Перед падением

Иногда, в каких-то совершенно безумных фантазиях, Белла заходила совсем далеко, и могла дерзнуть достаточно, чтобы на мгновение представить, почти так же чётко, как сейчас, что Эдвард вдруг возвращается. Он появится в её комнате без приглашения, как всегда делал раньше, будет на коленях молить о прощении, клясться, что совершил фатальную ошибку, и что она — это всё ещё самое ценное и важное из того, что случалось с ним за все его сто лет — солнце среди полуночи, как он когда-то назвал её. Какая очаровательная брехня! Или то, как он резко появится из ниоткуда во время какой-то очередной её глупости вроде катания на байках, сродни «роялю из кустов», и волоком утащит от надвигающейся беды, попутно читая разъярённые стариковские нотации. Она даже на маленькую, ничтожную долю секунды представила себе это перед прыжком со скалы, хоть так и не смогла до конца себе в этом признаться — всерьёз надеяться на такое было чересчур даже для такой наивной дурочки, как Белла. Она стояла над обрывом, но вместо реалистичной галлюцинации, ради которой всё это безрассудство и затевалось, больше всего на свете хотела увидеть любимое, самое прекрасное на свете лицо — настоящее, реальное, осязаемое. Не плод её воображения. Но с тех пор он ни разу не спас её. Её спасал Джейкоб. Иногда, примерно в первый месяц после его отъезда, когда ещё не до конца ослабла её вера, что это всё какая-то безумная ошибка, она представляла, как будет ругать его, когда он вернётся. Он ведь должен был вернуться! Она представляла, что будет истошно орать, кидать в него вещи, разбивая их об его каменную голову (от чего ему, конечно, не будет никакого вреда — зато как эффектно бы это выглядело!) Представляла, что выскажет ему всё, что думает: не скупясь в выражениях, подбирая самые едкие, злобные, саркастичные из всех, что только могли прийти ей в голову. Представляла, как он будет молча ждать, стойко выслушивая весь поток её болезненного сознания, или попытается поймать её за руки, чтобы она перестала крушить всё вокруг, а она скажет ему что-то настолько болезненное и ядовитое, чтобы он ощутил хоть каплю, хоть частичку той боли, через которую заставил её пройти. Но сейчас она просто пыталась разобраться с тем, что в данный момент вообще происходит. Мозг отказывался воспринимать его, как живого, сидящего с ней в её машине, всего в нескольких сантиметрах от неё. Он был совсем рядом, это был не глюк, не видение, и вряд ли это был сон, ведь она помнила, как проснулась. После каких событий она проснулась. Так она и сидела, раскрыв рот, не отрывая от него глаз, округлённых в ужасе, совершенно точно выглядящая сейчас, как полнейшая идиотка. Она столько всего хотела ему сказать — прокричать в его красивое, такое болезненно знакомое лицо — но не могла выдавить из себя ни слова. В горле пересохло, лицо пылало огнём, а сердечный ритм всё ещё не пришёл в норму после их внезапной встречи в школьном коридоре. Казалось, ещё пара десятков рваных стремительных ударов, и мышца, лихорадочно качающая кровь, просто остановится, не выдержав такого чудовищного напряжения. Он был такой же, как в день их последней встречи — разумеется, ни капли не изменился. Прекрасные русые волосы с бронзовым отливом, уложенные в «художественный беспорядок», будто всё свободное вампирское время он проводил в салоне; мертвенно-бледная кожа, словно из мрамора, но на самом деле, по воспоминаниям, бархатистая и мягкая на ощупь; острые углы челюсти, впалые скулы, гладкие красные губы, янтарно-золотистые радужки глаз, цвет которых свидетельствовал о том, что он не голоден. К их встрече в замкнутом пространстве он, очевидно, был готов. — Прости, я… не хотел пугать тебя, — мягко пропел он, приветливо улыбнувшись. — Я очень рад тебя видеть, Белла. Думаю, ты же, напротив, была не совсем рада встрече, но, полагаю, должна была помнить, что от вампира убежать не так просто! Бархатное звучание его голоса сразу вспороло края уже почти затянувшейся раны в груди девушки, и она машинально обхватила себя руками привычным движением. Этот жест не остался без внимания Эдварда, он слегка поджал губы, но всё ещё продолжал сохранять напускное дружелюбное выражение лица. Он старался быть с ней любезным. Что за чушь! Она чуть не сплюнула желчь от подобной мысли. — Что… тебе нужно? — шёпотом прохрипела Белла, не способная выдавить из себя звук. Она была удивлена, что вообще смогла изречь хоть что-то членораздельное. Свон отвела глаза от Эдварда, уперев взгляд в руль пикапа, чтобы сохранить хоть какое-то мнимое равновесие. — Мы с семьёй на время вернулись в Форкс, у нас… появились дела, не терпящие отлагательств. Я хотел тебя лично поприветствовать и сообщить, что моё появление, э-э… Не станет проблемой. Он очень тщательно подбирал выражения, стараясь не сказать ничего лишнего, делал акцент на словах, на которые хотел бы обратить особое внимание. Белла всё ещё хорошо помнила, с каким выражением лица и тоном голоса он это делал. Он разговаривал так с учителями, с полицейскими, с врачами, с официантами, с администраторами на ресепшене… С чужими. — Разумеется, мы с Элис и Джаспером были вынуждены вернуться в школу, а Карлайл в больницу, поскольку нас могли случайно заметить местные жители, и возникли бы определённые проблемы. Но, уверяю тебя, это никак не повлияет на твою жизнь, учёбу, безопасность, и… — он задержал взгляд на её шее, где красовался засос, старательно замаскированный Джессикой накануне. Конечно, для человеческого глаза он стал почти незаметен, но для Эдварда с его вампирским зрением слои тональника не являлись преградой. Белла машинально прижала ладонь к шее. Он не стал заканчивать фразу, и в его лице промелькнула какая-то эмоция, тщательно скрываемая им за маской показного холодного дружелюбия. Нет. Он не пытался быть с ней любезным. Он пытался вести себя, как чужой. Будто они какие-то старые знакомые — просто одноклассники, что потеряли связь на десяток лет, и теперь оба пытаются выдавить напускную приветливость по вине одного из них, кто узнал второго где-то в баре и обладал достаточно дурным тоном, чтобы подойти и заговорить. Неловко и нежелательно: я не ради тебя сюда пришёл. — Сколько вы пробудете? — уже чуть громче и более уверенно, но всё ещё сипло прошептала она. Он вдруг посмотрел ей в глаза так, будто пытался что-то там разглядеть. Она постаралась изобразить как можно более сухое и непроницаемое выражение лица, как она надеялась, красноречиво говорящее о том, что она не собирается разводить перед ним океаны влюблённых соплей в духе страдающей брошенной бывшей. Ей вдруг стало очень стыдно за то, как она повела себя накануне — как маленький истеричный ребёнок. Он не собирался к ней возвращаться, тем более просить у неё прощения — у него здесь дела, не связанные с ней, и она могла довольно быстро всё это выяснить ещё в коридоре