Finis initium

      Тёмная комната. Запах полыни, смешанный с терпкой горечью какого-то лекарства, осел в воздухе. Лёгкое мерцание свечей создавало зыбкий, неверный свет, из-за которого тени на стенах казались движущимися.       Регулус медленно открывает глаза, ощущая странное чувство лёгкости, как будто его тело стало слишком маленьким, слишком слабым. Сначала перед ним была только размытая серая пелена, но затем контуры комнаты начали складываться во что-то более осмысленное. Он лежит на кровати с высоким изголовьем, возле окна стоит массивный стол, нагромождённый стопками книг, свитков и маленьких флаконов, и шкаф с резными дверцами. Всё вокруг казалось слишком большим, непропорциональным. Регулус чувствовал, будто его тело не принадлежало ему. Нечто чуждое и неправильное пронизывало каждую клетку его существа. Он чувствует, как кто-то держит его за руку. Пальцы крепкие, тёплые, немного дрожащие.       — Реджи, — голос, который он узнал бы где угодно, полный беспокойства и уже немного низкий. Сириус.       Регулус повернул голову. В тусклом, теплом свете свеч, Регулус наконец смог рассмотреть своего брата. Сириус выглядел моложе, его лицо было ещё не огрубевшим от гнева и разочарования, глаза всё ещё искрились тем упрямым, почти мальчишеским блеском. Увиденное заставило сердце Регулуса болезненно сжаться. Его брат сидел, сутуло согнувшись, пока мать не видит, с растрёпанными волосами, смотрел на него, не отводя взгляда. Глаза — тревожные, чуть воспалённые, с красноватыми веками — выдавали бессонную ночь…бессонные ночи? Сколько здесь Регулус уже лежит? Глаза Сириуса были усталыми, но цепкими, и его губы сжались в тонкую линию. Он выглядел так, будто весь мир обрушился на его плечи, но при этом держался, как всегда, с упрямой решимостью.       — Ты меня слышишь? — голос Сириуса стал настойчивее, и он чуть сжал руку брата.       Регулус открыл рот, чтобы ответить, но его горло будто сжало что-то невообразимо сухое и горячее. Вместо слов вырвался хрип. Тело дрожало, словно было из стекла, готового вот-вот расколоться. Мир чуть качнулся, и он снова зажмурился, пытаясь собраться с мыслями, но его разум будто сопротивлялся. Он ощущает, как комната будто кружится вокруг него, погружая в состояние странного, почти кошмарного оцепенения.       — Mère, il s'est réveillé! — крикнул Сириус через плечо, но взгляд не отвёл.       — Где… я? — прошептал Регулус, голос тонкий, словно его горло было пересохшим.       — Дома, — Сириус выдохнул с облегчением, как будто эти слова объясняли всё. — Мама чуть с ума не сошла. Сначала думала, что ты просто заболел. А ты ночью начал бредить. Я…       Регулус закрывает глаза, стараясь сосредоточиться. «Дома», — повторяет он про себя. Но вместо того, чтобы успокоиться, его охватывает странное чувство. Он с трудом поднял руку, чтобы остановить его поток слов. Всё казалось пугающе знакомым. Он опустил взгляд на свою ладонь. Мелкая, чуть округлая, как у ребёнка. Паника начала подниматься внутри.       — Что… происходит? — голос сорвался на дрожь.       Сириус нахмурился.       — Ты заболел. — он специально стал говорить медленнее, выделяя каждое слово. — Вчера тебя лихорадило, ты что-то бормотал, звал меня, маму… даже Кикимера. Кикимер.       Имя отозвалось эхом в голове, и воспоминания хлынули в сознание, как ледяная вода. Поиски крестража. Пещера. Холод воды. Смерть. Договор. Боль в груди, как будто его сердце выжгли изнутри. Регулус резко выдохнул, и его глаза широко раскрылись.       — Это невозможно… — прошептал он.       Сириус нахмурился, его губы приоткрылись, но он не успел ответить — дверь резко открылась, и в комнату вошла Вальбурга. На ней было простое, но строгое платье, её волосы, уложенные идеально, едва тронули плечи. Лицо её казалось высеченным из мрамора, но в глазах горели ярость и беспокойство, которые она тщетно пыталась скрыть.       — Регулус, — голос её был холодным, но под этой холодностью явно слышалась забота. Она подошла ближе, медленно, будто боялась, что любое резкое движение причинит ему боль. Осторожно приложила палочку ко лбу, шепча заклинание, чтобы оценить температуру. — Ты нас напугал. Тебе лучше?       Регулус почувствовал её прикосновение, прохладное и вроде бы ободряющее, но от этого стало только страшнее. Всё в этой ситуации казалось странным, неправильным. Комната была чужой, как и это тело. Он смотрел на неё, затем снова на Сириуса.       «Я умер. Это всё неправда», — мелькнуло в голове. Но всё было слишком реальным.       — Я… Я… — он запнулся, не зная, что сказать.       — Всё в порядке, — Сириус перехватывает инициативу, его голос звучит твёрдо. Он сжимает руку брата сильнее, как будто хочет удержать его в этом мире.       Но Регулус знал, что это неправда. Ничего не было в порядке. Никто из них не был. Он смотрел на лица своей семьи — на молодого, ещё не ожесточённого Сириуса и на их мать, которая всё ещё оставалась заботливой, пусть и строгой. Мир был другим, но страх внутри него рос. Это не сон.       — Я… хочу воды, — только и смог сказать он, чтобы выиграть время.       Сириус тут же подскочил, кинувшись к столу, где стоял графин. Мама, казалось, слегка расслабилась, выражение ее лица стало мягче. Как только Сириус отвернулся Регулус схватил свою мать за запястье.       — Mère, — его голос звучал тише, чем он хотел, но в нём было отчаяние. — Что сегодня за день?       Она нахмурилась, но ответила:       — Второе июля, Регулус. Что за вопросы?       «Одиннадцать лет…» — эта мысль всплыла в его голове, прежде чем он успел осознать услышанное. Он отпустил её руку, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Скоро ему будет одиннадцать. Это не было чем-то, что он мог бы точно подсчитат и утверждать. Но всё вокруг, как в старых колдографиях. Его комната казалась слишком яркой и незаконченной, полна игрушек, книг, предметов, которые он не видел уже давно. Мягкие игрушки на полке, обои с узором, который он так любил в детстве, небольшой столик для занятий — всё это казалось частью его прошлого, которое ещё не успело раствориться в том, что ждало впереди. На этом были покрыты детскими рисунками, а в углу всё еще стояло старое кресло-качалка, в котором он когда-то давно сидел, слушая рассказы матери или гувернаток. Эти вещи были как маяки, напоминающие, что он всё ещё был маленьким мальчиком, но мир уже менялся, и, похоже, он сам тоже. Но всё это казалось далеким, как во сне. Это была не просто детская комната — это был его последний уголок радости. Не было тревоги взросления, не было Хогвартса. И в этот момент Регулус почувствовал, что всё начинает переворачиваться. Он был одиннадцатилетним мальчиком, но его сознание и его память были наполнены событиями, которые не должны были принадлежать ему. Он пытался себе представить, как будет выглядеть жизнь после Хогвартса, но всё казалось таким неприятным и далеким. Он знал, что всё изменится — и это не будет лучшим изменением. Он мог бы сосчитать годы до конца его спокойной жизни. Но вместо этого он смотрел на обстановку и не мог понять, когда его жизнь начала двигаться так быстро, что он перестал ее замечать и успевать за ней. Сириус вернулся с водой, и Регулус сделал глоток, прежде чем снова услышать голос брата:       — Ты говорил что-то странное… кр… что-то про крест? Не знаю. Что тебе снилось?       