Мам, прости

— Вакаса, ты идиот. Имауши удивленно закидывает куртку на шаткую вешалку у входа и смотрит на Камэ сверху вниз: — В смысле? Я только пришел! Имей совесть — я не сделал даже ничего. Ещё. — Ты сделал уже достаточно. — Камэ вспоминает недавний вечер и не удерживается от слабой улыбки, которая мигом рушит весь её суровый образ: — Что за чушь ты рассказывал детям? Вакаса хмурится и задумчиво потирает переносицу, видимо, в попытке вспомнить. Затем ловит искры веселья в глазах женщины и расслабляется, понимая, что та злится на него не всерьёз: — Никакой чуши — только правда. Кто ещё, кроме дяди Вакасы, откроет глаза юным созданиям на реальный мир? Между прочем это поможет им быстрее адаптироваться во взрослой жизни. Можешь не благодарить. — Он вальяжно облокачивается о магазинную стойку, но с опаской вглядывается в темноту портьер служебного помещения — склада — в котором копошился Шиничиро. Камэ закатывает глаза и фыркает, стараясь заглушить рвущийся наружу смешок. — Вакаса, я серьёзно. Будь немного сдержаннее рядом с ними. Они ведь всё повторяют за тобой, даже не осознавая. — Погоди-погоди, — Вакаса выставляет ладонь, прерывая Камэ. Затем прикусывает нижнюю губу, чтобы не рассмеяться раньше времени и уточняет: — Шиничиро все эти дни ходит недовольный и постоянно ворчит на меня. Исходя из этого и нашего недавнего разговора: я правильно понимаю, что дети водили вокруг него хороводы и кричали ему, что он подкаблучник? Камэ кивает. Вакаса делает судорожный вздох, словно не может поверить в своё счастье и едва ли не пищит от удовольствия: — В твоем присутствии? Вновь кивок — и Вакаса начинает смеяться. Его ладонь несколько раз с хлопком опускается на стеллаж с запчастями в магазине. — Бог покарал меня тем, что не дал увидеть это зрелище лично. — Это становится его первой осознанной фразой. Он старательно заглушает смех, чтобы не привлечь внимание Шиничиро, но Камэ всё равно думает о том, что тот либо смел, либо безумен. Смеяться над главой сильнейшей банды в его же магазине? Ну, хотя не ей его корить. Она ведь сама смеялась над старшим Сано в его собственном доме. Естественно, не для того, чтобы он обижался — а просто не в силах сдержаться. Но сути её посещения это не отменяло — она обязана была убедиться, что между ними нет никаких недопониманий. Хотя он и позвонил ей первым с просьбой прийти. — Ещё медленнее нельзя было идти? — Ни Камэ, ни Вакаса не замечают как Шиничиро выходит из складного помещения. Поэтому испуганно оборачиваются на него и несколько мгновений молча наблюдают как он тщательно вытирает черные от мазута пальцы какой-то непонятной тряпкой. Вид у него довольно…внушительный? Даже без начёса — слава богу, он перестал его делать так часто как раньше! — в однотонной футболке не по размеру — в нём всё равно чувствовался какой-то стержень. В его прищуренном взгляде из-под спадающей на лицо челки такая строгость — что внезапно сразу же тянется оправдаться. — Я… — Начинает Камэ в унисон с Вакасой, но Шиничиро устало выдыхает и качает головой: — Я говорил это Вакасе. — Затем просто кидает в него тряпкой и указывает головой на помещение, из которого вышел: — Ящики ждут. Вперёд и с песней! Вакаса на автомате ловит тряпку, но тут же вытягивает руку с ней на расстояние и брезгливо морщится: — Почему я вообще должен заниматься этим? Позвал бы Такеоми. Или Сауса. — Вопрос больше риторический. Потому что Вакаса не может сделать что-то, не начав ворчать и возмущаться. Однако сегодня у Шиничиро настроение на игры отсутствовало абсолютно. Он скрещивает руки на груди. В принципе одного его зырка достаточно, чтобы Вакаса перепрыгнул через стойку и направился к складам, но Шиничиро добавляет: — Смотри, чтобы от твоей болтовни запчасти не заржавели. Вакаса приподнимает плечи, но не из вины — а чтобы скрыть ехидную улыбку. Которая нагло заявляла, что он готов разгружать ящики всю жизнь, но не откажется от устроенного им бедлама. — Скажу сразу, чтобы потом не было сложностей. Шиничиро, насчёт слов Вакасы. И того вечера — прости, если я обидела тебя тогда. Просто атмосфера располагала к безобидным семейным шуткам поэтому если я неправильно поняла ту ситуацию — то, повторяюсь, прости. — Что? — Шиничиро морщится от её скороговорки, словно от головной боли. Затем задумчиво взъерошивает свои волосы и почему-то отводит взгляд куда-то за её спину. — Да ладно, проехали. Меня это не