Кольцо Огня

— Иккинг! — раздался приглушённый голос. Иккинг застонал и выкатился из-под тёплого крыла Беззубика, который тоже зашевелился. Ну кому это в голову пришло будить их посреди ночи? Парень моргнул, зевнул и встретился взглядом с обеспокоенными жёлтыми глазами. Глаза такого цвета были только у одной Фурии. — Охотящийся-в-Глубоких-Водах, в чём дело? — спросил он, ещё раз зевнув. — Детёныш! Он хочет наружу! А? Что? Ох… Вся усталость и недоумение в мгновение ока испарились, и парень вскочил на ноги. — Да, точно… Я за Хэрфарой! Он взбежал по склону вместе со следующим за ним Беззубиком. Нельзя терять ни минуты. И уже будто считанные секунды спустя Иккинг колотил руками в дверь её дома. Старушка открыла почти сразу, словно вообще не спала. Хотя, скорее всего, так оно и было, судя по креслу рядом с зажжённым камином и пряжей на полу. — Пора? — без обиняков спросила она. — Да. — Хорошо, всё на столе. Иккинг схватил одеяла, ведро воды и небольшой нож, который тут же засунул в карман. Затем он проследовал за ковыляющей старушкой, направившись к стойлу. Беззубик увязался за ними. — Готов? — прошептал дракон. — Ни капли. — Прямо как во время нашего первого полёта? — Вот вообще не помог, приятель… — проворчал парень. Беззубик фыркнул и аккуратно пихнул его в плечо. — Я имел в виду то, что у тебя всё получилось, когда ты доверился самому себе. — Так получше. Спасибо. Не говоря больше ни слова, он продолжил путь к стойлу. Как и ожидалось, Охотящийся-в-Глубоких-Водах беспокойно шатался из стороны в сторону, следя, чтобы никто не подходил слишком близко. Увидев их, Фурия тихо зарычала, прежде чем осознать, кто это. — Извините, — пробормотал Охотящийся-в-Глубоких-Водах, — я за неё волнуюсь… Изнутри стойла донёсся болезненный вскрик. Иккинг подошёл к Охотящемуся и положил руку на нос Фурии. — Не волнуйся. С ней всё будет хорошо. Охотящийся-в-Глубоких-Водах кивнул, взглянул на Хэрфару, а потом уставился на Беззубика. — Пламя-Звезды, тебе к ней нельзя… — тихо прорычал он. Беззубик насупился. — А я хочу быть с Иккингом. — А я не хочу, чтобы ты там был… — чуть громче зарычал Охотящийся. — А что не так-то? — поинтересовался Иккинг. Охотящийся-в-Глубоких-Водах сдулся и опустил взгляд. — Я… это… бесполётные мысли, да, но моей паре больно… и я не хочу… чтобы другие самцы были рядом с ней. Иккинг кивнул, понимая его недовольство. Логично, что он не хотел, чтобы кто-то не из круга семьи был рядом с Молнией, поэтому парень повернулся к Беззубику. — Со мной всё будет нормально. Не беспокойся за меня. Останься снаружи и больше никого не пускай. — Ладно, как скажешь, — простонал Беззубик и лёг на землю. Удовлетворившись, Охотящийся-в-Глубоких-Водах развернулся и юркнул в стойло. — Пошли уже, — проворчала Хэрфара и бесстрашно вошла в логово Фурий. Оттуда раздался ещё один возглас боли, и Иккинг замер как вкопанный, переволновавшись. Что если что-то пойдёт не так? Что если он не справится? Что если ребёнок не выживет? Что если… — Иди уже… — мурлыкнул Беззубик. Иккинг сделал глубокий вдох, немного воодушевившись поддержкой лучшего друга, и последовал за Хэрфарой внутрь стойла. Там он увидел одну из самых странных и неловких вещей в своей жизни. Молния лежала на боку в куче соломы, дрожа и поскуливая, явно страдая от сильной боли. Охотящийся-в-Глубоких-Водах сидел у её плеч и шептал ей что-то на ухо. Хэрфара стояла на коленях возле задней части её тела и аккуратно щупала драконье брюшко. Парень снова втянул воздух, успокаивая себя, расправил плечи и встал рядом со старушкой. Принимать во всём этом участие было ужасно неловко, но он должен был это сделать ради стаи, ради Молнии и ради малыша. Молния снова издала стон боли. — Сколько времени это займёт? — нервничая, поинтересовался Иккинг. — Кто знает? Может, пару минут, а может и пару часов, — пожала плечами Хэрфара. Просто отлично…