Регулус берёт стакан воды из рук Сириуса и прижимает его к губам. Холодная жидкость обжигает пересохшее горло, но он пьёт жадно, торопливо, как будто боится, что вода исчезнет. Как это было тогда… в пещере. Воспоминание вспыхивает перед глазами: боль, отчаяние, горло, сгорающее от жажды, и невозможность утолить её. Желудок сжимается. Регулус с трудом подавляет тошноту, пытаясь сосредоточиться на настоящем       Сириус наблюдает за ним, нахмурив брови.       — Тише, ты же захлебнёшься.       Когда стакан опустошён, Регулус все еще чувствует жажду. По всему телу пробегает дрожь, будто жажда осталась где-то внутри, записанная в самой ткани его существа. Его тело кажется чужим, но воспоминания настолько реальны, что он не может избавиться от ощущения того, что уже прожил всё это.       — Не помню. Просто сон, — отрезал Регулус, стараясь не встречаться с его взглядом.       Но Сириус не верит и не собирается отступать:       — Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне.       Регулус хотел бы рассказать ему всё. Хотел бы предупредить, что Волан-де-Морт опаснее, чем они думают. Что Хогвартс, место, которое казалось таким безопасным, станет полем битвы. Что их семья, дом Блэков, распадётся на части, оставляя за собой руины. Хотел бы рассказать, что он помнит, как отправился в пещеру, надеясь искупить свою вину и защитить мир, который Волан-де-Морт так жадно уничтожал. Как умер. Что видел его смерть и мучения в Азкабане. Но слова застряли в горле. Как он мог объяснить? Как убедить Сириуса, что это правда, когда даже он сам до конца не понимал?  Теперь, когда этот мир снова был перед ним, живой и неприкосновенный, он может попробовать сделать всё снова, но уже по-другому.       Он отставляет стакан, но его пальцы всё ещё дрожат. В этот момент слабая тень пробегает по стене, будто отблеск от свечи, хотя огоньки неподвижны. Регулус вздрагивает и замирает, глядя на неё. Он ощущает холод, который проникает в его душу и тело, а сердце начало биться быстрее. Он понимает, что эта тень была не случайной. Она искала что-то, возможно, его самого. Парень смотрел на неё, не решаясь пошевелиться, не зная, будет ли это ошибкой — признать её реальной или просто плодом его воображения. Тень словно впитывала все светлые участки пространства, поглощая их своим существованием.       — Что? — спрашивает Сириус, следуя его взгляду. — Ты что-то увидел?       — Нет… ничего. — Регулус медленно мотает головой.       Но внутри его охватывает паника. Это было нечто большее. Тени, которые он видел в пещере. Тени, которые окружали его, когда он умирал. Они здесь. Почему они следуют за ним? Они пришли за ним? Или они теперь — часть его? Они его защитники? Или предвестники новой беды? Регулус попытался отвлечься, но холод не уходил. Мысли метались, а тень словно вместе с ними продолжала двигаться.       — Реджи, ты точно в порядке? Ты ведешь себя… странно. — Сириус внимательно изучает его лицо.       Сириус сел рядом, его лицо, обычно выражавшее либо насмешку, либо вызов, сейчас было удивительно мягким. Локоны тёмных волос слегка падали на его лоб, а глаза — живые, светлые, полные заботы — следили за братом. Это лицо было не тем, которое Регулус привык видеть в их последние годы. Он пытается улыбнуться, но улыбка выходит натянутой.       — Просто устал, — отвечает он.       — Ты весь мокрый, — Сириус прищуривается. — Может, еще воды?       Он качает головой. Брат снова садится рядом, и его взгляд становится мягче. Он не отходит от кровати, даже когда в комнату вновь заходит мама. Она двигается быстро, но её шаги слишком тихие, почти плавные. У кровати она протягивает ему микстуру, чей тёмный цвет напоминал что-то зловещее.       — Выпей это, Регулус, — она говорит почти ласково, что было редкостью для нее; походу ночью с ним действительно было что-то ужасное, раз она решила заняться этим сама.       