Мам, прости

Повисает немая пауза, как в дешевых драмах: когда все просто переглядываются и беспомощно ждут первого звука. Шиничиро смотрит сначала на троицу, которую отчитывал буквально секунду назад, а потом на ребят за окном. Те виновато трепали свои волосы и взволнованно переступали с ноги на ногу. Не рисковали встречаться с ним взглядом. От напряженной тишины спасает Эма. Шин отнёс её наверх, чтобы не тревожить ранними экзекуциями, но видимо — не потревожить не вышло. Растрёпанная после тревожного сна, она вбегает в гостиную и тут же распадается на тысячи звуков: — Доброе утро! — Скрип дивана, который она ловко заправляет. — Ты опять не спал? Я сделаю тебе кофе! — Решительный топот её ног, когда она стремительно бросается на кухню. — И завтрак всем остальным, заодно! Наверняка, ещё не ели! — Гремит звон: металл чайника, керамика чашек. — Кто-нибудь ещё присоединится к нам? — Сменяется дребезжащей мелодией фарфора тарелок и алюминия столовых приборов в дрожащих руках. Все вопросы, всё выдавленное щебетание сестрёнки — явно лишь попытка хоть чем-то заполнить пугающее молчание дома. Шиничиро на миг прикрывает глаза, то ли словно в попытке абстрагироваться от этого шума, то ли, чтобы спрятаться от взглядов на него. Сжимает двумя пальцами переносицу и тяжело выдыхает: — Вы издеваетесь? — Опускает руку и вновь возвращает тяжелый взгляд на замерших детей на улице: — А вам сколько раз было сказано соблюдать осторожность и не приходить сюда, хотя бы временно? — Ну, мы и не приходили сюда. Мы вообще мимо шли. В школу. Так вышло. — Баджи неловко прокашливается и пихает локтем Казутору, чтобы тот начал активно кивать как болванчик и бессвязно тараторить: — Случайно. В школу шли мимо. Не сюда. Да. — Ребят, простите. — До Па-чина, наконец, доходит происходящее. Он виновато склоняет голову, возвышаясь за спинами своих товарищей. — Ваши друзья идиоты. — Едко комментирует Изана и бесстрастно встречает полный ярости взгляд Майки. Даже делает шаг вперёд в предвкушении драки. Шиничиро протягивает руку и хватает Изану за ворот мятой футболки, унизительно оттаскивая от младшего брата, словно щенка. — Ты — прекрати всех провоцировать. — Он тыкает пальцем в лоб Изаны, затем переводит палец на Манджиро: — А ты — прекрати вестись на провокации. — Вновь поворот и палец на компашку за окном: — А вы — быстро все разбежались по своим школам! — А ты… — Он косится на молчащего Такемичи и осекается. Понимает, что причин тыкать на него пальцами и отчитывать нет. В этот конкретный момент, по крайней мере. Да, и по сравнению с другими проблемными детьми — имен не называем, просто тыкаем пальцем — он был просто ангелом. В этом и была вся проблема. Он делает то, что другим детям даже в голову бы не пришло. Мало того, что без раздумий ринулся навстречу острому предмету, так еще и утром Шин находит его мирно дрыхнущим в комнате того, кто этим острым предметом и размахивал. То что Такемичи чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы спуститься ночью — вызывает внезапную улыбку. Слабую — одними краями губ — и спрятанную под строгостью. Вспоминаются уверения доктора в том, что от обезбола мальчика вырубит до следующего дня. Ага, как же. Не прошло и двух часов, как он вновь начал носиться. Крепкий мелкий. Ничто его не берёт — ни удары, ни обезболивающие, ни обиды. Особенно обиды: это ведь не шутка получить порез на щеке и, практически, в тот же день вновь нестись к своему обидчику. Мазохизм чистой воды. Это для Шиничиро — Манджиро всего лишь младший брат, маленький ребёнок, которого он готов защищать и оправдывать до самого конца. Но не для других. Сразу же вспоминаются слова Камэ про то, что его следует показать врачу. По факту, если отбросить в сторону