Одно и тоже/Same:LogicTeethDemons

Прошло ещё два дня, но от Уэйда не было ни единого сообщения. Питер старался не придавать этому значения, убеждая себя, что всё в порядке. Но с каждым днём ему становилось всё тяжелее – раздражение, тревога и обида накапливались, потому что... ну а что он мог сделать? Имел ли он вообще право расстраиваться? Уэйд сам сказал, что на него нельзя полагаться. Уэйд его предупреждал. Да и Питер знал, что работа Уэйда опасна – наёмные убийства, кровь, тела, насилие… Конечно, его телефон мог ломаться. Питер всё это понимал. Он читал отчёты, знал о регенерации Уэйда и его фактическом бессмертии. И в глубине души даже был благодарен за то, что не нужно волноваться о том, что Уэйд погибнет. Хотя... мысль о том, что тот может получить смертельную рану, но всё равно выжить, вызывала в нём странное, неприятное ощущение: он так и не разобрался до конца, как эта регенерация работает. Но если опасная работа означала сломанные телефоны и долгие периоды молчания, но сам Уэйд всегда возвращался… Питер мог с этим смириться. Он тяжело вздохнул. — Вот ещё одна уступка, — пробормотал он себе. И вот он снова принимает это. Он даже не понимал, почему ему так нравится Уэйд. Почему он готов так многое прощать… Сейчас Питер был на патруле. Сегодня он решил провести весь день на улицах – так он обычно поступал, когда чувствовал себя особенно раздражённым или нервным. Сегодня был именно такой день. Разумеется, даже занимаясь работой Человека-паука, он не мог выбросить Уэйда из головы. Но он оправдывал себя тем, что между ними всё ещё слишком ново, поэтому он так сильно зацикливается. — Наверное, поэтому я так раздражён, — пробормотал он, убеждая себя, что это нормально – злиться из-за отсутствия сообщений. Он скривился под маской, чувствуя себя глупым. Сейчас он лежал почти на самом верху One Bryant Park, на наклонной части здания, крепко прижимая ноги к стеклу. В одной руке держал телефон, лениво прокручивая соцсети. За день он уже сделал достаточно – даже разобрался с парой мелких дел, которыми обычно занимались полиция или просто неравнодушные люди. Он старался держать себя занятым. Отвлекаться. Но не думать об Уэйде было сложно. Не думать о том, что с ним могло что-то случиться, пусть он и бессмертный. Не думать о том, как он убивает людей – и что среди них могли быть случайные жертвы. Не думать о старом фото, которое он сохранил на телефоне: красивая женщина и парень, который был Уэйдом, но в прошлом. Не думать о том, что он даже не знает, как Уэйд выглядит сейчас. Не думать о словах тёти Мэй, которая спросила, не изменяет ли ему Уэйд. Тогда эта мысль казалась Питеру абсурдной – из-за проблем Уэйда с кожей. Но теперь… Теперь он не был так уверен. Он знал его недостаточно хорошо. В фильмах, на ТВ, да и в жизни подобные отношения, где один партнёр постоянно пропадает, почти всегда заканчиваются изменой. Забавно, но с Эм-Джей у него таких сомнений не было. Хотя, если подумать, почему? Она умная, красивая, уверенная в себе. Если бы захотела, нашла бы кого-то ещё. Мысль о том, что она могла расстаться с ним ради другого, неприятно кольнула. Он нахмурился, открыл её Инстаграм и… закрыл. Это не его дело. Зато Уэйд – его дело. Он зашёл в профиль “ласканикогданепобеждает“. Там всё было по-прежнему – новых постов не появлялось с момента того самого «не отпуска». Питер закрыл приложение, тяжело вздохнул и запрокинул голову, уставившись в небо. Ему не нравилось это чувство – когда ты влюбляешься, и человек занимает все твои мысли. Так было с Лиз. Так было с Эм-Джей. Теперь так было с Уэйдом. Уэйд, Уэйд, Уэйд. Он даже не видел его лица, а они уже… Он прикусил губу, вспоминая, как быстро терялся под его прикосновениями, как жадно отвечал на поцелуи, как чувствовал вес его тела… Чёрт. Питер зажмурился, резко покачал головой. — Не время думать об этом, — пробормотал он, не желая, чтобы лёгкое тепло в животе переросло в нечто большее. — Думай о чём-то другом! — сказал он чуть громче и открыл музыкальное приложение. Песен в его плейлисте было немного – Питер никогда не был меломаном. Зато Уэйд обожал музыку. Мысль о нём заставила его снова вздохнуть. Питер вспомнил, как Уэйд пел и танцевал, меняя местоимения в песнях, чтобы они подходили ему. Он всегда улыбался, когда Уэйд это делал. Даже сейчас. Он открыл ту самую песню, что Уэйд поставил на рингтон его номера. Гитарное вступление было мощным, и Питер невольно закачал ногой в такт, тихо повторяя «thunder» вместе с исполнителем. Клинт был прав. Это AC/DC. И теперь песня напоминала ему и об Уэйде, и о Тони. Питер никогда не интересовался музыкой той эпохи, но, пролистав плейлист с хитами 80-х, неожиданно понял, что ему нравится этот вайб. Он затерялся в музыке на какое-то время, обнаружив несколько песен, которые он где-то слышал раньше, хотя и не знал ни названия песен, ни исполнителей. Некоторые из них показались ему более интересными, с текстами, которые напоминали ему о Уэйде, и вскоре он стал составлять свой собственный плейлист. Его паучье чутьё периодически давало слабые сигналы, но он их игнорировал – мелкие преступления могли решить обычные люди. Конечно, в начале его пути в роли Человека-паука он весь день тратил на это, но с годами понял — если случится что-то серьёзное, он почувствует это сразу. К тому времени уже было поздний день, так что Питер реагировал только на сигналы о серьёзных угрозах, которые чаще всего случались вечером и ночью. Единственные люди, которые совершали преступления такого уровня при свете дня, были злодеи с суперсилой или супертехнологиями. Поэтому вечером, когда вероятность таких атак возрастала, Питер старался быть начеку на случай чего-то серьёзного. Но ничего не происходило, даже когда время приблизилось к семи вечера. Но сразу после семи, когда он начал чувствовать голод, отвлечённо составляя свой идеальный плейлист 80-х, пришло сообщение... от неизвестного номера. Его живот приятно сжался, потому что он сразу понял, что это от Уэйда, и он уже собирался открыть сообщение, но вдруг паучье чутьё резко усилилось, переходя из нейтрального состояния в полную тревогу, заставив его резко сесть и почувствовать, как всё замедляется вокруг. Всё его тело напряглось, внимание сосредоточилось на одном направлении. Северо-запад. Может Саннисайд или Гринпойнт. А затем – вспышка. Сразу несколько синих энергетических лучей прорезали воздух, и спустя секунду до него донёсся звук мощных взрывов издалека. Чёрт! Синий энергетический парень снова вернулся! Питер сунул телефон в карман и уже в следующую секунду прыгнул с крыши, мчась туда, где начался хаос.

***

Это был тот же парень, без сюрпризов. Он снова появился, и теперь — в Гринпоинте. К счастью, благодаря паутине, добраться туда было не так уж сложно, но каждая секунда имела значение, потому что мерзавец активно атаковал. И в районе с жилыми домами! Питер мчался так быстро, как только мог, но путь до Бруклина всё равно казался бесконечным. Когда он, наконец, приземлился на крышу низкого здания и увидел огонь, обломки, людей, в панике выбегающих из своих квартир, его грудь сжалась от гнева и стресса. Дыхание участилось. Ещё один синий луч прорезал улицу, попав в машины и вызвав ещё больше разрушений. Питер среагировал мгновенно — выстрелил паутиной, подхватывая нескольких человек и оттаскивая их с пути. Затем, даже не приземляясь, снова выпустил паутину и метнулся прямо к виновнику хаоса, вытянув ногу вперёд. Он был готов вышибить из него дух, отправив к чёрту через всю улицу. Но всё оказалось не так просто. Как только незнакомец заметил Питера, он... исчез. Просто испарился, как и в прошлый раз. Питер приземлился на фасад здания, куда привела его траектория, и встал боком, перпендикулярно стене, лихорадочно крутя головой. Где он? Как, чёрт возьми, он это делает?! Питер ненавидел такие моменты. Он только что был здесь! Какого черта он просто взял и исчез?! Ни следа. Ни движения. Ничего. Значит, смылся, как и в прошлый раз. — Чёрт! — прошипел Питер, чувствуя, как его трясёт от злости. Он заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, пытаясь взять эмоции под контроль. Злость сейчас только мешала. Вместо того чтобы бесцельно злиться, он переключил внимание на людей. Они всё ещё разбегались, покидая повреждённые дома. Он быстро двинулся вдоль здания, затем прыгнул вниз и оказался среди них. Активировав связь со своим ИИ, он вызвал скорую помощь — если её ещё не было на месте. Потом немедленно начал помогать: заходил в разрушенные здания, вытаскивал пострадавших, освобождал застрявших домашних животных, оттаскивал обломки, выносил людей из мест, где были обрушения и взрывы. Некоторым досталось пламя, и он лишь надеялся, что медики успеют вовремя. Минут через пятнадцать его паучье чутьё снова вспыхнуло тревогой. Питер едва успел среагировать — схватил человека, которому помогал, и резко прыгнул в сторону, когда три узких энергетических луча прорезали воздух, пронеслись в том месте, где он только что стоял, и разнесли всё к чертям. Приземлившись в стороне, он быстро развернулся и мягко, но настойчиво оттолкнул женщину, которой помогал. — Бегите, мэм! Сейчас же! И Питер рванул в противоположную сторону. Его паучье чутьё кололо всё тело. Лучи энергии продолжали преследовать его, разрушая здания, уродуя улицы, разнося в щепки всё, что попадалось на их пути. Но теперь здесь уже не было людей. Теперь Питер мог сосредоточиться на том, чтобы найти этого кретина. — Как он это делает!? — прошипел Питер с разочарованием. Он не мог найти этого парня, а его энергетические лучи казались приходящими из ниоткуда. Питер подпрыгнул вверх, развернулся в воздухе, уворачиваясь от очередной серии узких, горячих лучей, и выдохнул: — Карен, как он это делает? Окинув взглядом местность, он позволил ИИ просканировать окружающее пространство, затем выстрелил паутиной и приземлился на ближайшее здание. Лучи на мгновение прекратились, но Питер не расслабился. Он знал, что ему повезло, что сегодня он носил интегрированный костюм от Старка. Если бы он был в своём новом, ещё не доработанном костюме, у него бы не было связи с Карен. А Карен, пусть и с ограниченным доступом, всё же могла подключиться к возможностям Э.Д.И.