Фрагменты

Уманова всегда умела удивлять. То запрется в горящем броневике, устраивая эксперименты по выживанию; то перепутает несчастного подозреваемого с мишенью в тире и решит что-нибудь ему отстрелить; то, возомнив себя женщиной-кошкой, совершит головокружительный, вернее, шеюсломительный прыжок с высоты… Вот и сейчас, уплетая заботливо приготовленные Умановой оладушки (местами пригоревшие, местами сырые и равномерно нещадно пересоленные, но какое это имеет значение?), вернувшийся из длительной командировки Тарасов пытался угадать, что его личный «солдат удачи» учудил на этот раз. А судя по растерянной мордашке — учудила, и еще как!       — Дай-ка угадаю, — Бизон с удовольствием отхлебнул чаю, радуясь, что хоть тут хозяюшка не оплошала: и в меру крепкий, и в меру сладкий… — Ты раскритиковала последними словами картину Пригова, и он это услышал?       — И ничего я не критиковала, — запротестовала Ума. — То есть, ну… Ну случилось один раз, но там реально была странная пародия на Пикассо! Ты мне всю жизнь будешь это припоминать? Бизон бросил в чашку еще пару кубиков рафинада и продолжил игру в «угадай косяк Умановой».       — Ты передразнила впавшего в командирскую эйфорию Кота, и он за это влепил тебе нарядов на месяц вперед?       — Никого я не передразнивала! — возмутилась Олеся. — Нет, ну… Только тебя. И всего один раз, когда ты на меня полчаса орал, что я неправильно картошку чищу! Тарасов задумчиво отхлебнул чаю, продолжая накидывать варианты.       — Ну тогда… Застрелила террориста, за которым Батя двадцать лет гонялся, чтобы прочитать ему лекцию о том, что такое хорошо и что такое плохо?       — По-твоему, я настолько плохо стреляю? — обиделась Уманова. — Ну спасибо! Бизон крепко призадумался, теряясь в догадках.       — Даже и не знаю, что ты еще могла натворить… А, понял! Ты в очередной раз приложила Дакара о стол и разбила его новую клавиатуру, которая стоит как истребитель?       — Борь, ты за кого меня принимаешь? Мне же не десять лет, чтобы симпатичного мальчика по голове лупить! Бизон сделал вид, что последнюю фразу вообще не услышал. Но про «симпатичного мальчика» запомнил. Ох, попросит еще Уманова у него жареной картошечки на ужин!       — Послала неприличными словами противного проверяющего из министерства? Пролила кофе на новую юбку Муры, и теперь она с тобой не разговаривает даже в эфире? Зашла в комнату отдыха, когда Батя «проводил собеседование» с новенькой кандидаткой в аналитический отдел? Разбила любимую кружку Багиры? Сломала очередное гениальное изобретение Физика, над которым он трудился полгода? Что? Уманова энергично затрясла головой, успевая на каждое предположение выдать молчаливый отрицательный ответ.       — Ну, тут моя фантазия иссякла, — развел руками Бизон, признавая поражение. Ну не ядерную же кнопку она нажала! Нет, в принципе, конечно, могла, это ж Уманова, но тогда бы они сейчас здесь не разговаривали. — Сдаюсь. Признавайся, что натворила?       — Мы натворили, — ляпнула Ума. — То есть сделали. То есть создали… Тьфу ты… У нас ребенок будет, вот! Отвисшую челюсть кап-три Тарасова вправляли в ближайшем травмпункте усилиями всех имеющихся в наличии врачей. А Бизон все это время думал о том, что ядерная кнопка, в принципе, не так уж и страшно. Беременная Уманова — вот где угроза всему живому в целом и его нервной системе в частности. Но что уж тут поделаешь, придется покупать удобное кресло в ИВЦ для Умановой и полугодовой запас успокоительного для себя. Любишь кататься — люби и саночки возить!