В плену собственных фантазий

      Амбиции Тома росли, количество его сторонников увеличивалось, заставляя его верить в собственное превосходство.       После окончания Хогвартса он устроился на работу в Министерство магии, на должность мелкого клерка, но довольно быстро поднимался по карьерной лестнице, заслуживая уважение своих коллег.       Они с Эллой поселились в центре города, недалеко от Блэков.       Квартира на верхнем этаже старинного лондонского особняка, замаскированная от магловских глаз чарами, напоминала изысканную ловушку. Стены, обтянутые тёмно-зелёным бархатом с вышитыми золотом змеями, поглощали свет, а высокие окна, обрамлённые шторами темно-бордового, почти черного цвета, открывали вид на туманный город — будто Том хотел, чтобы Лондон лежал у его ног. Элла ненавидела эти окна: по ночам ей казалось, что в их отражениях мелькают тени соглядатаев, которых он подсылал к недругам в Министерстве.       Гостиную украшал камин из чёрного мрамора, где вместо огня плясали изумрудные язычки пламени — подарок одного из чиновников, чью лояльность Том купил угрозами или лестью. На полках, аккуратных до стерильности, стояли не книги, а коллекция артефактов: серебряный кинжал с рунами, высохшая рука мертвеца, держащая перо для подделки документов, и хрустальная сфера, в которой Элла различала лица — тех, кого он уже завербовал или уничтожил. Посреди комнаты, будто трон, возвышался диван из кожи неизвестного существа, холодный на ощупь, как и всё, к чему прикасался Том.       Его кабинет был отделён потайной дверью, замаскированной под зеркало. Там, среди гор свитков с печатями Министерства и писем с чёрной магической восковой печатью, он строил свои схемы. На столе лежал список имен с отметками — золотыми крестами для союзников, кровавыми точками для тех, кто должен «исчезнуть».        Элла заглядывала туда лишь по вечерам, «вытаскивая» возлюбленного из этой мрачной обстановки. И он подчинялся, время проведенное с ней, было для Темного Лорда глотком свежего воздуха. Рядом с ней он терял интерес к политическим играм, желая лишь одного обладать ее сердцем, душой и телом.       Ведьма не оставляла попыток показать Реддлу, что мир прекрасен, и не нуждается в радикальном «усовершенствовании».       Элла имела влияние на Тома, постепенно он отказался от привычных ему пыток и убийств, старался действовать хитростью, подкупом и иногда использовал запрещенный империус.       Спальня, вопреки ожиданиям, была единственным местом, где оставалась капля тепла. Элла украсила её шелковыми подушками пастельных цветов, и живыми орхидеями, которые вечно благоухали благодаря магии. Но даже здесь властвовал его след: над кроватью висел портрет, где Том стоял в окружении теней, а на полу лежал ковёр, сотканный из волос магических существ — напоминая, об истинных наклонностях хозяина дома.       Кухня, идеально чистая, будто ею никогда не пользовались, хранила бутылки эликсиров вместо вина. Тому нравилось ужинать с Эллой, она готовила удивительные блюда, которых он раньше не пробовал. Иногда, в редкие моменты, когда он позволял себе забыть о своих планах, они пили чай с ядовитым джемом из ночноцвета. Элла смеялась, чувствуя, как лёгкое головокружение размывает границы страха, а он наблюдал за ней, наслаждаясь этими минутами, когда девушка так близка к тьме.       Коридор, ведущий к выходу был мрачным, на стене висели часы, стрелки которых указывали не на время, а на степени угрозы: «Бдительность», «Опасность», «Ликвидация».       Когда Элла спрашивала, почему они живут в этом холодном великолепии, Том нежно целовал её в лоб, и отвечал:        — Потому что власть начинается с контроля над пространством. Даже воздух здесь принадлежит мне.       Она верила в него, любила, дарила заботу и нежность, которых Реддл был лишен многие годы. Возможно ей удастся изменить его будущее, и она никогда не увидит Волдеморта, лишенного всяческой морали и сострадания.

