли Юэ. А эти алые глаза — с лучшими самоцветами, добытыми из недр Разлома.       Лоне даже поймал себя на мысли потянуться к ученому и намотать себе на пальцы одну из его голубых прядей, чтобы ощутить, какая она на ощупь. Мягкая или нет…       – Правда, прекрасный эффект? — тихо выдохнул Доктор, провожая взглядом движение руки Лоне.       От голоса Делец мелко встряхнулся и тут же остановил свою руку на середине.       Какого…?       Он все еще смотрел на эту кудрю, осознавая, что ее гладкий блеск завораживает, но при этом собственная мысль так поразила его, что Лоне будто всплыл из наваждения.       Красивое лицо? Нет… он же еще несколько минут назад думал обратное!       Фарфоровая кожа? Нет-нет-нет. Жилистые руки Доктора, со множеством мелких шрамов он не мог счесть красивыми. Сильными, бесспорно, но проступающий местами голубоватый рисунок вен он никогда бы раньше не назвал красивым. Это… это просто никогда не входило в список его фетишей.       Неужели, действие этой пахучей дряни настолько… коварно?       Лоне заставил себя оторвать взгляд от волос Дотторе и посмотреть ему в лицо. По тонкой улыбке, прочертившей острые ямочки на щеках Панталоне догадался, что ученый вырвал его из дурного опьянения специально.       – Не заблуждайся, — коварно напомнил ему Предвестник, хотя в следующий миг сам окинул его таким раздевающим взглядом, что щеки Лоне будто вспыхнули огнем. — Однако, мне нравится, что ты делаешь.       Это простое слово «нравится» прозвучало для Девятого как самое горячее приглашение. Он невольно представил, как Дотторе может произносить его в постели, когда тугой ремешок будет натягиваться на его шее, подчеркивая в металлическом кольце ямочку между ключиц.       – Этот эффект… — слабо выдохнул Лоне сквозь гулко пульсирующее сердце. — …столь…       – Яркий? — почти в самые губы промолвил ученый, прокрадываясь одной рукой по бедру Лоне и с легким усилием вынуждая его чуть расслабится и развести скованные ноги. — Да…       Неизвестно, был ли это ответ на вопрос, или удовлетворение от того, когда Лоне поддался на вторжение чужой руки, с трепетом выдохнув невнятный звук ему в губы.       – Жаль люди не в состоянии вырабатывать это вещество, — мелко целуя гостя в уголки губ с досадой прошептал Дотторе.       Делец даже вновь «очнулся», когда эта мысль медленно достучалась до его головы. Зандик не спешил с посягательствами, блуждая ладонью по колену и верхней части бедра, так что Лоне хватило сообразительности спросить:       – То есть, оно не человеческое?!       На что была только легкая улыбка.       – Не переживай, Лоне, — мягко шепнул ему Дотторе, лизнув в приоткрытые горячие губы, и казначей захотел, чтобы его каждый день начинался с такой простой, уверенной и бережной фразы, сказанной столь заботливо. Однако, Дотторе продолжил размеренно, смешивая остатки мыслей партнёра: — Люди не способны возжелать тех, кто создал эти чудесные соединения. В их аромате присутствуют другие примеси, начисто нивелирующие этот эффект.       Панталоне слушал и пропускал половину мимо ушей, как заумный, бессмысленный сейчас шум. Когда-нибудь потом он подумает об этом снова, но не сейчас. Особенно, когда рука Дотторе скользнула ему в паху и несильно сжала, выдавив протяжный стон.       – Будь смелее, Лоне, — перекинув вторую руку через плечо, Дотторе властным жестом поднял его за подборок, и уткнулся носом в оголившуюся из-под высокого воротника шею. То ли остановив себя на порыве поцеловать или прикусить, то ли просто вдыхая чужой запах. — Здесь нас никто не услышит.       Мужчина снова сдавленно простонал, когда его прихватили за член через брюки. Обычно мягкая ткань показалась сейчас крайне грубой, что лишь добавляло мазохистского возбуждения.       – Просто. Заткнись, — с блаженным оскалом процедил Лоне, вцепившись обеими руками в диван и комкая ногтями вроде бы крепкую ткань.       – Врёшь, — Дотторе все-таки лизнул его в шею, проведя острым языком по пульсирующей артерии. — Тебя возбуждает мой голос.       Лоне врал. Но подтверждать это вслух отказался.       Вместо этого он оторвал одну руку от дивана, и та взлетела, вцепившись Дотторе в волосы.       – Лучше… — скалясь, похвалил его Зандик, и послушно запрокинул голову, слегка щурясь то ли от боли, то ли от удовольствия.       То ли от всего сразу.       Однако, добившись первого результата сомнительный покорности, Лоне замер, не придумав, что ему хочется сделать дальше. Сорвать с Дотторе пуговицы и распахнуть рубашку начисто лишив себя интриги или натянуть ошейник, поддев его пальцами?       И пока он колебался и думал, рука ученого вспорхнула вверх от его брюк, мелькнула перед лицом, а потом с тихим шуршанием металлической цепочки с него запросто стянули очки.       – А… — не успел остановить его Лоне, как цепочка ловким движением выскользнула у него из-под волос и легла вместе с очками на стол.       – Тебе сейчас это не нужно, — пояснил Дотторе, даже не пытаясь вырываться из хватки за волосы.       – Ты… — шепнул Лоне, вкладывая в это местоимение всю злость на этого человека, которую он скопил за сегодня.       – Да? — невинно поинтересовался Дотторе.       Но в следующий миг Лоне второй рукой схватил его за шею, мелочно сжал, а потом подтянул к себе и грубо, до боли впился в его губы жадным и мстительным поцелуем.       Дотторе поддался и простонал так сладко для слуха Лоне, что он решил, что еще несколько таких «песен» и он захочет заткнуть его глотку чем-то побольше. Тем более тот так охотно и податливо приоткрыл рот, впуская в себя чужой язык.       Сейчас Лоне было приятно. Приятно причинять этому монстру мелкую боль. Приятно проникать в него глубже. Прикусывать за губы. Особенно, когда он чувствовал гаденькую довольную ухмылку. Бесстыдную, самодовольную, коварную ухмылочку с тихим смешком, отдающимся в дрожании кадыка под ладонью.       Панталоне аж что-то делалось от этот показной покорности, на которую он раньше не мог рассчитывать. Просто немыслимо!       Однако, когда Лоне уже откровенно прильнул к партнеру, чуть ли не закинув ему ногу на колени, недоумевая, почему тот убрал руку от его штанов, Дотторе прервал их грубый поцелуй, и произнес откровенно шальным тоном, но еще на грани разумности:       – Не здесь, — он ловко отвернулся от его лица. — Я слишком уважаю тебя, чтобы трахнуть на диване.       На это Лоне лишь каркающе рассмеялся. До этих слов ему казалось, что их диспозиция закончится иной рокировкой.       Но у Дотторе похоже было своё понимание старшинства в сексе, и когда Лоне никак не отреагировал, Зандик требовательно произнёс:       – Встань.       Панталоне в ответ скользко усмехнулся и прошипел:       – Скажи это моему…       Как вдруг его каким-то ловким жестом перехватили за руки, подбили под опорную ногу, а потом молниеносно развернули, завалив на спинку дивана. Панталоне не успел глазом моргнуть, как голубые пряди чёлки щекотнули его по лбу и щекам, а сам Дотторе навис над ним, крепко держа за запястья.       – Не здесь, — повторил он холодно и твердо, хотя видно было, как он с трудом сдерживался, дыша тяжело, как загнанный зверь.       После чего без лишних церемоний он подхватил Лоне за поясницу и резко дернул на себя, заодно отталкиваясь от дивана и не грациозно вставая с ним на ноги. Где-то позади него тут же гулко грюкнул от столкновения с ногам стол и с немелодичным фарфоровым звоном скакнула по столешнице дорогая посуда.       Дотторе застыл как вкопанный, резко обернувшись на тихий звяк подпрыгнувшей пробирки, безошибочно выделив один-единственный звук, и даже Лоне с затуманенными феромонами мозгами замер как статуя, будто жопой почуяв проблему.       Но крепкая пробирка, лишь имеющая внешнюю стеклянную хрупкость просто с шорохом описала дугу вокруг крышки и мирно остановилась.       – А если бы она разбилась…? — аж протрезвев от похоти осторожно шепнул Лоне, вытянувшись в струну и прижав руки к груди.       – Мы бы бежали отсюда со скоростью молнии, — мертвенным и почти безэмоциональным тоном ответил Дотторе, крепко прижимая к себе казначея, чтобы тот ненароком по дури не снес что-нибудь еще.       Лоне протупил всего пару секунд, а затем расхохотался заливисто и нервозно.       – …А потом ты бы компенсировал мне замену всей деревянной и тканной мебели из личного бюджета, — сощурившись, пригрозил Дотторе, и либо эти слова, либо запугивающий тон заставили Панталоне заткнуться и просто делать, как говорят.       На сей раз аккуратно выбравшись из-за стола, ученый указал казначею направление и сам пошел чуть впереди. От внезапной оплошности с пробиркой у Лоне чуть протрезвело в мозгах и даже возбуждение немного спало, позволив спокойно дойти до двери в личные покои. Правда, когда кровь начала вновь приливать к голове, настроение казначея невольно начало портиться. Скверный нрав так и просился наружу, но вешаться на объект своих проблем в коридоре он почитал последним делом. Как и в целом любые попытки тормозить Дотторе по пути и мешать. Вместо этого мелочная вредность Лоне нашла выход в иное русло и сейчас вволю оттягивалась на придирчивом изучении шагающей впереди задницы, обтянутой черными брюками с боковыми ремнями. Декоративными или утилитарными, Лоне не разбирался в портупеях. Но когда этот объект интереса вдруг шагнул в сторону от коридора, Делец поднял взгляд и только успел увидеть, как Дотторе шагнул поспешно к боковой двери и закрыл ее.       Панталоне рассмотрел только слабое голубое свечение приборов и тусклых ламп, отражающиеся от высокого почти ростового сосуда, в жидкости которого что-то висело на шлангах, как дверь быстро закрылась.       – Туда, — указал Дотторе на дверь в конце коридора, и Лоне отложил пока все лишние вопросы, здраво решив, что в неведении ему будет спокойнее.       Насчет спальни Дотторе не соврал — ее убранство не уступало эстетству и удобству кабинета. Но тщательно разглядеть все мелочи у Панталоне не вышло — стоило двери за ним закрыться, как Зандик поймал его со спины, прижался всем телом и жарко отгладил по груди и животу властными ладонями.       – Хочу отыметь тебя первым на этой кровати… — хриплым гортанным тоном изрёк Дотторе своей жертве прямо на ухо.       Упавшее возбуждение начало возвращается так легко, словно и не проходило.       – Первым? — растерянно переспросил Панталоне, и в его воображение ворвались еще какие-то незнакомцы, на которых якобы ученый выстроил свои планы.       – Потом ты меня возьмешь столько раз, сколько захочешь, — собственнические руки Зандика вторглись под широкий богато декорированный ремень Лоне и вытащили из-под него кофту.       До казначея, наконец, дошло, что имел в виду ученый, и он густо покраснел. Тело и особенно позвоночник будто пробило искрами в такт разыгравшейся фантазии. А от чужого упругого члена, который почти колом упирался ему в ягодицы у Лоне дрожал зябкий холодок в груди.       – Но я… — пролепетал он, когда ладони Дотторе нырнули ему по кофту и голодно вцепились в живот.       Остатки тревожного предупреждения потонули в неразборчивом сладком писке.       – Я всё сделаю… — зарываясь в черные волосы лицом сипло ответил Доктор. — Я умею…       Лоне понял, что самоконтроль Дотторе начал, наконец-то, трещал как сосуд с нестабильными реагентами. И проверять что будет, если выдержка подведет его или если он, Лоне, сделает что-то не по его воле, он не хотел.       Вместо этого, Делец постарался максимально… расслабиться. Сомнительно, конечно, с нервной трясучкой от возбуждения в коленях, но под расслабленностью он полностью отпустил себя на волю желаний. Если хотел просунуть за спину руку и ухватиться за чужие яйца, то делал, и никто его в этом не смел тормознуть.       Правда вскоре после таких грубых ласк, Дотторе тихо рыкнул и пихнул Лоне упасть на кровать. Тот в первый миг растерялся, вскинул руки вперед и рухнул на локти, лишь чудом успев напрячься и не ушибив нос о свой же кулак. Мгновение мелкой обиды от такой грубости стрельнуло у Панталоне в сознании, но в следующий миг бурная и горячая волна бесстыдной тактильности имени Дотторе окутала его со спины.       – Осторожнее! — нашел в себе силы шикнуть на него Лоне, не в силах даже подняться на колени — его придавили к кровати всем весом.       Благо матрас оказался достаточно мягкий, чтобы на него можно было безболезненно падать.       – Конечно, радость моя… — Дотторе попытался сымитировать в голосе заботу, но с тем, как Лоне легко вздернули под живот, звонко добираясь до застежки пояса, звучало это маниакально.       – Ты пугаешь… — безудержно сорвалась мысль с уст Лоне, пока он как заяц в ночи при свете огней замер от звуков своего расстегиваемой пряжки и хлесткого шлепка высвобождаемого кожаного ремня о матрас.       – Я буду нежен… — вполголоса ответил Дотторе, а сам в противовес сказанному, с нетерпеливой грубостью рывками стягивал с Лоне крепко сидящие от возбуждения брюки.       Казначей сощурился и прикусил губу, безобразно и хаотично молясь стихиям и всему попало, чтобы Док сдержал слово, и он потом вышел отсюда своими ногами. Лоне даже замер удобнее, вовремя вздернул зад и по очереди приподнял колени, когда Дотторе стягивал с него штаны с обувью и нижнее белье.       Прохлада спальни колкой щекоткой обняла его оголенную нижнюю половину тела, и Лоне просто уткнулся лбом в матрас, не оглядываясь, когда позади зазвенел ремень Зандика и с торопливым шелестом ткани коллега избавился от своих брюк.       Возвращение Дотторе к собственной неискушённой персоне Лоне ощутил по промявшемуся рядом матрасу, а затем горячие ладони вновь легли ему на бедра. Казначей успел только мысленно выматериться, предчувствуя, что сейчас его просто порвут на части. Даже собственный член, который упирался в матрас и елозил кончиком по мягкой ткани не смирял с паникой.       Лоне даже не обратил внимания, какими неспешными стали ласки, будто первая проба пациента у массажиста. Он ощутил лишь, как ладони Дотторе легли ему на ягодицы, сминая их, сдавливая снизу у основания, а потом бережно раздвигая в стороны, пропуская прохладный воздух к нежной коже.       