Фрагменты

И пошла у них жизнь. Пупырыть на пупырыть. Не жизнь — мученье. «Ну ничего, — думает Игнат, — ты настырная, а я тебя настырней». Вот и показывают друг перед дружкой свою дуроту. Как заведутся, бывало, он ей — брито, она ему — стрижено. ©

… Ивняк трещал почем зря — будто медведь сквозь кусты ломился.       — Куда?! А ну стой! Стой, кому говорю! Ах ты ж зараза-раззараза!.. Гневный окрик и впрямь был больше похож на медвежий рык — даже птицы из кустов порскнули, заполошно хлопая крыльями. Однако, как ни напрягал Борис слух, больше не раздавалось ни звука.       — Все равно вылезешь, шайтанка окаянная! — выругался в конце концов и что есть силы хлестнул нагайкой по ближайшим кустам — только брызги взметнулись да сучья посыпались. Прорычал еще что-то себе под нос, устало махнул рукой да и пошел восвояси. Леська посидела в камышах еще немного. Благо лето, вода теплая, будто парное молоко — хоть часами сиди. Наконец выбралась на бережок, отжала как следует одежу, развела костерок. Укутавшись в худой зипунок, со вздохом покосилась в сторону дома, прилегла в мягкую траву, глядя на пляшущий огонек и не замечая текущих по щекам слез…

***

      — Сил моих больше нет! — произнес Вол в сердцах и махнул еще чарку. — Мученье, не девка! Знаешь, что нынче удумала?       — Ну? — сделав глоток вина, заинтересовался Василь, гадая, что еще такого могла учудить «шайтанка окаянная», отчего Борис совсем взбеленился.       — Когда с отрядом ее не взял, головой покивала, мол, дома останусь, дождусь… А сама! Слыханное ли дело?! Парнишкой переоделась да к ватаге атамана Гордея прибилась! Думала, я жену свою под другой личиной не узнаю! У, лихорадка проклятущая!.. Хлопнула дверь избы, прошуршали одежды. В стряпке появилась Марийка — улыбчивая, легкая, быстрая, с полной корзиной ягод. Василь вмиг подорвался с места, забрал у нее ношу, укоризненно покачал головой:       — Что, опять с дальней опушки такую тяжесть тащила? Побереглась бы, путь-то неблизкий…       — Да какая там тяжесть! — отмахнулась Марийка, просияв ответной улыбкой.       — На вот кваску выпей да поешь чего, голодная, поди, с дороги… И за водой бегать не вздумай, я уже натаскал… Борис хмуро смотрел, как увивается, расстилается перед женой Василь, суетится, накрывая на стол и попутно перечисляя, что успел переделать, пока она бродила по лесу… Еще один потатуй! Что Батька под женину дудку пляшет, хоть и дома строит из себя атамана, что Василь киселем перед женушкой разливается… Генька-то еще ладно, где подластится, где улыбнется приманчиво, поиграет глазами да и получит свое — а все ж поперек мужа не лезет, место свое бабье знает. А вот Марийка… Атаманша чистой воды! Василь только с ватажниками своими горло драть горазд да гонять их почем зря, при случае и нагайкой поучивая, а с женушкой будто шелковый — дышать на нее боится, пылинки сдувает… Впрочем, винить Марийку было бы не в чем, это Вол признавал безоговорочно: и казачка отважная, и хозяйка отменная — дом что картинка, пирогами каждый день пахнет… Стыдно признаться, а ведь завидовал: ни разу не слышал, чтобы они бранились, склочничали, чего-то делили, а если вдруг и загорались по какой-то причине, возвышая голос, тут же и остывали, примиряясь в то же мгновение… Ну у всех, куда ни глянь, тишь да гладь и божья благодать! У Батьки так и вовсе скоро уж второй сын народится, а с ним-то что не так? Или с Леськой… Про детишек и речь не заводит, в голове ветер гуляет, а на уме только как бы в пекло сунуться да огрести по самое не балуй. И за что ему это наказание?..       — А все ты девку с панталыку сбиваешь! — напустился он на Марийку. — Учишь ерунде всякой, дурью разной голову забиваешь!       — Ничему дурному я не учу, — спокойно отозвалась хозяйка, а Василь нахмурился, кинув на гостя предупреждающий взгляд. — Лишь тому, что в жизни казачьей пригодиться может. И как дом и себя защитить, и как врачевать, и травы разные знать…       — Лучше б учила, как пироги печь да мужа слушаться, — буркнул Бориска, уплетая внушительный ломоть вкуснющего рыбного пирога. — Дурь одна на уме у девки, а мне, промежду прочим, жену добрую хочется, чтоб не по полям да лесам скакала, а дома ждала. Детишек опять же… Марийка только головой покачала с укором.       — Да дай ты девке детство отжить, свободы глотнуть! Дите ведь еще совсем! Время придет — перебесится… Будут у вас и детишки в доме, и щи на столе… Ты б лучше вместо того, чтоб нагайкой налево-направо махать да жену по кустам гонять, приласкал ее, пожалел. У девчонки ты один и есть на свете, ни родных, ни матери, ни отца…       — Ты меня еще поучи, как со своей женой обходиться! — вконец обозлился Борис. — Вот где мне ее выходки! — провел поперек горла рукой. — Учишь, учишь, а ей все как с гуся вода! И убеждал, и ругал, и лупил — что об стенку горох! Все, край уже! Сил моих больше нет!..