школы, не устраивая театральных сцен в лучших традициях индийских сериалов. От накатившего стыда её щеки запылали ещё яростнее, и у Эдварда в глазах будто моментально что-то переменилось: по янтарным радужкам блуждала череда из каких-то непонятных вспышек, которые Белла никак не могла распознать. Он шумно вдохнул через рот, отвернулся от неё, закрыв на секунду глаза, будто пытаясь собраться с мыслями. Внезапная трещина в его лицемерной, тщательно контролируемой маске, заставила её поёжиться. — Мы вряд ли задержимся дольше месяца. Всё зависит от того, насколько быстро мы… Всё уладим. Тебе не о чем беспокоиться, тебя мы не потревожим. Никто из нас. Её внутренности болезненно сжались от этих слов — она ненавидела, что он продолжал оказывать на неё такое влияние. Всё ещё. В горле застрял ком, предвещающий скорое появление слёз. В глазах нещадно щипало. Она глубоко вдохнула воздух в отчаянной попытке успокоиться, и в ноздри моментально ударил сладковатый запах Эдварда, тот самый — мёд и сирень. Тот, что всегда неизменно сводил её с ума. Господи, этот запах… Перед глазами тут же замелькали картинки: такие яркие, живые, бережно хранившиеся в намертво заколоченном ящике в её мозгу, покорно ожидавшие в темноте, когда их достанут, сдуют пыль и начнут рассматривать. Эдвард спасает её от неминуемой смерти, поставив на кон свой секрет и всё своё существование. Эдвард медленно доверяется ей, ежедневно делая мелкие трепетные шаги к их сближению, наконец, признав в открытую, что не может держаться от неё подальше — просто не имеет на это сил. Эдвард нежно целует её в губы в первый раз, и она почти падает в обморок от волнения и нахлынувших чувств. Эдвард обнимает её, целует в затылок, волосы, лицо, тихо напевает своим волшебным голосом её колыбельную, пока она проваливается в сон. Эдвард смеётся ей в губы, отрывисто их целуя, пока она, краснея, рассказывает ему самые позорные истории из своего детства, и мягко зарывает пальцы в её каштановые локоны, вдыхая её аромат. Эдвард с глазами, полными страстного желания, беспорядочно трогает её тело за несколько секунд до того, как едва не сорвётся и резко отстранится от неё, не сумев разграничить жажду крови и сексуальное влечение. Эдвард, который клянётся ей, что всегда будет любить её, и что теперь она — вся его жизнь… Эдвард, который холодно целует её в лоб в последний раз, прямо перед тем, как исчезнуть в лесной чаще, оставив её одну. В животе завязался тугой узел, приносящий нестерпимую физическую боль. — Я рад, Белла, что ты… — его почти передёрнуло. — Что у тебя всё… наладилось, — он вновь мимолётно скосил глаза на её шею, а в глазах пульсировала… что это? Ревность? Боль? Наверное, она просто слишком хотела их там увидеть, и теперь измученное подсознание выдавало желаемое за действительное. Она отчаянно жаждала, чтобы ему стало больно. Ну пожалуйста, хоть каплю… — Угу… Я рада, что ты… — она нервно сглотнула. — Отвлекался... Она тут же в панике закусила губу. Господи, лучше бы просто молчала… План «Холодная, гордая Белла Свон» (или хотя бы не такая же жалкая, как всегда) треснул по швам, рассыпавшись в лоскуты. По-другому просто не могло быть. Глупо было надеяться. — Белла… — тихо произнёс он своим бархатным, чарующим баритоном, и она подняла на него отчаянный взгляд. Он протянул к ней руку, будто в порыве дотронуться, но остановился на полпути, сжав пальцы до побелевших костяшек. Вздохнул и с горечью устремил взгляд через лобовое стекло куда-то вдаль. — Прощай, — почти одними губами промолвил он, в последний раз заглянув ей в глаза, и исчез с громким скрипящим хлопком дверцы пикапа, от которого Белла вздрогнула и поморщилась. Мелкие капли дождя шумно забарабанили по стеклу, словно музыкальное сопровождение ко всему произошедшему секундами ранее безумию. В горле застрял ком, который она не в силах была проглотить. Он… Неужели, он правда… Она говорила с ним. Всё это казалось каким-то наваждением. Диким приходом от смертельной лихорадки. Белла так много раз представляла себе их первый разговор… Но настолько же сильной была и её уверенность, что он никогда не случится. Этого просто не должно было произойти согласно любой общепринятой логике. Ни в одной из параллельных Вселенных. Эдвард, Карлайл, Элис, Джаспер… Они все были здесь. В Форксе. Спустя семь чёртовых месяцев. Но они больше… Эдвард сказал, что они не потревожат её. Никто из них. Шум дождя всё усиливался, превращаясь в настоящий грохочущий ливень. От разогретого тёплым апрелем асфальта поднимался пар, который скрывал обзор на все окружающие объекты — словно изолировал Беллу от всего остального мира полупрозрачной завесой. Словно даже природа понимала, что на сегодня с неё достаточно. Она не собиралась оставаться в школе. Она натворила столько всего, столько увидела и почувствовала… Она определённо поедет домой. У Беллы буквально случился передоз ощущений. Всё вдруг стало настолько насыщенным и ярким, что внезапно у неё началась клаустрофобия от обилия зелёного по дороге домой. Будто его становилось всё больше, длинные лапы деревьев всё разрастались, вытягивались, пока не сомкнулись бы прямо вокруг её шеи. Небо, как обычно, пасмурное, было странного, насыщенного сине-серого оттенка, болезненно сдавливающего виски. В полушоковом состоянии она подъехала к дому, остановилась и застыла, не отрывая рук от руля. Зрение рассеялось: перед глазами всё ещё стояло лицо Эдварда, то стальное и беспристрастное, то наполненное какими-то странными, незнакомыми ей эмоциями. Она больше не могла понимать его. Они действительно стали совершенно чужими. Белла подтянула на сидение ноги и обняла их руками. Сидела покачиваясь и смотрела в одну и ту же точку. Всё происходящее не казалось ей реальным. Всё: машина, деревья перед домом, сам дом — даже капли дождя, скатывающиеся по стеклу, воспринимались какой-то плоской мерцающей голограммой. В окно машины резко постучали: девушка дёрнулась, от испуга стукнувшись коленом об руль. Она перевела боязливый взгляд к окну слева от себя и увидела Джейкоба, который топтался рядом с пикапом, скосив глаза в сторону. Он был одет в одни шорты, и в её груди сразу зародилась уже привычная тревога, связанная с тем, что он либо только что пришёл с охоты, либо прямо сейчас собирался уйти. Сделав глубокий судорожный вдох в попытке восстановить дыхание после испуга, она медленно открыла дверцу и вылезла из машины, потирая ушибленное колено ладонью. Блэк стоял, нервно перенося вес с ноги на ногу, и она сразу обратила внимание на то, что он был жутко зол. Он старательно избегал её взгляда, и ей стало ещё более дурно, чем было до этого. Если бы он предоставил ей то спокойствие, тепло и уют, которыми раньше были пропитаны все их отношения, она бы определённо смогла справиться с тем, что произошло сегодня. Но всё это, кажется, было безвозвратно утеряно ещё