Панталоне крепко зажмурился и стиснуснул зубы, чтобы не заорать, как вдруг его сокровенной задницы коснулось что-то влажное и мягкое. И это был явно не член.       От неожиданности Лоне взвизгнул и рванулся как птица, словно хотел вцепиться в потолок. Но крепкие руки тут же перехватили его за пояс, а позади наждаком раздался тихий смешок.       Казначей обернулся и с изумлением уставился на лицо Дотторе склонившееся к его заднице.       – Ты что…? — обомлел Лоне.       – Ляг, — перебил его Дотторе и плашмя ладонью надавил на поясницу.       После чего снова склонился к его ягодицам, раздвинул большими пальцами и влажно лизнул, садистски глянув на Лоне, которому позарез надо было понять происходящее.       – А-а! — с немелодичной дрожью в голосе заорал Лоне от смеси странных ощущений и дикости происходящего.       – З-заткнись, — шикнул на него Зандик и продолжил со странной примесью эмоций на выразительном лице.       Заткнуться Лоне было сложно, но он закусил простыню. Безумная картина и не менее странные ощущения не оставляли его равнодушным, вынуждая тихо пищать. И как только Доку там не противно?! У него мозги совсем потекли?!       Хотя стоило отдать должное, Лоне было приятно. И когда его чутка вздернули вверх, согревая и катая в ладонях подзастывшие яйца, казначей принялся невольно постанывать на каждом вздохе.       Дотторе отчётливо осознавал, что Лоне сводит его с ума. Своим страхом. Своим запахом. Своими издаваемыми звуками. Чем больше он боялся, тем больше Второй хотелось им обладать. Феромоны лишь усиливали чувства, зашкаливая до пределов желания. Но объект вожделения раззадоривал первые чувства сам. Как искра. Катализатор. Возбуждая нервы и выворачивая на поверхность сознания подсознательные животные паттерны.       Видя страх жертвы, Дотторе хотел ловить ее. Чувствуя истеричный пульс по пальцами — хотел обладать.       Когда жадная охота прошла, и он получил раздетую добычу в кровати, голодное подсознание отступило, давая место странной заботе. Ведь перед ним никем не троганный и неиспорченный экземпляр. Неогранённый самородок. Пластичный неосквернённый материал, из которого можно вылепить свое совершенство.       Создать лучшее украшение его покоев.       Дотторе бережно ласкал гладкую и мягкую кожу Лоне, в своих фантазиях уже видя в нем завершенный эталон. Такой недопустимо испортить поспешностью. Немыслимо разрушить шаткое доверие. Непозволительно утопить безумство будущей страсти в крови.       А потому поначалу Дотторе все делал нежно. И хотя в алых глазах его плясали бешеные огни, он бережно прихватывал тело Лоне, удерживая себя в уздах. Разве что самую малость позволяя себе легкое безумство. Прикусить за столь нежную кожу под ягодицами… мягкую и горячую как свежий хлеб. Покатать в ладони мошонку, играя каждым движением как на инструменте, выдавливая из Лоне такие звуки, о способности издавать которые Дотторе в нем даже не подозревал. Одни только эти звуки сводили с ума, вызывая дрожь в напряженных ладонях.       Он даже не стал останавливать возбуждение Лоне, когда почувствовал, что тот на грани. Наоборот, когда тело партнера начало напрягаться, и Лоне непроизвольно заерзал по покрывалу, добавляя себе ощущений, Дотторе скользнул ладонью на его член и обхватил за горячий и набухший кончик. От внезапности и своевременных ощущений Лоне выпустил изо рта простыню и тихо заныл, вздрагивая от напряжения. Зандик не оставил себя в одиночестве и второй рукой стиснул свой напряженный член, надавливая ровно так приятно как ему ведомо.       Когда Лоне зашелся в мелкой судороге и с блаженным придыханием извергся на чужие пальцы, Дотторе сам не выдержал от его вздохов и кончил без особого удовлетворения, лишь спустив накопившееся за время долгой прелюдии болезненное давление в паху.       Правда Лоне был словно иного мнения.       Сладко промычав, казначей рухнул на кровать лицом и раскинул в сторону ослабший руки. Ему уже стало хорошо, и тягучая нега плавно расползалась по телу от паха до кончиков ног и затылка. В эту секунду ему не хотелось уже ничего. Просто валяться и отдыхать, позволяя ноющему возбуждению отпускать его и успокаивать разум. Даже влажная липкость под животом и между ягодиц ему не столько мешала, сколько слегка теребила дежурную брезгливость.       – Отстань… — промычал он в матрас, почувствовав, как любознательная рука Дотторе начала неспешно задирать его кофту, рисуя причудливые узоры пальцами по коже. — Мне хорошо…       – Временно, радость моя, — проворковал Дотторе, настойчиво задирая Лоне одежду, так что та скомкалась упругой складкой под ребрами, вызывая дискомфорт. — Тебе кажется.       Лоне хотел огрызнуться, но привычка многих лет приучила внимательно слушать слова Дотторе, верить им и перепроверять. И если врач сообщал такие вещи размеренным спокойным тоном, то к ним определенно стоило прислушаться.       Казначей настороженно открыл глаза и прислушался к своим ощущениям. И действительно, прошедшее облегчение вместо того, чтобы успокоить голодное тело, будто бы лишь еще глубже укоренило зудящее желание выебать кого-то на всю глубину.       Лоне мучительно взныл, впиваясь ногтями в матрас.       – Ты что с нами сделал… — прошипел он бессильно и от малейшего движения по кровати поймал себя за желанием втереться в уже готовую скользкую лужицу. — Ты…!       – Расслабься, — с нотками фатализма ответил Дотторе и, мягко уперев ладони в плечо и бедро Лоне, отработанно и профессионально перевернул его на спину, за что получил от казначея охреневший от такого жеста взгляд. — Эффект продлится пару часов. Потом пойдет на спад. Но пик достигается лишь после первых актов.       – Из-збавь меня… От пояснений, — просвистел сквозь зубы Лоне, чувствуя, как коварно отзывается собственный непослушный организм на любое шевеление.       Казалось, даже позвоночник начинал нервно чесаться и пульсировать от каждого мелкого спазма в паху.       – Сам спросил, — невинно и дергано пожал плечами Дотторе, помогая партнеру избавиться от облегающей тонкой кофты.       На это Лоне уже не сопротивлялся, выскользнул из одежки и тряхнул головой, убирая встрепанные волосы от лица. Предательский жар тянулся от живота и овладевал им все сильнее, позволяя прогнать мелкий мокрый дискомфорт. Сейчас он казался даже уместным. А когда взгляд Лоне наконец рассмотрел Дотторе рядом с собой на коленях без штанов со стоящим колом краем длинной взмокшей рубашки ему мгновенно захотелось ухватиться за этот край и подтянуть к себе ближе.       Он даже сделал, как пожелал. И ладонь его ухватилась за член. Только вместе ожидаемого тепла Лоне не почувствовала ничего. Опомнившись, он выругался и под недоуменным взглядом Дотторе злобно сдёрнул с себя все перстни и перчатки, а потом, не глядя, швырнул их у кровати. Только после этого Лоне охотно кинулся руками под синюю рубашку и вздернул ее края вверх. При этом физиономия у него в этот момент была такая жадно-безумная, словно он ожидал найти там сюрприз.       