What We Once Were (Какими мы были когда-то)

Пирожки с изюмом всегда пахли, как только что вынутое из духовки объятие — тёплое, сладкое и невероятно уютное. Но сегодня воздух казался гуще, тяжелее, как будто он затаил дыхание. Вай прислонилась к прилавку, оглядывая маленький магазинчик, который она построила своими руками, место, ставшее её убежищем после того, как она покинула хаос своей прежней жизни. Кривая вывеска снаружи, разномастные стулья, въевшиеся пятна муки на полу — всё это кричало о несовершенстве. Но это было её место. Это был её дом. Над дверью звякнул колокольчик, и Вай даже не нужно было поднимать взгляд. Этот колокольчик был таким же знаком появления Мэдди, как и её голос. — Хэй, Вай! — позвала Мэдди, как обычно широко улыбаясь. Она вошла так, словно была здесь хозяйкой — не высокомерно, а так, что хотелось смеяться вместе с ней. — Скажи мне, что у тебя сегодня есть яблочные пироги, или я действительно могу умереть.        Вай ухмыльнулась, вытирая перепачканные мукой руки о фартук. — Не слишком ли драматично? Расслабься. Они у меня есть, — она потянулась к витрине и достала поднос с золотистыми слоёными пирожками, при движении её татуировки заиграли на свету. — Опять мечтала об этом, да? Должна ли я быть польщена или обеспокоена? Мэдди облокотилась на прилавок, уже роясь в кармане в поисках кошелька. — И то, и другое, наверное. Ты лишила меня возможности ходить в другие пекарни, ты знала об этом? Мне следует взыскать с тебя компенсацию за моральный ущерб. — Да, да, запиши на мой счёт, — поддразнила Вай, придвигая поднос поближе. С Мэдди было легко — всегда так было. Болтовня протекала естественно, как будто у них двоих был ритм, который могли слышать только они. Мэдди не любопытничала, не лезла в те части жизни Вай, которые были под запретом. Она приходила за выпечкой и оставалась ради компании, и Вай это нравилось. Но сегодня был не просто очередной спокойный день. Мэдди повернулась к двери и с широкой улыбкой помахала кому-то. — Заходи! Тебе здесь понравится. Выпечка Вай просто бесподобна. Вай выпрямилась, крепче сжимая пальцами край прилавка. Колокольчик снова звякнул, и в ту же секунду, как фигура вошла в дверь, воздух в пекарне изменился. Кейтлин. Казалось, что комната уменьшилась, стены сдвинулись, а запах корицы и сахара сменился чем-то более резким, от чего у Вай защемило в груди. Прошли месяцы с тех пор, как она в последний раз видела Кейтлин — месяцы с той ссоры, с тех пор как слова сыпались, как удары, с тех пор как всё между ними дало трещину и разлетелось на куски. И теперь она была здесь, стояла в дверях убежища Вай, словно принадлежала к какому-то далекому, болезненному сну, который Вай никак не могла забыть. Кейтлин не изменилась. Почти. Её униформа миротворца была такой же отутюженной, как и всегда, а осанка такой же прямой и властной, какой её помнила Вай. Но её глаза — они говорили о другом. В них была усталость, такая, что у Вай внутри всё сжалось. В этих голубых глазах, которые раньше смотрели на неё с такой теплотой, теперь было что-то настороженное. Что-то тяжёлое. — Вай, познакомься с моей девушкой, — сказала Мэдди, как всегда, ничего не замечая, её голос буквально звенел от волнения. Она с гордостью указала на Кейтлин, совершенно не подозревая, что только что бросила гранату в центр комнаты, — Кейтлин. На мгновение всё замерло. Слова Мэдди повисли в воздухе, резкие и оглушительные, прорезая невысказанное напряжение между двумя женщинами. Вай почувствовала удар от того, что услышала это слово, относящееся к Кейтлин. Девушка. Это