тронуло. Не надо было тебе так переживать. — Он беззаботно машет рукой, однако Камэ всё-равно чувствует неладное. Чуть склоняет голову на бок и упирает в Сано изучающий взгляд: — Всё точно в порядке? — Мне нужно с тобой поговорить, но не по той причине, по которой ты подумала. — Шиничиро, наконец, сталкивается с ней взглядами. И Камэ в момент становится ясно: какую новость он собирается ей сейчас сказать. Так и происходит. Он тщательно подбирает слова, когда рассказывает об аварии, в которую попала семья Какучё. Старательно заглядывает в её лицо в поисках каких-то слабостей, пока рассказывает об их смерти и попадании мальчика в детский дом. — В общем, вот так. Прости за плохие новости. — И в момент становится ясна настоящая причина его плохого настроения. Он сейчас думает об Изане. О том, что правда, возможно, скоро вскроется — ведь Камэ уже вмешана в это. Сколько нужно времени главе Черного Дракона, чтобы узнать необходимую информацию? Как давно он несет в себе эту правду? Как быстро решился посветить её? На все эти вопросы, к сожалению, ответа не было. Да, и Камэ не особо горела желанием искать их. — Это ужасная трагедия. — Выдавливает она из себя и тяжело вздыхает, прикрывая лицо. Жест, который можно принять за скорбь — на деле лишь попытка спрятаться от блуждающего взгляда парня напротив. Их разделяет стойка, но всё равно появляется желание отступать, пока лопатки не врежутся в тупик металлических стеллажей. Словно Шиничиро в любой момент может приблизиться, убрать её ладони от лица и раскрыть все её грязные игры. Однако Сано произносит лишь: — Мне очень жаль. — И тоже тяжело вздыхает, опуская голову. Воцаряется тишина. Камэ заставляет выдавить себя хоть букву, из заготовленной заранее речи. Но стоит лишь кинуть взгляд на парня — все звуки тут же впиваются в горло ангиной. Такой растрепанный, с мешками под глазами, нервно заламывающий грязные пальцы — явно всю ночь возился с мотоциклами, а с утра принялся за работу в магазине. К вечеру на собрание банды — поддерживать мир в их префектуре. К ночи он, наконец, доберётся домой. Поиграет с маленькими, а после запрётся в своём гараже, кропя над сюрпризом для младшего брата. С учетом того, что в этой рутине он находит время позаботиться ещё и о ней — каждая нервная клетка Камэ протестует против того, чтобы начать давить на его совесть и ставить ему что-то в вину. У всего есть предел. Невозможно тащить на себе всё. И, возможно, Камэ впервые начинает приближаться к пониманию того: почему Шиничиро скрывал факт существования Изаны. Даже самая крепкая вешалка опрокидывается, когда на неё навешивают слишком много вещей. Возможно, он просто понимал, что не может брать ответственность ещё за одну жизнь? Он чувствовал, что подведёт его? Что не справится? — Камэ? — Шиничиро осторожно прерывает затянувшееся молчание и рефлекторно делает шаг к Ханагаки, но натыкается на стойку и замирает. — Да? — Камэ качает головой, словно в попытке выбросить всю шелуху из головы. — Я выйду…мне надо… Она недоговаривает, что ей там надо, но Шиничиро понимающе кивает. И она просто трусливо бросается к выходу. На улицу. К недовольному — видимо, её поведением — ветру. Камэ ослабленно прислоняется к холодной бетонной стенке. Терпит, как порывы ветра яростно треплют её волосы и дают отрезвляющие пощечины. Она его не оправдывает. Ни разу — есть то, что нельзя окупить прошлыми добрыми поступками. Оставленный ребёнок, который с самого детства убеждается в своей ненужности и бесполезности. От которого отворачивается единственный дорогой человек — одно из тех исключений, которые нельзя принять. Понять — несомненно. Но не принять — это всё ещё самое сильное надругательство в жизни. Мысли мечутся от оставленного Изаны к не менее потерянному Шиничиро. Он ведь сам всё ещё как ребёнок, несмотря на напускное взросление. Всё тот же ребёнок, который нуждается в поддержке и заботе, как и все остальные помладше. Поэтому и тянется к ней ближе. И точно так же как и все остальные допустит фатальное в будущем. Поэтому и она тянется к нему. Но ведь остальных детей она не осуждала — просто не могла. Почему же с ним была готова хирургически манипулировать, не щадя его и без того разбитых чувств? — Камэ? Хэй, привет! Ты уже выздоровела? — Из размышлений выводит чей-то хриплый голос. Камэ непонимающе поворачивает голову и тут же сталкивается с сияющим взглядом Киё. Господи, сначала он