Фрагменты

Кот в черном костюме и белоснежной рубашке смотрится голливудским красавчиком. Бизон в точно таком же наряде выглядит развязным русским мафиози из низкопробного голливудского же боевика. Багира в простом вечернем платье роскошна до неприличия — и Кот, ловя момент, придерживает ее за руку, что-то заговорщицки шепча и получая в ответ тихий смех и легкий тычок в плечо. А Уманова… А Леська ни больше ни меньше — девушка Бонда, пусть и совсем не блондинка. Но сейчас, в вызывающе-узком платье, с распущенными по плечам волосами и с изысканно-темной помадой на чуть обветренных губах, Ума такая… такая, что пресловутый Бонд забыл бы обо всех своих предпочтениях, сраженный наповал не случайной пулей, а убийственным обаянием.       — Тяжелое, наверное, чувство, — бросает Олеся задумчиво, указательным стирая с уголка губ излишки помады. Тарасов, застыв перед зеркалом, любуется Умкой неотрывно, забыв о собственном отражении. Брошенная в пустоту реплика до него доходит не сразу.       — Какое чувство?       — Выдавать замуж свою бывшую девушку. Тарасов так резко дергает ворот рубашки, что пуговица остается в руке.       — Откуда ты… — бормочет ошарашенно, готовый провалиться сквозь землю. Он-то думал, что их конспирации с Женькой позавидует любой Штирлиц… Олеся слегка улыбается, а глаза у нее ледяные.       — Бизон… Не надо считать всех вокруг дураками. Бизон и не считает. Зато круглым дураком чувствует себя.       — Лесь…       — Ребят, ну вы где? Ехать пора! Женька налетает веселым, душистым, сияюще-белоснежным вихрем, обнимает их обоих, готовая буквально тащить за собой. И все что-то задорно тараторит, смеясь, подталкивая, тормоша. Как же не вовремя…       — Ну вы чего застряли? Машина уже на улице! Так мы меня никогда замуж не выдадим… И, покорно шагая вслед за Женькой на цветущую майскую улицу, Бизон не находит в себе сил улыбнуться, искренне радуясь за подругу. Может быть потому что его собственная личная жизнь катится в тартарары, даже не успев наладиться — и винить в этом некого. Кроме себя самого.

---

Мура танцует только с Астаниным. Ума танцует со всеми подряд. С Приговым, с Батей, с Котом, даже с Петровым, с какими-то смазливыми офицериками из ИВЦ… Когда третий по счету хорошенький как картинка паренек в парадной форме тянет Леську за собой, Тарасов скрипит зубами, косясь на Багиру — он уже на полном серьезе готов поверить, что это все происки мамы-кошки, лишь бы ее девочка не чувствовала себя одинокой. Пробиться сквозь внушительную толпу гостей удается не сразу. И Тарасов вдруг ощущает себя школьником, который на дискотеке боится подойти к симпатичной девушке, приглашая ее. Нелепость какая! Ведь взрослый мужик…       — Потанцуем? Получается сдавленно-хрипло — то ли потому что в горле пересохло, то ли потому что обнаженные трогательно-острые плечи Умановой так и притягивают взгляд — и под электрическими прожекторами люстр ее кожа отдает каким-то особым неземным сиянием. И так хочется устроить ладонь на этих точеных плечах, чувствуя ее тепло. Ее чувствуя… Так странно! Женька никогда не вызвала у него подобных желаний и чувств — обнимать, заботиться, оберегать, защищать… Женька, вся так и искрящаяся эротизмом, яркостью, соблазнительной красотой, вообще вызывала одно лишь желание, пробуждая самые древние дикие инстинкты — и лишь теперь, глядя на Леську, Бизон узнает нечто совершенно иное. Трогательно-звенящее, нестерпимой нежностью пробирающее до самого сердца. Кажется, именно так Котяра смотрел на Ритку, когда пять минут назад она танцевала с ним, устроив голову у него на плече… Ума сдержанно улыбается, кивая куда-то вбок — на очередного сверкающего погонами ухажера.       — Извини, Бизон, меня уже пригласили. Вспархивает на танцпол, не дожидаясь ответа. Карамельно-смазливый старлей бережно придерживает ее за талию и что-то шепчет на ухо. И от мысли, что именно, у Бизона невольно сжимаются кулаки. Тонкое стекло бокала с недопитым шампанским отзывается подозрительным хрустом.