все эмоции и любовь — останется лишь холодящий испуг. И то ли восхищение смелостью, то ли удивление глупостью Такемичи. Слишком невинный. Слишком наивный. Слишком неоднозначный. — А ты не смотри на этих болванов! Не поддавайся их влиянию, понял меня? — Шин хмурится для пущей убедительности, но едва удерживает весь свой серьезный вид, когда Такемичи начинает с усердием кивать: — Хорошо! Будет сделано, сэр! Это полностью меняет всю обстановку. Словно кто-то включил свет в полной темноте, и все увидели: страшилки лишь плод их воображения. Баджи несдержанно фыркает и насмешливо тянет: — Ха-ха-ха, какой послушный мальчик. Мамочка будет рада! — Но тут же замолкает, когда Шин грозно к нему оборачивается. — Кажется, я сказал вам валить в школу. Вы почему ещё здесь? — Улыбка тут же исчезает с лица Баджи, уступая место тоске. Он будто бы весь становится меньше: голова опускается, плечи сникают. — Шиничиро, но я уже приготовила завтрак на всех. Мы ведь одни столько не съедим, даже если к нам присоединятся дедушка с Ханагаки-сан. — Тонкий голос Эмы раздается из кухни, привлекая всё внимание к уже накрытому столу. Шиничиро переводит взгляд на мальчиков, которые как послушные щенята тут же приковывают все взгляды к еде. Вновь вздыхает, понимая, что теперь у него точно не хватит никакой стойкости прогнать сорванцов. Поэтому цедит сквозь зубы: — Бегом, мыть руки. — Он не успевает договорить: — И через дверь в этот раз. — Как вся гурьба, практически, в тот же момент оказывается в коридоре. Манджиро переглядывается с Такемичи с самой широкой улыбкой. От Шиничиро это не ускользает, поэтому он успевает бросить им в след, когда они уже сбегают навстречу товарищам: — Вы сильно не радуйтесь. Наказание никто не отменял. — Можешь уже отпустить? — Только после этих холодных слов Изаны, Шин осознает, что всё ещё продолжает держать его за шкирку: — Порвешь футболку, прекрати. Шиничиро слушается его. Медленно отпускает. Тот сразу же отходит от него на пару шагов и разворачивается всем корпусом, скрещивая руки на груди. Другие дети гурьбой забегают в ванную, оставляя их в полном одиночестве друг напротив друга. — Злишься? — Лицо Изаны всё ещё остаётся строгим и беспристрастным. Шиничиро даже сначала думает, что ему кажется этот едва слышный шелест вопроса. Старший Сано тяжело вздыхает и растерянно запускает руку в свои волосы: — Похоже по мне, что я сейчас злюсь? Изана качает головой. — Ты вообще сейчас ни на что не похож. По тебе будто катком проехались. — Прерывает зрительный контакт и внезапно начинает смотреть чуть выше. Шиничиро мысленно прослеживает за его взглядом и осознает, что тот сейчас рассматривает его ладонь. Тут же инстинктивно опускает руку и прячет в карманы. Изана смущается, словно пойман с поличным. Резко разворачивается и аккуратно берет пустую тарелку со столика у дивана. Судя по крошкам когда-то там были бутерброды. Неужто Эма умудрилась ночью сделать перекус для брата? Младший брат разворачивается и идёт на кухню, чтобы поставить посуду в раковину. Затем уже хочет уйти в комнату, но глухое: — У нас завтрак, вообще-то. — От Шиничиро врезается в детскую спину и тут же крошится в ничто. — Я не голоден. — Ты вроде тоже наказан, уже забыл? Изана тут же поворачивается к Шиничиро и сжимает руки в бессильной злости: — Если мы наказаны все вместе, то почему ты тогда не наказываешь нас в равной степени? Почему завтрак с этими уродами должен для них быть веселой посиделкой, а для меня…для меня… Шиничиро мгновенно сокращает расстояние между ними. Кладёт ладонь на хрупкую спину ребенка и аккуратно прижимает к себе, чтобы дать Изане возможность спрятать внезапные слёзы. Он пару раз дергается, но в итоге замирает. Больше не предпринимает попыток