прозвучало резче, чем следовало, вернув её в ту ночь, которую она пыталась забыть, в ночь, когда всё между ними рухнуло. Она до сих пор видела это: Кейтлин стояла в своей спальне в поместье Кирамман, лунный свет падал на её резкие черты лица, её голос был низким, но твёрдым, когда они спорили. «Я поступаю правильно», — сказала Кейтлин, и каждое её слово было пронизано непоколебимой уверенностью, как будто она уже решила, кем ей нужно быть. Тогда Вай была ранима, её голос дрожал, когда она ответила: «Нет, Кейт. Ты поступаешь неправильно по правильным причинам». Это прозвучало как мольба, как будто она протягивала руку, надеясь, что Кейтлин схватит её, прежде чем расстояние между ними станет слишком большим. Но Кейтлин этого не сделала. Она осталась на своей стороне, её долг перевешивал всё остальное. И Вай ушла, оставив после себя частичку, которую, она не была уверена, когда-нибудь вернет. Теперь Кейтлин стояла в её пекарне и смотрела на неё теми же пронзительными глазами, которые всегда сводили с ума. Но теперь в них было что-то ещё — тень нерешительности, мгновение сомнения. Казалось, она хотела что-то сказать, как будто могла сбежать, если бы Вай хоть немного не так посмотрела на неё. — Кейтлин, — наконец сказала Вай, и её голос прозвучал тише, чем ей хотелось бы. Её руки, всё ещё покрытые мукой, сжались в кулаки.        Кейтлин приоткрыла губы, но не произнесла ни слова. Тишина между ними была напряжённой, наполненной всем тем, что они оставили невысказанным. Мэдди, блаженно не подозревая о буре, в которую она их только что втянула, потянулась за своим пирожком, ухмыляясь.        — Ты должна это попробовать! Они такие вкусные!        Вай сжала челюсти, не сводя глаз с Кейтлин. Она не могла заставить себя отвести взгляд, не могла заставить себя сказать то, что грозило вырваться наружу. Кейтлин больше не принадлежала ей — не так, как раньше. Но то, как Кейтлин задержала на ней взгляд, как её плечи слегка опустились, словно она забыла, как стоять прямо перед Вай... Всё это было там. И Мэдди понятия не имела.              

***

Вай стиснула зубы, когда Мэдди рассмеялась, вытащив из кармана пару монет и бросив их на прилавок. Кассовый аппарат был старым — её упрямый отказ переходить на что-то с кнопками или экранами был отчасти ностальгией, отчасти практичностью. Ящик открылся с металлическим грохотом, и этот звук казался громче обычного в удушающей тишине, воцарившейся в помещении. Пальцы Вай двигались на автомате, подбирая монеты и отсчитывая сдачу, а сама она изо всех сил старалась не смотреть на кассу и тем более не на Кейтлин. Но она чувствовала, что Кейтлин всё ещё там. Её присутствие было как груз, давивший на плечи, заставляя напрягаться всё тело. Вай не нужно было смотреть, чтобы понять, в какой позе она стояла: чуть в стороне, подбородок вздернут, руки слегка сцеплены перед собой, как она всегда делала, когда не знала, куда их девать. И этот взгляд. Вай могла чувствовать его, даже не оборачиваясь. — Вот, возьми, — голос Вай прозвучал ровно и невозмутимо, как будто она сотни раз прокручивала в голове этот момент. Она подвинула бумажный пакет с выпечкой через прилавок к Мэдди, стараясь не задерживать руку. Это была маленькая, глупая деталь, но сейчас имело значение каждое движение. Мэдди ухмыльнулась, игриво схватив пакет, прежде чем отступить назад. Кейтлин же задержалась на секунду, осматривая Вай, словно что-то искала. Зазор. Трещину. — Спасибо, Вай! — весело сказала Мэдди, всё ещё не замечая напряжения в комнате, либо предпочитая его