в тот самый вечер, когда она поранила руку. Рана зажила, но кровоточащая трещина между этими двумя оказалась гораздо глубже, чем порез кожи от разбитого стекла. Прошедшая ночь ничего не исправила. — Ты здесь, — процитировала Белла своё самое гениальное приветствие. Она закусила губу, нахмурившись, и заправила локон за ухо. — Поразительная наблюдательность. — Хамло, — фыркнула она. Она почувствовала на себе его пытливый взгляд, но теперь уже сама по какой-то причине не решалась заглянуть ему в глаза. От индейца исходили волны обжигающего недовольства — земля под ними разве что не вибрировала. — Я должна… — выдохнула Белла. — В общем, сказать… — Я слушаю, — бесстрастно отрезал Джейкоб. И что за дурацкая привычка её перебивать? Она нервно сглотнула. Она должна сообщить ему — он всё равно узнает в самое ближайшее время, даже если не от неё. Лучше пусть от неё. — Джейк, ты должен сообщить стае, что… К… Каллены вернулись, — она поморщилась и обхватила себя руками. — Думаю, это важно, ведь… Она затаила дыхание, не закончив фразу, предчувствуя скорый приступ бешенства. Сейчас он снова выйдет из себя, и Бог знает, что он… Белла настороженно всматривалась в лицо Джейкоба и, разумеется, находила там всё: злобу, раздражение, нетерпимость, отвращение, но… ни капли удивления. Ну конечно. Какая же она, всё-таки, идиотка. — Ты знаешь, — без удивления в голосе прошептала Белла, схватившись за виски обеими руками. — Конечно, ты был в курсе. Как давно? — её гнев нарастал с каждым словом. Он открыл было рот, но выдохнул, сжав губы, и отвернулся в сторону. По его голой груди стекали мелкие капли дождя, растрёпанный ёжик чёрных волос был насквозь пропитан водой и торчал в разные стороны. — Как долго, Джейкоб? — Белла уже не скрывала накатывающую волнами ярость, до боли сжимая руки в кулаках, впившись ногтями в ладони. — Три дня, может, четыре, — он всё ещё смотрел в сторону, стиснув зубы. Каллены были в Форксе уже целых четыре дня?! — Ты не имел права скрывать от меня! — Ты действительно считаешь, будто все эти дни мне больше нечем было заняться, кроме как подрабатывать связной собачонкой между тобой и твоим кучерявым мудозвоном? — Мо…им? — запнулась она. — Что… — Боже, Свон, ты думаешь, я ничего не понимаю? — злобно закатил глаза Джейкоб. — Ты же так жаждала его возвращения, и теперь… — Я не собираюсь это выслушивать, — Белла развернулась и гневно зашагала к дому по мокрой траве. — Эй! — Джейкоб схватил её за плечо, грубее, чем следовало. Она испуганно покосилась на его руку, и он тут же отдёрнул её, сжав в кулак. — Что-то ещё хочешь мне сообщить? — выплюнула она. Его будто бы передёрнуло. — Ты была с ним… — в его груди нарастало животное рычание, глаза помутнели. Она слегка отстранилась, морально готовясь к худшему. — Я чувствую запах! Ты вся провоняла кровопийцей насквозь! Вся твоя машина! — Он просто хотел… поговорить со мной! Застал меня врасплох, но… Чего ты ожидал? — она гневно развела руки в стороны. — Я ведь не знала, что он… — И правда… — разочарованно покачал он головой, ядовито усмехнувшись. — Чего я ожидал? — Ты не имеешь никакого права так говорить со мной. Я ни в чём перед тобой не виновата! — Ты хоть представляешь, что теперь будет, Свон? — он отступил от неё на шаг, смахивая влагу с волос. — Мы не сможем поймать красноголовую, теперь, когда пиявки вернулись на свою территорию! Мы связаны по рукам этим ёбанным договором! Будь я вожаком, я бы их всех порешал прямо в… — Не смей! — взвизгнула она. — Как ты можешь! Боже, они никому ничего плохого не… — Оставь эту высокопарную хуйню для своих смердящих трупешников, — оскалился Блэк, и отвернулся от неё по направлению к лесу. — Джейкоб! Он резко замер, стоя к ней спиной. Его мускулы подрагивали в бешенстве. — Что с нами стало? — отчаянно всхлипнула Белла, смахивая рукавом капли дождя со своего лица. Одежда насквозь промокла, тело сковал мерзкий холод. Волосы намокшими паклями прилипли к ткани свитера. Глаза жгло, грудь дрожала — она вновь чувствовала полнейшую потерю контроля над ситуацией. Ей просто смертельно хотелось задержать его, остановить любым законным и незаконным путём, сказать что-то такое, что… Но никакие слова или действия не могли ничего наладить. Их наладить. Пропасть между этими двумя увеличивалась с каждым небрежно брошенным в гневе словом, с каждым грубым движением. — Ничего из того, о чём я не предупреждал тебя. С этими словами он быстрым резким шагом устремился за дом, и, гортанно зарычав, в прыжке скрылся в тени деревьев. Она осталась одна, стоя на лужайке возле своего дома, пребывая в абсолютном шоке, непонимании, мучительном леденящем отчаянии. Чувствуя себя наиболее одинокой, чем когда-либо в жизни. Сегодня она впервые увидела своего бывшего-вампира, о возвращении которого грезила лишь в самых диких фантазиях, и он подтвердил то, что она и без того знала все эти месяцы: он больше её не любит, он вернулся не ради неё. Не ради того, чтобы объяснить что-либо, попытаться что-либо исправить. Он даже сделал над собой чудовищное усилие, потратив своё драгоценное время на короткий пафосный разговор, пестрящий самыми пошлыми клише из книжных романов, чтобы наиболее чётко донести эту убийственную мысль: теперь она для него никто, и его короткое прибытие ничего не изменит. Он вернулся три или четыре дня назад, и ни разу с ней не связался. Он решил, что просто встретит её на уроках — решил, что она даже не стоит того, чтобы предупредить её о своём появлении заранее. Хотя бы ради того, чтобы она не устраивала идиотских сцен прямо посреди школы. Вся стая, все одноклассники, весь город узнал об этом раньше, чем Белла Свон. Их совместное прошлое совершенно ничего для него не значило. Джейкоб Блэк — единственный, на кого она могла бы — единственный, на кого хотела бы опереться в сложившихся обстоятельствах… Просто ушёл. И она не могла винить его… Но ей очень хотелось. Правда. В конце концов, она не сделала ничего, что могло бы оправдать такое к ней отношение. Джейк прекрасно знал её прошлое, знал всю её подноготную, он обещал, обещал совершенно искренне, что сможет со всем этим справиться, но… Всё равно бросил её в одиночестве в тот же момент, когда это прошлое ворвалось обратно, нарушив привычную рутину и только что устоявшийся образ жизни. Джейкоб Блэк — тот, кто всё это время делил с ней постель, тот, кто знал, как ощущается на ощупь каждый сантиметр её тела. Тот, кто не позволил ей спрыгнуть с обрыва, разбиться на мотоцикле, умереть от рук Лорана — тот, кто ежедневно, лишаясь сна и отдыха, рисковал своей жизнью, только чтобы убить того, кто желал её смерти. У них не было будущего, но они могли позволить себе настоящее. Столько, сколько у них осталось. Пока это будет возможно. Но он всё решил за них двоих, не оставив ей выбора. Как сделал и Эдвард когда-то. Так чем же они отличались?            

