Только ты и я

Уже выросли. Всю жизнь они наблюдали лишь белые стены, умирающих детей и лица друг друга — это сын Ацуоми Аянокоджи и дочь Кайто Цукиямы, двух до мозга костей амбициозных людей, разработавших проект по особому воспитанию детей. Как только этот проект был запущен, ему нужна была реализация, с чем создатели явно не спешили медлить. Желая узнать, насколько сильно можно развить человеческую мощь, профессора Аянокоджи и Цукияма решили впервые опробовать свой инструмент на живых людях. Они набрали небольшую группу детей и установили наивысший возможный уровень пути совершенствования. Наверное, многие бы задались вопросом: «Неужели у них не было своих детей? Почему они так жестоки к другим? Это ведь не лезет ни в одни моральные рамки!». Так и есть. Однако детям профессоров повезло не больше. Киётака Аянокоджи и Цукияма Риина. Они стали первыми жертвами «отборочного тура», хотя детям едва исполнился первый юбилей. Так шли дни, недели, месяцы, годы — вся их жизнь. Теперь ему уже 16 лет, а ей 15. Постепенно от больших нагрузок ребята рядом умирали, и с каждым днем их становилось всё меньше, пока дети создателей не остались совсем одни. Они были единственные, кто держался так долго и упорно… — Аяно…а вдруг мы тоже…вдруг мы тоже умрём? «6 февраля в 01:17 умер Ацухико Кайтани.» —…Скорее всего. — ответил парень холодным тоном, глядя на сверстницу спокойно и хладнокровно. «10 января в 12:24 умер Сатоши Комуро.» Тут девочка почувствовала легкое недомогание. Сжимая ткани своей белой рубашки, которую обязали носить здесь всех воспитанников, она посмотрела за стекло, открывающее вид на белое помещение, где среди разбросанных лежали трупы детей из группы помладше. Это был зал для занятий каким-то видом боевого искусства. Кажется, карате. — … — Ты в порядке? Цукияма закашлялась, а потом, посмотрев на руку, пришла в себя, наконец обратив свое внимание на собеседника. — Аянокоджи-кун…мы…скоро расстанемся… «23 апреля в 05:14 умерла Каяко Шиита.» —…Да. — холодно ответил тот, глядя куда-то вдаль своими темно-янтарными глазами. Девчонка снова повернула голову на стекло, ведущее в карате-зал. —Ты…тоже ничего не чувствуешь, когда видишь их..? — Нет. Риина тоже засмотрелась вверх, убрав ледяные руки в карманы скучной белой сорочки, которая, честно говоря, больше походила на тюремную робу или одежду для заключенных исправительного лагеря. — Я бы хотела знать, как живут все остальные люди…я хочу когда-нибудь выйти отсюда и узнать, что значит быть как остальные. Какие они, эти «остальные»? — задалась вопросами дочь профессора, все еще гипнотизируя глазами мертвых детей за стеклом белоснежной шахматной комнаты, в которой стояли они со старым другом по несчастью. — …Ты никогда не была как остальные. — ответил ей мальчик без эмоций, чисто сухо констатируя факт. — Я знаю. И я хочу посмотреть, смогу ли я когда-нибудь почувствовать что-то подобное, что чувствуют они. Например, смогу ли я когда-нибудь заплакать, если вспомню этих бедных детей… Она совершенно сухо, холодно и бесчувственно смотрела на детские трупы. — Ты уже достаточно долго ждешь. Аянокоджи посмотрел на трупы детей так, как будто он смотрел на сломанную игрушку, ему было совершенно все равно. Цукияма резко взяла своей холодной ладонью руку Аянокоджи. — Киётака… Она помолчала чуть-чуть, а потом продолжила. — Ты сильнее. Прошу, пока еще не слишком поздно… Тебе надо покинуть это место. С этими словами, она совсем немного улыбнулась. Аяно был единственным, кому у нее были силы улыбнуться. Лишь он вызывал у нее только лишь самую малость эмоций. Если это вообще возможно было ими назвать. Парень посмотрел на сжимающие его руку пальцы…он почувствовал холод. — Ты идиотка. — ответил он сухо, не спуская с нее своего сканирующего взгляда. Риина опустила карие глаза и выпустила его руку, не прекращая мягко