Мам, прости

— Может уже зайдёте? — Господин Кубо, наконец, чуть отходит в сторону и приглашающим жестом указывает на раскрытую дверь. — Извините, — Вновь повторяет Камэ и сжимает хрупкие пальцы в кулак. Зачем-то оправдывается, избегая взгляда на него: — У меня был обед. С его стороны слышится смешок: — Да, я в курсе. Так, может пройдем в кабинет? Или у вас принято решать все рабочие вопросы в коридоре? — Он разворачивается первым. Вальяжно прячет руку в карман и быстро проходит к своему месту. Ханагаки медленно — словно настороженная кошка — ступает в след за ним. Мягко тянет на себя дверь, но не захлопывает до конца, будто бы эта несчастная щель поможет ей при бегстве. — Как ваш сын? — Кубо с комфортом устраивается в кресле, закидывая ногу на ногу и шаря по столу в поисках чего-то. Камэ хмурится и поворачивается слишком резко — дверь по инерции продолжает её движение и захлопывается. Кубо, наконец, вытягивает пачку сигарет и зажигалку. Крутит колесико. Камэ зачарованно смотрит на появившийся огонек, который начальник подносит к сигарете. Замирает на мгновение, чтобы поджечь и расслабленно откидывается обратно в кресло, втягивая никотин и выдыхая: — В вашем портфолио, которое любезно предоставила глава смены, было написано, что у вас сын. Я ведь ничего не перепутал? — Нет, всё верно. Спасибо. Всё хорошо. Готовится в этом году пойти в школу. — Камэ цепляет пальцы сзади в крепкий замок и отпускает мрачный взгляд вниз. Не надо быть гением, чтобы понимать: почему прежняя Камэ продолжала работать после всего здесь произошедшего. Перед глазами оборванными кадрами проносится лучезарная улыбка Такемичи: с тонким налетом какой-то робости. Его прежняя мать получила довольно серьезную душевную травму ещё, когда отец бросил их. После этого — вновь удар в виде приставаний очередного мерзавца. Продолжать функционировать изо дня в день и работать, когда ты находишься под постоянным страхом и давлением — раскрошит даже самый крепкий стержень в человеке. Всё равно, что человека с клаустрофобией постоянно запирать в лифте. У Камэ и вовсе не было сильного характера. Было только желание не оказаться на улице с ребёнком на руках. Было только желание расплакаться в подушку поздней ночью после очередной смены. Было только желание, чтобы её оставили в покое. Как это объяснишь ребёнку, который ни в чём не виноват — но который уже принимает отчужденность матери за должное? Взгляд на трость, прислоненную к углу стола — она успеет ею воспользоваться. Но… Появляется вопрос важнее: как она нынешняя сможет справиться с этим, если ситуация повторится вновь? — Совсем большой парень. Представляю сколько затрат стоит нынче собрать ребёнка в школу. — Кубо, словно читает её мысли. Внезапно выпрямляется и начинает лениво барабанить пальцами какую-то мелодию. — Справимся. — Коротко бросает Камэ и впивается ногтями в собственную кожу. Чувства прежней Ханагаки-сан (или это были её?) захлестывали: въедливый страх пропитывался сквозь поры кожи, пробирался в мясо — прямо к бешено стучащему сердцу. — В блокнот записывали список предстоящих покупок? — То ли Камэ хорошо маскируется, то ли Кубо просто делает вид, что не замечает царящую атмосферу, но он сохраняет всё тот же безразличный тон и намеренно ведёт непринужденную беседу. — Вы вызвали меня, чтобы обсудить мой семейный бюджет? — Камэ вскидывает бровь и поднимает голову. Взгляд, будто загипнотизированный, останавливается на мигающем огоньке сигареты. Не в силах подняться выше — к сжигающим глазам напротив. — Отчасти. — Коротко кивает Кубо и аристократично тушит сигарету о кипу каких-то бумаг. Камэ прищуривается, чтобы различить надписи и понимает, что всё это отчеты руководительницы за весь период его отсутствия. — Вы ведь заинтересованы в повышении оплаты вашего труда? — Деньги никогда лишними не бывают. — Осторожно повторяет свою недавнюю фразу Камэ, всё так же не сводя взгляды с тающих завитков дыма, который поднимался от сигареты. Потому что, будем честны, она и так не слишком круто справляется со своей ролью спасительницы. Если она ещё и работы лишится — то это будет полный провал. Возможно, глава смены права…и стоит просто смириться? Возможно, прийти к компромиссу? Она не может просто без оглядки рассчитывать на одну