***

Беззубик поморщился, услышав ещё один возглас боли из стойла Молнии. По всей видимости, роды — это самая болезненная вещь в жизни. Ему тоже было очень больно, когда он потерял хвостовой элерон, но эта боль длилась всего несколько взмахов крыльев и быстро закончилась, когда он рухнул на землю. А когда очнулся, то её и вовсе как не бывало. Так что ему захотелось извиниться перед своей матерью за то, что причинил ей столько боли много лет назад. Роды длились очень долго, и все матери через них проходят. Они знают, что будет больно, но всё равно ими становятся. Жизненное-тепло, которое испытывают матери от появления у них детёнышей стоит того, чтобы потерпеть боль какое-то время. На его взгляд, в жизни не было более смелого поступка. Но несмотря на всё это, сейчас ему хотелось побыть где угодно, лишь бы не здесь. Где-нибудь, где не слышно стонов и рычания, вызванных болью. Но деваться некуда, раз уж согласился приглядывать за входом в логово и никого не пускать. Эти звуки уже разбудили некоторых людей и даже привлекли внимание стражников, которые пытались выяснить, что происходит. Беззубик как мог объяснил ситуацию, и они ретировались, не желая вмешиваться. Весьма разумно с их стороны. Но больше всего Беззубик переживал за Иккинга. Конечно, Охотящийся-в-Глубоких-Водах обещал, что защитит Иккинга, если Молния вдруг сорвётся и попробует сделать что-то, о чём потом сама будет жалеть. Вот только Беззубика это совсем не успокаивало. Конечно, ворваться в логово сам он не посмеет, это будет ужасно плохой и бесполётный поступок, за который его покусают и подпалят. В этом-то и проблема, ибо теперь он не может защитить Иккинга сам. Раньше он всегда защищал друга от любых опасностей, и текущая ситуация была для него непривычной. Делая это на протяжении столь длительного времени, Беззубик начал считать это своим долгом. Вдруг он услышал в небе шорох крыльев, и рядом приземлилась Метель. Услышав крики боли, она бросила взгляд на логово, а затем на него. Альфа-самка без слов поняла, что происходит. — Я приведу стаю! — рявкнула она и скрылась в ночной тьме. Стаю? Зачем? Бесполётно. Разве не лучше оставить пару саму по себе? Видимо это ещё одна церемония, с которой он не знаком. Хотя теперь, если подумать, на его памяти кто-то заикался о некой церемонии поддержки. Может, именно это и имелось в виду? Вскоре начали появляться остальные члены стаи. Как взрослые, так и юнцы и детёныши приземлялись на холме и собирались все вместе на некотором удалении от сарая. Даже Прыгающая-в-Огонь объявилась, пусть и сама по себе. Все они принялись громко мурлыкать, и их слегка различающиеся голоса слились в единый хор. Он наполнил ночь чувством единения и поддержки. Его собственное мурлыканье слилось с общим хором, и Беззубик, казалось, потерял счёт времени. Больше ничего не имело значения, было лишь желание поддержать одного из своих в трудный момент. Ему показалось, что кто-то на него смотрит, поэтому он оглянулся. И действительно, фиолетовые глаза, принадлежавшие Луне, глядели прямо на него. Когда их взгляды пересеклись, никто из них не отвернулся и не моргнул. Сейчас, в этот хрупкий момент, в ее взгляде читалось нечто совершенно новое. Когда-то там проблескивало холодное, едва заметное осуждение и недоверие. Изменилась ли она на самом деле, или он просто видел то, что хотел? Он знал, что хочет там увидеть. Но вот чего хотела она сама, и сможет ли она принять его таким, какой он есть? В последние несколько дней они много общались, но ещё ни разу не заикались о том, что могут стать возможными партнерами. Он еще не спрашивал её открыто об этом столь важном вопросе, разжигавшем огонь его души. Возможно, он просто боялся получить ответ, который ему не понравится. Его внимание привлекло движение у входа в логово Молнии. Престарелая человеческая самка — Хэрфара — вышла из сарая и медленно пошла прочь, унося с собой ведро и меха, которые Иккинг захватил из ее дома. Следом за ней в дверях появился сам Иккинг. Он выглядел совершенно измотанным, а его одежда была заляпана тёмными пятнами, как будто он побывал в жестокой драке. О небеса, что случилось? Затем