улыбаться. — Может быть. Аяно продолжал молчать, смотреть на ее губы, которые сейчас растянулись в легкую улыбку, а сам он и слова ей так и не сказал, просто продолжил смотреть на неё сверху вниз, чувствуя себя сейчас каким-то бездушным монстром рядом с ней. Девушка тяжело вздохнула и пошла в сторону выхода из шахматного класса. Риина хотела принести себя в жертву, чтобы спасти Киётаку. Неизвестно, можно ли сказать, было ли это проявлением любви, но привязанность к этому холодному человеку у нее совершенно точно была. Киётака вдруг ухватил ее за руку, хватка его была сильной, что, казалось, еще секунда, и он, наверное, сломал бы ей запястье. — Куда ты..? Дочь профессора Кайто грустно подняла взгляд. На ее бледных губах все еще играла нежная улыбка. Кажется, она совершенно проигнорировала боль, которую тот причинил её руке. — Киётака…ты знаешь, что ты единственный, кто еще не чувствовал себя плохо? Тебе надо уйти отсюда. Пока еще совсем не поздно. Тебе нужно жить так, как хочешь ты, а не твой отец. У тебя есть этот шанс. Я знаю. После этих слов Аяно только сильнее сжал ее запястье, а потом резко дернул на себя, намертво прижимая Цукияму к себе и зарываясь носом в ее волосы на макушке. «…Мы несколько лет провели в этом месте. Почти от самого рождения, до самого настоящего момента.» Девичьи бледные руки слабо обвили спину Аяно в ответ, будто бы позволяя ему поблагодарить себя и побыть рядом в последний раз. Ведь девчонка знала, что осталось ей очень недолго. Аянокоджи сильнее сжал тонкое тело девушки в своих руках, закрыв глаза. Возможно, сын профессора не ожидал это даже от самого себя. — Цукияма… я не хочу уходить без тебя. — тихо произнес он, горько жалея о том, что она намерена оставить его одного. Риина закрыла глаза и положила подбородок на плечо друга, продолжая стоять с ним в теплых объятиях. — Я тоже не хочу оставлять тебя, Аяно-кун…но выжить сможет только один из нас. Мы остались здесь совсем одни. — …Я знаю. Послышался тяжелый вздох и хрупкое тельце содрогнулось в крепких объятиях. — Я…наверное люблю тебя, Киётака-кун…— произнесла Цукияма, сама не уверенная в своих словах. Было ли это правдой, или это просто неожиданная игра воображения и привязанности? Аянокоджи лишь сильнее прижался к ней. Он чувствовал одновременно холод и нежность, которых он раньше вообще не касался. Да, за все свои 16 лет, он никого не обнимал, в особенности с таким желанием и нежностью. Это было незнакомое, чужое, неизведанное, но сильно жгучее и приятное чувство. Киётака тоже не был уверен в том, что сейчас говорит. Они оба не уверены в своих же словах. Может быть, это просто боязнь расставания? Нет. Что-то ласково щекотало их ледяные сердца. Они оба не чувствовали такого ранее. — …Я тоже, Риина. — Спасибо, что ты был со мной все эти 15 лет… Тонкие, худощавые руки наконец отпустили Аянокоджи. Он почувствовал ослабление хватки, что заставило наоборот сильнее сжать ее тело в своих объятиях, говоря о желании быть рядом. Для друг друга они были взаимной незаменяемой защитой, но по сей момент самм не знали об этом факте. — …Не уходи. Девушка просто закрыла глаза, пока Аяно сдерживал её худое тело в своих сильных руках. С каждой секундой становилось только хуже. Очень хотелось есть, пить…Голова пошла кругом. Их нежность прервал громкий и противный крик сигнала, бьющий в виски… Сигнал, который прозвучал шумным противным звуком, расплывался у Риины эхом в ушах. Таков был в этих местах звонок, и сейчас он явно приглашал выживших на урок квантовой физики. — Киётака…прошу, уходи отсюда…Как только будет возможность… В и без того темных глазах потемнело. Отвратительный звук сигнала просто поплыл в ее мозге. Цукияма видела перед собой мягкое, все такое же холодное лицо Аяно, на котором была та самая малость эмоций, а потом…вечная темнота. Это были последние слова