Похоронный Блюз

Активность венатори в Арлатане настораживала. Они похищали эльфов, захватили даже парочку Завесных странников. Эллора гадала, когда же закончатся беды элвен? И не прав ли был Солас, желая освободить их и наделить прежним могуществом? Нет, конечно, не был… Путешествуя, Рук встречала множество чудес, созданных другими народами. Все это могло обратиться в прах при разрушении Завесы. Годы, века изгнаний не добавляли благородства. Обитатели эльфинажей порой напоминали затравленных зверей. Утратив связь с корнями, они ставили перед собой лишь одну цель — выжить, прокормиться, не брезгуя ничем. Некоторые люди презрительно называли их остроухими крысами. Долийцы же, не смирившиеся с тем, что их лишили очередного пристанища, наоборот — вцеплялись в традиции мертвой хваткой, зачастую извращая их изначальный смысл. Иные кланы, если верить книгам, практиковали добровольную одержимость, уповая на связь их крови с Тенью, ритуальные жертвоприношения и каннибализм. Но записки, в которых говорилось о подобных практиках, вполне могли быть лживыми — писали-то их люди. Именно жертвоприношение затеяли венатори. Им не впервой. Портовый город кишел демонами, призванными с той стороны, духами, откликнувшимися на чужие страдания. Казалось, каждый закоулок, что уж, каждый камень в этом Создателем забытом месте пропах смертью, мучительной смертью рабов, случайных жертв, развращенных магов, враждующих между собой. Сотни долийцев, те, кого боги должны были защищать, приговорены ко смерти, чтобы насытить бездонную утробу дракона ночи. Тааш упорствовала, доказывая всем, что Лусакан — тоже драконица. Дракон или драконица… Важно ли? Теперь не более, чем безвольное орудие в руках тирана. Им при содействии прыгунов, озабоченных судьбой не только деревенских жителей, но и своих воинов, пойманных поодиночке, предстояло предотвратить трагедию, пробравшись в самое сердце ритуала, миновав орды магов, раззадоренных близким кровопролитием. Чтобы не вызывать подозрений, Рук попросила Нэв изображать члена Магистериума, а Эммрика подыгрывать по мере сил. Сама же командир оделась поскромнее, как слуга. Говорят, в Тевинтере правят маги. Брехня. Она, чародейка, даже обрезав себе уши и отрекшись от родителей, которых и так не знала, не могла бы претендовать и на толику власти в Черной Империи. Пока они продвигались глубже в стан врага, у девушки было время подслушать разговоры, которые вели меж собой сектанты. Она неплохо понимала на тевине. Один из молодых магов, пихнув своего товарища в бок, указал на нее пальцем, гоготнув: — Наверное, остроухая хочет присоединиться к своим. Ведешь ее на убой, магистр? — парень подошел ближе, осматривая эльфийку, как товар. Эллора пожалела, что взяла с собой некроманта. Он, не выносивший жестокости, явно тяжело переживал то, что приходилось лицезреть здесь, на руинах Элвенана, оскверненных одним только присутствием людей, чьи предки окончательно погубили цивилизацию, жившую здесь задолго до них, приплывших из-за моря. Рук сама не заметила, как ее охватил гнев, как магия обожгла кожу ладоней. Страдания эльфийского народа вдруг стали ей так важны, так понятны, будто она сама видела падение Арлатана: жители метались по городу, обожженные или горящие, как факелы, рыдали дети, разлучаемые с матерями, из последних сил тащился куда-то воин, лишившийся ног, кишки лентами скользили по мостовой, пока он не упал лицом в лужу, красную от чужой крови. Затмевая собой небо, над ними кружил дракон, мерзкий скрежет рвался из его глотки, чередуясь с потоками пламени. — Заведешь своих рабов, поймешь их ценность, щенок, — отрезала Нэв, не выходя из роли, но ее слова звучали так тихо по сравнению с шумом, переполнившим голову Рук. — Эта будет носить мои вещи, она обучена с детства, а долийское отребье бесполезно. Так что можешь не надеяться. Когда они отошли в сторону от группы венатори, Эммрик тронул девушку за плечо, шепнув: — Дорогая, прошу, верните контроль. Происходит что-то странное. Вы концентрируете магию вокруг себя. Еще немного, и вы ее не удержите. Тогда нам всем конец. Среагировав на прикосновение, Эллора обернулась, стеклянным взглядом одарила мужчину, не понимая, о чем он говорит. Понимание пришло через пару мгновений, и она, опомнившись, разжала кулаки. Напряжение отступало вместе со странными образами. Не то чтобы ей хотелось вернуться в этот кошмар, но кошмар в ее голове был хуже. — Я понимаю, как нелегко вам дается этот глупый спектакль. Мое сердце тоже разрывается от несправедливости, — добавил некромант, почувствовав, что опасность миновала. Эллора мягко, ободряюще улыбнулась ему, одними только губами произнесла: — Все будет хорошо. Они приближались к какому-то привратнику, и им оставалось только полагаться на убедительность Нэв. А детектив оказалась очень убедительна. Интересно, сколько раз ей самой приходилось со стороны слышать подобную чушь, разговоры о людях и эльфах, как о предметах, чья ценность измеряется в прикладной пользе. Хоть в стенах Неварры и сожгли Шартана вместе с пророчицей, эльфы могли найти свое место в жизни. Пусть и не в рядах аристократии, но все же достойное. Эльф, родившийся в Империи, мог только бежать, прочь, куда глаза глядят. Малефикары словно посходили с ума в предвкушении ритуала. Неужели так сильно было влияние бога, что никого из этих людей не смущало происходящее? Они бесновались, устраивали дуэли, втягивали ноздрями лириумный порошок. На глазах у Эллоры горстка культистов с помощью магии крови разорвала на части живую галлу, священное животное долийцев. Просто так, развлечения ради. Почти