What We Once Were (Какими мы были когда-то)

Как только тихий звук шагов затих, Вай открыла глаза, медленно моргая. Её зрение всё ещё было затуманено, голова кружилась от алкоголя и усталости, но в ней вертелось что-то ещё — что-то, что она не могла точно выразить словами. Она лежала некоторое время, уставившись в потрескавшийся потолок, пытаясь осмыслить всё это.        Её тело всё ещё гудело от напряжения, вызванного тем, что только что произошло. Пот на коже, боль в мышцах, остаточное тепло от прикосновений незнакомки — всё это было так живо. Даже слишком. Она снова закрыла глаза, сводя брови, и попыталась осмыслить происходящее.        Это был сон? — гадала она, её мысли были вялыми и зыбкими. Или это было реальностью?        И тут в груди что-то сжалось. Что-то было не так. Что-то в ней, в ней самой, казалось слишком знакомым. То, как она целовала её, то, как её руки исследовали её тело, словно она уже знала каждый его дюйм. Она точно знала, как заставить Вай потерять над собой контроль, как прикоснуться к ней, как поставить её на колени.        Это было не просто хорошо — это была Кейтлин. Это было похоже на Кейтлин.        Сердце Вай гулко стучало в груди, когда в её голове прокручивались фрагменты этой ночи. То, как стонала женщина, как она двигалась, как целовала её шею в нужных местах, как она шептала, чтобы Вай двигалась сильнее, быстрее. Это было не просто похоже — это было в точности как с Кейтлин. Кейтлин, которую она знала, Кейтлин, которую она месяцами пыталась забыть.        Её руки смяли простыни, а горло сжалось. Это действительно была она? Могла ли Кейтлин быть здесь, в её постели, в её объятиях? Или это просто её пьяный, охваченный похотью разум играл с ней жестокие шутки?        Вай резко выдохнула и провела рукой по лицу, её охватили сомнения и смятение. Если это была Кейтлин, почему она ничего не сказала? Почему не осталась? Почему просто ушла?        Но то, как она прикасалась к ней, как целовала её — это было похоже на любовь. Настоящую любовь. Вай всё ещё могла чувствовать это, как будто это было выжжено на её коже.        Лёжа в темноте, Вай смотрела в потолок, разрываясь между неверием и надеждой, что это было на самом деле. Что это была Кейтлин. И если это было так... то почему, чёрт возьми, ей казалось, что она снова её потеряла?              