Т. Ждать отчёта было мучительно. Он слушал приближающиеся сирены скорых, слышал собственное громкое дыхание. Вокруг стояла странная тишина, или, может, его чувства просто обострились до предела. Он ненавидел сражаться с тем, чего не мог поймать. Парень больше не стрелял, но и сам оставался невидимкой. Питер предположил, что тот специально уводит его подальше от людей, но беспокойство нарастало — паучье чутьё то и дело вспыхивало тревогой, но ничего не происходило. Ни с ним, ни с кем-то ещё. — Ну давай же, Карен, ну давай же... — пробормотал он. — Анализ завершён, — наконец сообщила Карен. — Отлично, продолжай, — выдохнул Питер, затаив дыхание. — Часть энергии органическая, но большая её часть — неорганическая. Основной источник — кинетическая энергия. Он использует кинетическую энергию изнутри города и применяет её по своему усмотрению. Оружие на основе этой энергии. — Вот почему размеры его лучей такие непостоянные... — пробормотал Питер себе под нос. — Верно. Значит, всё зависело от того, какой источник энергии он использует. Люди, органика, но, скорее всего, в основном машины и другие искусственные источники в городе. — Как он прячется? — спросил Питер, голос стал жёстче, злее. Он ненавидел всё, что мешало его восприятию, терпеть не мог иллюзии и трюки. — На данный момент я не могу быть уверена — недостаточно данных. Однако, судя по текущей встрече, вероятнее всего, он мутант. — Мутант? — нахмурился Питер. — Не мутировавший человек или кто-то с инопланетными технологиями? Он снова двинулся, бегая по зданиям, прыгая, стреляя паутиной и катаясь по улице, осматриваясь. Паучье чутьё продолжало вибрировать по всей коже, но всё вокруг было слишком тихо. — Я не обнаружила механических устройств, способных манипулировать такой энергией, ни на нём, ни в непосредственной близости, — ответила Карен. — Краткий анализ после вашей первой атаки подтверждает, что он органическое существо. Следовательно, он использует энергию исключительно через свои собственные физические способности. Его способность исчезать, вероятно, тоже часть его природных мутантских возможностей. Запустить повторный анализ? — Нет, нет, всё в порядке. Но это фигово... значит, я не смогу остановить его исчезающее ат—! Паучье чутьё вдруг взлетело с 90% до 120% за долю секунды. Питер едва успел среагировать, когда земля под ним взорвалась. Взрыв отбросил его назад, он наполовину перевернулся в воздухе и приземлился на ближайшую разрушенную стену, мгновенно приняв оборонительную позу. — Что за чёрт!? — Почему его паучье чутьё сработало так поздно? Это заставило Питера запаниковать. Оно должно работать как положено! Взрыв оставил гигантскую дыру в асфальте и бетоне, но пламени не было — только вода хлынула наружу, обнажив трубы. Кинетическая энергия, да? Вокруг полно объектов, создающих кинетическую энергию — и сверху, и под землёй. Если этот парень как-то её использует, то превращает в оружие буквально всё. Мозг Питера заработал на полной скорости, пока он продолжал двигаться, чтобы не попасть под удар. Он также старался держать бой подальше от эвакуированных людей и минимизировать разрушения, ограничивая их уже пострадавшими районами. Атаки прекратились на минуту, пока Питер перемещался, запуская сканирование окрестностей через ИИ. — Насколько бесполезным будет попросить тебя составить список всех возможных и активных источников кинетической энергии в этом районе? — пробормотал он скорее себе, чем Карен, прыгая на другое здание. — Хотите, чтобы я составила список? Питер едва не закатил глаза — его ИИ, как всегда, воспринимал всё буквально. Это была его вина — после смерти Тони он почти полностью отключил функции личности Карен. Он не стал отвечать, сосредоточившись на том, что происходило вокруг, раздражённый тем, что даже чёртовы пожары от взрывов создавали кинетическую энергию. — Чёрт, кто этот парень вообще такой?.. Он снова двинулся вперёд, чтобы прыгнуть, но паучье чутьё сработало вовремя. Питер успел увернуться, когда синие энергетические лучи разнесли окна и кирпичи прямо там, где он стоял секунду назад. Он не успел перевести дыхание, как лучи посыпались на него со всех сторон — быстрые, мощные, разного размера и интенсивности. Он ловко уклонялся, но несколько раз всё же попал под удар летящих обломков. Единственное хорошее — с таким активным использованием лучей Питер наконец-то сумел заметить нападавшего. Карен тем временем собирала данные, пока он уворачивался и пытался подобраться ближе. Но тот продолжал контролировать энергию прямо из её источников, а это означало, что лучи не обязательно исходили от него самого. Он мог держать Питера на безопасном расстоянии — и это раздражало! — Сводка по цели: мутантские признаки не обнаружены. Если будет получен образец ДНК, можно подтвердить наличие X-гена. Механических устройств не найдено. Вероятность мутанта — 98 процентов. Питер стиснул зубы, раздражённый тем, как затянулся бой и как его продолжали доставать случайные обломки. Он решил атаковать напрямую… и это оказалось ошибкой. Парень с лучами явно был готов к такому развитию событий. В тот момент, когда Питер рванул вперёд, на его пути пересеклись с десяток мощных лучей — намного сильнее, чем все предыдущие атаки. Он успел увернуться лишь от нескольких, но остальные попали по нему, взрываясь, обжигая и отбрасывая прочь. Питер рухнул вниз, переворачиваясь в воздухе, боль пронзила всё тело. Костюм защитил его от огня, но всё равно оставалось ощущение, будто кожу содрали. Он застонал, поднимаясь на ноги. В голове шумело, тело протестовало, а мозг отчаянно пытался сложить внятную картину происходящего. Что-то было не так. Его паучье чутьё работало странно — слишком резко, слишком запоздало. Питер дёрнулся в сторону, едва увернувшись от нового удара, и включил голосовой модуль: — Эй, может, поговорим об этом, приятель? Не хочешь немного успокоиться? Ответом ему стал ещё один луч, разнёсший здание позади. Обломки посыпались вниз, сбивая его с толку. Парень, лежавший на земле, размашисто двигал руками, а лучи преследовали Питера, который двигался примерно в радиусе двух кварталов. Он услышал, как тот издал какой-то звук в ответ, но что именно он сказал, было неясно... но, честно говоря, это не звучало особенно нормально или по-человечески, хотя парень и выглядел человеком. Питер нахмурился, наблюдая за ним. Тот двигал руками в случайных, беспорядочных жестах, словно сам не до конца контролировал собственные атаки. — Цель теряет выносливость. Пульс учащён, движения становятся медленнее, — ровно сообщил ИИ. Питер это уже заметил. Его противник выглядел всё более дёрганым, всё больше задыхался. Ещё немного — и он окончательно выдохнется. Когда лучи стали слабее, Питер выпустил паутину, целясь в противника, но тот исчез прямо перед тем, как нити могли его достать. Блин. Но через секунду появился снова — на этот раз ближе. Паника вспыхнула в его глазах в тот момент, когда Питер сократил дистанцию, двигаясь быстрее, чем тот мог исчезнуть снова. Одним точным движением он перевернулся в воздухе и нанёс мощный удар ногой в грудь. Парень полетел назад, ударился оземь, несколько раз перекатился... и снова исчез. Питер выпрямился, вглядываясь в пространство, нахмурившись. После одного-единственного удара тот выглядел сильно потрёпанным, хотя Питер даже не бил в полную силу. Обычно он всегда сдерживался в начале боя, чтобы понять, на что способен противник. Но этот парень не выдержал даже обычного удара. — Ты устал, чувак. Просто сдавайся! — крикнул Питер. — Я не хочу тебя ранить. И это было правдой. Но голосовой модуль сделал его голос глубже, холоднее. Он не видел противника, но знал, что тот где-то рядом. Паучье чутьё продолжало жужжать под кожей, всё вокруг словно замедлилось. Это было... тревожно. Тот факт, что этот парень до сих пор так сильно действовал на его инстинкты, несмотря на измождённость, не сулил ничего хорошего. И Питер оказался прав. Парень появился снова — на этот раз немного в стороне. Его кожа странно мерцала, как будто он поглощал энергию. Питер нахмурился, в тот же миг его паучье чутьё вспыхнуло с новой силой — и тут же здания по обе стороны от него взорвались, разлетаясь в стороны. Громыхнуло так, что уши заложило, а обломки посыпались вниз, как бетонный водопад. Но Питер уже не был ребёнком. Он не собирался оставаться под завалом. Его инстинкты сработали, тело двигалось быстрее, чем он успевал осознавать. Он уклонялся, отбивал куски бетона ударами, прыгал, кувыркался, не давая себя зажать. Где-то внутри рос гнев — этот парень причинил уже столько разрушений, ранил людей, а теперь продолжал обрушивать всё подряд. В какой-то момент противник отступил. Исчерпал энергию. Питер не стал терять ни секунды — предугадав, что тот снова исчезнет, он выстрелил паутиной, схватив тяжёлый сломанный столб светофора. С силой потянув его на себя, он поймал столб, оценил вес… а потом развернулся и запустил его прямо в парня. И вот тут случилось неожиданное. Питер ожидал, что лучи противника разрушат столб в воздухе. Но они оказались слабее, чем он думал. И всё же сильнее, чем следовало бы для кого-то, кто выдохся. Столб раскололся, но его крупные части всё-таки долетели до цели. Один кусок особенно сильно ударил парня, откинув назад. Питер напрягся. Не слишком ли сильно он его задел? Но хуже всего было то, что один из случайных лучей попал в верхний угол здания. Оно вздрогнуло, и часть конструкции обрушилась вниз. Прямо в тот момент, когда мимо проезжала скорая, идущая от места эвакуации людей. Всё произошло за секунды. Питер прыгнул вперёд, выпуская паутину, но несколько кусков бетона уже ударили по машине. Сирена резко замолчала, металл завыл, стёкла осыпались. — О боже, о боже, нет-нет-нет! — Он приземлился рядом, торопливо хватая и откидывая обломки. И в тот момент, когда увидел раздавленного водителя, его горло сжалось. Глаза жгло. Но он заставил себя двигаться дальше. Это был не первый случай, когда он видел мертвое тело во время патруля. От этого не становилось легче, но это случалось так или иначе… Вскрыв заднюю дверь, он нашёл бессознательную женщину на носилках, её тело, видимо, сдвинуло после удара, но, похоже, она не пострадала от обломков. На полу лежал медик. Часть обломков пробила крышу и упала прямо на него. Он мёртв. Но под ним был ребёнок. Он плакал. У Питера зазвенело в ушах. Он действовал на автопилоте. Осторожно поднял