Нелюбовь

Зажатые в кабинке, они целуются жадно, стукаются зубами; кто-то из них недовольно мычит, хватается за грязную кофту, впивается ногтями в кожу. Это совершенно точно не было любовью. Быть не могло. Это аксиома, если такие слова хоть кто-то из них помнил. Это... что-то вроде акта успокоения, хорошо? Им было сложно, поэтому почему бы и не отвлечься немного? Нам Гю впечатывают в дверцу, прижимаются к нему вплотную, а после ещё раз смазано целуют, проводят языком по его щеке, доходят до мочки. И они прекращают. Все это обрывается также резко, как и началось. Сто двадцать четвертый глазками хлопает, молчит,язык будто его откусили, смотрит куда угодно, лишь бы не в глаза Таносу. Дышать все ещё трудно.