***

Сон Вай был беспокойным и прерывистым, состоящим из полубредовых образов и вспышек того, что только что произошло — или того, что, как ей казалось, произошло. Она то и дело просыпалась, её грудь сдавливало, когда тело предавало её, цепляясь за призрачное ощущение того, что Кейтлин всё ещё рядом. Она могла поклясться, что чувствует её — её тепло, приникающее к коже Вай, мягкость её губ, то, как она стонала её имя, как никто другой никогда не мог.        Каждый раз, когда Вай засыпала, всё было одинаково. Ей снилась Кейтлин — они занимались любовью, и она любила её. Снилось, как они двигались вместе, как их тела, казалось, говорили на своём собственном языке. Но каждый раз, когда она просыпалась, она была одна, её постель была холодной и пустой, и это терзало её, как открытая рана.        Это сводило с ума. Целиком, окончательно засасывая в себя.        Она потратила месяцы на то, чтобы выкинуть Кейтлин из своей жизни — дралась до крови, пила до омертвения, ложилась в постель с незнакомцами, чтобы почувствовать хоть что-то, что угодно, кроме пустоты, которую Кейтлин оставила после себя. Но это не помогало. Ничего из этого не помогало. Всё это только усугубляло ситуацию.        Сегодняшний вечер это доказал. Даже пьяная и в объятиях другого человека — того, кто мог быть Кейтлин, а мог и не быть — её сердце всё ещё болело о ней. То, как она касалась этой женщины, то, как она шептала ей, было похоже на то, что её тело отказывалось двигаться дальше, отчаянно цепляясь за память о единственном человеке, который когда-либо действительно имел для неё значение.        Она чертовски скучала по Кейтлин.        Вай застонала, она перевернулась на живот и уткнулась лицом в руки. На сердце было тяжело, оно словно тянуло её вниз, туда, откуда она не могла выбраться. Она скучала по смеху Кейтлин, по её остроумию, по тому, как кривились её губы в крошечной ухмылке, когда она упрямилась. Она скучала по тому, как Кейтлин смотрела на неё, словно Вай была единственным человеком в мире, который имел для неё значение.        И боги, как же она скучала по её прикосновениям — по тому, какими они могли быть одновременно мягкими и требовательными, нежными и безудержными. По тому, как Кейтлин всегда точно знала, как разрушить стены, которые Вай так старалась сохранить.        Вай судорожно вздохнула, сжав кулаки на матрасе. Никакие драки, ни алкоголь, ни бессмысленный секс не могли заменить ей Кейтлин. Кейтлин была всюду — в её мыслях, в её снах, в каждой частичке её тела, которая всё ещё тосковала по тому, чего у неё больше не было.        Осознание этого оглушило её, как удар под дых: она не забыла Кейтлин. И никогда не забудет. И чем сильнее она пыталась заглушить это, тем громче становилось её отсутствие.        Но Вай не собиралась ползти обратно к Кейтлин, как жалкая, влюблённая собачонка. Нет. Кейтлин сделала свой выбор, и она тоже. Она повторяла себе это снова и снова, как какую-то мантру. Она постелила себе постель и теперь должна лечь в неё. Назад дороги нет, нет никаких вторых шансов, никаких рук помощи. Вай должна жить со своим решением, как бы больно ей ни было.        Она застонала, приподнимаясь и дёргая за ремень, всё ещё пристёгнутый к бёдрам. Теперь он казался тяжёлым, словно издевался над ней, напоминая о том, что только что произошло — о том, о чём она не могла перестать думать. Она отбросила его в сторону так, что он ударился об пол, и потёрла лицо руками, пытаясь избавиться от затянувшейся дымки ночи.        В комнате пахло сексом — как и всегда — но сегодня это было слишком сильно. Дело было не только в мускусе тел или слабом привкусе пота, витающего в воздухе. Это было знакомо. Ощущение, будто Кейтлин была здесь, будто она оставила свой отпечаток на каждом сантиметре комнаты, на коже Вай, на её грёбаной душе.        Всё здесь — матрас на полу, тусклый свет, просачивающийся через треснувшее окно, даже звуки Зауна снаружи — всё это теперь казалось испорченным. Куда бы Вай ни пошла, что бы она ни делала, всё напоминало ей о Кейтлин. Пилтовер, Заун, «Яма», пекарня — чёрт, даже эта маленькая съёмная «секс-комната», которую она использовала в качестве убежища. Это выматывало. Кейтлин была призраком, преследующим каждый уголок её жизни, и Вай устала бегать, устала притворяться, что это не имеет значения.        С раздражённым ворчанием она поднялась с матраса и направилась в крошечную грязную ванную. Она включила свет, лампочка слабо мерцала, и уставилась на себя в треснувшее зеркало. Её отражение выглядело таким же разбитым, как она себя чувствовала — волосы в беспорядке, до сих пор покрасневшая кожа, опухшие губы после страстной ночки. Она ненавидела это.        Вай включила душ и пустила холодную воду, надеясь, что холод выведет её из этого состояния. Вода полилась по её коже, и она склонила голову вперёд, упёршись руками в кафельную стену. Ей нужно было выбраться отсюда — из этой комнаты, из этой петли, в которой она застряла, из этого проклятого бесконечного кошмара воспоминаний и сожалений.        Она больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Ни в этой комнате, ни в этом городе, ни даже в своей голове. Куда бы она ни повернулась, везде была Кейтлин. И Вай не знала, как долго ещё она сможет это выносить.              