Регулус смотрит на стакан, ощущая, как внутри поднимается страх. Всё в нём кричит: не пей это, не доверяй.Воспоминания о том зелье в пещеры слишком свежи. Но он знал: если он откажется, мать заподозрит что-то. А её подозрения могли быть опаснее любого зелья. Он заставляет себя собраться, медленно подносит к губам и делает крошечный глоток. Горечь растеклась по языку. Мама казалась удовлетворенной, её взгляд был мягким, наполненным чем-то тёплым и тихим. Она подошла к Регулусу, её рука скользнула по его волосам с такой нежностью, что он едва сдержал дрожь.       — Отдыхай, маленький принц, — прошептала она, её голос был почти неразличим в тишине, но полон такой любви, что казалось, весь мир исчезает. Словно для него, для этого мгновения, она могла бы забыть обо всём.       Потом она подошла к Сириусу. Он стоял в тени, словно пряча в себе ожидание, которое не могло быть озвучено вслух. Но когда её рука коснулась его волос, его сердце пропустило несколько ударов, как если бы он не ждал такого жеста. Мама, которая только недавно отвергала его, не признавая его Гриффиндорцем, теперь снова называла его звёздой. Звездой Вальбурги Блэк. Звездой её сердца. Сириус был немым от удивления. В его глазах на мгновение промелькнуло то, что за год успело исчезнуть — вера в то, что она всё ещё видит в нём того маленького мальчика, каким он был раньше. Тот, которого она называла звездой. Он словно вновь стал частью ее мира, несмотря на разрыв, который она сама создала между ними. Она все-таки помнила. Он не мог скрыть того чувства, которое захватило его — теплого, немного болезненного и смущенного. Не хотелось смотреть на неё, но взгляд сам рвался к ней, и в этот момент он понял: несмотря на всё, она не забыла его, не отвергла. Просто этот мир стал сложнее. Он надеялся, что дело лишь в этом.       Регулус смотрел на них и знал, что она сказала Сириусу, чьи глаза на секунду загорелись, словно он и не надеялся на внимание с ее стороны.       Они всегда были Принцем и Звездой Вальбурги Блэк.       Это было так просто, но так важно, как давно забытый ритуал, смысл которого только она могла понять. У Регулуса в груди болезненно щемит сердце. Он уже и забыл каково это — чувствовать ласку с ее стороны.       Она остановилась у двери, тихо приоткрывая её, но прежде чем выйти, оглянулась, и её взгляд застыл на мгновение. Это была тень, пронзающая сердце — у неё было столько любви, сколько она могла дать, но её привязанность всё равно оставалась разделённой между двумя братьями. И вот теперь, когда она закрыла дверь, Регулус почувствовал, как её тепло уходит, как оставляет его, как закрывается не только дверь, но и часть того, что казалось когда-то неизменным.       Сириус молчал, но он знал. Знал, как её внимание всегда было взвешено, разделено между ними, а они, казалось бы, не могли её полностью захватить, не могли стать её центром, как в детстве. Он почувствовал, как его сердце сжалось, когда Сириус, заметив его молчание, усмехнулся с лёгкой горечью в голосе:       — Мама еще неделю будет над тобой трястись, — улыбается он, пытаясь скрыть накатывающую волну эмоций, но в его голосе была такая уязвимость, что слова прозвучали почти неестественно для его обычной беспечности. — Ты ведь знаешь её, Рег.       Слова эти прозвучали как шутка, но в них была тоска, понимание боли, которую они оба скрывали. Регулус не мог ответить, потому что в его груди был тот старый, болезненный укол — той ласки, что давно не было в его жизни. Он уже почти забыл, как это — быть тем, кого с любовью держат за руку, по особенному называют, заботятся. Слова «маленький принц» и «звезда» от неё казались далекими, почти забытыми.       