Сюрприза не оказалось, как и концов кожаного ремешка. На что Дотторе сухо посмеялся и принялся расстегивать пуговицы сверху вниз. Лоне наблюдал за этим действом завороженно, но нетерпеливость в нем победила, и мужчина резко сел и отобрал у коллеги право себя раздевать.       Дотторе покорно развёл руки в стороны, будто натуралист, наблюдая как резвится его любимый питомец. Он даже не обиделся, когда Лоне запутался в последних пуговицах и просто сорвал их, распахнув рубашку.       Зато, когда Панталоне целиком увидел черную кожаную «сбрую», ему и полегчало и снова нервным зудёжем отдалось в паху. Он бы никогда раньше не назвал эту портупею как элемент… красивым. Более того… он был абсолютно не функциональный, хотя Дотторе явно видел в нем для себя какой-то особый смысл. Черный ремешок действительно спускался вдоль тела, второй обхватывал поперечно грудь чуть выше сосков, после второго кольца шел под ребра, а там, за третьим кольцом, портупея обнимала его за живот.       – Нравится? — с едва уловимой иронией спросил Дотторе, так и стоя на коленях перед коллегой с расстегнутой рубашкой, свисающей с плеч.       Лоне не ответил, только колко стегнув партнера взглядом, а потом вернулся к любованию. Черный ремень оттенял бледную кожу, будто подчеркивая ее тонкость и хрупкость. Но вместе с тем создавая агрессивно-отталкивающие чувства, будто это тело лишь обманчиво безобидно. Настолько обманчиво, что его нужно держать на привязи. И только тот, кому дозволено застегивать эту сбрую, может его контролировать. Только он. Сам Дотторе в своём единственном числе.       Панталоне очарованно провел пальцами по ремешку и, как хотел ранее, подцепил его и натянул. Сперва немного. Он хотел понять, как Дотторе отреагирует на такие манеры. На что тот ответил скользким оскалом, и Лоне дернул за эти ремешки посильней, вынуждая Зандика склониться к нему для поцелуя.       Может быть, этот монстр все же станет ему когда-то покорным?..       Лоне пока не загадывал наперед, жадно впиваясь в губы и охотно поддавшись, когда пальцы Второго снова нырнули ему между ног. Теперь эта томная ласка уже не пугала, а удерживание «своего» монстра на поводке создавало мнимое чувство контроля. Казначей нервно поймал себя на мысли, что такая роль в их партии ему даже нравится и вскоре смело отдался в умелые руки Дотторе, позволяя своим изучающе гулять по его телу.       Даже без феромонов, Лоне признался себе, что Зандик всё-таки обладает красивым телом. Рельефным и жилистым в меру, чтобы угадать в нем бойца. Отзывчивым и очень пластичным, отчего Лоне отдельно впадал в экстаз, видя и ощущая, как партнер поддается под его прикосновения.       Что Лоне безумно изумило, так это чуткость Дотторе, которую он проявлял с ним, несмотря на застилающее разум исступление. Он не причинил боли и не был слишком поспешен.       – …Зан-дик, — лежа на спине и выгибаясь дугой, прошептал Лоне в такт движению пальцев по простате, когда напряжение, казалось, настолько распирало его, что он считал, что вот-вот взорвется. — Я… почти…       – Рано… — низко и гортанно выдохнул Дотторе и, вынимая пальцы из задницы Лоне, второй рукой прижал какую-то точку в основании члена.       Казначей тихо пискнул, недовольно извиваясь, и почувствовал, как давление без его воли начало спадать.       – Зачем… — едва ли не бессвязно и страдальчески протянул он, скомкав у лица часть одеяла и зарываясь носом в него.       Дотторе не ответил, лишь раздвинул ноги Лоне еще шире, подсел ближе, а потом, поелозив немного на входе, плавно вошел в подготовленный и горячий проход. Где-то под ним Лоне захлебнулся очередным сладким вздохом, а само тело Зандика мелко вздрогнуло от долгожданного умопомрачительного тепла. И хотя Лоне на мгновение немного напрягся с непривычки, это было даже мучительно-приятно. Приятно, когда тугое кольцо сжималось на члене и согревало, пропуская только мелкие колебания. Приятно, когда пульсация собственных кровеносных сосудов сливалась в общий такт с обволакивающим чужим телом. А потом было безумно приятно, когда хватка постепенно ослаблялась, пропуская его все глубже и глубже.       Зандик был больше всего удивлен теми «песнями», которые вырывались через изящные и правильные губы партнера, и ему хотелось следующий раз сомкнуть их на своем члене. Чтобы он стонал, мычал и давился от удовольствия так же сладко, когда сам Дотторе будет облизывать и глотать его горячий и упругий конец.       Лоне уже не извивался, а просто шумно дышал в такт. Все быстрее и протяжнее, когда в него влажно то входили глубже, то почти выскальзывали. Иногда, когда ему казалось, что он достаточно осмелел и сам надевался на Дотторе, тот охотно поддавался, и Лоне с мазохистским удовольствием замирал, будто ему присунули под самую диафрагму.       И все это время одна властная чувственная и профессионально ловкая рука Дотторе поддерживала казначея под поясницу, изгибая его под удобным углом, а вторая с липким чавкающим звуком непрестанно елозила и натирала твердый член Лоне в ритм с движением бедер. Сперва медленно, оттягивая вниз нежную кожицу, но ближе к финалу все быстрее и быстрее, стискивая и скользя по всем пульсирующим венкам и горячей головке. Как по своему. Повторяя глубину вхождения и скорость, словно одновременно и надрачивал себе и ерзал до искр перед глазами в чужом теле.       А когда Зандик даже издевательски с влажным хлюпаньем выскользнул из него на мгновение, Лоне, сам себя не узнавая, рывком дернул его за портупею и едва ли не озверевшим тоном низко потребовал, почти прорычав:       — Сунь обратно!       Едва ли в это момент в нем осталось хоть что-то от привычного образа казначея. Но Дотторе этого и добивался.       — Да… Вот так… Глубже!.. — промычал казначей с придыханием.       Лоне и дальше удерживал его за ремень, в какой-то миг чуть ли не повиснув на портупее так, что даже крепкая кожа натужно затрещала. Мимолетное бешенство Девятого улетучилось, стоило Зандику вернуться в него. Он играл на нем ради этих контрастов. Выжимал томные стоны и дрожь, заставляя иногда задыхаться от мимолетной грубости и рывка. И хоть Дотторе молчал, он скалился с победоносной рожей, однако Лоне был этому молчанию благодарен. Он ерзал и изгибался навстречу, голодно выпячивая задницу и подставляя тело, когда Зандик нагнулся под скрипящими ремнями и начал слизывать его капельки пота, собравшиеся на груди. Дотторе даже покатал языком упругие и острые горошины сосков и, прикусив за один, вызвал протяжный писк удовольствия.       — Еще… Так же, прошу… — зарываясь пунцовым лицом в одеяло, выстонал он, будто стыдясь своего внезапного специфического телесного отклика.       А еще спустя пару таких ласк с посасыванием тело казначея натянулось как струна и задрожало в преддверии финиша. И когда оргазм накрыл его как цунами, Лоне просто не стал сдерживаться, в кои то веки позволив себе любые вокальные причуды.       