тело медика, высвободил малыша, прижал его к себе. Вышел наружу. Всё размывалось. Другой спасатель забрал ребёнка у него из рук, а ещё двое кинулись к скорой, проверяя остальных. Питер… Человек-паук не был им нужен. Он рванул прочь, карабкаясь по почти неповрежденному зданию, угол которого был разрушен, пока не оказался наверху. Зона была чиста. Боя больше не было. Парень с лучами исчез. Просто исчез. После всего, что натворил. После того, как ранил, убил людей! Питер ускорился, прыгая и подтягиваясь всё быстрее, пока не перелетел через край крыши. Он тут же рванул вперёд, набирая бешеный темп, и вскрикнул: — Чёрт! — Голос звучал хрипло, искажаемый модулятором, а следующий всхлип — ещё страннее. Он тяжело приземлился, ударился о землю, зашипел от боли и тут же рванулся к шву маски у шеи, торопливо приподняв её, чтобы глотнуть воздуха. Паническая атака, гипервентиляция — всё это уже случалось раньше, в такие вот дни, когда люди умирали, а он оказывался причастен к их смерти. Когда злодеи уходили, ранив невинных, а потом исчезали, словно это ничего не значило. Он ненавидел это. Проклиная всё на свете, Питер заставил себя не заплакать, не сломаться. Паники удалось избежать. Он знал, как справляться с этим. И всё же прошло немало времени с тех пор, как кто-то погиб во время его патруля из-за его же ошибки, а он всё так же не мог избавиться от тяжести внутри. Напряжение в горле и груди, дрожь, пробегающая по всему телу, — он уже знал, что этой ночью уснуть будет сложно. Что в ближайшие дни пропадёт аппетит. Это уже случалось. Это случится снова. Это была жизнь, которую он выбрал. И он всё ещё дрожал. Ему нужно было найти хоть что-то, что оправдало бы весь этот хаос. Он вскочил и прыгнул вниз, поймавшись на паутину и устремившись туда, где рухнул светофор. — Найди кровь, — приказал он ИИ, голос звучал напряжённо, низко, всё ещё искажённый модулятором. Через линзы он наблюдал, как запускается сканирование, и слегка повернул голову, помогая системе. Спустя две минуты появилось уведомление, и Карен сообщила: — Потенциальная проба крови обнаружена. Питер уже опустился на корточки перед тёмно-красным пятном на куске бетона. Оно ещё не высохло, слегка размазалось, и он мог лишь предположить, что это выплюнутая кровь. Тот парень попал под обломки столба — вполне возможно, удар был достаточно сильным, чтобы вызвать внутреннее кровотечение. Часть его ощутила тёмное удовлетворение: он ранил ублюдка настолько, что тот истекал кровью. Питер постарался игнорировать это. Ему нужно было собрать образец, и нужно было действовать быстро, пока полиция не оцепила место. Он огляделся. Вокруг стояли жилые дома, многие были повреждены, но какие-то квартиры ещё сохраняли целостность. Он выстрелил паутиной, взлетел и проник внутрь через зияющую дыру в стене. — Извините, извините, чья бы это ни была квартира, — пробормотал Питер, никому конкретно не обращаясь, пока рылся в ящиках и шкафах. Наконец, он нашёл контейнер с ватными палочками и аптечку. Схватив сначала палочки, он тут же открыл аптечку и вытащил запечатанный пластиковый пакет с марлей. Не теряя времени, он выстрелил паутиной и спрыгнул обратно вниз, быстро оглядываясь, чтобы понять, насколько близко полиция. — Ладно... — выдохнул он, присаживаясь рядом с пятном крови. Аккуратно открыв контейнер, он вынул две ватные палочки и собрал образец. Затем разорвал упаковку с марлей, встряхнул её и положил палочки внутрь. Прокатив замок пакета между пальцами, чтобы надёжно закрыть его, он тихо спросил: — Этого хватит, верно? — Образца достаточно. Для наилучших результатов храните его в холодильнике при температуре 38–39 градусов по Фаренгейту, — отозвалась Карен. Питер и сам это знал, но всё равно кивнул и поблагодарил её, прежде чем снова пуститься в путь. Оказавшись на крыше следующего здания, он задержался всего на мгновение, наблюдая за растущей толпой сотрудников экстренных служб, полиции и журналистов. Грудь всё ещё болезненно сжималась, но он был рад, что успел забрать образец крови прежде, чем его утопили в этом хаосе. Он спрятал пакет в скрытый карман, убедился, что тот надёжно закрыт, и наконец отвёл взгляд. Прыгнув вперёд, он полетел в сторону Квинса, мысленно отмечая, что неплохо было бы добавить компактное устройство для сбора ДНК в новый костюм. Картриджи для паутины не единственное, что можно разместить в районе пояса, а такая штука явно пригодилась бы. — Хорошая идея, — пробормотал он, слабо всхлипнув, прежде чем вновь рвануть вперёд, выпуская паутину и направляясь домой.

***

Питер добрался домой через десять минут, приземлившись на стену рядом с окном спальни чуть резче, чем ему бы хотелось. Рёбра саднили от синяков, нога болела — суперсила не отменяла того, что травмы всё равно давали о себе знать. Он завис вниз головой, прижал пальцы к стеклу, поднял раму до конца, а потом, балансируя на стене, плавно перевернулся и спрыгнул в комнату. Как только оказался внутри, шумно выдохнул, втянул воздух носом и стянул маску одной рукой, другой тут же закрывая окно. Глаза резало, эмоции захлёстывали, тело ныло, а во рту пересохло, словно он не пил весь день. Он небрежно бросил маску на кресло у стола, провёл ладонью по лицу в перчатке и зарывался пальцами в волосы, шагая сквозь темноту комнаты. Включать свет не было смысла — он прекрасно ориентировался и так. Для него было ещё слишком рано заканчивать патруль — всего-то около десяти вечера, — но после встречи с парнем, излучавшим голубую энергию, он понимал: голова больше не работает как надо. Он уже достаточно облажался, швырнув этот чёртов светофорный столб. Это было глупо и опасно, особенно учитывая, что противник был вымотан. Но хуже всего было даже не это. Он больше не чувствовал вины за то, что причинил ему боль. Скривившись от этого осознания, Питер направился на кухню, открыл холодильник и достал из потайного кармана пакетик с ватными палочками. Положил его на полку, затем наклонился, проверяя регулятор температуры. Завтра придётся ехать в особняк Мстителей, чтобы воспользоваться лабораторией. Даже если не удастся выяснить личность противника, хотя бы поймёт, мутант он или нет, и разберётся, что у того происходит на физиологическом уровне. Закрыв холодильник, он тяжело вздохнул, достал телефон и, перекатывая плечами в тщетной попытке снять напряжение, посмотрел на экран. Яркий свет резанул по глазам, и Питер снова шумно втянул носом, пока взгляд цеплялся за небольшое уведомление о непрочитанном сообщении в углу. Тогда он вспомнил: Уэйд написал ему перед тем, как появился этот синий энергокретин. В горле встал ком. Он думал об Уэйде — и о том, как сильно хотел бы увидеть его прямо сейчас. Несколько секунд смотрел на уведомление, но не открывал. Когда он только начинал встречаться с Эм-Джей, то часто звонил ей в такие ночи, а если она видела его в новостях, могла сама прийти. Она просто сидела рядом, а он ложился, кладя голову ей на колени, и это было успокаивающе. Но со временем, когда на него наваливались убийства, изнасилования, насилие, кошмары… он перестал звонить. Начал первым писать, что с ним всё в порядке, чтобы она не приезжала. Глаза жгло. Он снова шумно вдохнул. Он понятия не имел, как бы всё сложилось с Уэйдом. И, может, так было лучше. Если он никогда не узнает, будет ли тот хорош в такие ночи, то, когда Уэйду это в конце концов надоест — или когда сам Питер начнёт его отталкивать, — он не испытает на себе, каково это, потерять эту поддержку. Снова шумный вдох, прочищенное горло. Он подумал о том, чтобы не читать сообщение, оставить его на завтра. Но от одной этой мысли в груди сдавило так же, как от мысли открыть его и узнать, что Уэйд задержится ещё дольше. — Проклятие… — выдохнул он, провёл рукой по волосам и сжал их чуть сильнее, чем следовало. Но тут же вспомнил, как в последний раз Уэйд аккуратно остановил его, и медленно ослабил хватку. Питер дрожал. Это особенно выдавал телефон в руках — экран светился, а маленькое уведомление всё так же висело, дожидаясь, когда он его откроет. Глубоко вдохнув, он смахнул уведомление вниз… и обнаружил, что это не сообщение, а ссылка. Он нажал. Тут же его перебросило на песню, которая внезапно заиграла слишком громко для его тихой кухни. Питер моргнул, одновременно чувствуя разочарование и нежность — конечно, вместо слов Уэйд прислал ему ссылку на песню. А потом разочарование стало больше, а щекам резко стало жарко, когда из динамика зазвучало «The Way You Make Me Feel» Майкла Джексона. Питер устало развернулся и привалился спиной к кухонной стойке, на секунду закрывая глаза и надавливая пальцами на веки, стараясь ни улыбаться, ни расплакаться. Он был вымотан. А эта дурацкая песня только сильнее вытягивала из него эмоции. Какой смысл отправлять просто песню, без единого слова? Опустив руку, он снова посмотрел на экран. Пока заканчивался первый припев, а второй куплет ещё не начался, он просто вышел из ссылки и, не ответив на дурацкое сообщение Уэйда, направился в спальню. Душ, сон — об остальном пусть позаботится завтрашний день. О еде он напрочь забыл.

***

После душа и чистки зубов Питер натянул синие боксеры и белую ночную футболку. Всё ещё чувствуя обезвоженность, он сделал последний заход на кухню, осушил бутылку воды, а потом вернулся в комнату и рухнул на неубранную двуспальную кровать. Глубоко вдохнул, выдохнул — раны и синяки, потихоньку затягиваясь, заныли, но он этого почти не замечал. Не собирался пить обезболивающее, не собирался глушить боль вообще. Он заслужил её. Завтра проснётся без малейшего намёка на ушибы, без шрамов, а те, кого сегодня ранили, всё ещё будут чувствовать боль. Кто-то останется в больнице. А те, кто умер, останутся мёртвыми. Он шумно вдохнул, лёжа на спине, более-менее по центру кровати, и устало уставился в потолок затуманенным взглядом. Провёл ладонью по влажным волосам, с трудом удержавшись от того, чтобы не сжать пальцы в кулак. Понятия не имел, когда уснёт. Или уснёт ли вообще. Скорее всего, ему снова приснятся кошмары — вопрос только в том, будет ли это тот мальчик в машине скорой помощи, который так и не выживет, или же снова появится Бек, одурманит и заставит шагнуть под поезд. Иногда один кошмар перетекал в другой, никак с ним не связанный. Питер снова шумно втянул носом, сглотнул. Грудь сдавило. Но он не заплакал.

