Фрагменты

      — Как ты мог с ней так поступить? Как?! Кот почти рычит. Хотя сейчас он не Кот — разъяренный тигр, готовый растерзать всех на своем пути.       — Вася, ты что, совсем с ума сошел?! — шипит злой кошкой Мура, кидаясь к командиру. Булатов с кривой усмешкой вытирает текущую по подбородку кровь и резко уклоняется от рук Жени, хотя еще минуту назад не увернулся от отточенно-резкого удара Кота.       — Мурашова, ты бы прикрылась хоть, — презрительно кривится Ионов и выходит в отсыревшую ночь, ощутимо толкая Батю плечом. Найти свою невесту в палатке у командира за две недели до его свадьбы — ситуация из той еще мелодрамы. И Коту, наверное, было бы даже смешно — если бы не одно но. Если бы не Багира.

---

Комната отдыха — тесный аквариум, из которого выкачали весь кислород до последнего атома. Дышать решительно нечем. Кто из троих лишний здесь — неизвестно самому богу.       — Что, под пули лезть не страшно, а правду в лицо сказать трусишь? Глаза в глаза. Застывший свинец против кипящего неба.       — Ребята, да что происходит?! У Риты в глазах — заледеневшее море непонимания.       — А это пусть тебя Батя сам расскажет. Если смелости хватит. Кот выбегает из комнаты отдыха, яростно шарахая дверью. Вдруг понимает: грядущая боль Риты для него куда страшнее своей собственной. Становится жутко.

---

Чем ярче светятся глаза Жени, тем больше горького льда у Риты во взгляде. И дело ведь даже не в ее любви к Булатову — любви, которой, в сущности, между ними и не было. Только Батя для нее всегда был идеалом, примером, воплощением чести и совести — и прозрение оказалось слишком болезненным. Время собирать осколки разбитых иллюзий.

---

      — Спасибо, что прикрыл.       — Ерунда. Рабочий момент. — И сквозь зубы на выдохе: — Но Багиру я тебе никогда не прощу. Они трясутся по ухабам в прошитом пулями уазике. Батя на ходу наспех перетягивает новую рану. Камуфляж от кровавых разводов уже не пыльно-серый — кирпично-бурый. Кот стискивает зубы до боли. Под палящим полуденным солнцем ему открывается беспощадная истина: он простил бы командиру Женьку. Но то, что он сделал с Ритой, не простит никогда. И думать о том, почему все именно так, оказывается мучительно-больно.

---

Они обескрылены. У Риты простуженный взгляд. У Кота в глазах чистое южное небо застывает Арктикой. На улице плюс тридцать в тени. А они насквозь выстужены.

---

      — Прости меня, Рит.       — За что? Ты-то уж точно ни в чем не виноват. Он переплетает их пальцы намертво. Он не знает, за что и за кого просит прощения — он просто чувствует себя необоснованно виноватым. В этой боли — одной на двоих, но неразделенной. Он готов вечность вот так сидеть перед ней, не выпуская руки. Если бы она только позволила. Рита мягко ведет по его щеке ладонью. Замечает вдруг: он стал старше на полжизни за эту холодную бесконечность. Которая оказалась увеличена вдвое из-за того, что ей не с кем было ее разделить.

---

Все повторяется с точностью до наоборот. Беззвездная пасмурная ночь, ливень, гремящий по ткани палатки, пьяняще-сырой воздух, отяжелевший от духоты. Рита уходит от него лишь под утро. И Кот понимает вдруг: едкой обиды на Мурашову у него уже нет. Понимает — потому что и сам предавал бы раз за разом ради этих мучительно-сладких секунд. Ради одной лишь возможности узнать, что значит быть с тем, кто тебе до сердечной боли необходим. Сломанные крылья срастаются заново.