где-то отыскал её номер, теперь — и её саму? Это что преследование? Киё — на удивление — сразу же замечает её напряжение. Поэтому поднимает руки — ладонями к ней — и с извиняющейся улыбкой заверяет: — Не подумай ничего такого: я к главе Чёрного Дракона. А точно, они ведь стоят у магазина Шиничиро. Камэ допускает это объяснение, однако всё ещё не сводит с бывшего настороженного взгляда. Зачем-то крепко хватается ладонью за шершавую стену, словно это поможет в случае чего удержаться здесь. — Так у тебя всё в порядке? Ты тоже к нему ходила? — Да, спасибо. — Камэ оборачивается в попытке разглядеть силуэт Шиничиро за занавешенными витринами, однако безуспешно. Неужто ушел контролировать Вакасу на склад, чтобы не смущать её? — Он где-то там. Всё ещё. Наверное. Воцаряется тишина. Киё в ожидании чего-то продолжает смотреть на неё. Камэ лишь непонимающе вскидывает бровь: ну, что ему ещё от неё нужно? Чтобы она как секретарша проводила его до Его Величества? А потом внезапно в мозгу что-то щелкнуло: а с каких это пор простая сошка — Камэ даже не допускала мысли, что он может бросить криминал и подняться выше по должности. Ну, потому что, это же Киё — рассчитывает на личную встречу с главой всей префектуры? Вообще-то не её дело, но одного неожиданного вмешательства Киё в её жизнь уже хватило предостаточно. Она не в праве допустить ещё один промах. Поэтому с отвращением вздыхает и задает долгожданный вопрос: — А зачем тебе… — Даже не успевает договорить, Киё тут же раздувается от гордости и самодовольства. — Вообще-то это секретная миссия. — Он подходит к ней ближе, чтобы прошептать это на ухо. Игнорируя, то что Камэ явно хочет отодвинуться: — Но ты ведь одна из приближенных Черного Дракона. — Я просто швея. Не больше. Не меньше. — Строго чеканит Камэ, без зазрения совести обрывая бывшего. Ещё ей этого не хватало. Что за «одна из приближенных Чёрного Дракона»? Нет, не надо ей такого — ей с головой хватило быть вмешанной в борьбу мафии с бандой. Тем более сейчас, когда нужно сфокусироваться на абсолютно другом — она хочет остаться вне всех этих битв гопников. — А люди по-другому говорят… — Ближе к сути. Киё обижено надувается, но тут же отходит и с наигранной предосторожностью оглядывает пустующую улицу. — В общем, мои боссы сделали меня посланником их воли. — Этого достаточно. Камэ обрывает его одним изящным движением руки: — Хватит. Больше я знать ничего не хочу. — Знание накладывает на себя ответственность. Они с Шиничиро оба убедились в этом на примере детей, которых хотят спасти. Но предел достигнут. Остаётся только перепрыгнуть через себя, чтобы продолжить путь. — Нихрена, думал ты ревёшь тут — а ты уже подцепила кого-то. — Насмешливый голос Вакаса в этот раз совсем не раздражает. Камэ удерживает себя от порыва броситься к нему за спину и лишь произносит, не глядя на замершего Киё: — Он хотел поговорить с Сано. — А почему тогда говорит с тобой? — Резонный вопрос, но вообще не то время для насмешек, Имауши. — О, здравствуйте. Дело в том, что мы знакомы. Я отец её ребенка. Мы, получается, бывшие. — Киё гордо улыбается и поднимает руку, чтобы хлопнуть её по плечу. Но наталкивается на её ледяной взгляд и нервно заводит её себе за голову, начиная трепать зализанные волосы. Камэ предпочла бы выколоть себе глаза, но не видеть как на лицо Шиничиро, который — по всем законам жанра — встал за Вакасой именно в этот момент, ложится тень удивления и непонимания. — Не прислоняйся к холодной стене — опять заболеешь. — С появлением Шиничиро замирает вся улица, включая ветер. Однако из всех существующих в мире слов, Сано выбрал именно те, которые ни в коем случае нельзя говорить, если вы не близки. Камэ послушно отрывается от холодной поверхности и смотрит прямо на Шиничиро: — Ну, спасибо за всё. — Затем взгляд на остальных и невнятное: — Разбирайтесь тут сами — мне пора забирать ребёнка. И тут же останавливает свой взгляд на просиявшем лице Киё, чтобы он даже не смел думать о том, чтобы напроситься с ней на встречу с Такемичи. Не сказать, что у неё было какое-то право ограничивать их общение — но не сейчас. Не тогда, когда Такемичи вообще не в курсе происходящего. Не тогда, когда голова Камэ забита неподдающейся контролю чепухе. Кивок на прощание и разворот спиной ко всем троим. Она едва удерживается от того, чтобы не сорваться на бег. Всё ещё ощущая каждым позвонком задумчивый взгляд Шиничиро.