Тень, словно напоминая о себе, останавливается над люстрой. Регулус напрягается, чувствуя, как другие тени колышутся за его спиной, хотя он не видит их. Она колыхалась, как живое существо, будто кормясь его эмоциями, терзающими его сердце. Всё, что он пытался скрыть, будто вбиралось в неё, как в темный сосуд. Он напрягся, почувствовав, как другие тени начинают двигаться за его спиной, тихо, почти незаметно, но с тревожной настойчивостью. Он не мог их видеть, но знал, что они там — такие же, как та, что висела над люстрой, чувствуя, как они тянутся к его боли. Тени питались этим, словно требуя от него признания, того, что он слишком долго держал в себе. С каждым её движением, с каждым всплеском его чувств, они становились всё ближе, все ощутимее. Он не знал, могли ли они навредить Сириусу, не знал, как сильно они могут вмешаться в этот момент, но судя по поведению брата, тот ничего не замечал. Он постарался отбросить эти мысли, но они всё равно оставались в воздухе, тяжёлым, невидимым грузом.       — Сколько тут сидишь? — он чуть привстал с кровати и откинулся на изголовье. — И как еще долго будешь тут сидеть? — он пытается сменить тон разговора, в попытке отвлечь теней и брата.       — Пока ты не поправишься, — отвечает Сириус серьёзно, проигнорировав первый вопрос, но следом с привычной ухмылкой добавил, — Тем более, уверен без меня тут такая тоска была, кто-то же должен следить за тем, чтобы ты не заскучал.       Регулус долго смотрит на брата. Он чувствует почти болезненное тепло в груди. Сириус ещё здесь. Живой. Не озлобленный. Не сломленный. Этот Сириус не смотрит на него, как на главное свое разочарование, отребье, собственный позор. Его голос не столь резкий, голубые глаза ещё не потускнели от злости и огорчения. Это не тот брат, которого Регулус знал последние несколько лет. Он встретился с ним глазами, тот продолжал что-то говорить и сказал тихо:       — Спасибо, что был здесь, Сиси.       Сириус замер, смутившись от неожиданной искренности, но быстро сменил смущение на привычную усмешку:       — Ну, кто-то должен следить за твоим тощим тельцем. — он аккуратно встал с его кровати, поправил одеяло на нем и уже у двери остановился, — Как будет лучше, позови, я расскажу, что было в Хогвартсе.       Сириус смотрит на брата, но его взгляд был как никогда серьезным и осмысленным. Будто не принадлежал одиннадцатилетнему мальчику. В этот момент, полном сложных чувств, Сириус впервые с начала… каникул почувствовал, что не все потеряно, может у него получится стать частью этой семьи, может его место действительно здесь, среди этих стен, среди людей, которые называли его «звездой», что он может стать частью этого.       Регулус улыбнулся, впервые за долгое время. Возможно, это было мгновение, когда он, несмотря на всё, что между ними было, мог забыть о их спорах, о том, что они были столь разными. Могли просто быть братьями. Регулус смотрел ему вслед, пока дверь не закрылась. Остался только звук потрескивающих свечей.       Регулус наконец позволяет себе глубоко вдохнуть. Он поднимает руку и смотрит на свои пальцы. Небольшая ладонь, еще немного детская. Но внутри он ощущает старость. Он знает слишком много. Ему страшно. Но внутри него уже зрела решимость. У него был второй шанс, и он не собирался допустить те же ошибки. Я должен всё изменить.       Но как? Он один. Кто поверит одиннадцатилетнему мальчику, который утверждает, что знает будущее? Слабое движение в углу комнаты снова привлекает его внимание. Тени, мягкие и едва заметные, снова собираются вокруг него. Он протягивает руку, и на мгновение они касаются её, холодные, как прикосновение снежной вьюги.       — Здравствуйте. — произносит он шепотом.       Тени дрожат, будто откликаясь. Если это сила, я должен понять, как её использовать. Если это проклятье, мне придётся научиться его контролировать.