Мам, прости

Рано или поздно, но этот день должен был настать. Камэ внимательно оглядывает себя в зеркале школьного фойе и тяжело вздыхает, собираясь с силами. — Извините, — Камэ отрывает взгляд от зеркала и с вежливой улыбкой поворачивается к охраннику: — Не могли бы вы объяснить как пройти к кабинету директора? Это был первый раз, когда её вызвали к директору из-за сына. Заведующая по учебной части сорвала ей телефон, срочно требуя немедленно появиться в школе. И теперь создавалось ощущение, что Камэ переживала едва ли не больше самого виновника этой ситуации. Что могло произойти? Ничего конкретного из воплей заведующей понять было невозможно. Камэ разобрала лишь повторяющееся с завидной частотой выражение: — Наглое избиение! — Избили её сына? Он опять ввязался в драку? С кем? Ханагаки благодарит охранника за объяснения и направляется по указанному маршруту, с интересом разглядывая обитель, в которой её ребёнок проводит большую часть дня. Унылые стены, обклеенные дешевыми обоями, гордые витрины с редкими призами за победные места, много засохших растений и унылых учеников, марширующих мимо неё кислой однородной массой. Аж тоска берёт. Какое счастье, что бы в её жизни не происходило — ей не нужно было вновь становиться ученицей школы. — Мам, — Такемичи встречает её на лестничной площадке второго этажа. Виновато отпускает взгляд и произносит заветное: — Прости. — Что случилось? Ты в порядке? — Камэ тут же бросается к нему. Приподнимает лицо на свет, чтобы убедиться, что на нём нет никаких синяков и ссадин. — Да-да, всё нормально. — Такемичи неловко отходит от неё на шаг, уходя от её рук и старательно прячет свои кулаки в карманах. Если произошло избиение, но на Такемичи нет и следа от побоев, тогда… — Ты кого-то избил? — Камэ удивленно вскидывает бровь, сама не веря в свою догадку. — Это за дело было. — Такемичи нехотя вытаскивает кулаки из карманов, повинуясь требовательному взгляду матери. Та аккуратно проходится пальчиками по его сбитым костяшкам с уже засохшей кровью. Он давно не участвовал ни в каких серьёзных драках. Она не знала из-за чего конкретно. Сказались ли на этом занятия по каратэ, которые забирали всю его силу и энергию. Либо же это из-за того, что он постоянно находился в обществе сильнейших: Манджиро и его компании — и с ним попросту никто не хотел связываться. Но факт оставался фактом: он практически перестал попадать в неприятности из-за всяких разборок. Камэ даже забыла, когда в последний раз обрабатывала его раны, полученные не от пинка Майки. И что произошло сейчас? — За какое такое дело? — Камэ осторожно разгибает его ладонь, чтобы проверить есть ли перелом и добавляет: — Чувствуешь щелчок? Такемичи качает головой, и Камэ облегченно выдыхает. Слава богу, всё обойдётся простыми синяками. — Так что за дело такое? Тебя обижали? — Да, всё хорошо теперь уже, мам. Идём, тебя заждались все. — Такемичи упрямо отходит от ответа и от матери, и первым плетется к кабинету. Камэ хмурится: что это за ответ вообще такой. Однако не успевает сделать и шага, как с пролета третьего этажа спрыгивает Ацуши. За ним тяжело дыша следуют Такуя, Макото и Ямагиши. — Погодите! — Но Камэ уже сама останавливается в удивлении. Потому что нос Аккуна был разбит. И косо наложенная повязка на него — не особо меняла суть дела. Они что между собой подрались? Камэ подходит к Ацуши и осматривает уже его лицо. С разрешения шипящего мальчика быстро поправляет слетающие пластыри и тщательно разглаживает их концы на коже. Нет. У него только нос разбит — всё остальное лицо цело. Не соответствует количеству гематом на костяшках Такемичи. — Ханагаки-сан, не ругайте его, пожалуйста! — Выпаливает Ацуши и неуклюже кланяется ей, когда та перестаёт заниматься его лицом. Трое мальчиков за его спиной поддакивают и тоже спешно повторяют его жест. — Мам! — Такемичи возвращается к