игнорировать. Она оглядела уютную, разномастную пекарню, и её взгляд остановился на одном из маленьких столиков у окна. — Знаешь что? Давай съедим их здесь. Слишком хорошо, чтобы спешить. К тому же, всё вкуснее в свежем виде. У Вай скрутило живот, но она не подала виду. Она скрестила руки на груди и небрежно прислонилась к стойке, выдавив из себя ухмылку, которая не доходила до глаз. — Валяйте, — сказала она, пожав плечами и потянувшись за влажной тряпкой, которую держала под стойкой. Ей нужно было чем-то занять руки — чем угодно, лишь бы унять зуд разочарования, терзавший её изнутри. Мэдди без колебаний плюхнулась за стол, поставив сумку между собой и Кейтлин так, будто это было самым естественным делом на свете. Кейтлин последовала за ней, её шаги были медленными и осторожными, словно она старалась не нарушить устоявшееся в помещении равновесие. Вай не смотрела. Она не могла. Вместо этого она сосредоточилась на протирании столешницы, оттирая пятно от муки, которого, вероятно, там и вовсе не было. В её голове бушевал шторм из горечи и сдержанности. Снова раздался смех Мэдди, лёгкий и беззаботный, и Вай стиснула зубы. Конечно, Кейтлин пошла дальше — почему бы и нет? В конце концов, она была Кейтлин Кирамман. Всегда собранная, всегда контролирующая себя. Прежде всего долг, потом — эмоции. Вай ведь предвидела это, не так ли? В те последние месяцы, когда каждый разговор был подобен хождению по стеклу, когда взгляд Кейтлин начал терять свою теплоту и становиться холодным и отстранённым. И всё же гнев не утихал. Как она могла так быстро забыть? Неужели те годы, что они провели вместе, ничего не значили? Вай потратила месяцы — месяцы — на то, чтобы восстановиться после того, как всё развалилось, а Кейтлин сидела в её пекарне и смеялась со своей новой девушкой, как ни в чём не бывало. Как будто они ничего не значили. Она задвинула ящик с деньгами, и резкий щелчок напугал даже её саму. Мэдди подняла взгляд, всё ещё смеясь, и слегка нахмурилась. — Ты в порядке, Вай? — Да, — Вай выдавила из себя улыбку, стараясь говорить непринуждённо, — я просто рада, что касса всё ещё работает. Думала, она сломается сегодня утром. Мэдди усмехнулась, снова переключив внимание на Кейтлин, которая тихо разворачивала один из пирожков. Кейтлин почти ничего не говорила с тех пор, как вошла в пекарню, но Вай чувствовала, что она наблюдает за ней. Может, это было чувство вины, а может, просто любопытство. В любом случае, это не имело значения. Вай не собиралась доставлять ей удовольствие и оглядываться. Вместо этого она занялась тем, что расставляла лотки в витрине, хотя в этом не было необходимости. Каждое движение казалось спектаклем, тщательно отрепетированным актом безразличия. Она не подаст Кейтлин ни единого знака — ни взглядом, ни словом, ни крупицей горечи, бурлящей в её груди. Потому что если она это сделает, если хоть на секунду ослабит контроль, всё выльется наружу. И она не собиралась этого допускать. Не здесь. Не сейчас. — Боже, Вай, они потрясающие, — сказала Мэдди с набитым ртом. Она подняла наполовину съеденный пирожок, как будто это был трофей, — серьезно, я не знаю, как ты это делаешь. — Секретный рецепт, — ответила Вай, не поднимая глаз. Её голос был ровным, спокойным, но руки слегка дрожали, когда она переставляла подносы с круассанами. Она на мгновение сжала кулаки, глубоко вдохнув через нос. Корица. Сахар. Масло. Сосредоточься на этом. Не на молчаливой Кейтлин за угловым столиком. Не на том, как её смех звучал мягче, нежнее, когда они были только вдвоём. Не на том, как эти голубые