девушки. Уловив последнее, что она сказала, но все еще продолжая держать ее, внутри парень хотел что-то воскликнуть, но вдруг он почувствовал, что ее тело стало легче и слабее, он резко чуть отстранился, видя, что глаза её закрыты, а тело без сил повисло в его руках, как тряпочка. — …Нет…не смей. Киётака Аянокоджи чуть слышно вздохнул. Парень продолжил держать её тело в своих объятиях…Да, он прекрасно знал, что она ушла, что её больше нет с ним, здесь, но все равно продолжал держать ее, просто не желая отпускать. «13 сентября, в 16:56 умерла Цукияма Риина.» Резко сигнал, зовущий на урок прекратился, и в комнате с овациями появился отец парня. Создатель «Белой комнаты» Ацуоми Аянокоджи. Он встал перед сыном и продолжил аплодировать, серьезно прожигая его взглядом без единой капли жалости. Тут он перестал хлопать. — Что ж, вот ты и остался один, Киётака. Я никогда не сомневался, что ты будешь лучшим. Аяно резко повернул голову к отцу. Однако по нему нельзя было сказать, что именно сейчас в его голове. Выживший продолжал держать тело Цукиямы в своих руках, пристально смотря на своего жесткого родителя. — Поздравляю тебя, сын. Теперь тебе никто не будет мешать становиться великим. Совсем чуть-чуть и ты будешь главным министром Японии. Ацуоми со злой ухмылкой смотрел на сына и довольствовался тем, что именно он остался последним выжившим. Хотя в глазах Киётаки это было похоже больше на издевательство, нежели на довольство. — Видишь, судьба сама отмела слабаков и недостойных соперников из твоей жизни. А ты можешь еще долго держаться. Я это знаю, Киётака. Он все еще продолжал просто молчать, держа тело Цукиямы на руках, на его лице не дрогнул ни один нерв, но внутри явно горел огромный пожар. — …Ты ее убил. — наконец-то произнес он холодно, через некоторое время после слов отца. Профессор только поднял бровь. — Я никого не убивал, сын. Цукияма-тян умерла, только потому что была слишком слабой. Аянокоджи даже не хотел это все слушать. Он чуть сильнее сжал тело в своих руках, чувствуя, как одиночество постепенно пожирает его душу. — …Ты ее убил, только ради своих целей. Ты всех их убил. — возразил Аяно. Ацуоми снова проигнорировал сына. — Тебе предстоит двигаться дальше, как единственному выжившему. Ты все еще крепок. Киётака почувствовал, как внутри него начинает скапливаться нестерпимая ненависть, которая так и рвется наружу, просто не пересилить эмоциональный барьер. — …Ты монстр. Ацуоми лишь ухмыльнулся. — Неужели мой маленький Киётака научился чувствовать сострадание? Иди может, это нечто большее? Киётака, неужели ты любил Цукияму-тян? Ему даже не нужно было отвечать на этот вопрос, просто глядя на то, как он сжимал её маленький трупик в своих руках, все еще пытаясь защитить, уже можно было дать ответ на него. Чувства ненависти и боли от её смерти все сильнее и сильнее пылали внутри Аянокоджи. — Да. — сухо и отстранённо, но при этом уверенно, ответил тот. Учёный повел взглядом, немного удивляясь заявлению сына. — Выходит, в этих стенах все еще возможно что-то чувствовать. Даже на твоем уровне…это интересное наблюдение. Киётака продолжал молчать, просто холодно смотря на родителя, как вдруг тот подошел к нему ближе и оказался совсем рядом. — Киётака, — обратился мужчина к сыну, — ведь тебе даже не стало плохо, пока все они теряли сознание и помирали как мухи. Не так ли? Парень отвел глаза, смотря куда-то в пустошь. — …Нет. — совершенно спокойно ответил он. — Это похвально. Цукиширо-сенсей тоже упоминал об этом. Ты действительно уникальный человек. Ацуоми вдруг потрепал мальчика по голове, хотя никогда так не делал. И тут же задумался, чуть наклонившись на сына и взяв холодную ладонь девочки на его руках, что заставило Аяно почувствовать угрозу и прижать бездыханное тело только сильнее к себе. — Может быть, ты уже отпустишь ее и мы продолжим твой