добравшись до места, они столкнулись с новым препятствием. Сам Эльгарнан уловил их присутствие. Каждый в команде почувствовал на своей шкуре, что такое божественное искушение. Они замерли, как вкопанные, а речи эвануриса лились, словно мед. Эллора не знала, что внушал он остальным, но до ее слабости он точно добрался. — Дитя, рожденное во тьме. На твоих костях вырезана боль… Узор, на твоей коже… Чтобы сын мой узнал и провел… Дар. О, агнец, спутавшийся с волком. Твои родители пожертвовали всем… ради тебя. Ее ослепили вспышки видений, сменяющих друг друга в неистовом темпе. Крик женщины, крик ребенка. Эльфийка в расшитых узорами одеждах, тонкие серебристые пряди, лицо, закрытое капюшоном, руки, скользящие по рукояти богато украшенного кинжала. Две фигуры во тьме, сверток в руках. Шепот, не различить слов. Следопыты, за плечами луки. Свист тетивы. А дальше — вода, темная, бесконечно глубокая. Эллора погружалась в нее с головой, в тихую вечность, обнимающую ее, принимающую такой, какая она есть. С ней оставался только он, мелодичный спокойный голос. — Прими меня, и я поведаю, кем они были, поведаю, в чем твое предназначение, милое, потерянное дитя. Дарую тебе власть над прошлым и над будущим, вознесу тебя, избавлю от тревог и сомнений, от боли и смерти… Ты сможешь сберечь тех, кого любишь. «Предназначение»… Гулким эхом блуждали в воде слова, исходящие извне и изнутри, то чужим, то ее голосом. «Кого люблю»… Вода больше не обнимала ее. Она оказалась в пустоте, мягкой и теплой, как утроба матери. Не чувствуя конечностей, парила в ней, когда увидела прекрасный лик эльфа: кожа бледная, как молоко, золото глаз, шелк светлых волос, ниспадающих на острые скулы. Само совершенство. Он протягивал руку, обворожительно улыбаясь, а Эллора, замешкавшись, раздумывала. Казалось, в этом было что-то неправильное. Но даже если так… Он был божественен, он ведал обо всем на свете… и он выбрал именно ее. Рук не могла сопротивляться, и, когда Нэв и Беллара пытались разорвать путы, связавшие остальных по ногам и рукам, их командир внимала пьянящим обещаниям ложного бога. Он даровал ей надежду. Значит, родители не предали ее, а спасли от чего-то более страшного, чем речное течение. У нее появился шанс узнать правду. Ее силой вырвали из чарующей грезы. Эльфийка с ужасом осознала — ее разум оказался настолько слаб, а воля тонка, как тростинка, что она, как желторотый птенец, разинув клюв, слушала Эльгарнана. Искушение поглотило ее целиком. Едва задумавшись над предложением, она утратила контроль. А ведь цена — предательство. Себя, союзников, мира. Слишком высокая цена. Мотнув головой, избавилась от морока окончательно. Увы, стоило смириться с тем, что некоторые тайны так и останутся нераскрытыми. Пожалуй, не так уж важно, кем были те долийцы из видений, чему или кому она обязана жизнью. Важно то, как она ее проживет. Утешало только одно обстоятельство. Эммрик освободился от чар не раньше, чем она. Значит, Эльгарнан подыскал что-то достаточно ценное и важное, чтобы запустить руки по локоть в мысли некроманта. Любопытно. Они блуждали по лабиринтам Тени, попав в очередную хитроумную ловушку, а у Эллоры тем временем в голове велась настоящая битва. Двое древних богов выясняли между собой отношения, пользуясь ее разумом, как столом для переговоров. Сейчас она полагалась на Соласа, но… Пока он отвлекся, ее кольнула тревожная мысль: если Эльгарнан способен так влиять на чужую волю, то мог ли Фен’Харел делать то же самое, более деликатно? Вне зависимости от того, как обстояли дела на самом деле, у нее не было ни времени, ни права сомневаться в честности Волка. Сомнения могли увести слишком далеко от цели, пока — общей. Когда все было кончено, Рук заперлась в своей комнате на Маяке, свернулась калачиком на кушетке, осмысливая произошедшее. Восстановив треснувшее было доверие к Соласу, она со стыдом вспоминала то, как глупо поддалась на уловки того, кого ее народ именовал Отцом Всего. И ведь она увидела только тень его былого величия. По сути, Эльгарнан, проведший в заточении долгие годы, оскверненный и обезумевший, сделался жалким существом. Он пользовался иллюзиями, представ перед ней таким, каким представал перед другими бессмертными в Элвенане. Да, такое не хотелось обсуждать даже с Варриком. Однажды Беллара вновь завела шарманку о чувстве вины, личной ответственности за поступки эванурисов, и Рук резко осадила ее, сказав, что никакой вины здесь быть не может. Стыдиться своей культуры, истории из-за пары оскверненных безумцев недостойно. И странно, показалось ей, что Беллара этого не понимает, а ведь ее вырастили и воспитывали настоящие долийцы, не книги из библиотеки. Похоже, чувство принадлежности к элвен у Эллоры Ингельвар обострялось. Вытесняла ли эльфийка дозорную? Или две эти роли можно было совмещать? Хандра продолжалась недолго. Хочешь, не хочешь — надо вставать. На Маяк через агентов на Перекрестке поступали самые разные сведения, требующие ее непосредственного присутствия в том или ином уголке Тедаса. Она, некромант-неудачница, стала востребованной фигурой на мировой арене. Ее контактами были главы и видные представители орденов, фракций по всему Северу. Леди Инквизитор, по крайней мере, до того, как разверзлись небеса, была представителем своего клана на Конклаве. Если бы в Некрополь направили запрос с просьбой предоставить список желательных кандидатур на место посла в миссии мирового значения, фамилии Ингельвар даже не оказалось бы в списке. Ее подтачивала гордыня. Прошлая вера в волю случая, нелепую случайность трансформировалась в чувство избранности.