***

На подкашивающихся ногах Белла поднялась в свою комнату, пребывая в ослепляющем трансе, не понимая, где она находится и куда идёт. Наверное, так ощущался «автопилот» от алкогольного опьянения, которого Белла ещё никогда не испытывала. Она медленно опустилась на расправленную кровать, в том же, во что была одета на улице — в насквозь промокшем свитере и джинсах, с мокрыми холодными кудрями, которые облепляли лицо — и подогнула ноги, свернувшись в позе эмбриона. Вдруг она почувствовала влажный мускусный запах от намокших простыней и подушек: что-то свежее, как трава в поле; как дерево, как лесная листва, как лаванда — её самый любимый запах. Как бесконечный бушующий океан. Как Джейкоб. Он пах, как свежая летняя ночь на природе, как утренняя посиделка за кофе и приятными разговорами, как прогулка по шуршащей гальке на океанском побережье; как солнечный вечер в пыльном деревянном гараже; как всё самое тёплое, прекрасное и бесконечно приятное. Как дом. Белла горько всхлипнула — из её глаз хлынули горячие слёзы, обжигающе контрастирующие с холодной дождевой влагой. Она завернулась в одеяло, не имея никаких физических и моральных сил снять грязную, вымокшую уличную одежду, и полностью окутала себя запахом Джейкоба. Ей невыносимо сильно хотелось оставить все ужасающие события прошедшего дня позади, но она слишком хорошо знала: сегодня с ней случились чересчур шокирующие моменты, чтобы просто проснуться следующим утром, улыбнуться, потянуться и спокойно жить дальше. Ей придётся маниакально обдумывать каждый последующий шаг, решать всё новые и новые возникающие проблемы, на глазах умножающиеся в геометрической прогрессии. Ей придётся быть сильной и стойкой. Снова. Поэтому всё, что она может сейчас себе позволить — прореветь столько, сколько потребуется, чтобы провалиться в беспамятство. Она пребывала в истерике весь оставшийся день, ни разу не поднявшись с кровати, а под конец вечера, когда за окном сгустились дождливые сумерки, она могла выдавливать из себя уже лишь только глухие, хрипящие всхлипы и стоны. Она чувствовала странную иронию этой душераздирающей параллели: день, когда Эдвард оставил её, и день, когда, наконец, вернулся, оба были связаны тем, что она лежала обессиленная, в слезах и истерике, и буквально не могла дышать от чудовищной боли, разрывающей всё её ослабленное тело на части. Быть может, хотя бы ради разнообразия, пресловутого равновесия бесконечной безжалостной Вселенной, хоть когда-нибудь случится день, в который никто не разорвёт её сердце в кровавое месиво? Когда она, наконец, встанет с утра без этого сдавливающего грудь, мучительного, безвыходного груза отчаяния? Белла издала последний, слабый, дрожащий всхлип, медленно проваливаясь в долгожданный успокоительный сон. Перед опухшими глазами всё расплывалось, по комнате разлилась оглушающая темнота, прерываемая причудливыми бликами от капель на стекле, гуляющими по потолку; косой свет от фонаря перед домом мерцал отблесками на стенах, переливающийся от движения шелестящих веток деревьев со свежей листвой перед окнами. В хаотичном движении теней и света Белла вдруг словно бы разглядела силуэт; сначала он был тёмным и неподвижным. Она была уверена, что уже спит, поэтому просто наблюдала: тень слегка напоминала очертания подтянутого тела Джейкоба, высокого, с коротким ёжиком волос. Значит, это точно не сон — Джейкоб вернулся к ней. Белла попыталась выдавить улыбку, протянуть к нему руки, но не смогла пошевелить ни одним мускулом — она оказалась полностью парализована. Внезапно очертания силуэта стали меняться: он становился ниже, контуры фигуры приобретали женственные изгибы. Тень будто принимала хищную позу, готовясь к прыжку… Она медленно становилась всё ближе, пока свет, блуждающий по комнате, слегка не подсветил незнакомку. В темноте ночи загорелись огнём красные кудри, сверкнули белые клыки, обнажённые хищным, нечеловеческим оскалом… Из грудной клетки Беллы вырвался беззвучный болезненный крик, разрывающий лёгкие: она не слышала звука, оставаясь обездвиженной; ужас сковал сердце, и она уже начала было думать, что прямо сейчас умрёт от леденящего страха, так и застыв без движения, как вдруг ощутила до боли знакомое, невыносимо приятное, холодное, успокаивающее прикосновение к щеке. Именно то, что сейчас было необходимо. Всё резко рассеялось, страх отступил; она почувствовала холодные капли пота, стекающие по лицу и шее, как при сорокаградусной температуре. Девушка, наконец, могла двигаться, поэтому, зажмурившись, прижалась лицом к холодной ладони, и услышала восхитительный, мелодичный, до боли знакомый голос: — Белла... Она распахнула глаза и резко подскочила на кровати: в комнате было светло, дождь барабанил по стеклам, крыше, листве деревьев, создавая успокоительный шелест. Она вытянула руки вперёд, передвигая в воздухе затёкшими пальцами, потом достала из-под одеяла ноги, проверяя их дееспособность: всё было в порядке. Белла глубоко вздохнула от облегчения, наполняя лёгкие свежим влажным воздухом в попытке нормализовать ускоренное сердцебиение, которое гулко отдавалось в ушах отрывистой пульсацией. Было раннее утро, судя по слабому освещению, не раньше шести часов. Она сжала губы в тонкую линию, зажмурила глаза и с шумом завалилась обратно на кровать, потирая виски. В её сознании царил полный хаос: она уже давно привыкла к кошмарам, но, как правило, понимала, что спит; в этот же раз всё было иначе — до жути реалистично, а эпизод с холодным нежным прикосновением поразил её настолько, что… Она внезапно пожалела, что не открыла тогда глаза: быть может, её воспалённый разум сжалился бы над ней и показал его прекрасное лицо, такое же невероятно знакомое и родное, как и ощущение его касания; а в свете событий, произошедших накануне, он выглядел бы ещё и гораздо более ясно, чем раньше, ведь вчера она впервые увидела его снова, и все её предыдущие галлюцинации теперь казались халтурной подделкой, бездарной копией непревзойдённого шедевра, восхитительного произведения искусства. В груди Беллы образовалось щемящее чувство вины за собственное моральное предательство: она ведь любила Джейкоба. Ещё совсем недавно они были вместе, считались парой — с ним она впервые за долгое время поверила, что снова сможет быть счастлива. Пока безжалостная реальность со всей присущей ей жестокостью не обрушилась на них обоих лобовым столкновением. Она только что призналась ему в любви. Она чувствовала всё то, что ему сказала, в этом не было сомнений, и чувствовала довольно давно. Скрывать это от него, от себя… Больше не имело никакого смысла. Белла ни на секунду не жалела о сказанном. Но также она понимала, после вчерашнего особенно чётко, что её душераздирающая, лишающая рассудка, сокрушительная первая любовь к Эдварду… Она никуда не делась. Ей в голову приходили отвратительнейшие мысли о том, что Джейкоб просто