Фрагменты

Он не знает, когда в объятиях Багиры вдруг становится холодно. И вроде бы все по-прежнему. Они все также в стенах КТЦ бок о бок. На совещаниях у Пригова — неизменно рядом. В «полях» — когда ее голос в наушнике ведет по запутанным переплетениям дорог или лабиринтам каких-то зданий. Правда, теперь все реже. И тишина штаба становится как-то привычней. Всевозможные секретные бумажки. Препирательства с разными важными чинами насчет той или иной ситуации. Разработка мудреных комбинаций с Приговым за закрытыми дверями его кабинета — часто даже не посвящая в детали Багиру и Бизона, не то что ребят. И это все кажется логичным и нужным. И предательская мысль мелькает все чаще, что его боевой опыт и знания больше нужны здесь, в бумажной тишине штабной суеты, чем там, под огнем. Стареет он, что ли?.. И, казалось бы, другое логично тоже. Пережив вместе все шторма и бури, встать у штурвала также плечом к плечу. Стать чем-то чуть большим. Чем-то более близким. Пусть не так, как ему привычно — легко, галантно, зачарованно. Больше по-дружески. Булатову всегда нравились другие — более женственные, более хрупкие, более беззащитные. Но годы, наверно, берут свое. Самое время сменить приоритеты — и вкусы тоже. Но. В ее объятиях вдруг становится холодно. Нет, Багира все та же. И службе всю себя отдает все также всецело, без сомнений, без жалости, без остатка. Каждый раз переживая за ребят; срываясь на испуганную или сердитую охриплость в дрогнувшем голосе; просиживая сутками у мониторов; пряча невольные слезы, крепко обнимая, искренне-тепло улыбаясь. Будто освещая все и всех вокруг этим сиянием силы, надежды и веры. И этот свет не погасит никакой шквальный ветер. Багира все та же — но когда, в какой момент ему рядом с ней стало холодно? Когда появился Борисов — ее неуставная и отчаянная любовь? Когда он погиб — и она отстранилась, будто закрывшись на все замки? А может, когда по примеру Пригова в очередной раз не сказал ребятам всей правды о новом задании?.. Она простила, конечно. Она всегда прощала и принимала своих — все их недостатки, все их просчеты, все их ошибки. Но. Тепла больше нет. Остался лишь этот свет, неизменно озаряющий всех, и в голове бегущей строкой всплывает невесть откуда отрывок: «…но она прожектором ПВО излучает упрямый свет». Светит, но не греет. Или греет, но не его. Когда, вернувшись с очередной конференции, Булатов переступает порог, в комнате отдыха как-то резко становится тихо. На оживленных лицах девчонок — растерянность и неловкость, а пришибленно-радостный Бизон ошарашивает сходу:       — У нас Ритка замуж выходит!.. … Светит и светится. Задорные искорки солнца в огненных волосах. Золотые вспышки на звездочках парадного кителя молодого мужа. Мягкие отблески неярких светильников по стенам. Белый и золото. Сдержанно-роскошный интерьер ресторана. Парадка мужчин. Светлые наряды их спутниц. Декор и цветы. Его отглаженная форма и ее невероятно элегантное в изящной простоте белое платье. Два ободка обручальных на тесно сплетенных пальцах… Белый и золото — и он в своем черном костюме кажется самому себе неуместным и лишним здесь.       — Неожиданно, — получается только выдавить, встречая рассеянную улыбку Багиры. Рука с кольцом уверенно ложится на женскую талию. Молчаливо и собственнически — не вызов или ревнивая показушность. Просто инстинктивный жест поддержки, защиты, близости и сродненности.       — Привыкай, Бать, — уверенно и спокойно, не отводя непривычно серьезного взгляда. Как немое обещание или напоминание: теперь есть кому беречь и защищать эту женщину. То, что у него самого выходило из рук вон плохо. На крыльце ресторана, прощаясь в толпе сослуживцев, он все-таки находит в себе силы выдать какую-то скомканную банальность в качестве поздравления. Быстро и формально чмокнуть в щеку и приобнять на считанные секунды, не больше — всего лишь дань ритуалу. На миг встретить ее неловко-счастливый взгляд и глаза отвести поспешно, невольно поежившись. А ведь июль на дворе. Но. Сегодня в ее объятиях ему особенно холодно.