Дотторе выплеснулся в него от одной только мучительно возбуждающей дрожи. Бурю оргазма и фонтанирующее удовольствие дополняла и усилила сама мысль, кто именно размазывал слезы экстаза об его одеяло.       И хотя жгучие искры удовольствия протрясли и прочесали каждую частичку его тела, Лоне, лишь еще крепче вцепился в партнера ватными руками и потянул на себя. Даже в последние мгновения зудящей неги он хотел, чтобы удовольствие, проникло в него глубже. Задержалось там. Может быть, немного качнулось. Такое горячее. Крепкое. Уверенное. Пульсирующее.       Прикусив губу от тающего, как свеча, наслаждения, Лоне приоткрыл глаза, встретившись в первый миг с абсолютно лишенными всякой мысли глазами Дотторе. На мгновение ему это показалось настолько забавным, что он взял Зандика ладонями за щеки, словно хотел запечатлеть в памяти этот редкий одуревший вид без намека на связную мысль. Но спустя мгновение Дотторе оклемался и будто понял этот ироничный и умиленный взгляд. Панталоне хотел было что-то сказать, открыл рот, но передумал: по его мнению, любая фраза сейчас прозвучала бы либо тупо, либо слащаво.       Однако, спас положение Зандик, вволю насладившись остаточными впечатлениями, выскользнул из Лоне и рухнул рядом на кровать, так и не сняв рубашку, которая к этому моменту мокро прилипла к спине, плечам, лишилась нескольких пуговиц и от следов чужой спермы, брызнувшей через пальцы Дотторе, выглядела как боевое знамя похоти. Казалось, силы тоже окончательно покинули ученого.       – Если хочешь обмыться или сменить покрывало — придется встать, — с сухой режущей звонкостью в голосе, тихо произнёс Дотторе, когда отдышался и привел отупевшие мысли в стройный ряд.       Лоне в первые секунды даже не понял, а потом догнал сказанное и пресно рассмеялся. Конечно, коллега, как всегда, о практичном.       – А если пока не хочу? — лениво поинтересовался казначей, неохотно поворачиваясь на бок, чтобы не косить без того подслеповатые глаза.       Девятый мучительно представил, как он с трудом на приятно онемевших ногах куда-то заставит себя тащиться. Даже если в соседнюю комнату. Даже если вдоль стен. Нет-нет. Только не сейчас. Плевать на всякую липкость и поднывающую пульсацию, которая как эхо разносит остатки ощущений по всем нервам. Плевать даже на скользкое и вязкое состояние между ног. Все эти новые чувства хотелось пережить просто тупо лежа и никуда не спеша.       Успел уже на свою голову. Или вернее задницу. Пришел гневно в чужую обитель…       Зандик на высказывание Лоне очень вяло пожал плечами, валяясь пластом.       – Значит, потом захочешь.       – А если я хочу обещанное? — полюбопытствовал Лоне, с хитрой мстительностью напомнив про свою безупречную память.       На что Дотторе улыбнулся и, не задавая вопросов, задрал руки, до хруста потянулся и обмяк приглашающе в той же позе.       Дабы не упустить шанса, Лоне с прытью, которая откуда только взялась, повернулся на бок и по-собственнически накрыл живот Дотторе рукой.       – Так легко? — иронично поинтересовался Девятый. Он был уверен, что коллега придумает любое оправдание, лишь бы не даться. Но…       – Я ведь обещал тебе, моя радость, — отозвался Дотторе и эта любезность, сказанная устами ученого, прозвучала вовсе не сентиментально и сопливо, как в дешевых романах, а с вызовом и коварством.       Таким тоном он мог бы приглашать его на дуэль или спарринг.       – С каких пор я стал твоей радостью? — вырвалось у Лоне, когда он собрал в себе силы и облокотился на кровать, подперев подбородок рукой.       Пальцами второй руки он в задумчивости начал водить по телу Предвестника, очерчивая красные следы, оставшиеся на боках от натянутого ремня.       Сейчас Лоне готов был обсуждать всякую чушь, лишь бы не бередить голову глупостями вроде терзаний о том, что его вытрахал коллега. Да еще как. И что он при этом слышал… Отдельную благодарность казначей испытывал к Дотторе за то, что тот оставлял все мысли о нем при себе. Ни дразня, ни подшучивая.       – С тех пор, как начал вызывать у меня всплеск гормонов радости, — с мелочной монотонностью в тон неспешному вождению пальцев по нему, ответил ученый и даже перечислил парочку каких-то названий.       – Ой, перестань… — Лоне прервал его с наигранно усталой ухмылкой, не дослушивая, на что Дотторе жизнерадостно расхохотался.       – Зато я тебе не льстил, — в свое оправдание отозвался ученый.       Панталоне тихо хмыкнул и промолчал. Дурацкая беседа ни о чем, как ни странно, снимала остатки недопонимания и прогоняла едва всплывшее напряжение и неловкость. Помогала успокоиться и коротать время.       Время… Прислушавшись к своим ощущениям в теле, Лоне смиренно понял, что долбанное феромоновое опьянение ещё не прошло, а организм насытился ненадолго. Шальные мысли еще проблесками ломились в голову, будоражили воображение, но ленивая нега пока не отступила. Шевелиться было неохота. Однако, Лоне давно наслушался наставлений других коллег про ведение здорового образа жизни и его последствия на организм. И на своем опыте успел узнать, что, став здоровым, добиться двух-трех иногда даже четырех полноценных разрядок за ночь для него не составляет труда.       При хорошем и не менее выносливом партнере, конечно.       Цифру своего личного рекорда по количеству актов за ночь, Лоне берег и умалчивал как зеницу ока. В особенности потому, что подспудно боялся уронить свою самооценку от чьего-то дурного хвастовства или от позерства носителей Глаза Бога.       Мелкий вопрос про выносливость проскользнул у Лоне в преддверии их затяжных часов, но вслух он его не озвучил. Сам понял, что если их будет и дальше одолевать желание, но у кого-то не останется сил, то Дотторе обязательно напоит его какой-нибудь своей тонизирующей бормотухой.       А пока ему не хотелось даже воды.       Покладистое тело Второго Предвестника перед ним на кровати было куда интереснее.       Только сейчас, лениво изучая его вблизи без застилающей глаза страсти, Панталоне приметил сколько на его теле шрамов. Какие-то выглядели белесыми и неплохо зажившими. А некоторые розовели, даже почти сровнявшись с поверхностью кожи. Пару шрамов Лоне опознал, как боевые травмы. Он нередко раньше виделся с бойцами, особенно на родине, где научился отличать порезы от оружия, шрамы от когтей зверей и стихийные ожоги. Один из таких шрамов на боку Дотторе, выступающий из-под черного ремешка как раз походил на касание меча.       – Сними рубашку, — попросил Лоне и Зандик послушался.       Правда, за плавными и откровенно показными движениями гибкого тела Лоне даже засмотрелся, забылся и задался вопросом: когда этот монстр научился вести себя как ходячий секс?       А Дотторе просто нахально наслаждался реакцией и вкладывал в плавность своих движений манеры. Но не манерность.       Потом он просто снова лег обратно в ту же позицию, на которой остановился Лоне.       – Не думал, что найду на тебе шрамы, — искренне признался казначей. — Для твоего ранга это удивительно.       – Я появился, когда у «нас» был этот ранг, — скорректировал его Дотторе. — Но я многое прошел, чтобы лично его носить.       – Хм… — Панталоне пока оставил сказанное на потом, решив, что подумает на этот счет на досуге. — А это? Не похоже на боевую травму.       Изнеженный бумагами и письмом палец Лоне провел по тонкому и аккуратному шраму снизу с правой стороны живота.       – Скальпель, — хмыкнув, пояснил ученый, и казначею показалось, что голос дрогнул холодком. — Штатная операция. Первая на моем теле. Удаление рудиментарного органа.       – И это тоже скальпель? — задумчиво и нежно провел пальцами Лоне чуть выше под ребром.       Безупречное лицо Дотторе чуть дрогнуло, а неустанно следящие за рукой Панталоне глаза на миг сощурились. Казначей уловил намек и убрал руку в сторону.       – Да… — тем не менее не оставил его без ответа Доктор.       Казначею представилось, что таким чуть более агрессивным тоном Предвестник оглашал бы кому-нибудь приговор. За время работы у Лоне выработался очень чуткий слух на эмоции в тоне, и он решил, что историю этого шрама ему лучше не ворошить.       Если, конечно, он не задастся целью вывести Дотторе из себя или вогнать его в холодную злобу. Такое настроение у партнера ему сейчас ни к чему.       Но вот ладонь казначея нащупала с дальней стороны от себя странный фигурный шрам и приподнявшись чуть выше, Лоне заглянул на оставленный след, уходящий на спину.       – Хм… стихийный ожог? — вслух задумался он.       – Силовой разряд, — уточнил Дотторе чуть поворачиваясь под любопытный взор партнера, давая ему оценить красивый как узорная татуировка след, оставленный хлесткой молнией.       – Но как, — по-глупому изумился Лоне у которого просто не вписывались в образ Второго Предвестника такие травмы. — Ты же…       – Не вовремя отвернулся, — мягко ответил Дотторе, снова опускаясь на спину, а Лоне интуитивно решил, что это могла бы быть еще одна долгая история. Очень личная и очень темная.       Такая, которую они возможно затронут когда-нибудь потом.       Если у них вообще будет это «потом».       А то всякое может случиться. Должность у них высокая, обязанности огромные, риски колоссальные. У них безумное число ненавистников. Множество завистников. Почти весь мир за пределами Снежной желает им смерти.       Любой день может у них стать последним.       …Не говоря уже о том, что после этой ночи под феромонами они могут попросту больше никогда не пересечься в постели…       Вдруг… ученому не понравится.       Занятый такими пространными мыслями, Лоне блуждал ладонью по телу партнера, играя с портупеей и периодически спускаясь по центральной впадине до ямочки пупка. А оттуда заходя ниже на голубоватый пушок коротких волосков, сходящихся в дорожку к паху. Лоне и раньше вводил в ступор такой необычный цвет волос Дотторе — на памяти казначея он был таким единственным льдисто голубым. Не серебристым, не платиновым блондином, не иссиня черным или тронутым стихией с сединой. Именно холодно голубым как замерзшая в озере вода. Безумно дико и странно настолько, что Лоне в первые свои годы работы Предвестником всегда впадал в ступор от его окраса. Однако светло-голубая блядская дорожка его сейчас просто добила.       Тяжелые мысли как-то сами собой улетучились и забылись, плавно приземляя Панталоне вновь к его постельному объекту вожделения. Почему-то именно сейчас он осознал и отдельно порадовался, насколько его эстетично-развратный объект вожделения лишен бесполезного скопления волос в интимных областях. На этот счет у Лоне всегда был свой пунктик — его воротило от вида «мочалки» между ног. Будь то любовницы или общественные бани, которые, хвала стихиям, Лоне давно изгнал из своей жизни как страшный сон.       Тогда как Дотторе… этот кошмар вторгся в его жизнь с упёрством активированного «Культиватора».       В задумчивости Лоне не придавал себе отчета, как его ласки стали сильнее и вот вскоре уже обе ладони гладили Второго Предвестника по бокам, поднимаясь до задранных рук и описывая круги по контуру светло розовых сосков, которые набирались упругости с каждым возвращением чужой руки на них. Вольная фантазия Лоне даже вообразила, как бы привлекательно они смотрелись в центре металлических колец портупеи, если бы она обхватывала тело Дотторе по другому. Тогда такие чувственные, бледные и нежные, они смотрелись бы на его груди как особое украшение в холодной рамке металла. Или, наоборот, перетянутые кожаным ремнем, они бы розовели от каждого трения.       Дотторе то ли не боялся щекотки, то ли терпел вольности Лоне и прикусывал губы, играя на собственной доверчивости. Казначея это заводило. Как и то, что Зандик не опускал рук и крепко вцепился в деревянное оголовье, словно у них было негласное правило, по которому ученый полностью отдал себя на откуп. Такая покорность и доверие сводило Лоне с ума, и вот в какой-то момент он не выдержал и смело перелез через одну ногу Дотторе.       Но и этого оказалось мало.       Лоне склонился к партнёру оглаживая и обцеловывая его по груди, самодовольно пользуясь временным старшинством. С такого близкого расстояния его снова посетило дурное озарение: наверное, вся кожа Зандика кажется такой фарфорово-светлой из-за едва различимого голубого пушка. Удивительная странность, редкая аномалия, но какой волшебный эффект…       В какой-то миг Лоне почти лёг на Дотторе сверху, желанно проведя языком внутри его нашейного колечка, слизывая чуть солоноватый привкус просохшей от влаги кожи. К своему изумлению, казначей отметил, что эти вкусы не вызывают в нем брезгливости. Будто феромоновая бурда отключила в нем брезгливость к партнеру как факт. Или так предательски обманывался разум, решив, что раз они единожды переспали, то больше воротить нос не от чего.       Лоне делал с ним всё, что хотел. Целовал в шрамы, описывая их ласковыми касаниями пальцев. Прикусывал за грудь, иногда увлекался, оставляя розовые засосы на бледной коже. Дотторе отвечал поразительным «послушанием», держась за изголовье и изворачиваясь лишь специально раззадоривая хозяйские замашки казначея, который с ухмылкой будто нацелился «опломбировать» его засосами, как свою персональную собственность.       Зандик выражал все свои эмоции богатой мимикой, когда подыгрывая партнеру, чем взводил его еще больше, а когда паскудно улыбался, не давая ему забываться. В такие мгновения Лоне отчетливо понимал, что как бы властно он с ним ни обходился, что бы он с ним ни вытворял и как бы крепко ни натягивал его ошейник, в их паре «сверху» всегда будет только этот светловолосый монстр.       Но когда Панталоне наигрался в господство над Дотторе и одной ладонью обхватил сразу оба их члена, он позволил себе забыть про все эти мнимые роли. Новое удовольствие было слишком будоражащим, чтобы от него отвлекаться.       