был её временным отвлечением, способом выбраться, своеобразной таблеткой, лекарством от боли… Но сердце отчаянно стучало об рёбра, горько выкрикивая ей, что всё это неправда. Что оно действительно могло совершенно одновременно вместить любовь к ним обоим. Могло ли это быть правдой? Может ли некто в здравом рассудке параллельно испытывать такие сильные чувства к двум совершенно разным людям? Даже если они оба не были людьми в привычном понимании, даже если в их мире существовали различные нечеловеческие правила и условности, даже если так просто сложились сверхъестественные обстоятельства, которые от неё не зависели? Даже если она была совершенно точно уверена, что её первая любовь никогда не вернётся к ней и, хоть и достаточно долго сопротивлялась, всё же позволила зародиться в душе такой глубокой привязанности к другому человеку, так и не оправившись от предыдущей? Привязанности к тому, кто стал для неё незаменимым, поддерживающим жизнь, но безжалостно опаляющим Солнцем? То, что уснуть у неё больше не выйдет, было совершенно очевидно. Она сгребла в охапку свежие вещи и поплелась в ванную, решив потратить оставшееся время на что-то полезное и хоть отдалённо приятное. Горячая вода после вчерашних потрясений точно не повредит. В горле ощущались неприятная сухость и болезненный дискомфорт: быть может, дело было в многочасовой истерике, но, вероятнее всего, она простудилась под проливным дождём. Для полного счастья ей действительно не хватало только простуды. Без разбора забросив всю грязную вчерашнюю одежду в стирку, она залезла под горячую воду и около часа безэмоционально сверлила взглядом одну точку, прерываясь лишь на мытьё головы и тела. Несмотря на достаточно длительный сон её мозг до сих пор претерпевал чудовищную перегрузку, наотрез отказываясь принимать произошедшее за новую реальность, в которой теперь ей придётся существовать. Стало ли ей хоть немного лучше от горячего душа? Едва ли. Серебристый блестящий «вольво» — первое, что бросилось Белле в глаза при въезде на территорию школы. Глубинная трепетная взволнованность узнавания моментально сменилась ноющей болью: всё, что было связано с Калленами, отныне причиняло нестерпимые страдания, и их приезд стремительно содрал кожу с почти затянувшейся раны. Теперь ей придётся заново привыкать и пытаться жить со всем этим. Интересно, по какой причине знакомый автомобиль не зацепил её взгляд вчерашним утром? Был ли он там вчера?.. Не могла же она просто пролететь мимо, страшно опаздывая, даже краем глаза не заприметив что-то настолько значимое — то, что за прошлый учебный год стало для неё важнейшим индикатором присутствия Эдварда, неотъемлемым атрибутом его укрепившегося в сознании образа? Могло ли это означать, что она и правда почти оправилась, пока не произошла вчерашняя катастрофа? Что ещё буквально какие-то полгода, и она, возможно, уже медленно забывала бы его великолепные черты, которые бы с неумолимым течением времени обесцвечивались и тлели в пыльных закромах её подсознания, со временем сделавшись совсем нереальными и неправдоподобными? Неспешно, затаив дыхание, сгорбившись и опустив голову, Свон вошла в класс английского. Некоторые студенты уже сидели на местах, занимаясь своими делами, некоторые стояли в небольших компаниях по несколько человек и участвовали в вялых утренних обсуждениях. Как только она переступила порог кабинета, все ожидаемо уставились на неё. Кто-то начал шумно шептаться между собой, приглушённо посмеиваясь. Слабый голосок здравого смысла подсказывал ей, что, возможно, смешки были совершенно не связаны с ней и её появлением, но изматывающая социальная тревожность неизменно твердила обратное — а её мерзкий голос, к величайшему сожалению, всегда звучал сильно громче. Она раздражённо сжала губы и поспешно проследовала на своё привычное место на первом ряду, избегая смешливых, удивлённых или просто слегка любопытных взглядов. Разложив на парте тетради и книги, Белла стала с особым усердием распределять маркеры по цветам в радужной последовательности. Она чувствовала жгучую необходимость чем-то занять руки, но заполнить рьяно бушующий поток мыслей и нарастающую нервозность оказалось гораздо сложнее. Раньше Эдвард посещал многие предметы совместно с ней, в том числе и английский, в начале учебного года подстроив своё расписание так, чтобы большинство их уроков совпадали. Ей стало жутко интересно, вдруг… Вдруг он прямо сейчас войдёт в эту дверь и сядет сзади неё — разумеется, по иронии судьбы, за единственное оставшееся свободным место в классе? О том, чтобы он, как раньше, сел рядом с ней, конечно, не могло быть и речи, но это всё равно было бы слишком близко. Секундная стрелка часов на стене в классе неотвратимо двигалась вперёд, буквально физически сдавливая нервные окончания. Узел волнения в животе затягивался всё туже, провоцируя приступ тошноты. Прозвенел звонок, и мистер Берти суетливо вошёл в класс, на ходу объявляя тему занятия. Это снова ненавистная «Тристан и Изольда», которую не включил бы в школьную программу ни один нормальный преподаватель. Прошло пять минут, за ними ещё пятнадцать… Эдвард так и не появился. Как он и обещал. Он её больше не потревожит. Преподаватель задал чтение по отрывкам: довольно банальный, но действенный приём, заставляющий всех студентов максимально включиться в работу. К сожалению, Белле пришлось набраться нечеловеческих сил, и начать хотя бы в половину внимания следить за повествованием, чтобы не пропустить свои строчки по очереди. Ледяные лапы тревоги понемногу ослабляли свою хватку, и чем дальше заходило время урока, тем сильнее расслаблялось её тело и мысли. Она сгорбилась над книгой, опершись на руку, согнутую в локте. Мистер Берти называл фамилии учеников в случайном порядке, тем самым ещё больше усложнив жизнь тем, кто не имел желания без отрыва смотреть в текст. Достаточно быстро преподаватель произнёс и её фамилию, и она просто не поверила своим глазам, моментально залившись густой краской. Почему из всех, всех строчек книги ей должны были достаться именно эти?! Она отрывисто откашлялась, нервно сглотнула, и начала читать голосом, лишённым какого-либо выражения:  

««Изольда — твоя жена, и любить меня она не может».

Изольда любила его. Она хотела его ненавидеть: разве он не пренебрег ею оскорбительным образом? Она хотела его ненавидеть, но не могла, ибо сердце ее было охвачено тем нежным чувством, которое острее ненависти.

С тревогой следила за ними Бранжьена, еще сильнее терзаясь от того, что она одна знала, какое зло невольно им причинила. Два дня следила она за ними, видела, что они отказываются от всякой пищи, всякого питья, всякого утешения, что они ищут друг друга, как слепые, которые тянутся друг к другу ощупью.

Несчастные! Они изнывали врозь, но еще больше страдали, когда, сойдясь, трепетали перед ужасом первого признания.