отстраниться лишь глухо шмыгает носом и вытирает его о футболку старшего брата. Шиничиро ничего не говорит — лишь медленно проводит ладонями по выпирающим лопаткам. Лишь не отстраняется. Лишь остаётся стоять, терпеливо дожидаясь конца слезам. Лишь остаётся рядом — наконец-то — когда ребёнок в этом нуждается. Так много хочется ему сказать, так много дать прочувствовать — но всё это застревает в горле огромным комком вины. Чёрт, и здесь не справился. Практически загубил ещё одну жизнь. Внезапно он ловит на себе взгляд зашедшей сестренки. Поджимает губы, но Эма всё понимает без слов: тихо выходит, закрывает за собой дверь и, видимо, бежит задерживать остальных. Изана Курокава — озлобленный на мир, ощетинившийся большую часть своей жизни, оскалившийся на всю жизнь. Изана Сано — его младший брат, которого он должен защищать и оберегать наравне и с другой частью своей семьи. — Прости. — Шепчет Шиничиро и мигом чувствует как напрягается всё тело мальчика. Изана заставляет себя оторваться от брата. Рукой вытирает нос и тут же задирает его так высоко, как только может себе позволить в таком состоянии. — На завтрак не останусь. Отвали. — Он рывком срывается с места и убегает куда-то наверх, не оглядываясь на Шиничиро и продолжая шмыгать сопливым носом.

***

Шиничиро уже и не помнит, когда в последний раз спокойно завтракал. Да, в принципе — ел за обеденным столом. Не на бегу, не забывая половину сэндвича на полке с инструментами, не отбиваясь от Вакасы, который так и норовил откусить как можно больший кусок. Сидя, никуда не торопясь, смакуя каждый кусочек — на несколько минут останавливается вся жизнь. Ровно до момента, пока он не замечает через кухонное окно, как к дому подъехало три знакомых байка. — Эма, ты чудо. Правда, спасибо тебе большое! — Шиничиро мягко ловит за руку неугомонную сестренку, которая продолжала юрко бегать от одного края стола к другому, то подавая салфетки, то забирая грязную посуду: — Сядь, не суетись, поешь с нами. — Да, я защитил для тебя сладкую булочку! — Манджиро гордо показывает на выпечку на краю своей тарелки и тут же предупреждающе цыкает на Баджи, который не сводил с неё хищного взгляда. — Садись-садись. — Казутора и Такемичи мигом пытаются дислоцироваться, чтобы освободить стул для девочки, но в итоге едва не ударяются лбами. — Тебе налить чая или будешь апельсиновый сок? — Спасибо, я сама… — Смущенно бормочет малышка, но её уже не слушают: — Эй, Харучиё, подай графин! — Дурак или да, она же явно сказала чай. — Майки, ты же сказал, что это булочка для Эмы — почему ты её ешь?! — Мичи, замолкни и тащи кружки! — Никто не пьёт сок из кружек! Стаканы тащи, Па-чин! — А ей точно будет норм пить чай из стакана — он же нагреется? — Па-чин! Шиничиро переглядывается с Эмой и не сдерживает добродушного смешка. Нежно гладит её по голове и встаёт из-за стола. Усаживает сестренку на своё место и отходит, чтобы взять и стакан, и кружку. Затем он обходит стол и ставит графин и чайник рядом с сестренкой. Пока он ходит — гул постепенно стихает. — Шиничиро, а тебе не подлить чая? — Манджиро внезапно делает очень честные глаза и натягивает одну из самых обаятельных улыбок. Почти лебезит перед старшим братом: — Хочешь я отдам тебе булочку? Тут ещё на кусочек осталось. В качестве доказательства, он протягивает Шину огрызок булочки. Шиничиро щелкает его по носу и насмешливо фыркает: — У тебя чая не хватит, чтобы я забыл про наказание. — Я вообще не по этой причине. — Манджиро дуется. Одновременно с этим закидывает булочку в рот и начинает активно жевать, отводя обиженный взгляд в сторону. — А чего это вы решили подраться, кстати? — Баджи бьёт Манджиро по спине, от чего тот едва не давится: — Ещё и без меня, это что такое, а? Манджиро