***

Убранство Маяка значительно изменилось, как только Эллора поняла, что на правах хозяйки может управлять им одной лишь силой мысли. Солас — настоящий ювелир в том, что касается работы с Тенью. Это место было настоящим произведением искусства. Настолько тонко переплеталась здесь материя с духом, что одно не отличалось от другого. Так, во дворе выросла огромная скелетная экспозиция, образ которой Эллора позаимствовала из Некрополя. Вечный покой влюбленной пары. Девушка, уперев руки в бока, наслаждалась шедевром, извлеченным из памяти, когда мимо проходила Тааш. Кунари поравнялась с ней, фыркнула. — Скоро здесь скелетов будет больше, чем людей. — Разве это не прекрасно? — мечтательно протянула Эллора, не желая подстраиваться под чужое недовольство. — Знаешь ведь, что я скажу, а все равно спрашиваешь, — покачала головой. — Это неестественно. Мертвые. Не могут. Обниматься. Это жизнь соединяет кости и другие штуки в тело, которое думает, чувствует. Сами кости — ничего они не стоят и не значат. Нельзя вот так вот магией припечатать костяшки друг к другу и сказать, что это любовь. Любовь… она только тогда, когда двое живы, когда дарят друг другу тепло. Нужно беречь моменты, понимаешь, тепла, а не глазеть на чучела. — Беречь моменты тепла? Эллоре внезапно стало невыносимо грустно от мысли, что Эммрик вскоре может стать личем или даже… нет, не хотелось думать о таком.