ней и недовольно смотрит на своих друзей. Берет женщину за руку и тянет за собой: — Пошли уже. Быстрее начнём — быстрее закончим. — Может мне для начала хоть кто-нибудь объяснит происходящее? Что с твоим носом? — Она обращается к Ацуши, потому что остальные явно не намерены проливать на это дело хоть самый малый луч света. — А, ерунда! Не переживайте. Случайно так вышло… — Ацуши неловко чешет затылок и отводит от неё взгляд. Ямагиши и Макото прыскают и сдавленно признаются: — Ему Такемичи случайно локтем заехал, когда Аккун пытался их разнять. Камэ косится на мрачного Такемичи. Как бы взглядом спрашивая у него: всё зашло настолько далеко, что ты не остановился даже, когда тебя пытались остановить? — Ну, тот парень сам виноват. Сам нарвался. Всё честно было! — Спешит заверить Такуя, чувствуя нарастающее волнение Камэ. — Мы уже опоздали. — Такемичи пересекается с тяжелым взглядом матери и значительно косится на часы на стене. Действительно, чем больше она их слушает, тем более страшные вещи представляет. Камэ благодарно кивает сначала друзьям Такемичи, затем и самому сыну, послушно, шагая вслед за ним. Когда она заходит в кабинет, то даже не успевает вежливо поздороваться. На неё сразу же налетает мать пострадавшего, размахивая руками перед её лицом. Заведующая с радостью ей поддакивает. Иногда кричит едва ли не громче самой родительницы, высказывая всё своё накопившееся возмущение по поводу Такемичи. Только директор, казалось, находился в той же растерянности, что и сама Камэ. Рыхлый на вид мужчина с очками, которые были едва ли не больше его лица, лишь переводил взгляд с матери на заведующую, будто бы смотрел игру в теннис. И абсолютно никак не хотел — или просто не мог — прервать бесконечный поток брани. — Остановитесь. — Камэ, наконец, приходит в себя. Крепко сжимает руку сына в своей и заглядывает в глаза обеим женщинам поочерёдно. — Нет, это я только начала… — Однако Камэ перебивает взбешенную мать пострадавшего и твердо отчеканивает: — В кабинете ребёнок. А вы ведете себя как на рынке. — Затем переводит взгляд на директора и добавляет: — Разве не вы обязаны следить за порядком в собственном кабинете? Я пришла сюда, бросив все свои дела, чтобы узнать: почему мой сын подрался. Чтобы решить возникшую проблему, но вместо этого должна тратить своё время, выслушивая оскорбления. Если взрослые не умеют следить за своим поведением — что вы тогда ждёте от детей? — Кхм-кхм, да-да, несомненно. Дамы, нам всем нужно успокоиться. — Директор нервно прочищает горло, однако его слова всё равно похожи на бульканье. — Успокоиться? — Родительница тут же становится на дыбы. Громко хлопает ладонью по столу и указывает пальцем на Такемичи: — Этот беспризорник отправил моего сына в больницу! И вы говорите мне успокоиться? Да я вас всех засужу! — Так. Выйди. — Камэ отпускает руку Такемичи и открывает дверь, чтобы он вышел из кабинета. Тот удивленно смотрит сначала на неё, а потом на заведующую, которая и настояла на присутствии ребёнка. Камэ мягко подталкивает его на выход и тихо просит его подождать во дворе. Тот послушно закрывает за собой дверь под усилившиеся крики. Только после этого Камэ разворачивается к женщинам и скрещивает руки на груди: — Не понимаю, зачем вам нужно было его присутствие в этом балагане. Он несовершеннолетний — за него и все его дела отвечаю я. И я же сама разберусь с ним, если надо. До этого: все вопросы должны решаться через меня. А теперь, если вы уже накричались от души: объясните мне ситуацию спокойно и мы вместе придём к единому согласию. Давайте вести себя как взрослые люди. Без прилюдных оскорблений как меня, так и моего сына. Мать пострадавшего на её слова отвечает презрительным хохотом: — Милочка, если вы думаете, что мы придём к какому-то компромиссу — вы заблуждаетесь. Мы зафиксируем побои. Я вас по миру просто пущу. — Она бросает на