Иккинг взмахом лапки подозвал его к себе. Беззубик, Крылья-из-Льда и оба альфы медленно приблизились к сараю, и вокруг воцарилась тишина. Что же произошло? Не было слышно ни криков боли, ни воплей утраты. Беззубик заглянул внутрь и увидел Молнию, лежавшую на животе, а Охотящийся-в-Глубоких-Водах лежал рядом с ней, укрывая свою пару крылом. Иккинг медленно наклонился к ней и погладил её по голове. — Молния, — прошептал Иккинг, — покажешь им? Измотанная Молния сдвинула крыло в сторону, даже не открывая глаз и не шевелясь. Мурлыканье Беззубика тут же возобновилось, когда он заметил маленькую самочку, лежавшую у Молнии под боком и частично укрытую её хвостовыми элеронами. Он впервые увидел новорождённого детёныша, такого маленького и драгоценного. Её голова покоилась на передних лапках, а грудь и спинка поднимались и опускались с каждым вдохом. Её хвост был обёрнут вокруг крошечного тельца, обнажая такие же крошечные хвостовые элероны. Её уже вытерли или вылизали, и теперь она крепко спала. Единственное, что с ней было не так — это отсутствие крыльев, возможно, потому что они вырастут позже. Надо будет потом уточнить эту деталь у его матери. Крыло Молнии вернулось на место и скрыло спящего детеныша из виду. Охотящийся-в-Глубоких-Водах мурлыкнул, а затем недвусмысленно кивнул в сторону двери. Иккинг встал и вышел к ним на улицу. — Ну что? — тихо спросила Метель. — С ними всё хорошо. Никаких проблем не возникло, — прошептал Иккинг. — Отлично. Они уже дали детенышу имя? — продолжила она. Иккинг бросил взгляд на большое золотое логово, где не так давно проводилась церемония единения. — Да. Её зовут Охотящаяся-на-Золотой-Свет. Имя разнеслось по стае, вызвав одобрительное мурлыканье. Все, кроме Крыльев-из-Льда, который наверняка хотел увидеть нового детеныша своей сестры поближе, или просто побыть с ней рядом, начали расходиться, чтобы вернуться ко сну, зная теперь, что и мать, и детеныш здоровы. Беззубик остался с Иккингом и мягко подтолкнул его, задавая немой вопрос. — Даже не знаю, что сказать… — выдохнул Иккинг. — Звучало очень больно. — Так оно и было, но она была так счастлива, когда увидела своего детёныша. Иккинг взглянул на свои окровавленные меха. — На этот раз Хэрфара сделала всё самое сложное сама, но я думаю, что теперь знаю то, что нужно знать… если мне понадобится помогать кому-то ещё. Беззубик замурлыкал и присоединился к Иккингу, глядя вместе с ним на логово-сарай. Крылья-из-Льда сидел прямо перед дверью и заглядывал внутрь. — Я до сих пор не понимаю, почему ты так к этому относишься. Помогать матери и детенышу — это очень хорошо. — Согласна, — промурлыкала Луна, подойдя к ним. Они оба вздрогнули от неожиданности. — Луна, а ты что здесь делаешь? — спросил Иккинг. Она тихонько мурлыкнула, заглядывая в логово. — Я тоже хочу взглянуть на нечто прекрасное. Что-то, что и мне… хотелось бы увидеть… Беззубик с Иккингом переглянулись, затем посмотрели на неё. Спустя некоторое время она отошла к Загадке, сидевшей неподалёку. Иккинг пожал плечами и вытер лапки об одежду. — Ладно, я пойду отмоюсь и снова спать. Увидимся, приятель? — произнёс Иккинг. — Конечно. Увидимся на семейном камне. Иккинг ушел в ночь, оставив их одних. Беззубик снова повернулся к Луне и заметил, как та всё ещё смотрит на логово, хотя Загадка уже побежала в сторону стаи. Мурлыканье Луны было таким прекрасным и согревающим душевный огонь, но в то же время немного грустным. Ее опущенные уши были еще одним признаком внутреннего холода. Правильно ли он понимал, чего она хочет? Было немного неясно, что она хотела сказать всего несколькими взмахами крыльев ранее. Она хотела увидеть, как Иккинг помогает с новорожденным детенышем? Или иметь собственного? Он не знал точно, поэтому приблизился к ней. — Ну, что думаешь? — спросил он. — О чем? — О том, что только что произошло: о новом детеныше. Она проникновенно замурлыкала. — Я так рада, что с ней и её матерью всё хорошо. Молния и её партнёр заслужили это… после того, что