***

Он просто лежал. Лежал и лежал, изредка шевеля ногами, а в какой-то момент даже натянул на себя одеяло. Иногда веки медленно смыкались… но каждый раз резко открывались снова — без причины, просто потому что разум был слишком напряжён и тревожен, чтобы позволить себе отключиться. Он не знал, сколько прошло времени, но далеко за полночь, свернувшись калачиком в смятом белье, с лицом, утонувшим в подушке, он услышал тихий звук — два мягких стука в стекло. Питер повернул голову ровно настолько, чтобы половина лица перестала быть вдавленной в подушку, и приоткрыл один покрасневший глаз. Окно находилось на той же стене, к которой примыкало изголовье кровати, так что с его позиции было невозможно увидеть, кто там. Но он знал. Он не запирал окно, когда ложился спать, и знал, что это может быть только один человек. Поэтому просто ждал. Не двинулся ни на миллиметр. И точно: в темноте он сначала лишь уловил движение, а потом услышал, как раму с лёгким скрипом сдвинули вверх. Внутрь скользнула рука в тёмной перчатке, затем из-за занавески показалась длинная нога в джинсах. Уэйд, похоже, даже не пытался быть бесшумным — как только его ботинок коснулся пола, он легко нырнул в проём и полностью перетянул себя внутрь. Первым делом Питер почувствовал запах мексиканской еды, а уже потом заметил пакет в его руках. Но по-прежнему не двигался, просто молча наблюдал, как тот растворяется в темноте. Видел его достаточно хорошо, чтобы понять, что он, как всегда, полностью закрыт, но на этот раз без одного слоя: толстовка — наверное, поверх футболки — джинсы, ботинки, перчатки и маска. Без куртки. Уэйд закрыл окно наполовину и только тогда, кажется, заметил его. Или, по крайней мере, расплывшуюся по кровати фигуру. Он вздрогнул — Питер мог бы поклясться, что тот удивился, — и резко стал двигаться осторожнее, теперь переставляя ноги куда мягче, словно боялся разбудить его. «Значит, зрение у него не такое уж суперское», — сонно подумал Питер, наблюдая, как тот нащупывает дорогу к столу. Но, как оказалось, память у Уэйда была отличной. Стоило ему начать двигаться осторожно, и он был абсолютно бесшумен, передвигался плавно, уверенно, будто знал каждый угол. Опустил пакет на стол так осторожно, что бумага даже не зашуршала. А ведь был здесь всего раз… Или два, если учитывать тот первый случай, когда Уэйд вломился в его квартиру без разрешения. Но выглядело так, будто он помнил её наизусть. И если бы Питер спал крепко, а его паучье чутьё не работало так безупречно, Уэйд, скорее всего, смог бы пробраться сюда, не разбудив его. Это, конечно, могло бы вызвать тревогу, но… не вызывало. Наоборот, было любопытно наблюдать, как Уэйд становится почти бесшумным, когда этого хочет. Он наклонился над столом, и Питер нахмурился, заметив, как тот передвигает бумаги. На секунду сердце сжалось, внутри закололо паранойей — вдруг Уэйд что-то ищет? Вспомнились все те нелестные вещи, которые люди говорили о нём. Но Питер не пошевелился. Потому что доверял Уэйду. Не верил, что тот использует его или собирается сделать что-то плохое. Через мгновение Уэйд, похоже, нашёл чистый лист, вытащил из стакана три ручки, сорвал с них колпачки и сосредоточенно склонился над бумагой. «Он мне записку оставляет?», — подумал Питер, припоминая, что в прошлый раз было так же. И тут же почувствовал облегчение. Лёгкое раздражение охватило его — как он мог усомниться в Уэйде? Чужие мнения начали влиять на него. Этому нужно было положить конец. Питер несколько секунд молча наблюдал за тем, как Уэйд что-то пишет, а потом, решив, что хватит, разлепил пересохшие губы и хрипло спросил: — Что делаешь? Уэйд не вздрогнул, но всё-таки дёрнулся заметно — особенно его белые глаза в маске расширились, когда он резко обернулся. — Дерьмо, я не хотел тебя будить, малыш, — быстро прошептал он, хотя это и не было необходимо. Питер мысленно фыркнул: глупо, но одновременно мило. — Думал, ты уже закончил патрулирование, так что я зашёл с едой. — Он лениво отбросил ручки в сторону, как уже не раз это делал, и две из них покатились на пол. Но Питера это не волновало. — Но увидел, что ты спишь, и решил оставить тебе записку, а увидеться завтра… если ты захочешь. Питер тихо вздохнул, вытаскивая руку из-под одеяла. — Дай посмотреть, — пробормотал он, шевеля пальцами, протягивая ладонь с требовательным жестом. Уэйд уставился на лист на столе, потом перевёл взгляд на Питера. Он замер на секунду, Питер почти мог поклясться, что это было смущение, прежде чем тот поднял бумагу и подошёл к кровати. Питер взял лист, перевернул его к себе. Это не была записка. Это был рисунок. Простой, несколько наивный, нарочито мультяшный — чёрный, синий и красный. На нём изображён наполовину раскрашенный Дэдпул с сердечками вместо глаз, который что-то протягивал в сторону Человека-Паука. Тот был наполовину прорисован, его глаза закрыты, а рядом парили маленькие буквы «z». Питер не мог не признать — рисунок ему понравился. Он, без сомнений, сохранит его. И впервые за несколько часов в груди стало легче, напряжение слегка ушло, спазм в животе ослаб. Он протянул руку, чтобы поместить рисунок на тумбочку, над телефоном и некоторыми пустыми картриджами, потом вытянул руку и, шевеля пальцами, подал жест Уэйду. Тот снова замешкался, по маске было видно, что удивился, но затем подался вперёд и вложил свою ладонь в ладонь Питера. Но этого было недостаточно. Это было совсем не то, чего хотел Питер. Он крепче сжал его руку и, с лёгким, но решительным рывком, потянул вниз. Уэйду пришлось сесть на край кровати, тяжело приземлившись — неудивительно, ведь его почти насильно втянули в кровать. Питер пробормотал извинения, но снова протянул руку, чтобы слегка погладить черную толстовку Уэйда. Сонливость и приятное облегчение тяжести в груди делали его смелее и заставляли желать физического контакта. — Ляжешь со мной? — Он на мгновение замялся, но всё же добавил: — Если тебе будет комфортно. Потому что это должно быть не только о нём. Часто в жизни бывало так, что всё оказывалось не о нём. Он привык сдерживать себя, прятать свои желания, ставить нужды других на первое место. Но с Уэйдом… с Уэйдом он мог позволить себе хотеть что-то для себя. И сейчас ему этого так хотелось, так остро. Но в ответ он увидел, как под маской нахмурился лоб Уэйда. Это немного сдавило горло. В голосе у него было слишком много эмоций, слишком явная надломленность, и Уэйд это заметил.   — Конечно, Пит, — просто ответил он. Питер застыл, ожидая, пока тот, наконец, не сдвинулся, но, прежде чем забраться в кровать, не забыл снять ботинки. Потом снова замер, что-то делая — Питер не успел понять, что именно, — прежде чем что-то положил на пол. Но всё это время Уэйд двигался осторожно, давая Питеру продолжать держать его за толстовку. И вот, наконец, он лёг рядом. Они лежали. В одной кровати. Впервые. И это… было странно. Но не неправильно, не неудобно. Напротив, было как-то даже… уютно. Уэйд подпер голову рукой, между ними оставалась всего лишь длина руки Питера, которой он всё ещё держал его толстовку. Он немного сдвинулся, медленно и лениво тоже переворачиваясь на бок, и всхлипнул носом, встречая взгляд маски Уэйда с нового угла. Он уже привык к темноте, так что мог различить её чёткие контуры, но вот насколько хорошо Уэйд видел его — оставалось тайной. Питер снова всхлипнул носом, вдыхая запахи, смешавшиеся с ароматом Уэйда: мыло, металл, лёгкий привкус мексиканской еды и запах алкоголя. — Всё в порядке, Пит? — спросил Уэйд, и в его голосе звучала настоящая забота. Питер снова вдохнул, давая глазам на мгновение закрыться. — Плохой вечер, — ответил он уклончиво, пытаясь в уме понять, где был Уэйд до того, как пришёл сюда. — Что случилось? — В голосе Уэйда послышалась угроза, но она явно не была адресована Питеру. Питер попытался пожать плечами, но вместо этого просто отпустил его толстовку и переключился на шнурок капюшона. — Парень с голубой энергией, — пробормотал он, его мысли лениво скользнули к тому, сидел ли Уэйд в баре, пил ли... и как бы он отреагировал, если бы Питер приблизился. Намного ближе. Питер заметил, как напряжённо лежал Уэйд, словно он не хотел занимать слишком много места, избегая прикосновений. Такой противоречивый. Но и Питер тоже. Когда-то он был тактильным, но не имел никого, с кем мог бы этим поделиться. Потом появилась девушка, и его потребность в прикосновениях стала непостоянной. А теперь был Уэйд... и он вдруг захотел гораздо большего. Не только в сексуальном плане — хотя, да, и этого тоже — но просто контакта. Но он не знал, как дать понять Уэйду, что можно его касаться. Что он хочет этого. При этом Питера раздражало, что Уэйд заставлял его чувствовать себя желанным на таком уровне, что это было почти ошеломляюще... но сам избегал прикосновений. Всё это напоминало замкнутый круг. Будто они оба хотели большего, чем могли дать друг другу прямо сейчас, и всё, что им оставалось — осторожно пытаться подстроиться, чтобы все края совпали, чтобы наконец-то щёлкнуло. Боже, с чего это он вдруг стал таким метафоричным? Даже голова заболела. — ...