На третий день, когда Тристан подошел к расставленному на палубе шатру, где сидела Изольда, она, увидев его, сказала кротко:… »

  — Мистер Каллен!   По классу пробежала волна приглушённого хихиканья. Белла резко подняла глаза, оторвавшись от чтения, и в изумлении захлопнула рот, лишённая возможности выдавить из себя ещё хоть один звук. По телу пронеслась новая волна холода, и она непроизвольно вздрогнула. Только не это! Он ведь не должен был… — Не верю своим глазам — во плоти, свеж и прекрасен, как никогда! Спасибо, что наконец почтили нас своим присутствием, спустя… — мужчина нахмурился и бросил саркастичный взгляд на наручные часы. — Тридцать восемь минут! — Я прошу прощения за своё опоздание, — обычно мягкий и бархатный голос сейчас звучал резко и нервозно. Выражение бледного лица сквозило едва сдерживаемым раздражением. — Могу я пройти на место? — Садитесь, — недовольно пробормотал преподаватель, явно раздосадованный тем, что не мог применить к Каллену никаких дополнительных санкций. Многие учителя, мягко говоря, недолюбливали вампирское семейство, поскольку своими знаниями те, очевидно, умаляли их чувство собственного достоинства и профессиональной значимости, но они не могли ничего с ними сделать — блестящие умы, непревзойдённая дисциплина. Однажды мистер Берти всерьёз закусился с Эдвардом на тему одного малоизвестного факта из биографии Достоевского — а когда студент наконец привёл перед всем классом неопровержимые доказательства из, Бог знает, каким образом добытой неопубликованной копии личной переписки писателя — игнорировал его две недели. — Мисс Свон как раз читала нам отрывок… Эдвард резко перевёл на неё взгляд, словно только что заметил, что Белла всё это время находилась в классе, и она просто приросла к месту: радужки цвета расплавленного янтаря гневно и беззастенчиво сверлили её лицо. Она не смела вздохнуть, двинуть ни одним мускулом: мучительно долгое мгновение его глаза вели с ней немой диалог, язык которого был ей незнаком. Он был… зол на неё? Или… может, он просто… Стоп. Почему она вообще позволяла себе рассуждать об этом? Злился, презирал, ненавидел, не хотел знать — всё это больше не имело никакого значения. — … «Тристан и Изольда», — бодро продолжал учитель. — Думаю, сейчас самое время мистеру Коллинзу продолжить. Спасибо, мисс Свон! Эдвард резко отвёл от неё взгляд, словно рывком скотча, и промаршировал через весь класс на место — естественно, именно то, на которое она рассчитывала — прямо позади неё. На нём были чёрные потёртые джинсы, белые кроссовки, белая футболка и цветастая рубашка с коротким рукавом. Интересно, его вообще не интересовало, что он одет совершенно не по погоде? Достаточно громко приземлив сумку на парту, Эдвард с шумом опрокинулся на стул, пронзительно скрипя металлическими ножками. Кажется, он даже пару раз недовольно вздохнул. Некоторые одноклассники удивлённо повернули на него головы — видеть Каллена в таком вызывающем настроении было довольно непривычно. Знание о том, что он, при желании, может без какого-либо труда двигаться совершенно бесшумно, вызывало у неё множество вопросов о необходимости и причинах такого бурного поведения. Удержаться от того, чтобы не повернуться назад и не взглянуть на него хоть одним глазком, стало главным её испытанием на оставшуюся часть урока. Любопытство сжирало её заживо: почему он так зол? Почему опоздал? Что у него происходит? О каких «неотложных делах» он говорил ей вчера? Понимание того, что она — буквально — единственная из смертных, кто знал его секрет, подкручивало неравнодушие и пытливость ещё сильнее. Спина горела и плавилась от изнуряющего и волнительного ощущения его близкого присутствия. Она сгорбилась ещё сильнее, больше всего на свете мечтая просто стать невидимкой или провалиться сквозь землю. Было жутко несправедливо, что он мог прямо сейчас смотреть на неё со всех ракурсов — со спины своими глазами либо же через мысли одноклассников и даже учителя — а она не могла определить хотя бы то, продолжал ли он злиться. Почему её это вообще волновало? Почему это было для неё так важно? Он ведь кристально чётко дал ей понять, без единой загадки и тайного умысла, что его «дела» никаким образом больше не связаны с ней. Очень наивно и самонадеянно с её стороны было полагать, что мир Калленов продолжал крутиться вокруг её персоны спустя столько времени. Эдвард провёл между ними жирную черту, заверив, что ни он, ни его семья не предпримут попытки связаться с ней. Даже Элис. Как же она скучала по Элис... Читала ли подруга её многочисленные, насквозь пропитанные скорбью и отчаянием, отправленные на несуществующий электронный адрес, письма? Наблюдала ли она вообще за Беллой, как делала раньше? Или расставание с Эдвардом автоматически означало и полный разрыв связей со всем остальным семейством? Звонок должен был прозвенеть в ближайшую минуту: Белла без разбора сгребла вещи в сумку и напряглась всем телом, словно легкоатлет на старте. С пронзительным звоном она моментально подскочила с места — но тут же осела обратно, едва ли не сбитая с ног стремительно покидающим класс вампиром. Он двигался напряжённо и рвано, судя по виду, из последних сил сдерживаясь в рамках человеческой скорости. Ещё пару минут она так и сидела, застывшая в шоке и оцепенении, пока её не привело в чувство демонстративное покашливание преподавателя. — Урок закончен, мисс Свон! — мягко напомнил он. — У вас остались какие-то вопросы? Она часто заморгала и отрицательно покачала головой. — Нет, мистер Берти. Я, сейчас... — язык заплетался, в голове свистела зияющая пустота. — Уже ухожу. Щёки Беллы пылали от смешения совершенно разных эмоций: стыда, раздражения, ярости, отчаяния, грусти, взволнованности, непонимания. Ни на одном из последующих уроков Эдвард в класс не врывался, что всё равно не позволяло ей расслабиться ни на минуту. Настало время ненавистного обеденного перерыва. Узел в животе вновь болезненно сжался. Что, если он будет там?.. Что, если они все там будут? — Эй, Аризона! — весело окликнул её Майк, застывшую в нерешительности в дверях класса. — Ты в столовку? Подожди нас! Он быстро подлетел к ней, едва не сбив с ног одноклассницу Мэгги Льюис, а за ним, слегка отставая, нёсся Тайлер, перепрыгивая через стулья. Находясь вместе её приятели всегда вели себя, как гиперактивные дети-переростки, и никакие рост под два метра, внушительное спортивное телосложение, шутки про секс и скудные зачатки растительности на лице не делали их ни капли взрослее. — Чего-то ты бледная, Свон! — серьёзным голосом выпалил Кроули, запыхавшийся после сеанса импровизированного паркура, и Белла удивлённо подняла на него взгляд, не ожидавшая такого внезапного проявления заботы и участия. — Но я бы тебя и такую пригрел с удовольствием... Набери как-нибудь вечерком — что бы там ни делал этот хер-индеец, я сделаю это лучше! — он шутливо чмокнул губами в воздухе, изображая поцелуй, и она раздражённо закатила глаза, прибавив шаг по коридору. — Да тебе только слепая даст, уёбище! — фыркнул Ньютон, шагая чуть поодаль от Беллы, но всё ещё предпринимая попытки с ней поравняться. — А у нашей снежной королевы мисс Мэллори разве со зрением проблемы? — прыснул Тайлер, многозначительно двигая бровями, и оба парня мерзко захихикали. Слишком много информации, которую она не стала бы выслушивать, даже если бы ей заплатили за это деньги... Путь по длинному школьному коридору ощущался, как выход в открытый космос. Шум голосов, лица студентов, глумливый хохот Майка и Тайлера — всё смешалось в единую какофонию из навязчивых звуков, запахов и образов. Она могла думать лишь об одном: увидит ли знакомое семейство вампиров за их привычным столом у окна в кафетерии. Белла моментально завладела вниманием многих присутствующих в большом, наполненном светом помещении, в том числе и собственных друзей. Лорен и Джессика смерили её недовольными