кидает умоляющий взгляд на Шиничиро, но тот лишь разводит руками: — Ты уже взрослый мальчик, давай как-нибудь сам объясняйся. — С этими словами разворачивается и выходит из кухни. Пока ждёт своих помощников, которые паркуются: понимает, что на его лице всё ещё улыбка. Поэтому останавливается у двери и прежде чем выйти на улицу, несколько раз прокашливается. Затем хмурится, в попытке напустить на себя суровость. — Это мой брат там? — Такеоми протягивает руку Шину и наклоняется в попытке разглядеть фигуру своего младшего за столом. Шиничиро пожимает его жилистую ладонь и слегка встряхивает: — Отвали от ребёнка. Когда они ещё так соберутся в следующий раз? — Я так понимаю, это означает то, что я думаю? — Вакаса, как всегда, вальяжно взлохмачивает свою небрежную укладку и приветствует своего босса панибратским ударом по спине. Бенкей не подходит к Шину. Останавливается у калитки и важно кивает ему в качестве приветствия: — Значит война? Имя Ханагаки Камэ не было произнесено ни одним из них, однако слишком уж явно повисает в воздухе невысказанное: «Ты решил её оставить». — Чёрный Дракон не торгует жизнями. — Шиничиро пожимает плечами и тянется к пачке сигарет в заднем кармане джинсов. Быстро выхватывает её и убеждается в том, что та пустая. Смятая картонка мигом летит в мусорку, пока Такеоми делится своими запасами со словами: — Соберу ребят. — Зачем? — Шиничиро аккуратно берёт одну из предложенных сигарет. Благодарно кивает. Щелчок зажигалки — фильтр сигареты тут же послушно вспыхивает. — Мы ведь едем сейчас к якудза, чтобы объявить о своём решении. Парни терпеливо ждут, пока Глава неторопливо сделает первую затяжку. Выдохнет вместе с дымом: — Вот именно. Не нужно толпы. Они уважают традиции объявления войны. — Разве они уже её не объявляли? — Хмыкает Вакаса и наклоняет голову вбок, внимательно глядя за всеми изменениями в лице Шиничиро. — Войну объявим — мы. — С расстановкой произносит Шиничиро и затягивается во второй раз, решая проглотить вместе с никотином свои мысли о том, чтобы попытаться разъяснить причину внезапного интереса к обычной швее. — Знаешь, тебе надо поменьше курить. — Внезапно вкидывает Вакаса, как обычно насмешливым тоном, отчего непонятно: решил ли он подразнить или говорит искренне. — Это уже какая пачка? Не перебор? Шиничиро никак не реагирует. Молча разворачивается к гаражу и подходит к вешалке, на которой висела его форма. Закидывает куртку Дракона себе на плечи. — Чтобы ты знал — это не круто. Ты умрёшь от рака лёгких таким образом. — Кричит ему в след друг. Шин осторожно выкатывает мотоцикл и возвращается, продолжая затягиваться. Облегченно выпускает в воздух горький дым вместе с безразличным: — Ага. Собирайтесь — поехали. Вчерашний день продемонстрировал, что рак лёгких не самое страшное, что его ждёт. «Я знаю кое-что о будущем?» — это знает якудза? Откуда они знают то, что ты сама не знаешь в полной мере? Почему так легко поверили в эту бредовую версию? Почему он сам так легко в это верит? Если это просочиться ещё дальше — всё скатится в хаос. Да-да, Сильнейший нашел себе в подмогу Предсказательницу. Значит уже не справляется — не иначе. Значит продал душу Дьяволу — не иначе. Значит власть Черного Дракона больше не верховная — не иначе. Когда Шиничиро проходит мимо лужайки у дома, то на миг замирает. Рука в кармане куртки сжимается в кулак. В бликах утреннего солнца кажется, что на траве всё ещё пятна густой крови. Он клянется на них в том, что защитит свою семью от каждого, кто посмеет ей угрожать. Якудза захотели войны? Решили их истребить? Уничтожить? Шиничиро отводит взгляд от лужайки и быстро вскакивает на байк. Мотор ревёт в такт ярости Черного Дракона. Тогда пусть помнят: кровь смывается кровью.