он тебя ранил? Если да, я выслежу его прямо сейчас и вырву все его грёбаные зубы через его собственный за— — Я не хочу о нём говорить, — тихо, но твёрдо перебил Питер. И это была правда. Но это и было его проблемой в конце отношений с Эм-Джей. Она говорила, что разговоры помогают, но Питер не хотел говорить. О своей злости. О своём разочаровании. О своей безрассудности. О своём характере. О своих неудачах. Но, может быть, с Уэйдом всё будет другому. Уэйд видел ту же улицу, что и он — ту, которую Питер патрулировал каждый день. Он тоже был знаком со смертью, насилием... Может, он и правда смог бы поговорить. Хотя бы чуть-чуть. — Ладно, не хочешь — не говори, — легко согласился Уэйд, и Питер почувствовал, как с него спадает напряжение. Может, он расскажет об этом позже. Уэйд не выглядел так, будто его это беспокоит. Вовсе нет. — Хе, твои волосы сейчас просто пиздец, какие растрёпанные. Чертовски мило, — внезапно добавил он, ни с того ни с сего. Питер поднял взгляд от завязки, которую крутил в пальцах, и встретился с его глазами за маской. Он знал, насколько его волосы могут быть растрёпанными. Иногда они доходили до уровня какого-нибудь Супер Сайяна. Но Уэйду... нравилось. Невольно Питер задумался о волосах Уэйда. До мутации. Он представил того мужчину с фотографии в своём телефоне. Того, кем был Уэйд когда-то. С короткой военной стрижкой. Она ему шла. Питер моргнул, чувствуя, как песок накапливается в глазах, а затем поспешно опустил взгляд обратно на шнурок, сглатывая и тут же коря себя за эту мысль. Не только за то, что он подумал об этом сейчас. А за то, что вообще позволяет себе думать о этой фотографии. Потому что он хотел думать о настоящем. О том, каким Уэйд был сейчас. О том, что он — тот, кто лежит рядом с ним в кровати. А тот человек на снимке — нет. — Ты сегодня с работы вернулся? — тихо спросил Питер, меняя тему и снова взглянув на Уэйда. Тот приподнял бровь под маской. — Ну, типа того, — уклончиво ответил он. Питера это бесило. Он хотел, чтобы Уэйд был с ним честным. Открытым. Он ценил честность. Может, если бы он сам был откровеннее, Уэйд бы понял? Но вместо того чтобы сказать что-то по-настоящему честное, он спросил: — Зачем ты скинул мне ту песню Майкла Джексона? — Голос его всё ещё звучал хрипло, но сонливость почти прошла. Уэйд сделал громкий вдох, а затем хрипло усмехнулся, смущённо, виновато. Глаза маски изогнулась в полумесяцы. Питера до сих пор поражало, как она это делает. — Ну, смотри… это… э-э… Хех. Забавная история, — сказал Уэйд тем самым тоном, которым обычно говорят, когда история на самом деле ни фига не забавная. Но голос его звучал легко, почти беззаботно. — Я тут… восстанавливался. После того, как моя работа пошла, ну, э… немного наперекосяк. — Он поднял руку и пошевелил пальцами в перчатке, но Питер смотрел не на них, а на выразительные глаза маски. — И иногда, чтобы облегчить период восстановления… — здесь явно была недосказанность, но Питер решил пока не давить, — …я слегка выпиваю, — по крайней мере, это объясняло запах алкоголя, — и… эм… могу немного переборщить с обезболивающими. Питер нахмурился. Восстановление? Алкоголь и рецептурные болеутоляющие? Значит, Уэйд серьёзно пострадал на работе? В голове всплыли слова Клинта о том, что Уэйд во время заданий может терять свои же конечности, и у Питера неприятно сжалось в животе. — Так во-о-о-т, возможно, я был немного под кайфом… и, возможно, думал о тебе не самыми приличными мыслями. — Он наконец прикоснулся к нему — лёгкий тычок кончиком пальца в нос. И в тот же миг весь этот неприятный, тянущий холод в груди растворился, сменившись жаром, поднимающимся к шее. Питер даже не сразу осознал, что делает, но он уже думал о том, какие именно мысли о нём были у Уэйда, когда тот вдруг запел: — То, что ты заставляешь меня чувствовать. Хм, хм, хмм… Голос его был мягче обычного, почти мурлыкающим, и Питер ничего не мог с собой поделать — сначала фыркнул, потом улыбнулся, а затем, чувствуя, как лицо заливается краской, уткнулся в подушку. — Ты меня очень заводишь. Хм, хм, хмм… — продолжил Уэйд, и было слышно, что он улыбается. — Ты сбиваешь меня с ног, детка. Ой! Мои одинокие дни прошли! На последней строчке он резко дёрнулся, явно пытаясь повторить какой-то танцевальный элемент Майкла Джексона. Питер приоткрыл один глаз, наблюдая за ним из-под полуулыбки. Уэйд был таким… идиотом. И в то же время… каким же он был чудесным. Питер едва успел подумать, что хотел бы увидеть его улыбку по-настоящему, как Уэйд сказал: — Вот и улыбка. — Голос его был мягким, довольным. Будто он и правда гордился тем, что смог заставить Питера улыбнуться. — Улыбаться приятно, — тихо признался Питер, всё ещё улыбаясь, хоть и пытался это скрыть. Ему было… легче. Он думал, что уже дошёл до той точки, где ничьё присутствие не могло бы помочь. Что его больше не утешить. Именно поэтому в конце концов он и не искал утешения у Эм-Джей. Но сейчас… Сейчас ему действительно становилось лучше. — А ещё приятнее — быть тем, кто заставляет тебя улыбаться, — последовал ответ Уэйда, чуть более личный, интимный. Не тот его низкий, чувственный тон, но близко. Питер сжал губы, потянул за шнурок, сбив капюшон набок и сморщив ткань. — Я рад, что ты здесь, — прошептал он. Маска Уэйда приобрела более серьёзное выражение. — Я бы вернулся раньше, малыш, но… были две неожиданные проблемы, которые мне пришлось уби… эм… решить. И, эм… — Уэйд запнулся, его лицо под маской немного сморщилось, будто он выбирал слова. — Иногда я получаю урон, который требует больше времени на восстановление. И я не хотел приходить сюда, пока не стану… ну… лучше. Он явно подбирал последнее слово осторожно. И Питер вдруг понял — Уэйд меняется: становится более честен, меньше недосказанности. Но все же он говорил достаточно туманно, не рассказывая о том, что с ним произошло на самом деле. Питеру почти сразу захотелось расспросить его о подробностях, он хотел знать, как это работает. Может ли Уэйд умереть… а потом вернуться? Так ли это устроено? Грудь сжалась. За эту неделю Уэйд, возможно, был тяжело ранен. Мог умереть. А Питер… Питер просто сидел здесь, мучительно переживая, что наёмник не пишет. Глаза защипало. Он заморгал, прогоняя слёзы, но Уэйд тут же заметил. И нахмурился. — Эй, эй, нет, нет, давай-ка вернём улыбку. Что случилось, малыш? Питеру всегда нравилось, как Уэйд произносил это «малыш», но сам никогда не смог бы заставить это слово звучать естественно и сексуально. А потом Уэйд наконец прикоснулся к нему по-настоящему. Его большая ладонь в перчатке легла на щеку Питера — твёрдо, уверенно. Питер покачал головой. Он не собирался говорить, что читал его файлы. Не собирался признавать, что узнал о его бессмертии, о том, как часто он теряет конечности и даже не заморачивается по этому поводу. Не хотел ни слова говорить о том, что читал и слышал за эти дни. — Н-ничего… Просто… рад, что ты здесь, — тихо повторил он. И в ответ Уэйд практически подтвердил свою неуязвимость. — Если есть в этом мире хоть что-то неизменное, Пит, так это то, что, что бы со мной ни случилось, я всегда возвращаюсь. В конце концов… В конце концов, я всегда буду здесь. Питер шмыгнул носом, принимая косвенное признание Уэйда в том, что смерть для него — дело временное и, вероятно, вполне обычное. Он шмыгнул ещё раз, ненавидя эту мысль. Смерть близких всегда ломала его. А теперь представлять, что Уэйд мог умирать постоянно, а он даже не знал об этом… В груди стало совсем тяжело. Но в настоящем, здесь и сейчас, Уэйд был рядом. И его тёплый палец гладил Питера по линии челюсти, возвращая его обратно. Чёртовы перчатки. Питер хотел дать понять, что прикосновения без них для него — это нормально, что он не против. Но ещё сильнее он хотел, чтобы Уэйд сам был к этому готов, чтобы ему было комфортно. Он снова шмыгнул носом, осознавая, что всю ночь был на грани слёз, но так и не дал им вылиться. А потом потянулся ближе, его колени коснулись ног Уэйда. Тот тут же напрягся. А когда Питер вытянулся ровнее и приблизился ещё — Уэйд убрал руку. Но не отстранился. Не остановил его, когда Питер протянулся к краю его маски. Он смотрел прямо в белые прорези-глаза, пока собирал ткань в пальцах. Видел, как Уэйд замирает, как с каждым мгновением напрягается всё сильнее, как дыхание становится чуть быстрее. Спандекс поддавался под его пальцами, пока костяшки не задели грубую, чуть липковатую от пота кожу под ним. Он чувствовал её. Чувствовал его. Живого. Настоящего. А затем медленно потянул маску вверх. Но не полностью. Оголил только нижнюю половину лица и кончик носа. И теперь видел, как крепко сжата его челюсть. Как он явно не хочет снимать маску, но позволяет это. Питер и не собирался снимать её полностью. Ему нужно было другое. Он наклонился и поцеловал его. Пальцы соскользнули вниз, очертили линию подбородка, пробежались по шее. Кожа под ними была влажной от долгого нахождения под маской, такой же, как у Питера после часов в костюме. Но он не отстранился. И Уэйд ответил почти сразу. На мгновение задержал дыхание, а потом, словно получив разрешение, углубил поцелуй. Разомкнул губы, прорвался в его рот, жадно, ненасытно, словно давно этого хотел. Это было именно то, что нужно Питеру. Поцелуй был настойчивым, без намёка на прежнюю неуверенность. Уэйд уверенно скользнул рукой под одеяло, обхватил его за талию и притянул ближе. А потом сменил позу, больше не опираясь на локоть, а заваливаясь на спину. Теперь Питер был почти сверху, прижат к нему всем телом. Это было не так, как в тот раз на диване и не только потому, что поза другая. Они целовались в кровати. И для Питера это значило многое. Сердце бешено колотилось, голова шла кругом, тело горело. В каждом поцелуе, в каждом прикосновении Уэйда чувствовалась едва заметная агрессия, и Питер не возражал, только с удовольствием игнорировал, как руки наемника непроизвольно задевают его синяки, исследуя его тело. Он с готовностью распахивал рот, позволяя Уэйду грубо вторгаться туда языком, наслаждаясь тем, что тот больше не колебался касаться его. Пусть его руки оставались поверх одежды — это было чёртовски приятно. От талии выше, по изгибу спины, потом вниз… и прямо на задницу, которую Уэйд сжал без колебаний. И с учётом того, что Питер был только в боксерах, чувствительность зашкаливала. Он чувствовал, как сильные ладони плотно охватывают его, чуть сжимают, и… Его одновременно накрыло возбуждение и скованность. Он даже не смог сдержать тихий звук в губах Уэйда, такой