только «подработку» Шиничиро. Кубо внезапно резко поднимается с кресла и не спеша — будто хищник — начинает обходить свой стол, приближаясь к Камэ. Та едва удерживает себя от того, чтобы не отшатнуться. — Уважаю. — Он довольно цокает языком и останавливается в паре сантиметров от Ханагаки. В нос вместе с приевшимся запахом сигарет начинает бить тяжелый аромат одеколона. Удушающий. Всё также невыносимо медленно он протягивает руку куда-то в бок. Но вместо всех представленных фантазией ужасных картин: он всего лишь обхватывает древко трости и возвращается в своё кресло. Камэ может поклясться, что явно слышала его ухмылку от произведенного эффекта нагнетания. — Вы понимаете, я человек новый, не всегда могу непосредственно участвовать в жизни цеха. Мне нужно, чтобы кто-то был моими глазами и ушами. Его внезапная прямота огорошивает. — В швейном цеху? — Уточняет Камэ и непонимающе хмурится: — Это ведь не какая-то секретная лаборатория. Мы шьем униформу для рыболовов. За чем тут следить? — В принципе, в любом большом коллективе, за которым надо присматривать, необходим свой человек. — Глава смены высылает вам отчеты каждую неделю. — Сухо парирует Камэ и указывает взглядом на прожженный титульный лист. Кубо скучающе зевает и берет его в руки, безразлично стряхивая пепел себе на штаны. Пробегается глазами по нескольким страницам и произносит: — Боюсь она уже несколько старовата для подобных поручений. Выполнение нормы и расчёт ушедшего материала — это всё невероятно интересно. Но меня больше интересуют отчеты иного рода. — Листы безжалостно летят в мусорную корзину. Кубо упирает локти о столешницу и переплетает длинные пальцы между собой, опираясь о них острым подбородком: — Вы понимаете, о чём я? Я бы хотел видеть у себя на столе доклады менее официального характера. Кто как себя ведёт в коллективе, есть ли какие-то недовольства, возможно, на обеде расскажут интересную сплетню или же кто-то начнёт вести себя не так как всегда — я желаю знать всё. За достойную плату, разумеется. На полный ранец школьных принадлежностей точно хватит. Камэ понимает, что глупо спрашивать зачем это ему нужно. Если обычному швейному цеху выставляют такие меры предосторожности — он уже явно перестаёт быть обычным цехом. Значит, здесь кроется что-то ещё. Возможно цех всего лишь какое-то прикрытие, и Кубо необходим «сторожевой пёс». Который унюхает нежелательное вмешательство в дела своего хозяина и побежит докладывать о них. Она сейчас находится в самом шатком положении: обстоятельства в виде ребенка, которого надо будет растить одной — делают её жертвой. Она зависима от благополучия на своём рабочем месте, а от того явно выглядит идеальным кандидатом на роль крысы. Это ведь в её интересах. А в случае чего от неё будет легко избавиться. — Это был вопрос или меня просто поставили перед фактом? — Голос главы смены, советующей не совершать глупость, сверлит подкорку. Смазанные образы сменяются один за другим — Камэ даже не успевает осознать их. Кубо смеётся — на удивление звонко и искренне — и сквозь смех произносит: — Не стоит быть такой драматичной. Вам не идёт настолько серьёзный вид — сразу ощущение, словно вам уже под сорок. Забивать голову лишними мыслями вредно для такой юной и очаровательной леди. Затем смех обрывается, и Кубо продолжает уже своим будничным тоном: — Я дам вам на размышления сутки. Не переживайте, если что — ваше место долго пустовать не будет. Свободны. — Непонятно имел ли он в виду место у станка или место «осведомителя». Камэ коротко кивает и разворачивается на ватных ногах. С достоинством покидает кабинет начальника, и уже в коридоре, вдали от захлопнувшейся двери позволяет себе согнуться пополам как от боли. На самом деле пугал не явно преступный подтекст в его предложении. И даже не скрытая угроза в последней фразе. Больше всего ужасало внезапное понимание того, что ни за прошлую встречу посвящения нового начальства, ни за эту беседу — она так и не смогла разглядеть его лица. Камэ могла в подробностях вспомнить всё: от шнуровки его обуви до едва заметного узора на пуговицах. Но не могла вызвать в памяти ни единую черту его лица: словно кто-то старательно стирает его каждый раз, стоит Камэ поднять на него взгляд. Прямо как с воспоминаниями.