было в прошлом. — А что произошло? — полюбопытствовал он. Луна фыркнула и покачала головой. — Не мне об этом говорить. Затем она повернулась и уставилась на темные равнины. — Я хочу поиграть утром. Было бы весело побегать по траве и по холмам. — Хочешь… я поиграю с тобой? — осторожно спросил Беззубик. Она рассмеялась и прыгнула мимо него, нежно шлёпнув его хвостом по морде. — И за что это? — рявкнул он. Снова этот прекрасный смех. — За то, что ты себя за хвост кусаешь! Конечно я хочу, чтобы ты со мной поиграл! Затем Луна прыгнула в небо и заскользила к склону, где отдыхала стая. Ему так хотелось прыгнуть за ней и полететь следом. Погнаться за ней в небесах, при лунном свете, и… Беззубик всё ещё думал об этом полёте, пока в одиночестве шёл обратно к скале, где были остальные члены его семьи. Он долго не мог уснуть даже после того, как Иккинг вернулся после умывания и лег под его крыло. Хор голосов всей стаи, мурлыкавшей с целью поддержать одного из своих, давно растворился в ночи, однако не исчез из памяти. Но то очень короткое время, которое он провел наедине с Луной, было для него гораздо важнее, чем церемония поддержки. Она только что продемонстрировала ему некоторое желание, особый интерес сблизиться с ним во время игры. Это было то, что Прыгающая-в-Огонь никогда не проявляла к нему, во всяком случае, без намеренной просьбы. Из-за предвкушения встречи с Луной и бури эмоций от появления нового детеныша ему было очень трудно снова заснуть.

***

Когда он проснулся на рассвете, Луна его уже ждала. Он поднялся на лапы, отошел от братьев и сладко потянулся на прохладном утреннем воздухе и мягком ветру. Без лишних слов он последовал за ней к стене Эдораса, запрыгнул на нее и выскользнул наружу, на равнину. Луна пошла рядом с ним и мотнула головой в сторону дальнего склона, где, как он знал, течет небольшой ручей. Беззубик последовал за ней, не говоря ни слова, пока они шли по высокой траве, покрытой утренней росой. Воздух был наполнен приятной прохладой. Беззубик знал, что его мысли начинают витать в облаках просто из-за того, что он находится рядом с ней. Было ли это то же самое, что чувствовал его отец, находясь рядом с матерью, прежде чем они стали парой? Они спустились по склону, на котором росло несколько небольших кустарников, а затем выбрались на песчаный берег ручья. Здесь было так тихо и спокойно. Луна наклонилась к ручью, чтобы попить чистой воды, а он был совершенно не прочь поглазеть на неё в этот момент. Она такая красивая… Затем она подняла голову и повернулась к нему, стряхнув воду с мордочки. Она села и уставилась на него, приподняв уши и тихо мурлыча. Вот только он понятия не имел, что делать дальше. Прыгнуть на неё и прижать её к земле? Закрутиться вокруг неё в танце? Попросить её стать его парой, если она не прочь принять его? Ни в одном из этих вариантов полёта не было. Он уже один раз поддался рвению с Прыгающей-в-Огонь, и этот жизненный урок он слишком хорошо усвоил. Но в то же время он понимал, что должен показать ей свой интерес и дать ей понять, что она ему небезразлична. И раз уж она попросила его поиграть с ней этим утром, значит так он и поступит! Он бросился вперёд и легонько укусил ее за хвост, который она тут же отдёрнула. Ее уши поднялись ещё выше, когда она снова повернулась к нему. — И что это было? — мурлыкнула она. — Как что? Ты никогда раньше не играла? — рявкнул он. — Конечно! Играла! Когда-то… Он мельком вспомнил, что говорил Дыхание-Неба: Луна часто играет с детенышами, но не со взрослыми. — Так почему бы не поиграть сейчас? Луна отвела взгляд и не ответила сразу. Неужели её что-то расстроило или оскорбило? Но тут она снова взглянула на него, по-доброму зарычала и пригнулась к земле, покачивая хвостом. Она была готова поиграть. Хорошо. — Беги! — крикнула она и прыгнула в его сторону. О небеса! Беззубик развернулся и бросился наутёк, а она погналась за его его хвостом, бегая и прыгая по траве, вверх и вниз по холмам. Но как бы весело ни было убегать