стон-не-стон, чистая реакция, смешанная из возбуждения и напряжения. И Уэйд тут же заметил. Оторвался от его губ, всё ещё дыша неровно. — Слишком? — спросил хрипло. Питер открыл глаза и сглотнул подступившую к горлу медную горечь. — Н-ново, — признался он глухо. — Меньше одежды… кровать… Ладони Уэйда ослабили хватку. — Если скажешь «стоп», Пит, всё закончится. Без вопросов. И да. Это было одно из тех качеств, за которые Питер больше всего ценил Уэйда: он одновременно и подталкивал Питера, и был готов полностью отступить. Но Питер не хотел, чтобы он отступал. Ему нравилось это. Он горел от него. Чувствовать его тело рядом — тёплое, твёрдое, возбуждённое — было слишком хорошо, чтобы оборвать этот момент. Питер ощущал, как его эрекция упирается в бедро Уэйда, и понимал, что у того самого — не меньше. Он был почти голый, всего в боксёрах, а Уэйд — полностью одет. И это было несправедливо. — Я не хочу останавливаться, но… — он сглотнул, чувствуя, как Уэйд сжимает пальцы на его бёдрах. Тело понимало желание быстрее, чем голос. — Но? — повторил Уэйд, уголком губ дёргаясь в насмешливой ухмылке, когда Питер непроизвольно потёрся о него. Питер опёрся одной рукой на подушку, другой потянул его за ворот толстовки. — Но ты мог бы снять перчатки и толстовку, — сказал он невинным тоном, используя ухмылку Уэйда против него самого, а затем прикусил нижнюю губу. Но ухмылка Уэйда исчезла, и Питер услышал, как он напряженно сглотнул. Он ожидал отказа, но тот лишь… очень жёстко кивнул. — Я… я могу, но… — Но? — Питер теперь сам повторил его слова, перефразируя его же вопрос. — Но под ней футболка с коротким рукавом, а это… это слишком много открытой кожи, Пит, — сказал Уэйд так, словно извинялся. Но это не было «нет». Питер медленно потянул за молнию толстовки. — Ну… я вообще-то на это и рассчитывал, Уэйд. — Он продолжал расстёгивать молнию. — Может, ты не заметил из-за своих перчаток, но я сейчас в одних боксёрах. Белки на маске распахнулись. — Ты серьёзно? — Сними перчатки и проверь. — Питер сам удивился, насколько уверенно он это сказал. Уэйд, похоже, тоже. Его руки исчезли с ягодиц Питера, и прежде чем тот успел моргнуть, перчатки полетели куда-то в сторону. А потом его губы снова нашли Питера, руки снова оказались под одеялом — теперь уже без барьера в виде ткани. Горячие ладони скользнули по его коже, заставляя его содрогнуться. Тонкая ткань боксёров лишь усиливала ощущения, передавая жар прикосновений Уэйда. Когда его пальцы прошлись по бедру, оголяя кожу, а затем скользнули вверх по ягодице, Питер выдохнул хрипло, дрожа от нового, непривычного чувства. Его никогда так не трогали. Эм-Джей редко касалась его бёдер или ягодиц. А теперь одно движение — и он застонал в рот Уэйда, когда пальцы наёмника раздвинулись, а потом снова сомкнулись, заставляя его выгнуться. Эрекция болезненно упиралась в твёрдое бедро Уэйда, в ответ на его прикосновения. Но дело было не только в сексе. Прикосновения Уэйда ощущались иначе. Они были намного интенсивнее. В каждом — больше чувственности, больше желания, больше откровенности. Пока они целовались, его большие, горячие руки изучали каждый изгиб, ласкали, поглаживали, сжимали, проводили мурашки по его телу. А потом Уэйд начал двигаться в ответ, прижимая бёдра к Питеру, и он ощутил себя перегретым в самом лучшем смысле. Все заботы, тревоги, боль — они остались где-то далеко, за миллион миль отсюда. Сейчас он хотел только большего. А эта чёртова толстовка всё ещё была на нём!

***

Уэйд работал с перегрузкой системы, что было не очень хорошо. Он целовал Питера с намерением довести его до состояния, когда губы становятся припухшими и ноют от чувствительности. Трогал его так, как давно не трогал никого. Он знал, что надо остановиться, что всё слишком быстро, но не мог. Он тянулся к нему, снова и снова, не в силах насытиться. Он давно не ощущал своей уродливой кожи на чём-то таком идеальном. А Питер был идеален. От его звуков, от его податливости, от его вкуса кружилась голова. Но Питер был не просто чертовски хорош для секса. Уэйд любил его характер, его улыбку, его ум… но прямо сейчас всё его внимание было приковано к телу Питера — к этим стройным, поджарым мышцам, к линиям его фигуры, к коже, такой гладкой под пальцами. К его волосам — мягким, растрёпанным, таким чертовски сексуальным. И даже к тем, что были ниже… теперь, когда перчаток больше не было, он чувствовал их тоже. Чёрт возьми, а эти звуки… и то, как он целовал, словно хотел ощутить вкус Уэйда у себя во рту. Блядь, это вызвало еще больше идей в развратном сознании Уэйда. Его член не был таким твердым, сколько он себя помнил. И он не был уверен, что удержит контроль. Питер, вжимавшийся в него, — это сводило с ума. Даже сквозь одежду это было слишком хорошо. Охуенно. Опасно. Единственное, что удерживало его от того, чтобы рискнуть и попытаться сделать что-то более смелое с Питером, — это его ебаная кожа. И ещё… сам Питер. Несмотря на его желание, несмотря на страсть, горящую в этих охренительно карих глазах, Уэйд знал: он не был готов. Между ними было нечто — особенное, редкое, для такого человека, как Уэйд. Что-то, что могло стать гораздо большим, чем просто секс. Что-то, что могло выйти за пределы этой комнаты, этой кровати… И поэтому он цеплялся за самоконтроль. Потому что для Питера это был первый раз с мужчиной. Потому что его кожа. Потому что секс с чувствами всегда всё усложняет. Ни один из них не мог торопиться, потому что один из них или оба, возможно, в итоге пожалеют, а Уэйд не хотел... — Иисусе, блядь… Уэйд протяжно выдохнул, когда Питер оторвался от страстного поцелуя, откинул одеяло и рывком приподнялся, садясь верхом на Уэйда, прямо на его пах. В одной только футболке, задравшейся слишком высоко, и боксёрах, оголявших почти полностью его бёдра. Блядьблядьблядь… — Уэйд… — и это было не самое лучшее, самое лучшее было его лицо, красивое и раскрасневшееся от возбуждения, зрачки расширены. — Сними толстовку. Его губы такие опухшие, как он облизывал их после того, как сказал это, делая их краснее, и его волосы… эти мягкие, растрёпанные волосы, как у Супер Саяна, как будто противостояли гравитации. — Блядь, ты идеален. — Голос Уэйда звучал хрипло, а руки, будто сами собой, скользнули по напряжённым бёдрам Питера, затем вернулись к его заднице, сжали, притянули ближе. Одна рука легла на его талию, вторая опустилась ниже, поглаживая через шорты место, где член Питера упирался в ткань. Питер тихо застонал, срывающимся, прерывистым звуком, и его бёдра сами двинулись в ответ, инстинктивно подаваясь к руке Уэйда. И в тот же миг внутри самого Уэйда вспыхнул тот же импульс, тот же зов. Его член дёрнулся в отзывающемся движении, его тело требовало больше, но он стиснул зубы и начал мысленно повторять мантру: «Держи в штанах, держи в штанах, держи в штанах…». И тут застёжка толстовки соскользнула вниз. Питер резко распахнул ее с двух сторон и, прежде чем Уэйд успел что-то сообразить, наклонился вперед, чтобы просунуть руки под материал. Его ладони крепко сжались и впились в плечи Уэйда — горячие даже через тонкую футболку. Это было всё, что отделяло мягкие руки Питера от уродливой кожи. Затем он начал стаскивать толстовку с плеч. Питер сказал, что хочет больше обнаженной кожи... — Сними её, — повторил Питер, когда Уэйд не сделал ни единого движения, чтобы помочь. Тогда Питер схватил толстовку за обе стороны материала возле шеи Уэйда и, используя свою невероятно сексуальную силу, потянул Уэйда, чтобы тот сел прямо. — Святые яйца… — Уэйд чувствовал, как голова идёт кругом. Он едва сдерживал себя, едва удерживал внимание на том, что должен делать, потому что все его мысли тонули в одном: снова целовать Питера. Он потянул его к себе, скользнул руками по его бокам, снова вернулся к его заднице, сжимая, притягивая ближе, и в этот момент Питер выдохнул — наполовину стон, наполовину мольба: — Пожалуйста, сними. Если бы у Уэйда была суперспособность заставлять одежду исчезать, сейчас бы был самый подходящий, блядь, момент. Не только потому что он не хотел отпускать Питера. Но потому что то, как он сказал «пожалуйста» стало новым кинком. Но у него не было такой способности, поэтому пришлось действовать по старинке. Всего три секунды — и толстовка полетела куда-то в сторону… И всё замедлилось. Его руки. Они были открыты. Его кожа. Гораздо больше этой дрянной, раковой, неровной кожи теперь было видно. Комната была тёмной, и, возможно, он должен быть благодарен за это… Но он не был. Поскольку волнение начало жрать его изнутри. Его руки медленно сжались в кулаки, зависая неловко по обе стороны от бёдер Питера. А Питер по-прежнему сидел у него на коленях... И вдруг его руки двинулись — сначала легко скользнули по плечам Уэйда, затем ниже, мимо края коротких рукавов футболки, по обнажённым предплечьям. Ласково, медленно, намеренно. А потом снова вверх — возвращаясь к плечам, будто изучая, привыкая, принимая. И прежде чем Уэйд успел сказать хоть слово, Питер обвил руками его шею. Он не понял, что задержал дыхание, пока не услышал тихий голос: — Эй, всё в порядке? Я не хочу останавливаться, но если тебе неудобно, мы можем… — Голос его был мягким, чуть неуверенным. Тёплое дыхание коснулось лица Уэйда, когда Питер чуть наклонил голову. — Я не хотел торопить тебя, просто… Он запнулся, и его голос стал другим — более тихим, более хриплым. Его руки сжались крепче, словно он боялся, что Уэйд отстранится. — Прости, что поторопил тебя, я... — Не смей извиняться. Уэйд поднял голову, резко, будто его дёрнули за ниточки. Его руки метнулись вверх, обхватили лицо Питера. Он прикасался к нему голыми ладонями, к его коже. Его собственная кожа была открыта — больше, чем ему хотелось бы, больше, чем когда-либо при Питере. Но он не мог думать об этом. Он