Камэ неприязненный взгляд и гордо вздергивает подбородок, как бы показывая, что она выше даже простого существования в одной комнате с ней. Камэ хмыкает и прикрывает глаза, чувствуя как начинает пульсировать голова. Она полностью разделяла чувства своей собеседницы. Конечно, любая сойдет с ума, если её ребёнка изобьют. Особенно, если он после этого попадает в больницу. Но тут был не просто школьный хулиган. Тут был её сын: неуклюжий, неловкий, незлобный. Это был Такемичи, который никогда не дрался на пустом месте. — Я абсолютно понимаю вас и вашу злобу. Однако я бы всё же хотела выслушать, что же действительно произошло тогда. Несомненно, в любом случае насилие — это плохо и я нисколько не оправдываю своего сына за то, что он сделал. Но всё же мне интересно: из-за чего можно было избить собственного одноклассника. Находясь в школе. В школе, где полно преподавателей. Преподавателей, которые берут на себя ответственность за безопасность детей, пока они находятся в стенах этого учебного заведения. Камэ смотрит на заведующую и кивает ей, чтобы именно она объяснила ей ситуацию: — Вы так яро сейчас кричали мне о плохой успеваемости моего сына. Хотя оценки абсолютно никак не связаны с сегодняшней дракой. Почему сейчас молчите? Ну же, расскажите мне: почему на ваших глазах один из детей отправил другого ребёнка на больничную койку? — Вы сейчас серьёзно? Вы перекладываете вину с собственного ребёнка на школьную администрацию? — Вновь влезает родительница, но Камэ обрывает её, не сводя взгляда с заведующей: — Если вы меня внимательно слушали, то должны были услышать мою фразу о том, что я никак не оправдываю применение силы со стороны моего ребёнка. Я просто хочу узнать: по какой причине ситуация стала настолько неконтролируемой. Это произошло во время перемены? Это произошло в классе? Где? Когда? Почему на горизонте не было ни одного взрослого, чтобы их разнять? — В столовой. Яно просто подсел к ним во время обеденного перерыва, а Ханагаки набросился на него ни с того, ни с сего. — Видимо, ваш сын решил, что его столик забронирован его бандой. — Язвит Яно-сан и раздраженно фыркает. — Вы там были? — Камэ поворачивает голову к ней и терпеливо ждёт от неё ответа. — Естественно нет. Меня вызвали после избиения, что за тупые… — Но Камэ прерывает её: — Тогда не стройте необоснованных догадок. За клевету тоже налагается административный штраф. — Затем вновь поворачивается к заведующей и повторяет ей свой вопрос: — А вы присутствовали в тот момент? — Нет. Об этом рассказали другие ученики… — Заведующая явно хочет вернуть свою речь к поношению, но Камэ вновь не даёт ей это сделать: — Другие ученики сидели за тем же столом? — Нет, они просто были в столовой… — Ученики, которые сидели за тем же столом и слышали их разговор, были опрошены? — Ну, что за нелепая попытка выставить своего сына невиновным? — Вновь взрывается Яно-сан и с нажимом добавляет: — Естественно, его друзья будут защищать до последнего и врать, что это мой сын его спровоцировал. — Я повторяю в третий и в последний раз: я признаю вину Такемичи за принесенный физический вред. Но хочу узнать первопричину всего этого. И я ни слова не сказала про провокацию. У вас есть основания думать, что вашего сына можно обвинить в этом? — Камэ косится на Яно-сан и чувствует, что ещё секунда и сама станет ничуть не лучше её. Та задыхается от возмущения, не в силах парировать подобную наглость. — Если вы не опрашивали тех, кто непосредственно имел к этому причастность, тогда почему решили опросить посторонних? Конечно, в их глазах всё будет выглядеть именно так: они же толком ничего не слышали в этом гаме. У меня создаётся впечатление, что вам нужна не правда, а причина для скандала. — В этот раз Камэ обращается уже к директору. Тот нервно поправляет очки. Достаёт из кармана платок и промокает выступившую на гладком лбу