глаза всё ещё преследовали её в моменты одиночества. — Кейтлин, в следующий раз тебе обязательно нужно попробовать персиковые, — продолжила Мэдди, подталкивая Кейтлин локтем, — на вкус абсурдно. Но это лучше, чем целоваться с тобой, тупица. Губы Кейтлин дрогнули в подобии улыбки, но Вай не позволила себе роскошь посмотреть, чтобы убедиться. Костяшки её пальцев побелели, когда она вцепилась в край прилавка, челюсть болела от того, как сильно она её сжимала. Она заставила себя расслабиться, заставила себя говорить непринужденно, когда произнесла: «Рада, что они тебе понравились». Мэдди снова рассмеялась, но Кейтлин промолчала. Вай наконец-то подняла взгляд, всего на секунду, но этого хватило, чтобы увидеть, как Кейтлин слегка наклонила голову к окну, и в её глазах отразился мягкий свет. Она выглядела... отстранённой. Как будто её здесь не было. Как будто она была где-то в другом месте. «Хорошо», — с горечью подумала Вай, снова отворачиваясь. Пусть она держится на расстоянии. Пусть сидит там со своей новой жизнью, своей новой девушкой и своей идеальной осанкой. Потому что, если бы Вай смотрела слишком долго, если бы позволила себе задержаться взглядом на этих проклятых голубых глазах, она не знала бы, что бы увидела — или что бы почувствовала. И она не могла позволить себе ничего чувствовать. Больше нет.       

***

Колокольчик снова звякнул, когда Мэдди и Кейтлин направились к двери, и тихий перезвон погнался за ними, словно нетерпеливое прощание. Вай стояла за прилавком, небрежно скрестив руки на груди, и изо всех сил старалась казаться невозмутимой. Уже наполовину выйдя за дверь, Мэдди обернулась в последнюю секунду, и улыбка ее была такая же непринуждённая, как и всегда. — Эй, Вай, у меня к тебе вопрос, — сказала Мэдди, её голос звенел от радости, — как думаешь, ты могла бы завтра приготовить клубничные круассаны? Кейтлин любит клубнику. Очень любит. — Она игриво толкнула Кейтлин локтем и рассмеялась, словно не она только что разбила Вай на куски. У Вай засосало под ложечкой, но она натянула на лицо вежливую улыбку. — Конечно, Мэдди. Я всё устрою, — спокойно ответила она, как будто эти слова не вонзались в её рёбра, как осколки стекла. Мэдди просияла. — Ты лучшая, серьёзно. Увидимся завтра! Пока Мэдди говорила, Кейтлин молча стояла позади неё, засунув руки в карманы куртки. Её глаза — эти пронзительные, невозможно игнорировать голубые глаза — были прикованы к Вай; она изучала её лицо, словно пыталась прочитать слова, которые та не произнесла. Вай чувствовала тяжесть этого взгляда, будто он пригвоздил её к полу. Но она не смотрела. Не могла. Вместо этого она заставила себя не сводить глаз с Мэдди, как будто Кейтлин там и вовсе не было. — Увидимся, — легко сказала Вай, её голос звучал ровно, когда она помахала им на прощание. Дверь за ними закрылась, колокольчик звякнул ещё раз, прежде чем они молча вышли из пекарни. Как только они ушли, Вай сделала долгий, прерывистый вдох и провела рукой по своим коротким розовым волосам. У неё болели челюсти от того, как сильно она их сжимала. Она схватила тряпку со стола и начала протирать и без того чистую поверхность, пытаясь занять руки хоть чем-нибудь. В пекарне всё ещё пахло сахаром и корицей, уютным домашним теплом, только воздух стал холодным и безжизненным. Она едва дожила до конца дня. В пекарню заглянуло несколько постоянных клиентов, они болтали и смеялись, покупая свою любимую выпечку. Вай улыбалась, шутила, раздавала пирожки и хлеб, как будто всё было в порядке. Но на душе было тяжело, движения были механическими, а