***

— О Мерлин, Бурга, он совершенство. — Элла держала на руках новорожденного Сириуса. — Ты разобьешь не одно сердце, моя маленькая звездочка. — мальчик улыбнулся и потянул крестную маму за локон черных волос.       Миссис Блэк сидела на диване и сияла от гордости. Сириус — её первенец, её наследник, её самое драгоценное сокровище. В глазах, синих как полночное небо, уже мерцало непокорное пламя. Она знала: это пламя однажды покорит магический мир. Но сейчас, в тишине комнаты, этот малыш дарил своим родителям чистейшую любовь. Чета Блэк могла часами наблюдать за тем как их сын спит.       Орион Блэк часто замирал у колыбели, боясь дыханием сдуть хрупкое чудо — сына, спящего в кружевах чернее ночи. Сириус ворочался, сжимая крошечный кулак, и Орион ловил себя на мысли, что этот жест похож на его собственный: упрямый и властный. — Настоящий Блэк — гордость ударила в виски, горячее огненного виски. — Ты изменишь мир, — шептал он, а портреты предков хмурились, слыша в его голосе недопустимую нежность.       Когда Сириус плакал, Вальбурга забывала о чистоте крови и гимнах Слизерина. Она качала его, напевая мелодию, которую когда-то слышала от домовика — старую, как сама магия. Её голос, обычно острый как лезвие, становился шелковым, обволакивающим. — Спи, мой маленький повелитель, — бормотала она. — Мир будет гореть ради тебя, но я сожгу его первой, если кто-то посмеет навредить тебе.       Она целовала его в макушку, где тёмные волосы вились точь-в-точь как у её отца, и шептала заклинания, которых нет в учебниках: — Ты будешь великим. Ты будешь безупречным. Ты будешь счастливым. — Каждое слово впитывалось в кожу младенца, как чернила в пергамент семейного древа.       В спальне, увешанной гобеленами с гербом Блэков, где вороны с серебряными глазами наблюдали за каждым движением, она нарушала все правила. Разрешала ему спать в своей постели, хотя это «недостойно аристократки». Проверяла дыхание каждые полчаса, боясь, что тьма, живущая в стенах дома, украдёт его душу.       Вальбурга носила его в Тисовую аллею под плащом-невидимкой, показывая места, где когда-то раздавались крики врагов семейства Блэк. — Это твоё наследие, — говорила она, прижимая Сириуса к груди, где сердце билось в такт его снам. — Ты будешь сильнее их всех.       Но когда он улыбался во сне, касаясь её щеки ладонью, Вальбурга закрывала глаза, молясь богам, которых её семья презирала: — Пусть он никогда не познает горя и печали.       «Наверное это безумие — любить его больше воздуха, больше магии, больше самой вечности... Что ж тогда я не против. Я сожгу небо, чтобы его смех не никогда не стих.»       На семейном совете, где обсуждали его будущее, она впервые за полвека перебила главу рода: — Он выучит Тёмные искусства, когда Я решу. — Её голос дрожал, как паутина на ветру, но глаза горели.       Сириус, завернутый в одеяло с вышитыми рунами, спал у неё на коленях, не зная, что уже стал оружием в войне между её любовью и долгом.       Элла положила малыша в колыбель, и расположилась на диване рядом с подругой. — Я никогда не видела тебя такой счастливой, ты вся сияешь! — Девушка обняла подругу за плечи. — А как иначе? Когда станешь матерью, почувствуешь это на себе! Если конечно твой… Том, — Бурга старалась подбирать слова, — Соизволит наконец сделать тебе предложение. — Не начинай! Просто еще не пришло время. Мы счастливы, и свадьба ничего не изменит. — Я знаю, ты не сторонница аристократических правил, но вы живете вместе уже несколько лет. Это неприлично в конце концов. — Ты ведь прекрасно знаешь, кто такой Том Реддл! И твой муж между прочим его ближайший друг. — Я знаю, что они стремятся реформировать наше общество. И порой их методы… не совсем законны, но это не мешает ему, женится! — Бурга, дорогая! Меня все устраивает, сейчас я не готова стать его женой, все слишком сложно. — Элла встала и подошла к окну. — Это трудно? — спросила Вальбурга. — Что именно? — отвернувшись от окна, уточнила Элла. — Любить Темного Лорда. — Легче чем дышать, но иногда, когда я вспоминаю на что он способен, любовь превращается в непосильную ношу. Я всегда знала что не смогу его изменить. Том навсегда останется тем кто он есть. Также и он знает, что я всегда буду собой, знает что я всегда буду бороться с той тьмой, что он лелеет внутри себя. Но… Я давно приняла тот факт, что без Реддла мне не нужен свет, если он рядом я согласна тонуть в его тьме. И когда мне пришлось выбирать, я выбрала его. И сделаю это снова, если понадобится.