путь? Киётака? Отец смотрел на него будто бы свысока. Аянокоджи отвернулся. — …Не хочу. — О, ты смеешь идти против? Это похвально, конечно, это похвально. Ты ведь жесток и безжалостен, да, сынок? Ты ведь совершенно не чувствуешь именно того, что чувствовала она. Не обманывай себя, пожалуйста. Я ценю то, каким ты стал, но никогда не смей мне перечить. Мужчина немного поменялся в лице. Аяно повернулся и поднял голову вверх с уверенностью, просто неотрывно смотря на отца. — Если я не отпущу ее, то что ты сделаешь? В ответ профессор прищурился. — О, поверь, есть множество способов поставить тебя на место, сынок. Зачем она тебе? Это даже больше не человек, не твоя любимая девочка. Она мертва, Киётака. Мертва, понимаешь? Это всего лишь жалкая оболочка. Он ответил все тем же без эмоциональным тоном, смотря на отца все тем же холодным взглядом. — Я все равно не отпущу ее от себя, мне все равно. Делай, что хочешь. Ацуоми вздохнул. — Боюсь, у тебя скоро не будет выбора, сын. Ты ведь знаешь, как никто другой знаешь, что происходит с живыми существами после смерти. Что? Правильно, они начинают разлагаться. Господин Цукияма будет очень расстроен, если не сумеет похоронить свою дочь. Ты же не хочешь лишать свою любимую девочку покоя, верно? — издевался родитель. Аянокоджи об этом сначала даже не подумал. Отец прав, он знает о биологических реакциях, может, даже больше, чем кто-либо. Но может быть, он до сих пор никак не смирится с тем, что Цукиямы Риины больше нет? Единственного человека, чей образ он лицезрел на протяжении 16 лет просто больше нет..? Киётака посмотрел на безжизненное бледное лицо, покоящееся на его плече. Потом его взгляд вернулся в глаза отца. — …Пожалуйста, позволь мне похоронить её самому. Мужчина поднял бровь, с легким презрением смотря на сына. Потом он вздохнул. — Что ж, если хочешь, то можешь попробовать. Взгляд Аяно вернулся к Риине. — …Могу я задать один вопрос? Профессор задумался и сначала промолчал, но через пару секунд все же соизволил ответить. — Задай. — Ты любил мою мать..? — спросил Аянокоджи, холодно смотря на труп Цукиямы, словно на младенца в своих руках. Честно сказать, профессора Аянокоджи удивил вопрос, поставленный его ребёнком. Он не сразу смог ответить. От отвел свой презрительный взгляд куда-то в сторону. Ацуоми всегда понимал, что часто использовал Мику (мать Киётаки) ради своих целей, как и многих других людей, что и делает сейчас с Киётакой и другими невинными детьми. Но когда-то между ними была искра. — Возможно. — отстраненно ответил он. Аяно наконец-то смог увидеть в отце эмоции, даже если это было незначительно. — …Нашел бы ты нужным спрятать ее тело от людей, если бы она была на месте Цукиямы?.. Мужчина впервые за их диалог нахмурился. — Довольно глупых вопросов, Киётака. Твоя мать бросила тебя. И меня тоже бросила. Я не хочу вспоминать ее. Она чудовище. Выслушав ответ, парень наконец молча отвел глаза от отца обратно на Цукияму. «Чудовище? Тогда кто ты?» — …Я хочу похоронить ее, сейчас. Профессору больше ничего не оставалось делать, как исполнить желание сына. — Что ж. Следуй за мной. Ацуоми привел мальчика в роскошный сад. Аянокоджи не видел это место раньше. Сад был усеян могильными плитами, на которых виднелись выцарапанные небрежно имена детей. Рядом была вырыта свежая яма, на дне которой уже лежали чьи-то трупы. Мужчина остановился около ямы и холодно уставился на сына, убрав руки по карманам. Киётака встал перед могильной пропастью, держа девочку на руках. Он холодно просканировал содержимое могилы. Профессор нервно закурил трубку отвернулся куда-то в сторону. — И чего же ты ждешь? Аянокоджи наконец оторвал свой взгляд от погребальни и перевел его снова на родителя. — …Я хочу пойти с ней сам. — Что? — недоуменно и недовольно спросил профессор Аянокоджи, отвлекаясь от успокаивающей затяжки из