мысли витали где-то далеко. Когда ушёл последний покупатель и в магазине снова стало тихо, Вай заперла дверь, выключила свет и прислонилась спиной к стене. Тишина окутала её, как удушающее одеяло, давя на трещины, которые она сдерживала весь день. Её ботинки казались тяжелее обычного, когда она поднималась по лестнице в свою маленькую квартирку над пекарней. Квартира была скромной — всего лишь кровать, крошечная кухня и старый диван, который она нашла на свалке в Зауне и сама починила. Ей не нужно было многого. Она променяла роскошь на простоту, когда оставила позади свою прежнюю жизнь, и думала, что этого будет достаточно. Но сегодня вечером всё оказалось не так. Вай рухнула на кровать, пружины заскрипели под её весом. Она уставилась в потолок, сложив руки на животе, и её мысли вернулись к Кейтлин, к тому, как она на неё смотрела. В этом взгляде было что-то такое, от чего у Вай защемило в груди, и она не могла это описать. Она закрыла глаза ладонями, пытаясь отгородиться от воспоминаний, но они всё равно нахлынули. То, как звучал смех Кейтлин в тихие моменты, когда они были только вдвоём. То, как её пальцы легко скользили по татуировкам Вай, прослеживая линии, словно они были какими-то картами, которые могла прочитать только Кейтлин. То, как смягчался её взгляд, теряя остроту, когда она говорила: «Тебе не нужно бороться со всем, понимаешь. Не со мной». Вай перевернулась на бок, вцепившись в подушку, словно та могла удержать её от падения. Как Кейтлин удалось так легко всё забыть? Как она могла сидеть там, такая спокойная, такая собранная, в то время как Вай чувствовала, что сходит с ума просто от того, что находится с ней в одной комнате? «Ей никогда по-настоящему не было до меня дела, — с горечью подумала Вай, и у неё сдавило грудь. — Не так, как мне. Если бы было, она бы так не смеялась. Она бы не смотрела на меня так, будто я просто... незнакомка». Но даже когда она думала об этом, даже когда гнев закипал у неё под кожей, она чувствовала, что это ложь. Кейтлин не была к ней безразлична — Вай знала, что это так. Это было в том, как она ждала Вай после поздних тренировок в спортзале, как она спорила с ней, но всегда возвращалась с извинениями, как она целовала её так, будто каждая секунда была на счету. А теперь... теперь Кейтлин ушла, сидела за столиком с кем-то другим, смеялась, ела булочки, жила дальше, как будто Вай была просто очередной главой, которую она уже дочитала. По её щеке скатилась слеза, прежде чем она осознала, что плачет. Вай быстро вытерла её, но за ней последовала другая, а потом ещё одна, и ещё, пока она не перестала их сдерживать. Она уткнулась лицом в подушку, позволяя тихим всхлипам вырываться наружу, приглушаясь тканью. Это не было драматично или громко — это было просто... больно. Она скучала по Кейтлин. Боже, как же она по ней скучала. И ненавидела себя за это. Когда слёзы наконец прекратились, Вай снова перевернулась на спину, её грудь вздымалась и опускалась с усилием, пока она старалась перевести дыхание. Потолок смотрел на неё пустым и безразличным взглядом, словно ему было всё равно, что мир рушится у неё под ногами. В конце концов усталость взяла верх. Её веки отяжелели, и она позволила им закрыться. Боль в груди никуда не делась, но немного притупилась под тяжестью сна. Последней мыслью, которая промелькнула у неё в голове перед тем, как она окончательно погрузилась в сон, было лицо Кейтлин — её голубые глаза, застенчивая улыбка и то, как она произносила имя Вай, словно оно что-то значило. А потом, наконец, наступила тишина.