---

Мура со своим новоиспеченным мужем сбегают в самый разгар торжества. Большинство гостей, впрочем, уже в таком состоянии, что им все равно, что отмечать. Исчезают Кот и Багира, куда-то пропадает Булатов (наверняка в компании хорошенькой подружки невесты), уезжает и Пригов — свадьба, конечно, хорошо, но Родину спасать тоже кому-то надо. Тарасов обегает весь ресторан. Но Уманову не находит. И того картинного брюнетика, что танцевал с ней последним, — тоже. Просто как дважды два. И неожиданно больно.

А вокруг все гуляют парами И друг друга чувствуют порами…

Музыка из колонок доносится точно в такт мрачным мыслям. Бизон опрокидывает еще одну порцию виски и наконец выходит из ресторана в чернеющую ночную прохладу.       — Куда едем, командир? Таксист оглядывается на зависшего на заднем сиденье пассажира нетерпеливо. Бизон какое-то время молчит.       — Приехали уже, — роняет хмуро и дергает дверцу, выбираясь обратно. Домой совсем не хочется. Хочется напиться. И еще — до одури сильно увидеть Леську… Тянется в карман за мобильником, ища нужный номер. Он знает только одного человека, который может помочь, разрулить, успокоить… И только на пятом гудке запоздало вспоминает, который час.       — Не разбудил?       — Я не сплю.       — Ну да, какое спать, у тебя ж молодой любовник, — поддевает Тарасов беззлобно и, даже не видя лица Багиры, догадывается, как она выразительно закатывает глаза.       — Борька, ты мне в двенадцатом часу ночи позвонил, чтобы поехидничать?       — Извини… — как-то сразу сдувается давний товарищ. — Я вообще-то спросить хотел… Ну, мало ли, вдруг ты знаешь… Какие у Леськи любимые цветы? Рита хмыкает иронично, качнув головой.       — Надо же, сподобился все-таки… Думаю, даже если ты Умке подаришь кактус, она будет счастлива.       — Издеваешься?       — Если только чуть-чуть.       — А если серьезно?       — А если серьезно — тюльпаны. Красные тюльпаны. И как это он сам не догадался? У них же с Олеськой так много общего…

---

Тарасов объезжает полгорода в поисках круглосуточного цветочного, где продают тюльпаны. Исключительно красные. Роскошный букет находится далеко не с первого раза — но такая ерунда уж точно не может остановить. И только вжимая палец в кнопку звонка, Тарасов замирает под дверями нужной квартиры, оглушенный внезапным озарением. А что, если… А что, если он опоздал и Умка там не одна? От одной мысли скручивает так, что больно дышать.       — Бизон?.. Что случилось?.. Олеся сонно щурится на свет, недоуменно глядя на командира. А Тарасов глаз от нее отвести не может — и никакого значения уже не имеет, что она не при полном параде, с макияжем, в платье и на каблуках — небрежный пучок и свободная домашняя футболка идут ей ничуть не меньше. Делают ее такой трогательно-домашней, что в груди вновь болезненно замирает что-то. Наверное, сердце.       — Ты одна? — срывается непроизвольно. В сознании молнией мысль: если ее брюнетистый кавалер окажется сейчас в квартире, он готов спустить этого щегла с лестницы даже под угрозой загреметь на внеочередное обследование к психиатру. Олеся сердито хмурится — и недовольная складочка на лбу делает ее настолько девчонкой, что улыбка сама собой появляется на губах.       — А что за допрос? Одна.       — А как же этот, как его… старлей Бубликов?       — Бубликов женат, это во-первых. У него двое детей, это во-вторых. А в-третьих, у него ужасное чувство юмора. И в-четвертых, — добавляет, воинственно скрестив руки, — с чего это вас интересует моя личная жизнь, товарищ командир?       — А ты не догадываешься? Олеся независимо вздергивает подбородок.       — Не имею ни малейшего представления. Тарасов лишь тяжело выдыхает.       — Уманова, ты невыносима…       — Ты приехал ко мне среди ночи, чтобы это сказать? — насмешливо фыркает Ума.       — Я приехал, чтобы сказать… — обрывает Бизон и спотыкается вдруг, растеряв все слова. Без спроса переступает порог. И наконец-то решается на то, чего так отчаянно хотелось весь вечер. Просто и естественно молча обнимает ее. Красные тюльпаны рассыпаются по прихожей.