от неё, гоняться за ней было бы куда приятнее! Поэтому он запрыгнул на большой валун, оттолкнулся от него и развернулся, внезапно погнавшись за ней. Луна взвизгнула от неожиданности и тут же принялась убегать. Погоня за ней согревала душу. С Прыгающей-в-Огонь он тоже так делал, но с ней всё было по другому… и вообще не то чувство. Она не хотела искренне с ним играть. А вот Луна хотела, но хотела ли она чего-то большего? Играть — это хорошо, но… это не поможет ему понять, способны ли они вместе лететь по ветрам жизни. Они достигли дна долины, в которой находился небольшой ручей с песчаным берегом. Луна перепрыгнула через ручей, а затем повернулась к нему лицом, когда он остановился на противоположном берегу. — Не поймаешь! — рявкнула она. Беззубик закатил глаза. — Я просто дал тебе убежать! Если бы я действительно пытался тебя поймать… я бы это сделал! Она фыркнула и свободно рассмеялась. Слушать ее дразнящий смех было приятно. Но могут ли они сделать что-то еще? Поиграть с ней в более грубые игры, например, в шуточную драку, было бы очень весело, но… ей это может не понравиться. Такая игра хороша только для пары или кого-то вроде пары, поскольку она легко может перерасти в… нечто большее. Лучше заняться чем-нибудь другим, что поможет ему продемонстрировать ей свои желания и позволит ей прочувствовать его душевный огонь. Что бы такого сделать? Тут он заметил небольшую ветку. А на берегу ручья было много песка. И была одна вещь, которую она наверняка никогда раньше не видела! Придумал! Он отвернулся от неё, подскочил к ветке и схватил ее челюстями, принеся затем обратно. У Луны был слегка растерянный вид, но в то же время ей было интересно, что он задумал. Беззубик приступил к работе, осторожно водя палкой по песку. Его хвост разглаживал отпечатки лап, куда бы он ни наступил. Разворот. Мурлыканье. Прямые и изогнутые линии. Пара точек. Танец созидания и воплощения в бытие. Готово! Он отпрянул от своего творения, выбросил палку и сел на песок, гордо подняв голову и расправив плечи. Луна уставилась на изображение; её челюсть отвисла, а глаза были широко раскрыты от изумления. В изображении на песке отчётливо проглядывали голова, уши, глаза и крылья Дневной Фурии. Его умение рисовать сильно возросло с тех давних пор, когда Иккинг впервые показал ему, как создавать изображения на земле. Но поняла ли она, что он хотел до неё донести? Однажды Иккинг сказал, что картина может стоить тысячи слов, а слов у него было очень много. — Пламя-Звезды? — прошептала она. — Луна… — Что это значит? — Это ты, — мурлыкнул Беззубик. Луна отвела взгляд и тоже замурлыкала в ответ, не шевеля даже хвостом. — Я не это имела в виду. — Ты знаешь, что это значит. Я хочу тебя. Она взглянула на него, а затем снова уставилась на картинку. — Я так и думала, — тихо произнесла она. Он осторожно приблизился к ней и сел рядом, с удовольствием отметив для себя, что она даже не попыталась отодвинуться. — Да, именно так. Ты красивая, у тебя крайне сильный душевный огонь, ты очень добра к своей родне. То, что ты сделала для Загадки все те зимы назад… это просто невероятно. Луна замурлыкала и опустила взгляд на его лапы. — И ты тоже храбрый, сильный, знаешь о людях больше, чем я. Твой душевный огонь тоже очень ярко и тепло горит. Она снова взглянула на картинку и вздохнула. — Я не знаю… — Чего? — прошептал Беззубик. Луна отошла в сторону, расправила крылья и прыгнула в небо, взмыв над склоном. Затем она приземлилась на вершине холма. Он поднялся на лапы и начал прыжками подниматься по склону за ней. Ну и что, что он не может летать! Он достиг вершины склона, где Луна его ждала. Когда он подошёл к ней, она сидела, обернув хвост вокруг передних лап. — Чего ты не знаешь? — спросил он снова. Она уставилась в сторону Эдораса на несколько взмахов крыльев, ничего не говоря. — Жизнь так запутанна. Все могло бы быть совершенно иначе. Он не совсем понимал, что она имела в виду, но, возможно, она хотела более четко услышать от него, чего