взглядами, и она не сразу поняла причину: забыть о навязанном сопровождении Кроули и Ньютона было непросто, но она справилась мастерски. За столиком у окна сидели все трое. Эдвард, Элис, Джаспер. Бледные, неподвижные, с виду надменные, отстранённые, прекрасные. Эдвард почти незаметно передвигал губами, не смотря прямо ни на одного из предполагаемых участников разговора: так они общались между собой, когда речь заходила о чём-то, прямо или косвенно касающемся их тайны. Как будто хоть кому-то в здравом уме пришло бы в голову их подслушивать! Она проглотила ком размером с Юпитер, опустила глаза и поспешила выдавить из себя невозмутимый вид, намеренно усевшись боком — чтобы не выглядеть слишком заинтересованной, но всё равно украдкой наблюдать за троицей и, хотя бы иллюзорно, контролировать ситуацию. — Учёба становится всё интереснее, а, Белла? Слышала, вчера ты была так увлечена сразу двумя предметами, что на радостях забыла досидеть остальные! — тут же не упустила возможности уколоть её пепельная блондинка, издав какой-то странный неестественный смешок, и оглядела всех за столом, ожидая поддержки. — Лорен! — изумлённо воскликнули Эрик и Джессика в один голос. Майк, Тайлер и Бен недоумённо покосились на них, судя по всему, вообще не уловив сути произошедшего. — Лорен, ты… отвратительна, — раздражённо выдохнула Анджела, закатив глаза, и плотно сжала губы, демонстративно отодвинув от одноклассницы стул. Такое поведение было для Вебер совсем нетипичным, поэтому стало ясно: это была её последняя капля. Все остальные моментально напряглись. — А что я сказала-то? — сразу смутилась Лорен, поймав и другие осуждающе-раздражённые взгляды из-за стола. Она явно не ожидала, что Беллу хоть кто-то станет поддерживать — она давно перестала чувствовать общее настроение и допустимые границы в коллективе, а в последний год и вовсе в него не вписывалась, раз за разом всё больше выводя всех из себя. Вероятно, Белла даже стала той, кто, по её мнению, занял её место — возможно, это и было причиной такой сильной неприязни. — Тише, Лорен, будешь обижать Свон — она не придёт к тебе на вечеринку, и тогда у тебя не будет повода засосать её по пьяни, чтобы никто не заподозрил, что ты хочешь её с прошлого января! — хитро вздёрнув бровь, продекламировал Тайлер, и Майк с Беном прыснули от смеха, потянувшись к нему, чтобы «отбить». Накалённая за столом атмосфера начала стремительно терять градус, и Белла неожиданно для себя почувствовала благодарность: иногда даже идиотская пошлятина, на регулярной основе покидающая рот Тайлера, на удивление, могла прийтись кстати и здорово разрядить обстановку. — Пошёл ты, — буркнула блондинка, театрально отбросив волосы с плеч, и достала из кармана телефон-раскладушку, облепленный наклейками, начав клацать по кнопкам пальцами с кричащим «спасите» маникюром. — Не злись, Белла. Просто ситуация и правда слегка… Как ты вообще, ну, после вчерашнего? — фальшиво-извиняющимся тоном пролепетала Джессика, и Анджела сверкнула глазами в её сторону, отчего та моментально поджала губы, выпрямив спину. Анджела Вебер являлась своеобразным моральным компасом всей компании, и несмотря на свою застенчивость и спокойный, рассудительный нрав, всё же обладала каким-то особым, незаметным на первый взгляд, не входившим в стереотипы о типичных школьных компаниях авторитетом для каждого из друзей. Если весь этот идиотский цирк с конями только что от и до наблюдали Каллены, то Белла бы, скорее, предпочла немедленное падение на школу метеорита размером с Аляску, чем ещё хоть раз после этого взглянуть в глаза кому-то из них! — С чего вы вообще решили, что я как-то не так? Я нормально, — с досадой проговорила Свон на выдохе, и скрипнула зубами, сузив глаза. — Видите — сижу, смотрю на еду, стараюсь не дышать одним воздухом с Кроули. — Э-э! — возмущённо протянул парень, и все присутствующие весело засмеялись. — У меня тоже есть сердце! — Где, в головке члена? — смешливо скорчился Майк. Наживка проглочена: необходимый минимум для того, чтобы до конца обеда её никто не трогал — сказан, фокус всеобщего внимания виртуозно смещён на другого — того, кто этим вниманием искренне наслаждался. Порой, производя подобные бесхитростные манипуляции, она чувствовала себя плохим другом, но быстро успокаивала себя тем, что ребята действительно были ей дороги, особенно теперь, когда всё её школьное времяпровождение не крутилось вокруг Каллена (или его отсутствия), и она могла уделить гораздо больше внимания одноклассникам — за последние пару месяцев они действительно сблизились. Тем не менее, она чувствовала частую необходимость погружаться в мысли и «отключаться» от окружающих, чтобы восстановить социальную энергию, поэтому такие вещи, как эта — необходимые жертвы, помогающие без потерь и без проблем длительно находиться в обществе. Друзья продолжали заливисто смеяться и поочерёдно подкалывать друг друга, и Белла искренне улыбнулась, закусив губу, внутренне радуясь тому, как удачно они с Тайлером сегодня сработали негласной «командой по ликвидации и снижению накала конфликтной обстановки». Внезапно её плечо словно облили разъедающей кислотой — она тут же безошибочно распознала, в чём дело. Чувство было до боли знакомое, будто и не проходил никакой год. Своеобразная аллергия на внимательный прожигающий взгляд одного единственного человека из всех возможных. Она повернула голову и с разбегу нырнула в плен его медовых глаз — в этот раз не столько гневных, сколько сосредоточенных и изучающих. Эдвард впервые попался на подглядывании, и Беллу это искренне удивило, поскольку она знала: Элис предупреждала его заранее — год назад, когда они ещё были не вместе — каждый раз, когда девушка принимала решение посмотреть на него. Ох, если бы она знала об этом ещё тогда! Вероятно, сдерживала бы себя, не выглядела бы такой жалкой, одержимой и зависимой, и не наскучила Эдварду так скоро. Белла сузила глаза и поджала губы, не разрывая с ним зрительного контакта, старалась моргать как можно реже. Она ощутила прилив невиданной наглости, а его недавняя неоправданная злоба и холодность так сильно её раздражали, что этот невыносимо тяжёлый беззастенчивый взгляд практически привёл её в бешенство. Как он может так открыто смотреть на неё? Неужели не испытывает ни капли вины, или хотя бы толики сожаления? Так продолжалось около минуты: они сверлили друг друга сердитыми взглядами на глазах у всей школы, её щёки пылали румянцем, но она не могла проиграть ему. Эдвард, наконец, сдался, первым разорвав их странный беззвучный диалог. Он бросил на поднос бутылку с газированной водой и гневно посмотрел на Элис, сжав губы в тонкую линию. Она пожала плечами, почти незаметно для обычного человека, закатила глаза, и перевела взгляд на Беллу, приподняв уголок рта в лёгкой виноватой улыбке. Девушка ответила ей тем же, и сразу отвернулась, пропустив пару ударов сердца. Судя по всему, сестра не предупредила его специально, скрыв свои мысли. Осознание этого факта её внутренне позабавило. Она опустила глаза на свои руки, сложенные на столе, и почувствовала сильную тоску в груди, принадлежавшую не только бесконечным страданиям по Эдварду: сейчас она безумно скучала по Элис, своей бывшей лучшей подруге. Которая, в угоду своему брату, слепо последовала за ним, и точно также разорвала с Беллой все связи. Будто она и правда совершенно ничего не значила. Ни для кого из них. Сейчас Свон была рада хотя бы такому разговору с Элис — без слов. Они обменялись взглядами и улыбками, и это ощущалось, как полноценное приветствие. — Белла Свон? — послышался тоненький голосок из-за спины. — Да? — нахмурилась она и повернулась на звук. Сзади неё стояла девочка на несколько классов младше, неловко сложив руки за спиной. Все сидящие за столом притихли, наблюдая за незнакомкой. — Тебя вызывают к директору, — пролепетала она и поспешно скрылась из вида.  