***

Что держало его при Леське? Отчего не мог выйти на круг и прилюдно отказаться от женки, что вымотала ему всю душу? Что останавливало в последний миг, когда готов уж было отправить ее на все четыре стороны — живи как знаешь, а моя хата с краю… То и держало! Когда в пылу свары, в настоящем умоисступлении вдруг будто молния меж ними просверкивала — забывал обо всем! И уж неважно было, мягкая постеля перед ними иль дикая лесная полянка. Враз и прибить хотелось, и залюбить так, чтоб себя не помнила… Вот и кружили, будто на каруселях ярмарочных: то выкинет что и доведет его так, что все перед глазами мутится, то глядит виновато и сама норовит подластиться. То криком на все становище заходятся, то будто медовый месяц у них… Но в этот раз все вышло иначе. Зарок себе дал Борис: еще раз Леська что учудит — все, конец, не жена она ему больше! Раз уж мужа не слушает, ни во что не ставит и плевать на него с высокой колокольни хотела… На что ему себя из-за нее изводить, душу рвать? Все, хватит с него, не железный! … Леську привез Гордей. Отряд во главе с Батькой только вернулся с похода, а Вол даже не удивился, не застав жену в очередной раз дома. Небось у Марийки опять ошивается или с утра пораньше на Ночке своей невесть куда ускакала… Тут и явился атаман из соседнего становища — такой довольный, будто по меньшей мере самого султана турецкого прикончил. Леська же мялась в сторонке, глаза прятала — знала, знала, зараза, вину за собой!       — Ну и женка у тебя, Вол! — Гордей только языком прищелкнул. — Горазда на выдумки… Сунулась к турчинам, вроде как казачонок-перебежчик, наплела им невесть чего про наши засады — да и деру! Те сунулись проверить — а мы уж тут как тут, похватали их всех, поганые и опомниться не успели… А главный-то у них знаешь кто был? Паша какой-то от самого султана! Набег устроить порешил, чтоб не только басурман своих поживой обеспечить, но и баб в полон забрать — наложницу, ишь ты, новую для султана ищут! Так что кабы Леська твоя все раньше нас не прочухала — быть беде! Ай да женка у тебя! Не то что Заримка моя, зайчиха пугливая…       — Да, женка хоть куда, — ровно согласился Борис, так и пригвоздив супружницу взглядом к месту. — Таких еще поискать… Насилу выпроводив довольного Гордея, Вол оглянулся на переминавшуюся возле плетня Леську — прошмыгнуть в дом мимо мужа никак бы не получилось, но и отступать перед ним, устрашившись гнева, она позволить себе не могла.       — Ну и что ты на сей раз устроила? — спросил грозно Борис, сверля женушку взглядом. — Рехнулась совсем? А кабы раскусили тебя? А кабы сделали что? У них с казаками разговор короткий, а с бабами и того короче! Леська шмыгнула носом, теребя разноцветный кушак.       — Так не сделали же… Борис потемнел лицом.       — Твое счастье, что не сделали! Случись что — своими руками бы придушил!.. Да что ж за проклятье на мою голову! Дура безрассудочная! Совсем без руля и ветрил! Лихоманка, а не жена!..       — Хоть бы спасибо сказал! — огрызнулась Леська.       — Спасибо тебе сказать? — взревел Вол и потащил из-за пояса нагайку. — Я тебе сейчас такое спасибо скажу!.. Неделю сидеть не сможешь! Леся и с места не сдвинулась.       — Только тронь, — сказала тихо, непримиримо глядя в горящие гневом голубые глаза есаула. — Только попробуй… Борис медленно опустил руку. Постоял-постоял, не говоря ни слова, затем развернулся и направился к дому — а на жену даже и не взглянул.