остановил Питера своим внезапным прикосновением, заставил его замолчать и просто смотреть. Смотреть на него. Глаза Питера были чуть влажными, и только сейчас, с этого угла, Уэйд понял — они красные. — Ты не торопишь меня. Я просто… — он с трудом сглотнул, глядя в молодое, красивое, почти плачущее лицо и чувствуя, как слишком много эмоций накатывают разом, сжимая горло. — П-просто всё жду, когда ты поморщишься, или оттолкнёшь меня, или скажешь держаться подальше… — Уэйд, хватит, — Питер перебил его. Умоляюще, не сердито. И Уэйд проглотил оставшиеся слова. Карие глаза смотрели на него с той же нежностью, что и прежде. — Я знаю, что тебе трудно в это поверить, но твоя кожа меня совсем не беспокоит. И он наклонился, целуя его приоткрытыми губами, но как-то робко. Затем он тихонько вздохнул и легонько качнул бедрами, заставив Уэйда снова положить руки на свою талию. — Я в порядке, клянусь. — Голос Питера был всё ещё мягким. Но когда он двинул бёдрами вниз, затем вперёд, медленно, непрерывно, его тон изменился. В нём появилось возбуждение. — А ты? — Охуенно, — выдохнул Уэйд, его пальцы сжимались на талии Питера, помогая поддерживать заданный ритм. Питер двигался вниз, его бёдра перекатывались плавно, с нарастающим нажимом, и Уэйд не мог не представить себе другой сценарий, в котором более обнаженный Питер восседал бы на его… — Уэйд. Питер произнёс его имя так, будто требовал его всюду — в теле, в мыслях, в воздухе между ними. Одна его рука скользнула вверх, твёрдо взяла Уэйда за подбородок, а затем толкнула голову назад. Поцелуй накрыл их с новой силой — горячий, влажный, жадный. Звуки, которые срывались с Питера, были мягкими, прерывистыми, охуенно возбуждающими, и Уэйд жадно ловил их, проглатывал, вылизывал прямо из его рта. А потом — минута, секунда, мгновение — и всё перевернулось. Питер ахнул, когда оказался под ним, тело подалось вверх, словно искало его даже в этом положении. Уэйд не сразу двинулся. Ему нужно было… посмотреть. Оценить, как Питер выглядит сейчас — раскрасневшийся, тяжело дышащий, такой горячий, что это почти невыносимо. И его возбуждение — очевидное, пульсирующее, заставляло Уэйда думать. О том, как он будет выглядеть после. После того, как Уэйд вытрахнет из него весь здравый смысл. В следующую секунду он уже вжимал Питера в матрас и снова целовал его, продолжая ритмично двигать бедрами друг о друга, в том же темпе. А в их перевернутых позах Питер был тем, кто касался: его руки скользили по спине Уэйда, поднимались по бокам, а затем переходили на переднюю часть. Уэйд не мог не напрячься, когда руки Питера, теплые и мягкие, гладкие и смелые, скользнули под его футболку, ощупывая грудь и пресс. Но Питер не остановился. Целовал, будто не заметил его секундного ступора, будто не собирался отступать. И… и это работало. Уэйд начал расслабляться. Питер трогал его уверенно. Жадно. Его прикосновения — такие смелые, такие горячие, — почти напомнили времена с Ванессой. От этой мысли у него потемнело в глазах. Он не понимал, сколько напряжения копилось в нём — не понимал, пока оно не вырвалось наружу. А Питер…блядь. Его поцелуи становились всё глубже, его звуки — всё торопливее, требовательнее, а затем… А затем руки Питера скользнули между ними, к промежности Уэйда. Пальцы одной руки обхватили и придали форму, соответствующую контуру его члена в джинсах, и Уэйд начал сильно вздрагивать от этого ощущения. Он не мог не замереть, не мог не задохнуться в поцелуе. Но Питер продолжал. Его ладонь двигалась уверенно, двигалась твёрдо, тёрла его вверх и вниз через плотную ткань… И Уэйд еле выдавил: — Блядь… Блядь, Питер. Оргазм накатывал так стремительно, что он сжал пальцы на бёдрах Питера, зарывшись в его кожу, не зная, сможет ли остановить это. За последние годы никто даже близко не подходил к его члену, и прикосновение Питера было самым близким, самым искренним со времен Ванессы. Уэйд знал, что продержится не больше минуты, если вообще продержится. И ему казалось, что он сейчас заплачет. Но он поддался, не сопротивляясь. Слабый от того, что к нему так охотно прикасаются, он прекратил все движения, просто приподнялся над Питером на предплечьях, насколько это было возможно, чувствуя, как быстро наступает оргазм. Простое движение Питера, гладящего его по джинсам, то, как Питер начал неуверенно, а затем обрел уверенность, стал оказывать большее давление, изменил скорость, рукой сжимал его член, чтобы почувствовать больше у основания, скользя вниз по стволу, и даже спустилась ниже, к его яичкам... Уэйд схватился за постель. Буквально белыми костяшками пальцев. Он чувствовал себя тупо перегруженным, для мужчины его возраста и опыта. Уэйд дрожал, реально дрожал, и его глаза были мокрыми, но, по крайней мере, Питер этого не видел, особенно учитывая, что слёзы действительно потекли, когда он, наконец, кончил, быстро наклонив голову и уткнувшись в сторону шеи Питера, заглотив самый громкий момент своего стона. Всё его тело сжалось в тугую, напряжённую линию трясущихся мышц, когда оргазм буквально выбил из него дыхание, и это было блаженно и фантастично. — Уэйд. Питер произнёс его имя, и через пару секунд в его голосе появилась новая интонация — это был уже не зов, а сдавленный выдох, потому что он тоже кончил. Уэйд едва заметил, как его другая рука дернулась между ними — быстро, резко, а потом... потом замедлилась. Питер дышал тяжело, прерывисто, прямо у его шеи. Его дыхание было горячим, влажным, губы время от времени касались кожи. Блядь, он только что довёл их обоих до оргазма, а Уэйд чувствовал себя, словно гигантская, едва не растёкшаяся по Питеру лужа. Что, мать твою, только что произошло? Когда они начали приходить в себя, Питер всё ещё дышал тяжело, но мягче, спокойнее. Уэйд тоже. Они просто дышали, позволяя сердцам замедлиться, позволяя телу немного успокоиться. Он услышал, как Питер сглотнул — сухо, как будто у него пересохло в горле, а затем его ладонь скользнула по спине Уэйда, медленно, успокаивающе. Это было приятно. Уэйд чувствовал себя потрясающе после оргазма, но в то же время паршиво из-за того, что полностью потерял контроль и позволил Питеру взять всё в свои руки. Ну, хотя бы его член не выбрался из штанов — хоть какое-то утешение для его пошатнувшегося самоконтроля. — Это было... нормально? — тихо спросил Питер. — Я никогда не делал этого раньше. Даже с собой, ну, через одежду. Он умудрился одновременно звучать смущённо, удовлетворённо и так чертовски мило, что Уэйду захотелось сказать ему об этом, несмотря на собственное жалкое состояние. Он поднял голову, встретился взглядом с Питером, ещё сонным, послеоргазменным, красивым. — Ты, блядь, идеален. Одиннадцать из десяти. Думаю, ещё сорок девять моих версий в сорока девяти других вселенных тоже кончили. Даже та, что девушка... Питер фыркнул, прикрыл Уэйду рот ладонью и зажмурился от смеха. Его голос был охрипшим, дыхание прерывалось, но это только делало его ещё более прекрасным. — Ладно, Уэйд, я понял... — Питер полусмеялся, его голос был тёплым, довольным. Уэйд улыбнулся под его рукой, которая всё ещё мягко закрывала ему рот. Чувство жалости, которое Уэйд испытал к себе минуту назад, улетучилось без следа, когда он столкнулся с этим смехом — лёгким, счастливым, таким настоящим. И с самим Питером, его тёплым, расслабленным телом, всё ещё раскинувшимся под ним. Его ноги, разведённые по обе стороны от бёдер Уэйда, лениво лежали, словно Питер никуда не спешил, полностью довольный тем, где находится. Когда его ладонь наконец убралась с губ Уэйда, он провёл ею по его подбородку и челюсти. Уэйду стоило огромных усилий не отвернуться, особенно когда он понял, что Питер смотрит, пока его пальцы осторожно скользят по коже. Он заставил себя не двигаться, не напрягаться, просто принять это прикосновение, такое другое, неторопливое. Если раньше его руки были горячими, жадными, стремительными, то теперь он изучал, чувствовал. Тонкие, ловкие пальцы медленно скользили по линиям его изуродованной кожи, задерживаясь на неровностях, ямках и рубцах. Подбородок, шея, кадык, ложбинка у горла… Уэйд замер, держа руки по обе стороны от головы Питера, напряжённый, несмотря на всю интимность момента. Он не знал, чего ожидать, но Питер выглядел таким спокойным, таким сонным, когда вдруг спросил: — Что это? Его пальцы соскользнули к плечу Уэйда, пробрались под рукав футболки, мягко надавливая на расслабленную мышцу. — Это химическое? Или... — Он сглотнул, брови чуть нахмурились от беспокойства. — Это что-то мутационное? Как ожоги? Уэйд посмотрел вниз на его милое, сосредоточенное лицо. Он мог бы соврать — Питер был умным, но не знал всей правды. Но сказать правду означало больше вопросов. Хотя... Питер всё равно поймёт, если он соврёт. Чем дольше будет смотреть, тем быстрее заметит ложь. Кроме того, он не хотел врать Питеру. Поэтому не стал. — Рак, — выдохнул он. — Это рак. Питер не сразу ответил. Его глаза расширились от шока, но слова застряли где-то в горле. Уэйд видел, как в его голове начали стремительно работать мысли, как из его взгляда мгновенно ушла сонная расслабленность, сменившись сосредоточенностью. Пока он молчал, Уэйд воспользовался моментом, чтобы немного сдвинуться в сторону, ложась рядом, на бок. Грудь согрелась от близости Питера, а тяжёлый ком в животе будто немного ослаб, когда тот повернулся к нему лицом. Он смотрел прямо на него, не отводя взгляда, всё ещё лежа так близко, с растрёпанными волосами, головой, утонувшей в подушке. — Значит, у тебя был рак, потом ты мутировал, и твоя мутация стала исцеляющим фактором, который делает тебя... — Питер замолчал, словно подбирая слова. Уэйд ждал. Хотел, чтобы он сам это сказал. — ...