***

— Здравствуйте, мистер Грин. Можно? — А, мисс Свон! Да, я вас ждал, — любезно отозвался полноватый темнокожий мужчина лет пятидесяти. Белла смущённо сгорбилась и тихо прошла в кабинет директора, внутренне сжавшись от волнения. Проблемы в школе — последнее, чего она ждала от этой восхитительной чёрной полосы, которая всё никак не желала заканчиваться. Когда там уже то самое дно, от которого нужно оттолкнуться, и всё такое? — Присаживайтесь, — устало пробормотал он. Девушка аккуратно присела в кожаное кресло напротив длинного рабочего стола, занимавшего добрую половину всего пространства. Комната была очень скромной и опрятной, не вмещала ничего лишнего: тёплые бежевые стены, большие шкафы из тёмного дерева под цвет стола, фотографии и дипломы в рамках, много цветов в горшках, широкое окно с видом на лес. — К сожалению, повод для нашей встречи нельзя назвать приятным, Изабелла, — заговорил директор. Она внутренне поморщилась от звучания своего полного имени, о её особой нелюбви к которому он, разумеется, не знал. — Два дня прогулов без уважительной причины, следом опоздание почти на половину учебного дня, и сразу за ним — самовольный уход с уроков, — спокойным, размеренным тоном перечислял мужчина, параллельно делая какие-то записи в бумагах. — По-хорошему, я должен бы был сегодня вызвать вашего отца, но только лишь из глубокого уважения к шерифу Свону и понимания его занятости, а также ввиду вашей довольно неплохой успеваемости и прежней посещаемости, я решил сначала поговорить лично с вами. Итак, — он вздохнул и сложил руки на столе, подняв глаза. — Что происходит, мисс Свон? Если у вас появились какие-то проблемы, самое время о них рассказать, уверен, мы с вашим отцом найдём, что... Хотелось бы ей самой сперва в этом разобраться… Становитесь в очередь, директор! Она судорожно выдохнула, пытаясь подобрать хоть какие-то слова. Как она могла объяснить то, что на протяжении последних дней ей было совсем не до школы директору школы? Она действительно совсем не думала о том, что у неё могут возникнуть проблемы ещё и в учёбе. Голова была забита чем угодно, кроме… Боже, что же она теперь скажет Чарли? Что он совершенно зря посчитал её достаточно взрослой и ответственной, и ему стоило бы посадить её под замок и приставить круглосуточную охрану? — Мистер Грин, я… — Мистер Грин? — пропел мелодичный баритон за спиной. Белла в ужасе округлила глаза и обернулась. Что, опять?! Кажется, она сходила с ума окончательно. — Мистер Каллен? Рад вас видеть! — оживился директор. Он всегда питал к Калленам особую симпатию. — Всё в порядке? Подождите за дверью, сейчас мы с мисс Свон закончим, и… — О, я как раз по этому вопросу! — беззаботно произнёс Эдвард, и бесцеремонно вошёл в кабинет, прикрыв за собой дверь. Сам себя пригласил войти. Как это на него похоже! — По этому?.. — озадаченно нахмурился мистер Грин. — Но… — Я по поводу пропусков Изабеллы, — мягко выделил он, мимолётно стрельнув по её лицу лукавым прищуром. Её дыхание сбилось, а тело обмякло. Что. Здесь. Происходит? — Так, — всё также недоумённо проговорил директор. — И что по поводу них? — Изабелла, — вновь повторил Каллен, смакуя её имя на языке, явно издеваясь. — Шестнадцатого апреля обращалась к доктору Каллену с острым отравлением, и он прописал ей несколько дней диеты и строгого постельного режима. Но, как всем известно, мисс Свон обладает особой тягой к знаниям, — с едва заметной иронией процедил он с неизменно вежливым выражением лица. — Поэтому, вопреки предписанию, самовольно вернулась на занятия, после чего ей вновь стало плохо. Доктор Каллен просил меня передать справку о закрытом больничном, и выразил искреннюю просьбу отнестись к ситуации с пониманием. Эдвард грациозно порхнул мимо неё и, остановившись всего в нескольких сантиметрах от её бедра, рассылая по поверхности кожи неконтролируемый поток электричества, протянул директору бумагу. Тот положил её на стол перед собой, и недоверчиво уставился в документ. — Вообще-то, так не положено… — с сомнением протянул мистер Грин. — Официальная печать больницы города Форкс с личной подписью доктора Каллена, сэр, — вновь самоуверенно перебил его вампир, судя по виду, очень довольный собой. — Действительно, — напряжённо вздохнул мужчина, окончательно сдавшись. — Что ж, мисс Свон… — перевёл он на неё строгий взгляд. — Надеюсь, вы выздоровели, и подобное больше не повторится, — наставническим тоном подытожил он. — И вы больше никогда не станете нарушать предписанный больничный и распорядок школы. Если это была вирусная инфекция, вы могли заразить одноклассников… — Уверяю вас, мистер Грин, такого больше не повторится, — снова вклинился Эдвард, не дав ей раскрыть рта. — Я прослежу. — Под вашу личную ответственность, мистер Каллен! — дежурно улыбнулся он. — Вы свободны, мисс Свон. — До… свидания, — промямлила она, на ватных ногах поднимаясь с места. — Передавайте привет Карлайлу! — вдогонку бросил мистер Грин. — Обязательно! — небрежно отозвался Эдвард, и захлопнул дверь прямо перед её носом. Белла поморщилась, осторожно отворила дверь и шагнула в тень прохладного школьного коридора. Что только что… Что это было вообще? — Эдвард! — воскликнула она вслед стремительно удаляющейся фигуре. — Стой! Он замер, остановившись к ней спиной на приличном расстоянии. Коридор был пустым и тихим: обеденный перерыв закончился, и в классах вовсю продолжались уроки. Свон подлетела к нему, применив максимальную скорость, на какую была способна, и он нехотя развернулся к ней лицом, удостоив недовольным взглядом сверху вниз. — Это… — нервно сглотнув, выпалила она. — То, что там… что это было? Я… — Что конкретно тебя смутило? — сухо произнёс он, и она поёжилась, обхватив себя руками. Она совершенно не понимала, как должна была реагировать и что именно сказать. — Я… — вновь бездумно повторила она. — Спасибо, но ты… не должен был… — Сделай одолжение — постарайся больше не впутывать меня в неприятности, — раздражённо процедил он сквозь зубы, стойко выдерживая её шокированный взгляд. — Не вп… что? — Белла захлопала глазами, теперь уже окончательно сбитая с толку. — Я не просила тебя о… — Пока, Белла, — проговорил Эдвард, напоследок мазнув по её лицу какой-то особенно отчаянной и холодной эмоцией. Развернулся и удалился прочь. Ещё какое-то время она стояла посреди бледно-зелёных школьных стен, лихорадочно переваривая произошедшее. Неужели, он действительно… ненавидит её? Тем не менее, он… только что прикрыл её перед самим директором школы? Заранее зная, что ей пригодится справка из больницы? Сознание болезненно пульсировало, вызывая чудовищную головную боль. Если он так сильно хотел, чтобы она держалась подальше… Почему не оставит её в покое, как, в конце концов, и обещал? Кажется, у столетнего вампира только что обнаружились серьёзные проблемы со смыслообразованием — вероятно, он здорово удивится, но: «Тебя мы не потревожим» имело поразительно мало общего с: «Буду весь день сверлить её озлобленным взглядом, а под конец спасу её задницу от проблем в школе, чтобы она точно поняла, насколько мне безразлична». Восстановив дыхание и слегка успокоив сердцебиение, она направилась на урок. Эдвард Каллен снова, совершенно официально и без сомнений, бесповоротно и безоговорочно сводил её с ума. В самом безнадёжном и катастрофическом смысле.