***

Когда они, преодолевая ощутимую неловкость, поговорили наедине о том, что произошло в Арлатане, некромант признался. Эльфийский бог обещал ему две вещи. Первая — бессмертие, но не такое, как у тех, кто обратился в лича, а такое, как у самих эванурисов, с сохранением всех чувств и телесности. Вторая — возможность воскрешать мертвых. — В глубине души я понимал, что это ложь, — вздохнул Эммрик, нервно перебирая в руках кружку с травяным чаем. — Но ложь такая сладкая, что я забылся. Это непозволительно. Если бы не наши отважные чародейки и вы, Рук… — Я? — удивленно вытаращилась на мужчину эльфийка. — О, не ошибайтесь на мой счет, я тоже пала жертвой божественной болтовни. «Ты — хроническая жертва божественной болтовни», — ехидно отметил голос из подсознания, намекая на связь с Соласом. Они все чаще сходились во мнениях, и девушка сомневалась в том, что это древнее существо подстраивается под картину мира девчонки, которая топчет землю всего два десятка лет. Он, конечно, мог идти на компромиссы, но Эллора все чаще ловила себя на мысли, что считает Соласа наставником, даже другом, что на его мудрость можно рассчитывать. — Что ж, тогда остается надеяться на то, что молния не бьет в одно место дважды. Хотя, если молния магическая… — рассеянно улыбнулся некромант, испытывавший неловкость за то, что он, самый старший и опытный в отряде, да еще и знаток Тени, поддался, когда юная Беллара выстояла. — Солас нам поможет, — уверенно ответила Эллора. Эммрик скользнул по ней внимательным оценивающим взглядом, она такой однажды видела. Когда? Кажется, при просмотре библиотеки. Она говорила о Варрике. Ей тогда не понравился этот взгляд. И снова он промолчал.

***

Отвлекшись от разговора с Тааш на недавнее воспоминание, Рук упустила пару реплик, но переспрашивать не стала. — …И да, я не понимаю, вы с трупо… то есть, Эммриком выглядите так, будто что-то украли. У вас так принято, прятаться по углам? Эллора растерянно уставилась на кунари, шея начинала затекать от необходимости смотреть в глаза собеседнице, чуть ли не в два раза более высокой, чем она сама. — Ты думала, никто не знает? — наморщила лоб Тааш. — Да вы так преглядываетесь… Рук, извини, если я была не слишком ласкова с Эммриком, ладно? Вижу, как тебя задевает, когда я за словами не слежу. Он о тебе заботится. Заметно. Вот уж не думала, что скажу это, но вы друг другу подходите. Только скелетов больше не надо, хватает этого… Манфреда. А то перееду обратно к таме. Вам придется каждый раз ходить к ней в гости, чтобы меня куда-то позвать. То еще удовольствие, помнишь? Девушки рассмеялись, припоминая, как неудачно заканчивались все совместные посиделки с Шатанн.

***

Правду говорят, знают двое — знает и свинья. А ведь все началось с того, что Манфред случайно или из шалости отнес меню, которое предназначалось для их совместного ужина, в кабинет Нэв. Чародейка потом с удовольствием поведала им обоим об этом конфузе. Отлично посидели, между прочим. Болтали о разной ерунде. Эллора призналась, что у нее это первые отношения. Надо было видеть лицо Эммрика. Он так удивился, будто высшего дракона увидел. Можно подумать, в Некрополе все студенты занимались шашнями, и одна дозорная Ингельвар — учебой. Девушка радовалась, что он давал время привыкнуть к его ловким пальцам, поправляющим ее воротничок, к его немного обветренным теплым губам и ласковым поцелуям. Коротко постриженные усы щекотали ей шею, и Эллора хихикала, отстраняясь, а потом прижималась к его щеке, всегда гладко выбритой, и шептала на ухо какую-нибудь глупость. Ему нравилось, когда она дурачилась, ненадолго оставляла заботы позади. Нравилось, как играют ямочки на щеках при улыбке, как шаловливо блестят глаза. Судьба забрала у нее беззаботное детство, а теперь желала отобрать и счастливую пору юности. Мужчине хотелось укрыть ее от опасностей, сбежать куда-нибудь в тихое место, но долг… Если боги победят, нигде уже не сыщешь тихих мест. Эммрик корил себя за несбыточные фантазии, сбивающие его с пути становления личем. Он всю жизнь желал посвятить себя вечной службе дозору, теперь же, когда его сердце замирало от страха не собственной, а чужой смерти, он вдруг усомнился. Усомнился, стоя на пороге вечности. Старый дурак, правильно сказала Хезенкосс. Ей-то уж чувства никогда не мешали. Ночь перед турниром алхимиков она провела в лаборатории, а он собирал цветы для своей первой любви, планировавшей отбыть в семейное поместье на месяц. По ее возвращении они расстались. Ожидаемо, на турнире победила Хезенкосс. Она просто покатывалась со смеху. «Ай да Волькарин, поражение на обоих фронтах». Эммрик боялся потерять Рук, не только физически, он боялся, что разочарует ее, подведет, что в конечном счете он опять останется ни с чем. Но хотелось верить — все иначе. То ли каждодневная близость смерти разжигала огонь его страстей, то ли юная дозорная и впрямь была девушкой уникальной. Начиная с любопытства, легкого интереса, он постоянно находил в кладовой ее души новые сокровища, погружаясь не в слепое, но во вдумчивое обожание, подмечая каждую деталь, влюбляясь заново каждый день.