***

Знатные пироги были в доме у Митрия. И щи, и каша, и блины опять же…       — Мастерица моя Катеринка, — вздохнул Митрий, подперев щеку рукой. — Ох мастерица…       — Мастерица, — согласился Борис, уминая грибной пирог кусок за куском.       — Еще б мужа ей хорошего, — тянул свое Митрий, потихоньку прихлебывая из чарки. — Доброго, любящего… Такая б вышла жена!.. Жаль, что тихоня она у меня, так и не сыскала себе супружника! Вол лишь вздохнул незаметно, согласна кивая. Да, жена из Катерины и впрямь бы вышла что надо — тихая, послушная, домовитая… Такая мужу ни словом не поперечится, не то что втихомолку от него всякие дурости творить! Возьми ее в супруги, все выйдет, как Марийка предсказывала: и детишки в доме, и щи на столе… … В ту же ночь, как Гордей с ватагой при соучастии Леськи разгромили турчинов, женушка как ни в чем не бывало пристроилась рядом, прижавшись жарким, гибким, желанным телом. Мириться пришла… Устоял. Бог весть как, но устоял. Тянуло, тянуло будто силой какой нечеловеческой — но так измаялся сердцем, так измучился душой…       — В край ты меня измотала… Все, довольно с меня! Не жена ты мне больше! — сказал, как отрезал. А потом встал да и хлопнул дверью. На сеновал спать пошел…

***

Леська примчалась вся в слезах. И так не ладилось у них после той растреклятой ночи, а теперь и вовсе все под откос пошло… Марийка, увидав свою названную дочь, только руками всплеснула, тут же позабыв про все домашние хлопоты.       — Ох ты, девонька… Да что стряслось-то?.. Леся ткнулась ей в плечо мокрым лицом, разрыдавшись в голос.       — Вол с утра при полном параде к Митрию навострился… Со мной и словом не перемолвился… Свататься, верно, пошел… Марийка так и села.       — Свататься?! При живой-то жене?! Леська захлюпала носом.       — Ну а зачем же еще? Который день у Митрия и его дочки торчит, будто медом ему там намазано… А мне… а мне говорит… дескать, не жена ты мне больше…       — Ох ты господи, — только и пробормотала атаманша, покачав головой. — Что ж ты такого на сей раз натворила?.. Ладно, ладно, будет сырость-то разводить! Не реви, кому сказано! Никуда твой Вол от тебя не денется, ты ему жена, а не Катеринка эта малахольная!.. Ужо я с ним поговорю… Так поговорю, что мало не покажется…