он хочет. — Луна? — Что ты хочешь, чтобы я сказала? — прошептала она. — Что ты будешь моей жизненной парой. Я этого хочу. Она замурлыкала и опустила голову. — Я тоже этого хочу. Ты этого хочешь. Но что насчет… полета? — А что с ним? — поморщился Беззубик. Луна вздохнула. — Мы ведь уже говорили об этом. Я не позволю Иккингу помочь тебе… сделать это для меня, для нас обоих. Что, если тебе нужно будет полететь, чтобы помочь мне и детенышу, а Иккинга не будет? Простишь ли ты себя, когда с нами что-то случится? Беззубик едва подавил рык гнева и отчаяния. Эта грызущая проблема всё никак не оставит его в покое! — Что если ничего подобного не произойдёт? Мирная жизнь с людьми намного безопаснее. Что если я смогу быть хорошим партнёром и отцом, даже если не смогу летать самостоятельно? — попытался убедить её Беззубик. Луна стукнула хвостом по земле. — Может быть, — признала она, — но мне всё ещё трудно в это поверить. Это сильно отличается от наших церемоний и обычаев. — Но жизнь вместе с людьми сильно изменит всё к лучшему. Нам больше никогда не придётся голодать из-за неудачной охоты или холодной погоды. Она взглянула в сторону гор. — Да, в совместной жизни есть тепло. Я это понимаю. Но что если они не всегда будут с нами? Что если мир не продержится долго? Беззубик не очень хотел думать о такой возможности. У стаи не было причин когда-либо покидать мир людей, эльфов и всех остальных. — У нас… всё равно будет стая. Все будут немного больше помогать с охотой, а я буду больше помогать с детёнышами. Ты могла бы летать и охотиться вместо меня. — Верно, но что если стая тоже распадется? Что если останемся только ты и я, сами по себе в каком-нибудь далёком краю? Как ты будешь нас обеспечивать, если я вдруг не смогу? Беззубик не смог найти ответ на этот вопрос. Она была права в том, что он… не такой, как другие самцы Ночных Фурий. Несмотря на это, ее вопросы сильно задевали его за живое, как будто она… старается отвергнуть даже саму возможность того, что они могут быть вместе… и это после того, как она призналась, что тоже хочет быть с ним! — Ты… пытаешься найти причины отказать мне? — вздохнул Беззубик, отводя от нее взгляд. Луна заскулила и отошла от него. — Пламя-Звезды, я не говорю тебе «нет», но мне… нужно время подумать. Она широко раскинула свои белые крылья и взмыла в небо. Он должен был погнаться за ней! Он не мог позволить ей сбежать! Погоня за ней покажет ей, насколько она для него важна! Поэтому он помчался за ней, набирая высоту и отчаянно стремясь за ней в небо. Так близко и так далеко. Но его полет был испорчен, как и любой другой в нынешних обстоятельствах. Ложный элерон не был живым и не мог ответить на его желания, пока он изо всех сил пытался выровнять свой планирующий полёт, а она свободно поднималась к облакам. Беззубик рухнул на землю и перекатился через хвост, остановившись в высокой траве. Он быстро поднялся и посмотрел вслед её улетающей фигуре, издав слабый вой тоски. Внешне всё было в порядке. Его крылья, лапы и хвост не пострадали от такого небольшого падения. Но огонь его души был так холоден. Он не мог на неё злиться. Её страхи нельзя было назвать полностью безосновательными. К тому же Луна не выразила полный и непреложный отказ. Она допустила, что может изменить свое мнение в будущем. Она и так сильно изменилась за все те лунные циклы, которые он и Иккинг были с ней знакомы. Он может и будет ждать её. Она того стоит. Но пока что он лежал в одиночестве среди высокой покачивающейся травы и скулил от холода внутри своего душевного огня. Этот холод был вызван не только отсутствием пары. Конечно, жизнь стала бы намного теплее, если бы пара у него была. Вот только он ничего не мог поделать с этой проблемой. Наверное, Прыгающая-в-Огонь была права на его счёт, когда сказала, что ни одна другая самка не сделает для него того, что сделала она. Вполне возможно, что он вообще никому не будет нужен. Никогда раньше ужасная правда не была столь очевидной: он — неполноценный дракон.