***

Вай возвращалась в пекарню, прохладный воздух Зауна касался её раскрасневшейся кожи. Кулаки были засунуты глубоко в карманы куртки, голова опущена, и каждый шаг казался тяжелее предыдущего. Ей нужно было взять мысли под контроль, нужно было напомнить себе, что женщина, с которой она только что была, не могла быть Кейтлин. Это была не Кейтлин. Это была не она.        Кейтлин теперь была с Мэдди. Они были счастливы. А Вай? Она должна была быть счастлива за неё. Она должна была отпустить её. Даже если это было больно. Даже если это убивало каждую клеточку её существа. Даже если после этого она будет чувствовать себя опустошённой, словно её разорвали на части изнутри. Кейтлин сделала свой выбор, и Мэдди была частью этого выбора.        Вай сжала челюсти, когда горечь начала расти в её груди, но она с силой затолкала её внутрь, похоронив, как делала это всегда. Она не могла позволить этому проявиться. Ни гневу, ни тоске, ни боли, которая никогда не проходила. Кейтлин заслуживала лучшего. Она заслуживала быть с кем-то, кто не будет её сдерживать, кто сможет дать ей ту жизнь, которую она заслуживает. Вай должна верить в это, даже если это больше похоже на ложь самой себе.        А Мэдди? Мэдди была... подходящей для Кейтлин. Это то, что Вай твердила себе снова и снова, как мантру, которую она надеялась закрепить. Мэдди была озорной и милой, из тех людей, которые освещали каждую комнату, в которую входили. С ней было легко общаться, она всем нравилась, и люди, казалось, тянулись к ней, даже не осознавая. Она была из хорошей семьи, прекрасно образована, у неё были амбиции — настоящие, достойные уважения цели. И, самое главное, Мэдди была славной.        В том самом смысле, в котором Вай никогда не была.        Мэдди была всем, чем не являлась Вай. Всем, чем Вай никогда не может стать. Она не была грубой. У неё не было ни багажа, ни шрамов, ни прошлого, которое тяготило её, как камень на шее. Мэдди была той женщиной, которая принадлежала миру Кейтлин — той, которая легко впишется за обеденный стол Кирамман, поладит с родителями Кейтлин и не будет восприниматься как обуза.        Вай стиснула зубы и сжала руки в карманах, когда пекарня показалась в поле зрения. Она не ненавидела Мэдди — не могла ненавидеть. Мэдди не сделала ничего плохого. Если уж на то пошло, она всё делала правильно. Возможно, она делала Кейтлин счастливой так, как не могла сделать Вай.        Но от этого боль не становилась меньше.        Вай замедлила шаг, когда подошла к двери своей пекарни, её отражение было едва различимо в мутном стекле. Горло сжалось, когда она вспомнила прошедшую ночь — то, как женщина прикасалась к ней, целовала её, стонала её имя, словно оно что-то значило. Это было так похоже на Кейтлин, что едва не сломало её.        Но это не могла быть Кейтлин. Кейтлин была с Мэдди. Кейтлин была счастлива.        А Вай? Вай должна была смириться с этим. Она должна была смириться с тем, что стоит в стороне, наблюдая издалека, как Кейтлин строит жизнь с тем человеком, который её заслуживает. Даже если это разрывает её на части. Даже если это заставляет её чувствовать себя ничтожеством. Потому что именно такой выбор они сделали.        Вай резко вдохнула, заставляя себя открыть дверь и шагнуть внутрь. Запах муки и сахара встретил её как тихое напоминание о жизни, которую она пыталась построить для себя. Она оглядела пустое помещение, её пальцы судорожно сжимались по бокам.        Она должна двигаться вперёд. Она обязана. Даже если призрак Кейтлин будет преследовать её повсюду, даже если боль никогда не утихнет. Мэдди была хороша для Кейтлин. Мэдди идеально подходила Кейтлин.        А Вай? Вай научится жить с этим. Даже если это убьет её.        Но в тот момент, когда Вай вошла в тихую обитель своей пекарни и рухнула на маленькую кровать в задней комнате, она почувствовала, как тяжесть всего этого обрушилась на неё. В груди сжалось, в горле запершило, и, прежде чем она успела сдержаться, потекли слёзы. Горячие и неуёмные, они катились по её щекам, пропитывая подушку под головой, и она лежала, свернувшись калачиком в удушающей тишине комнаты.        Она никогда никого не любила так, как Кейтлин. Даже близко не было. Неважно, со сколькими людьми она спала, неважно, сколько тел заполняли пустое пространство в её постели на ночь, никто из них не мог заменить Кейтлин. Они даже рядом не стояли.        И Вай ненавидела себя за это.        Она сжимала руками простыни, а боль в груди всё усиливалась, распространяясь, как незаживающая рана. В глубине души она знала, что больше никого не полюбит так, как любила Кейтлин. Она не могла. Кейтлин была для неё не просто любимым человеком — она была для Вай всем. Единственным человеком, который когда-либо видел её такой, какая она есть. Единственным человеком, который заставлял её чувствовать, что она хорошая, даже когда весь мир говорил ей, что это не так.        Но Кейтлин ушла. Ушла во всех смыслах. И никакое количество отчаянных связей, драк, выпивки или бессмысленных ночей не могло этого изменить.        Вай зажмурилась, слёзы потекли быстрее, и она вцепилась в подушку под головой. Это должно прекратиться. Она не могла продолжать это делать — разрывать себя на части каждый раз, когда имя Кейтлин приходило ей на ум, каждый раз, когда её воспоминания вторгалась в её сны, каждый раз, когда она пыталась и не могла жить дальше. Это убивало её. Медленно, мучительно, это съедало её заживо.        Сквозь слёзы Вай дала себе обещание. Отчаянное, зыбкое обещание, прошептанное в пустом воздухе комнаты. Это последний раз.        Это последний раз, когда она плачет из-за Кейтлин. Последний раз, когда она позволяет себе закручиваться в спираль, позволяет себе делать выбор, движимый этим бесконечным, сокрушительным горем. Она должна остановиться. Она обязана остановиться.        Кейтлин пошла дальше — Вай нужно сделать то же самое. Ей нужно перестроить себя, кусочек за кусочком, пока она не сможет смотреть на себя в зеркало и не видеть кого-то, сломленного любовью. Даже если это кажется невозможным, даже если это причиняет боль на каждом шагу, она должна отпустить Кейтлин.        Вытирая слёзы дрожащими руками, Вай глубоко вдохнула, её дыхание было неровным, пока она пыталась успокоиться.        — Хватит, — прошептала она, её голос был надтреснутым, но решительным. — Это конец. С меня достаточно.        Она не знала, как ей это удастся, но она собиралась жить дальше. Она должна это сделать. Даже если это будет последним, что она сделает в своей жизни, она проложит себе путь через всё это, через Кейтлин, через разбитое сердце, которое так глубоко укоренилось в её душе.        И пока она лежала там, с заплаканным лицом, она говорила себе, что когда-нибудь это перестанет причинять ей боль. Когда-нибудь она снова будет в порядке. Даже если ей пока в это не верилось.