***

Марийка не вошла, а обрушилась — будто лютый смерч налетел.       — Что, женишок, сватовство обмываешь? — напустилась с порога. — Совсем стыд потерял — при живой жене невестушку подыскиваешь?       — Ты меня не стыди! — окрысился Борис, опрокидывая еще одну чарку. — Леську свою воспитывай лучше! Это она и страх, и совесть, и всякий стыд потеряла, на весь свет меня позорит да голову в пасть волку сует! Дура безголовая! Сил моих нет ее проделки терпеть! Шибай-голова, а не девка! И зачем только женился…       — Ну ведь любишь же, — вздохнула Марийка, пристраиваясь напротив. — Не любил бы — не женился. И не бесился бы так, когда встревает куда не след… А коли любишь — все поправить можно, пока глупостей не наделал… Вол поднял на атаманшу тоскливый взгляд.       — Да что толку от той любви? Лучше б и не знал эту шайтанку окаянную никогда… Женился бы вон на Катьке, давно бы уж ребятишки пошли, и душу бы никто не трепал…       — Лучше уж душу истрепать, но любовь узнать, чем всю жизнь с немилой промаяться, — тихо сказала Марийка, испытующе глядя на есаула. — Любишь еще иль нет? Вол только рукой махнул.       — И без нее жить не могу, и с ней невмочь…       — Ну раз без нее не можешь — тогда терпи. Борис так и взвился на месте.       — Да натерпелся уже! Лопнула вся терпелка!       — Ты огнем-то не плюйся, — произнесла Марийка спокойно и пересела на соседнюю лавку. — Лучше послушай, что я тебе скажу…

***

Терпенье у Вола оказалось просто железное! В очередной раз прослышав о проделках жены, он только вздыхал, обреченно махал рукой и тащил ее в дом. Впрочем, и Леська, притихнув после угрозы оказаться брошенной, уже не совалась столь отчаянно на рожон, не зная, чего ожидать от супруга — а вдруг и впрямь откажется от нее да и женится на своей Катеринке, прельстившись ее щами да пирогами… Секрет спокойствия Вола крылся в одном. Марийка, увещевая его не творить глупостей, сказала об одном-единственном средстве, которое могло угомонить эту шибай-голову, хоть частично отбив у нее охоту влипать в неприятности. Простое средство, но оттого не менее действенное… Вот и старался Борис, сцепив зубы и скрепя сердце. Не без удовольствия, надо сказать, старался — Марийка строго-настрого запретила криком на женку кричать, а уж тем паче лупить почем зря, вот и оставался последний способ выпустить пар. Не силой да грубостью надо было женку на верный путь наставлять, а лаской да хитростью… Да и не такой уж худой совет оказался, справедливости ради — Леська после бурных ночей наутро становилась как шелковая, еще и виноватой себя чувствовала, что муж из-за ее выкрутасов места себе не находит. Даже пироги печь училась — правда, поначалу чуть всю муку зазря не извела, но Вол только рукой махнул: пущай учится, был бы толк… К зиме Леська неожиданно поутихла. С отрядом в бой не рвалась, с мужем никуда не напрашивалась, даже на Ночке своей гонять очертя голову перестала. Все дома тишком сидела да у Марийки пропадала, о чем-то с ней шушукаясь — Вол в бабьи тайны не встревал, хоть и чуял, что здесь что-то нечисто…       — … А вот кабы дети у нас были — какие бы ты им имена подобрал? — спросила как-то ночью Леська, затихнув в объятиях мужа.       — Ты это к чему? — не понял Вол. Да так и замер, уставившись на жену во все глаза. — Неужто… Та, мучительно покраснев, молча кивнула, пряча голову у него на груди. И оттого не заметила в полутьме торжествующей улыбки, которую Вол и не думал скрывать. Не ошиблась Марийка! Все вышло, как и хотел, все получилось, что задумал! А коли так, будет у него самая лучшая женка на свете — получше любой Катерины! Лучше — потому что любимая…