Одна только мысль и вид на такое парное блестящее влагой зрелище словно почесывало и проминало все эрогенные зоны фантазий в мозгу Лоне. Он ни на мгновение не забывал, с кем находится в одной постели и, порой запрокидывая назад голову от удовольствия, раскрашивал свои богатые образы, представляя, как они выглядят сейчас со стороны.       Панталоне хотел кончить даже в такой позе. Это было крайне соблазнительной идеей. Своя привычная рука, обтирание с горячим телом партнера, который сам елозил у него в ладони, добавляя правильных ощущений… Чувство власти, пальцы на нежных венках чужого члена, скользкая и обтирающаяся головка, которая сочится соком и смешивает влагу с его собственной… Все это подогревало возбуждение до пика.       Желание выплеснуть себя фонтаном на чужой бледный живот было так велико, что Лоне даже живо представил, как потом он будет мелочно упиваться видом своей спермы на этой голубой блядской дорожке с чувством своего сиюминутного превосходства. Даже, вероятно, больше, чем упиваться осознанием факта, что он отымел его в зад.       Но после того, как еще недавно его самого взяли и прочесали изнутри до истомного онемения в кончиках пальцев, Лоне чувствовал, что сейчас, несмотря на визуальную и эстетическую стимуляцию, ему одной руки мало. После чего, решительно разжав пальцы пока не передумал, вздернул партнера под бедро и вскоре скользнул в него.       Дотторе прошипел что-то неразборчиво от буйного напора и чуть подтянулся вверх. Голова его запрокинулась, плечи напряжено задрожали, а из обтянутого ошейником горла вырвался хриплый, чуть клокочущий рык. Лоне на мгновение замер, а потом снова поддался, но уже с медленным напором вперёд, когда Дотторе разлепил глаза и уставился на него как агрессивный, затаивший коварство зверь через прутья решетки. Только улыбка с диковатым оскалом еще скрашивала власть Лоне пониманием, что сейчас это всего лишь игра во взаимно признанные роли.       Лоне знать не хотел, откуда у Дотторе весь этот опыт в сексе и все эти наклонности. Его просто устраивало, что они есть.       Особенно его устраивало, что Дотторе прощал ему порывистость и грубость. Он будто даже млел от мазохистского удовольствия, когда Лоне делал поспешный глубокий рывок. Лишь подстраивался иногда поудобнее, корректируя угол, чтобы обоим стало удобнее.       Панталоне же, будучи почти на грани, почти отказал себе в тормозах. Казалось, обжигающее тепло обволакивало его целиком, а не только в паху. Он стискивал член Зандика, как свой, натирая с упоением все быстрее и быстрее в такт толчкам в преддверии финиша. Лоне уже не слушал всю череду влажных и животных звуков, которые они издавали, он просто карабкался, не жалея сил и мышц в своей пояснице, по этой невидимой лестнице всех, к ослепительному пику экстаза.       И когда вскоре, после такой предварительно яркой вздрочки он достиг его, небо перед мысленным взором взорвалось мириадами искр, обсыпая каждый миллиметр тела щекочущими иголочками, словно его окатил дождь из огоньков фейерверка.       Вздрагивая от перенапряжения и мелких коротких приятных судорог по всему телу, Лоне застыл ненадолго, выгибаясь дугой, ловя всем телом последние капли этого фонтана ощущений, словно хотел впрок ими напиться.       По ладони и собственному животу Лоне стекала чужая теплая влага, но казначей даже не считал это за дискомфорт. Даже наоборот, он лениво и машинально оглаживал набрякшую головку Дотторе, нежно как свою, продлевая остаточные ощущения минувшего оргазма.       Даже сам Зандик, вскоре накрыл его ладонь своей, направляя мелкими жестами и растягивая шлейф удовольствия.       Лишь когда последние искорки наслаждения угасли, оставив в теле нервную слабость, из Лоне будто бы вынули стержень, и он согнулся, чуть сполз, выскользнув из партнера и, опустив плечи, повис на одном колене Дотторе. Ненормальное перевозбуждение резонировало по телу, иногда прогоняя мелкие непроизвольные судороги, и казначей цеплялся за подставленное колено Зандика, как за опору. Он даже уткнулся в ногу лицом, пряча дрожь и абсолютно неуместные эмоции. Иначе, где это видано, чтобы всю душу бессменного казначея всея Снежная вывернуло наизнанку от простого траха…       Оправдывался Лоне перед собой только тем, что все дело не в сексе. А в том, что глубинные эмоции проступили на лице исключительно от нервного перенапряжения. Иначе бы он никогда…       Дотторе, откинув личные ощущения, не мешал Лоне собирать себя в кучу и не убирал колено. Он просто тактично смотрел на него молча, отодвинув собственное эхо от облегчительного оргазма на второстепенный план, зная, что пока лучше позволить партнеру сохранить свое личное пространство.       А через пару минут Панталоне наконец смог унять свои нервы. Безобразный неконтролируемый нервный колотун перестал вздергивать его конечности, словно за нити, и даже все лишние мысли удалось запихнуть обратно под ментальную броню.       Только одна, последняя навязчивая мысль никак не желала отпускать Панталоне, но он уже успел сжиться с ней. Сейчас она грызла его изнутри, теребя новым вопросом. А именно: как быстро они с Предвестниками добьются своей итоговой Цели? Как быстро наступит финал их судьбы? Ведь чем дольше они оттягивают сбор всех гносисов под взором Небесного Порядка и Теней… тем дольше они могут просто… жить.       Жить… как им хочется.       Делать всё, что им хочется.       Наслаждаться тем, кем им хочется…       Даже если это самое смертельно опасное украшение Снежной.       Однако, Панталоне заставил себя успокоить дыхание, дождался пока его пульс выровняет ритм, небрежно стер нервную влагу со щек тыльной стороной ладони и с любезной улыбкой поинтересовался:       – …Так где, говоришь, твоя купальня?       По внимательному взгляду Дотторе он понял, что тот жадно наблюдал за каждым его жестом, но позволил переключиться на новую тему достойно.       – Дверь между полотнами драпировки справа, — отозвался Дотторе и взглядом указал направление.       Лоне повернулся и подслеповато сощурился. Цветные полотна ткани он прекрасно распознал, а вот детали на двери с такого расстояния — уже нет. Только ее прямоугольное пятно.       – Веди… — попросил Лоне, дозволительно отодвигаясь и позволяя Зандику перекинуть через него ногу, чтобы встать.       Сейчас Лоне больше всего на свете хотел теплой воды и умыться, словно она могла смыть с него не только холодную липкость, но и дурные мысли. От колкого страха, который испытывал Панталоне еще у двери в холле от Дотторе до коварной мысли о мелком саботаже работы. Пусть вода смоет все это и заберет как ненужные воспоминания. И хотя Лоне знал, что ничего не забудет, а остаток их вечера продолжит резонировать на потайных желаниях, вода, казалась, ему сейчас жизненно необходимым спасением.              