эм, твой рак не может тебя убить, правильно? — закончил Питер, но не так, как ожидал Уэйд. Он не сказал прямо, что знает о его бессмертии. Он спросил. Он искал подтверждения. И Уэйд вдруг понял, о чём Питер на самом деле думал. О том, что он не хотел потерять ещё кого-то. О том, каково было пережить смерть Тони Старка. О том, сколько людей он уже лишился. Уэйд тихо вздохнул, опираясь на локоть, и увидел, как его дыхание чуть растрепало несколько выбившихся прядей Питера. Тот тоже вздохнул, и Уэйд наконец сказал: — Мой рак не может меня убить. — Он знал, что это всё, что Питер хотел услышать. Питер опустил взгляд, словно обдумывая что-то, а затем его рука снова вернулась, кончиками пальцев проведя по вырезу футболки Уэйда. Ему стоило этого ожидать, но всё же вопрос застал его врасплох: — Но у тебя всё ещё рак? Уэйд не сразу нашёлся с ответом. Он просто кивнул, когда Питер вновь поднял на него глаза. — Какой? Небольшая пауза. А затем, как можно легкомысленнее, Уэйд бросил: — Весь рак. Питер выглядел так, будто этот ответ его совсем не порадовал. Будто он изо всех сил сдерживал что-то внутри. — Эй, забудь мой идиотский рак, который не может меня убить, — пробормотал Уэйд, решая сменить тему. И решил довериться тому, что Питер действительно не обращает внимания на его кожу. Поднял руку, лёгким движением подтолкнул его подбородок вверх и, не задумываясь, наклонился, чтобы поцеловать эти слегка надутые губы. Он хотел, чтобы это было естественно. Как когда-то с Ванессой. И получилось. Питер принял поцелуй так, словно в этом не было ничего странного, словно всё было правильно. Спокойно, уверенно, без спешки, без оглушающего жара и затуманенного влечения. Это был мягкий, медленный, почти ленивый поцелуй, и Уэйд вдруг почувствовал, как в груди поднимается нечто слишком большое, слишком пронзительное, слишком… болезненное. Он моргнул, радуясь, что маска скрывает это, когда его глаза снова стали влажными. Он никогда не думал, что будет иметь что-то подобное снова. Когда Питер отстранился, Уэйд слегка прикусил его губу. Питер медленно вдохнул, а затем опустил голову обратно на подушку. Но не надолго — через мгновение он приподнялся, чтобы оставить короткий, тёплый поцелуй на голой шее Уэйда, и затем придвинулся ближе, свернувшись так, что его лоб почти упирался в его грудь. И чёрт возьми… Пиздец. Уэйду снова захотелось плакать. Как, нахуй, Питер мог быть таким? В этот момент он случайно скользнул рукой под его футболку, пальцы невольно задели тёплую кожу на боку. Питер вздрогнул. И сердце Уэйда мгновенно сжалось. Он напрягся, уже собираясь убрать руку, прежде чем тот успеет её отдёрнуть от его уродливой кожи, но Питер вдруг схватил его запястье. Сжал его слегка. Он выглядел наполовину сонным и, похоже, не заметил, как Уэйд едва сдержал паническое движение. — Рёбра ушиблены, — пробормотал Питер, будто извиняясь. — Всё ещё заживают. Эти слова превратили его панику в ярость. Глядя на почти закрытые глаза Питера, на то, как его хватка ослабевает, Уэйд медленно передвинул руку так, чтобы тот разжал пальцы. Его ладонь легла на кровать. А потом он осторожно взялся за край футболки и приподнял её, двигаясь аккуратно, будто боялся ранить его ещё сильнее. Стиснул зубы так, что они заскрипели. Синяки. Они уже начинали блекнуть, но всё ещё оставались тёмными. На рёбрах, на боку, на бедре. И кто знает, сколько ещё скрывалось под тканью в полумраке комнаты. Присмотревшись внимательнее к лицу Питера, он почти смог разглядеть слабый синяк вокруг его левого глаза. И он вспомнил, что глаза Питера были красными. Блядь. Уэйд отсыпался от наркотиков и алкоголя, пока Питер получал тумаки во время драки с какой-то пиздой, разжигающей дерьмо без всякой причины. Вот почему Уэйд убивал плохих, дерьмовых людей! А потом он сам ввалился сюда среди ночи, прервал его сон. Пиздец, какой же он мудак. Это заставляло его хотеть убить себя. Гнев и бессилие скрутили его изнутри. Ему хотелось встать и уйти. Найти этого ублюдка. Сделать так, чтобы он больше никогда не мог даже поднять руку на кого-то. Но дыхание Питера уже стало ровным. Он спал. Буквально свернулся рядом, настолько близко, что каждый его выдох касался горла Уэйда. Что-то в этом… В том, как Питер заснул рядом с ним — так легко, так спокойно — говорило Уэйду, что уходить было бы ошибкой. Если бы он проснулся и обнаружил, что его нет — это могло бы причинить ему боль. А Уэйд не хотел причинять ему боль. Не тогда, когда мог этого избежать. Так что он остался. Медленно, осторожно лёг обратно, затаив дыхание, чтобы не разбудить его. Сомневался, что уснёт сам, но насрать. Главное — что когда Питер проснётся, он будет здесь. И, возможно, всё будет в порядке. На самом деле, впервые за долгое время у него не было этого мерзкого предчувствия, не было страха, что он сделал что-то неправильно. В животе было спокойно. И, может быть, это значило, что он всё-таки что-то сделал правильно. Может, с Питером и правда всё сложится. Но, глядя на его красивое лицо, Уэйд снова начал чувствовать себя неуютно, поэтому поднял руку и натянул маску обратно. Он не мог скрыть руки или те места, где задралась футболка, но хотя бы лицо оставалось закрытым. Думая о маске, он вспомнил, как ещё недавно собирался просто позволить Питеру снять её. Он тогда замер, внутренне смирившись, что вот, сейчас всё случится, хоть внутри и сжимало от страха и напряжения. Но Питер так и не стянул маску полностью... Он был таким, чёрт возьми, принимающим, терпеливым. Совсем не давил, не настаивал. Он позволил Уэйду снова касаться себя, хотя до сих пор не видел его лица. Уэйд зажмурился, и прорези в маске почти сомкнулись, когда он глубоко и тихо вдохнул. Он злился на себя за трусость, за то, что так много берёт от Питера, который ко всем его заморочкам относится просто охренительно. Он должен был быть лучше, но Питер превосходил его просто своим существованием. Хорошо хоть, что Питер спал. Когда он только пришел, Уэйд не был уверен, но предположил, что Питер уже спал, раз никак не отреагировал на его присутствие. Он и не хотел его будить, поэтому старался вести себя как можно тише. Но, вспомнив его покрасневшие глаза, Уэйд понял, что Питер, скорее всего, только недавно уснул или долго не мог этого сделать. Он знал это ощущение – когда не можешь заснуть после тяжёлой ночи. Только у него всегда был вариант просто отключиться, провалиться в мёртвый сон, а у Питера такого выбора не было. И если драка настолько его выбила, что мешала заснуть... Да, Уэйд понимал это очень хорошо. Он открыл глаза и снова посмотрел на спящего Питера. Его рука лежала на его обнажённом бедре, и кожа под пальцами казалась тёплой и гладкой. Уэйд медленно провёл по ней кончиками своих ужасных пальцев, удивляясь, что ему это позволяют. Удивляясь тому, что Питер чувствовал себя достаточно безопасно, чтобы уснуть рядом с ним. Единственный человек, который когда-то чувствовал себя так же, была Ванесса. И он не смог уберечь её от опасностей, связанных с ним. Уэйд стиснул зубы. Ебаные триггеры. Он не хотел, чтобы время, проведённое с Питером, снова закрутило его в водовороте мыслей о Ванессе. Она осталась далеко в прошлом. Настолько далеко, что теперь он даже не видел её, когда умирал, – это прекратилось вскоре после истории с Расселом и Кейблом. Иногда Уэйд даже задавался вопросом, не была ли она просто предсмертной галлюцинацией или сном. Была ли Ванесса там на самом деле? Сейчас это казалось глупым... после всех раз, когда он оставался в пустоте смерти в полном одиночестве. Да, Ванесса осталась в прошлом. Он пережил её, хотел он этого или нет. От их прежней жизни не осталось ничего, что напоминало бы о ней. Даже свинцовую монетку с их первого «свидания» в хаосе, смерти и беспорядке после щелчка он потерял. Он больше не помнил, как Ванесса пахла, какова она была на вкус. Иногда ему казалось, что он всё ещё отчётливо слышит её голос, но теперь он почти не думал о ней. А с тех пор, как в его жизни появился Питер, думал ещё меньше. Питер... В этот момент он мог чувствовать его запах, ощущать его кожу под своей рукой, покрытой шрамами, и все еще чувствовать его вкус. Поцелуи были глубокими, наверное, даже слишком грубыми для его распухших губ. Сейчас губы уже пришли в норму... Чёртов исцеляющий фактор убивал весь послесексуальный кайф, если честно. Он мгновенно рассеивал туман наслаждения и не позволял оставить даже самый лёгкий засос. Зато он чудесно повышал выносливость. Уэйд мягко улыбнулся, осознав, что Питер, должно быть, вымотался до предела, раз так быстро заснул. Он приподнял бровь под маской, прикидывая, сколько раундов они смогут провести за день, если оба будут в отличной форме, и почувствовал, как в животе зашевелилось возбуждение от грязных мыслей, быстро возникающих в голове. Потом резко тряхнул головой, пытаясь взять себя в руки. Тихо, но с довольством вздохнув, Уэйд убрал руку и опустил футболку Питера, прикрывая его кожу. Затем осторожно дотянулся до одеяла и натянул его на Питера, чтобы тот не замёрз. Устроившись поудобнее, он смирился с тем, что останется здесь. Мокрое пятно на джинсах и белье высохнет, и, чёрт возьми, это уж точно не худший дискомфорт – уж точно лучше, чем засохшая кровь в костюме. Так что он просто решил это игнорировать... как и Питер. Уэйду даже хотелось проверить, не осталось ли пятна на руке Питера, или тот незаметно вытер её где-нибудь. Мысль заставила его улыбнуться. И тогда наконец прорвались ещё несколько слёз, которые он так долго сдерживал. Они раздражающе пропитали внутреннюю сторону маски, но оно того стоило... Это стоило того, чтобы чувствовать что-то хорошее. Чтобы плакать от счастья. Это было так давно. Так давно, что Уэйду было страшно. Потому что он хотел, чтобы Питер остался в его жизни. Навсегда. Но всё, к чему он прикасался... в итоге ломалось. Последние слёзы, покинувшие его глаза, уже не были счастливыми.