трубки. — Мне это послышалось? Киётака не собирался отступать. Он холодно и твердо повторил, сканируя жестокого родственника янтарными глазами. — Отпусти меня в эту яму вместе с ней. Мужчина оставался спокойным, хоть его лицо выражало пассивный гнев. Он вернул трубку в губы и резко ударил сына по лицу, так, что он уронил труп Риины прямо в яму. После удара на его лице появился кровавый след, но на нем всё ещё не было эмоций. — Слабак. — крутя кулак и поправляя манжет, пробубнил Ацуоми. Аяно отлетел спиной в чье-то надгробие. Движением ладони он стёр с лица кровоподтек, позже посмотрев на него. — Я не позволю тебе сдохнуть, как крыса, когда ты такой уникальный. — продолжал отец строго и язвительно, угрожающе и сурово. Киётака отпустил голову, смотря на детские трупы, что лежали на дне погребальной ямы, к которым теперь присоединилась его подруга. — …Мне все равно. Пыл мужчины достиг предела. Он, уронив трубку, грубо толкнул сына к каменной плите могилы и придушил одной рукой. — Не смей идти против меня, щенок! Аяно прижал руками каменную плиту могилы после толчка, просто продолжая спокойно отвечать холодным голосом. На его лице снова ничего не дрогнуло. — …Я сделаю все, что хочу. Ацуоми еще несколько секунд прожигал сына взглядом, прижимая его к холодному камню. — Ты жалок. Слабак. Ничтожество. Он отпустил мальчика и повернулся к нему спиной. — Ты ничего не понимаешь. Ничего. Киётака наконец смог спокойно вдохнуть после сильного затягивания его горло, чуть покачнувшись на месте. — Я понимаю больше тебя. Профессор грубо пнул в яму, так, что комочки почвы посыпались на белые рубашки, надетые на безжизненных детях, которые грудой покоились в яме, словно куча ненужного мусора. — Нет. Ты мог быть величайшим человеком планеты. Но ты глупец. Глупец до мозга костей. Потому что выбрал сдохнуть, как жалкий щенок. Что ж. Выбор за тобой, Киётака. Мальчишка наконец оторвал свой холодный взгляд от тела подруги в могиле, чтобы перевести его на отца. — Я уже мертв. Мое сердце давно не исполняет свою функцию. Ацуоми хотел было уйти, но тут же остановился на минуту, не поворачиваясь. — Делай, что хочешь. Но знай, что тогда ты еще слабее, чем все они вместе взятые. — махнув головой на могилу, профессор покинул сад. Аянокоджи остался наедине с детскими трупиками и могилами. Он в последний раз устремил свой холодный взгляд на Риину Цукияму. — …Я знаю. — ответил он, хотя с ним давно уже никого не было. Простояв рядом с могилой еще несколько минут, Киётака наконец отступил. «Уходи отсюда, пока еще не слишком поздно. Уходи.» «Уходи.» ——————————————————— — „ Я больше ничего не почувствую. Но больше не могу находиться в этом месте. Она была права.” „ …Через некоторое время, произошла утечка, что в «Белой комнате» произошли смерти детей. Это адское место было закрыто ровно на один год. Однако мой отец был искусным лгуном, а еще уважаемым человеком, поэтому это дело быстро замяли, и его эксперимент снова стал работать против таких же как мы с Цукиямой, обычных, ни в чем не виновных детей. Но я смог воспользоваться провалом отца. С помощью своего дворецкого я смог поступить в элитную школу Кодо Икусэй. После дня смерти Цукиямы Риины, я окончательно утратил эмоции и способность чувствовать к людям хотя бы что-то. Не думаю, что когда-нибудь ко мне вернется это умение. Но теперь я просто учусь в школе, как самый обыкновенный школьник, хотя это место не дает мне никаких новых знаний. Здесь меня окружают самые разные люди. «Остальные» — так называла их Риина. Она хотела увидеть, как живут «остальные»… но почему-то сейчас их вынужден наблюдать я сам. Я хочу узнать, есть ли в этой жизни другая Цукияма Риина, или все мои попытки пробуди чувства умерли вместе с ней? Не знаю. Однако одно я знаю точно. Мой отец никогда не оставит попыток вернуть меня туда, откуда я начал свой путь.”