Размеренный и вдумчивый секс у них случился уже после купальни. И именно тогда, направляемый чужими замечаниями, Лоне отчётливо осознал, насколько Дотторе был терпелив в прошлый раз. Он простил ему за неопытность всё. От поспешности до грубости. От откровенной боли до небережливой жадности. Потому что, когда Дотторе познакомил Лоне со смазкой, казначей даже испытал одномоментный укол совести, который, правда, тут же прошел, потому что по череде долгов в личном списке казначея, его монстр это заслужил.       Нежности добавились в их ночных развлечениях еще позже. Легкие игры, на грани задора. Шутки с оттенком мелкой иронии. Даже щекотка и беззаботный смех. Лоне поразило то, как, оказывается, мог Зандик просто смеяться и вызывать у него самого лёгкие искорки смеха. Обычные человеческие… нормальные! Без едкого сарказма и яда, без тени интриг и уколов на больные темы. Зандик мог поддерживать пустую и даже глупую беседу ни о чем, не пытаясь льстить и играть словами.       Они отдыхали, обсуждая всякую чушь, от дурацкого безвкусного гобелена, который вызывал у Дотторе подъем самооценки во время приступов творческой рефлексии, до изящной фиолетовой вазы, которая приглянулась Лоне, и, по его мнению, совершенно бессмысленно и нерационально пылилась у ученого в спальне.       После каждого ленивого отдыха они снова возвращались друг к другу, находя в себе новые силы. Был ли это результат питательного напитка, который Дотторе споил во время очередного перерыва, Лоне не знал, но свой «личный рекорд» в эту ночь он преодолел с легкостью. И уже на середине их марафона он отчётливо осознавал, что действие феромонов давно кончилось, мозги перестали застилать животные позывы. Но коварная привычка к партнеру уже успела выработаться, сплетаясь во взаимном доверии.       Правда, после какого-то раза Лоне все же почувствовал чугунную, придавливающую к постели слабость и нежелание вообще как-либо шевелиться. Веки становились очень тяжелыми и едва удерживались в открытом виде, не давая провалиться в царство сна. Тогда Дотторе убаюкивающе устроил его на плече, просто заботливо укрыл, погладил и, видя, как Панталоне тонет в сладком сне, пообещал подарить ему эту несчастную фиолетовую вазу.                     Когда у Лоне случилось утро — он не знал и знать не хотел. Проспал он так глухо и сытно, словно выспался за все недели переработок. В мозгах не было ни одной цифры. Ни формулы. Ни ответа. В вялом, пустом разуме стояла только звонкая пустота, лишь условно помнящая, что такое банковские схемы и налоговые ставки.       Гениальный мозг казначея не хотел просыпаться, тогда как тело хотело пить, жрать и прочесать утренний стояк. Остальные потребности были второстепенны, но эти три хотелось удовлетворить по пробуждению сразу. Желательно оптом. Но можно и по порядку.       И то ли Панталоне слишком сильно вошкаться, то ли Дотторе проснулся чуть раньше и не будил, валяясь рядом и набираясь сил, но утренние попытки Лоне елозить под одеялом Зандик пресёк ласковой рукой. Еще сонный казначей что-то неразборчиво промычал, предвкушающе потянулся, поворачиваясь удобнее под руку. А вскоре не разлеплять глаз, почувствовал, как самую малую часть теплого пушистого одеяла отодвинули с него в сторону, и на разогретом стоящим колом члене сомкнулись мягкие губы. Тогда Лоне опять сладко потянулся и отдался утреннему наслаждению, подметив вскользь, что такое утро — это то, чего ему не хватало для полноценного счастья. Не перебиваться привычно рукой, еще с вечера недоверчиво распустив всех услужливых шлюх. А вот так, лениво млеть, лежа уставшим бревном, пока по нему понятливо и чутко елозят, доставляя естественное утреннее удовольствие.       Лоне не сдерживался и закончил довольно быстро. Разрядка помогла окончательно проснуться и встряхнуться с силами на новый день. От прекрасного настроения и напрочь выгнанных из головы неловких мыслей в стиле «что будет дальше», Лоне был даже столь любезен, что предложил партнеру ответно облегчить напряжение. Дотторе дураком не был и согласился. Казначей на миг было решил, что утром азартное настроение подведет его и чужое мужское тело вызовет отвращение, но, получив этого монстра в своё полное распоряжение, мужчина понял, что в себе ошибся. Именно Зандик отвращение не вызвал. Обрисовав жадным взглядом стройную фигуру и упругий, ждущий его обласкиваний стояк, Лоне счёл сию картину красивой и тешащей его самолюбие и гордость. Настолько, что ответным процессом он насладился и сам, будто изысканным десертом.       После таких утренних нежностей и взаимной заботы, Лоне уже не переживал о том, как Дотторе отнёсся к их ночному забегу. Глупые вопросы отпали сами собой, как и похороненная давно юношеская смущенность.       Потом наступили бытовые утренние сборы. Снова купальня, сборы одежды, поиски одного из колец, которое Лоне лишь с помощью Дотторе нашёл на полу в ворохе испачканной с ночи простыни.       За сборами наступил завтрак, и Лоне оценил достоинства встроенной в личном крыле кухни. Подчиненных он видеть сейчас не хотел, как и официантов-разносчиков. Это странное утро Панталоне хотел сохранить в памяти без чужих лиц. Запомнить, чтобы потом тщательно подумать, остался ли он всем доволен, и хотел бы еще раз повторить.       О делах они не говорили ни слова. Для этого в их расписании существовал специальный день. Но работу по случайности прерванную, оба Предвестника откладывать не хотели, а потому, допив чай, Лоне направился на выход.       Однако, дверь встретила его по-прежнему активно блокировкой.       – Зандик… — озадаченно позвал мужчина.       Сзади раздались шаги и досадливое: «Ах, да… Сейчас». И после мгновения паузы блокировка на двери послушно отключилась.       Под последний щелчок массивного встроенного в стену засова, Лоне с возмущением обернулся, упёр руку в бок и с напускным негодованием выдал:       – То есть всё это время ты…!       – Да… — отозвался с улыбкой Дотторе, будучи снова в маске и неспешно подходя к Лоне в холле через лабиринт из коробок. — Но ведь оно того стоило.       – …Стоило, — не стал отрицать очевидного Лоне, в душе усмехаясь, что его не попросту трахнули, но и поимели в довесок.       Покачав головой с улыбкой на лице, Панталоне, восхищаясь чужим мастерским ходом шагнул за порог, когда вдруг сзади услышал:       – Приходи вечером. Я приготовлю стейк.       Лоне остановился и с изумлением обернулся.       – Ты умеешь готовить?       И вчерашний монстр, вновь облачившийся в жуткую маску и белоснежный рабочий лабораторный халат отозвался, вальяжно привалившись к дверному проему:       – Мои знания и навыки весьма обширны. И готовка лишь малая часть из них.       Панталоне вновь узнал этот протяжный и рабочий тон, как по щелчку включившийся у Дотторе, стоило ему закрыться под маской от всего внешнего мира. Такой учёный казначею тоже был понятен и напомнил самому Лоне выпрямить безупречную спину, вздернув аристократично лицо.       – Значит, стейк? — переспросил Лоне вновь уверенным тоном Девятого Предвестника и Дотторе ему мягко кивнул. — Я приду.       И прежде, чем отвернутся к полутёмному коридору Панталоне поймал от Дотторе тёплую улыбку, которая грела его потом весь оставшийся день.