***

Иккинг стоял на склоне Золотого Зала, откуда ему открывался великолепный вид на окружающую местность и восходящее солнце. Он не спал с тех самых пор, как услышал, как ранним утром Беззубик и Луна куда-то убежали вместе. Две Фурии теперь находились на отдалённом холме за стенами Эдораса. Они явно играли, гоняясь друг за другом, будто юнцы… как иногда делали Ветрорез и Снежинка. Конечно, это не его дело, чем там занимается его лучший друг, но ему всё равно было любопытно, поскольку это повлияет и на его жизнь в том числе. Две Фурии начали проводить много времени вместе и уже более открыто говорили о том, чего они хотят от жизни. Глядя на то, как они сближаются, Иккинг немного беспокоился. Возможно, просто из-за того, что это перемены, а перемены никогда никому не давались легко. Ему также казалось, что Беззубик чересчур сильно увлекается женщинами. Сначала его похождения с Прыгающей-в-Огонь, а теперь его интерес к Луне? Да что с ним не так? В жизни есть и другие вещи! Когда-то он попросил Танцующую-в-Небесах и Дальнего-Полёта объяснить ему, как у Ночных Фурий принято ухаживать друг за другом, и они рассказали о своих обычаях. Луна, по всей видимости, переняла многие обычаи стаи для себя, поскольку Дневные и Ночные Фурии были похожи в этой части жизни. Ничего необычного в них парень для себя не нашёл. Оба вида пытались найти спутника жизни, когда достигали совершеннолетия, и это желание было довольно сильным… в чём не сильно отличались от людей. Так что… желание Беззубика было вполне нормальным и естественным, а теперь еще и усилилось из-за того, что теперь он стал частью стаи, в которой было много в целом счастливых семей. Иккинг заметил, что теперь Беззубик и Луна явно разговаривали о чём-то серьёзном, поскольку сидели лицом к лицу и ни один из них не двигался с места. Он очень уважал Луну за то, что она столько пережила в своей жизни и все равно справилась. У всех были свои проблемы, и она не была исключением. Более того, он помог ей выяснить одну из коренных причин того, что ее беспокоило. После той праздничной ночи она стала намного счастливее и спокойнее. Единственной постоянной проблемой для них было то, что она, похоже, не могла по-настоящему принять Беззубика только потому, что он был приземлён. И эта неспособность принять Беззубика таким, какой он есть, расстраивала парня, но при всём при том это было вполне понятно с ее стороны. Было совершенно справедливо желать партнера, способного обеспечивать, защищать и вносить равный вклад в отношения. Был ли Беззубик на это способен? Вполне. Луне просто нужно было лучше понять и принять новый мир, в котором они теперь живут. В том, что они всё ещё не вместе, виновата была только она. Его мысли вернулись ко всему, что произошло прошлой ночью, когда он исполнял роль повитухи для Молнии, как бы странно это ни звучало. Он всё ещё не мог поверить, что ему пришлось этим заниматься, но факты есть факты. Он держал в руках извивающуюся, заляпанную кровью и прочей жидкостью новорожденную Охотящуюся-на-Золотой-Свет. После того, как он помог вымыть детёныша, ему наконец удалось отдать её уставшей матери. Даже когда парень привёл себя порядок, он так и не смог снова заснуть, из-за чего даже сейчас, после пробуждения, он всё ещё чувствовал себя вымотанным. Чем больше времени пройдет, прежде чем его снова попросят сделать нечто подобное… тем лучше. Но всё же… это был способ помочь сохранить жизнь, долг, к которому он… мог бы привыкнуть, если это так необходимо. Его размышления были прерваны, когда Луна поднялась в небо. Беззубик прыгнул следом и попытался полететь за ней. — Ну же, приятель… ты ведь знаешь, что у тебя не… Беззубик ожидаемо не удержался в небе и с едва слышным грохотом упал на землю. Дракон тут же вскочил на лапы и принялся смотреть ей вслед, пока она улетала в облака. Иккинг отвернулся, будто его ударили ножом в его собственное сердце. Как будто отвергли не только его лучшего друга, но и самого парня. Но почему ему было так больно? Это ведь не с ним произошло. Места себе не находя, Иккинг покинул уступ и направился к Золотому Залу. На завтрак должны были быть суп и овсянка, но когда он добрался до Зала, то понял, что не хочет есть. Вместо этого он принялся бесцельно бродить по городу, погруженный в свои беспокойные мысли. В одиночестве он забрёл в ту часть Эдораса, где жила и работала большая часть простого народа, как минимум те, у кого было занятие внутри городских стен. Он прошёл мимо конюшен, где жители Эдораса иногда