испарину. С надеждой косится на заведующую, безмолвно умоляя, чтобы она как-то ответила на этот выпад. И та действительно тяжело вздыхает, набираясь воздуха для продолжительной тирады. Однако её прерывает тихий стук в дверь. Директор не успевает сказать, что занят. Дверь приоткрывается без разрешения и на пороге появляется испуганная Хината. — Здравствуйте. Простите за вторжение. — Она покорно склоняет голову и нервно перебирает пальчиками складки школьной юбки. — Тачибана, сейчас не время. Зайди немного попозже, хорошо? — Лилейным голоском тянет директор. Ну, конечно. Тачибана гордость школы — с ней только так. Практически на всех дипломах, которые висели над кубками в фойе — стояло именно её имя. — Ты ведь тоже сидела за тем столом, да? — Камэ ловит её бегающий взгляд. В кабинете тут же воцаряется тишина. Слышен лишь стук часов и дрожащее: — Я как раз по этому поводу и пришла. Разрешите мне высказаться? — Давай-давай, конечно! — Директор с энтузиазмом кивает и облегченно выдыхает, видимо предчувствуя скорую развязку этого слишком напрягающего дела. — Тачибана Хината наша самая лучшая ученица. Староста класса. В будущем наверняка станет старостой школы. Очень ответственный человек: её словам точно можно будет верить. — Заверяет Яно-сан заведующая, но сама немного опасливо косится на Хинату. — Яно-кун первым начал издеваться над Ханагаки-куном. — Её пальцы сжимаются в кулаки у оборки юбки, однако ясный взгляд твердо направлен в лицо матери пострадавшего: — Он подсел к нам и начал обзывать его очень плохими словами из-за того, что он из не очень обеспеченной семьи и ходит с готовым бенто вместо того, чтобы покупать еду в столовой. Но на него не обращали внимания. Такемичи даже одному из своих друзей сказал, чтобы тот просто игнорировал его. Но потом Яно-кун… — Хината бросает нерешительный взгляд на Камэ и краснеет: — …ну, он сказал, кое-что очень плохое про маму Такемичи. — Что конкретно? — Требует заведующая. Хината лишь стыдливо опускает голову и, как может, смягчает: — То, что все уже знают, что она…что у Такемичи только мать есть. И то, что она…якобы связана с гопниками… Простите, я не смогу это повторить — это слишком грубо. Ей и не надо было это повторять дословно. Все присутствующие поняли, что имелось в виду. Обычное детское «твоя мать шлюха». В её случае добавлялось «безработная шлюха бандита». — Даже если так, это не повод размахивать кулаками. — Яно-сан сохраняет прежнее недовольное выражение лица, однако голос ей становится намного тише, чем раньше. — Согласна. Я оплачу счёт за лечение. — А я вот не согласна. — Заведующая потирает сухие ладони и не отрывает какого-то хищного взгляда от Камэ: — Ваш ребёнок уже столько раз нарушал школьные правила. Как можно так безответственно воспитывать ребёнка, что в итоге всё закончилось избиением. Хотя я сомневаюсь, что его вообще воспитывали. В её хлесткой фразе явно толстый намёк, что всё сказанное Яно — абсолютная правда. Что она порицает её жизнь и явно давно точит на неё клык. Они не сошлись характерами с самой первой встречи руководства школы, когда именно эта женщина объявила внезапный сбор денег с весьма туманной целью: — На облагораживание школы. Денег, чтобы облагораживать еще и школу, у Камэ конечно же не было. Это был как раз тот момент, когда в цеху произошел пожар и она лишилась работы. И вообще они ведь уже платят за учебу, что конкретно они хотят сделать со школой, раз уже этих денег не хватает? Это она и высказала прямо в лицо заведующей. Её слова с радостью подхватили и другие родители, поэтому общими условиями удалось избежать беспощадного сдирания денег. Именно с того дня и брала свои корни ненависть заведующей к их семье. — Простите, но это не всё. Я могу продолжить? — Хината вновь поднимает голову и хотя произносит свою просьбу тихо, все в кабинете тут же обращают на неё свой взгляд.