держали своих лошадей. Иногда, потому что вокруг Эдораса свободно бегали и паслись целые табуны; их никто не держал в неволе, ибо рохиррим уважали их и доверяли им. Над головой промелькнула тень. Иккинг поднял руку, чтобы заслонить солнце, и увидел кого-то из своих товарищей по стае, скользящего по утреннем ветру, что веял над равниной. Кто-то рано начал свой день. Спустя некоторое время, проведённое в праздном, бесцельном брождении, парень оказался внутри отведенной для него кузницы. Кузница всегда была для него одним из самых безопасных мест, приятным и знакомым… где он мог делать что-то значимое и приносить пользу другим. Все материалы, которые он собрал, чтобы приступить к работе над своим лётным костюмом, всё ещё были на месте: кожа, ремни, стальные шарики, сочленения, веревки — все, что нужно, лежало на столе. У него было всё необходимое для изготовления костюма, поэтому он взял рулон кожи и решил приступить к работе. В прошлом занятия ремеслом всегда помогали ему, когда он чувствовал себя не очень. Но в этот раз его что-то остановило. Он просто держал кожу, смотрел на нее и не мог начать. Его мысли замерли, сосредоточившись на… чём-то. Почему он чувствовал такую слабость, почему его руки задрожали, когда он оперся на стол? — Боги, да что со мной не так? Это было связано с Беззубиком, без всякого сомнения. В частности с тем, что тот был приземлён. Но ведь в этом печальном факте не было ничего нового. Он уже многократно извинился за ту старую травму, и Беззубик каждый раз говорил ему, что он не в обиде. Парню не хватило воздуха, поэтому он глубоко вздохнул. По земле потянуло холодом? Да вроде нет, утро было не таким уж и холодным. «Твой… др-р-руг… удер-р-рживает тебя пр-р-рямо с-с-сейчас. Ты для него лишь инс-с-струмент.» Старые слова, сказанные злобным ледяным драконом, выползли из глубин памяти. «Вещь, котор-р-рой он пользуется, чтобы быть с-с-сильнее и чувс-с-ствовать с-с-себя в безопас-с-сности.» — Нет… Эти лживые, мерзкие и жестокие слова были сказаны лишь с целью рассорить и разлучить их с Беззубиком! К чему о них думать? Просто оставь всё так, как оно есть, не вылезая из своей безопасной зоны. Просто займись лётным костюмом и забудь об этом. В словах Ворунтурта нет никакой правды, которую ему нужно понять и принять. Он уже знает все, что ему нужно знать о своей жизни! Или нет? Казалось, от него ускользает какая-то важная истина… или он не пытается её поймать. Его всегда интересовало, как всё устроено, и именно поэтому он так преуспел в кузнечном ремесле и изобретательском деле. Всегда нужно учиться новому, чтобы выявлять дефекты или недоработки в механизмах или инструментах. Что это за шёпот в его голове и сердце? Голос совести? Почему этот шёпот наталкивал его на эти воспоминания таким же образом, как тогда, когда ему необъяснимым образом захотелось взглянуть в глаза сбитой Ночной Фурии, прежде чем убить её? Тогда он в них посмотрел и осознал кое-что очень важное. Он понял, что он не тот, кем себя считает, и что Ночная Фурия оказалась не такой, как он думал. Вместе эти две истины изменили его жизнь к лучшему настолько, насколько он даже не мог себе представить. А сейчас происходит что-то другое? Наверное, нет. Критическое переосмысление прошлого, в полном отрыве от чувств, совсем недавно помогло кое-кому узнать важную истину. Поэтому он тоже более тщательно задумался о своей жизни, стараясь ничего не скрывать от самого себя. До Беззубика, в своей жизни викинга на Олухе, он был никем. Он был бесполезным растяпой, неспособным стать тем, каким его хотели видеть. В нём не было того, что было нужно, чтобы по-настоящему стать одним из них. Однако он всегда был упрям, как и они, и это упрямство исходило из его характера. Он не из тех, кто сдаётся. Однако, несмотря на то, как часто жители Олуха шутили по поводу их знаменитого упрямства, сама по себе сила воли была бессмысленна. Идеи нуждались в средствах для воплощения в жизнь. Сам по себе он не был сильным, во всяком случае, по сравнению со всеми остальными на Олухе. Поэтому ему казалось, что он почти бессилен без Беззубика. Как будто без Беззубика он никто. Это было больно признавать, но такова правда… и всё же не совсем. Знакомство с Беззубиком дало ему способ и силы изменить мир к лучшему, а также нивелировать его собственные слабости и ограничения. Было… приятно регулировать положение хвостового элерона… и управлять полетом дракона, будто своим собственным. «Просто я вижу его покалеченный хвост и… хочу, чтобы всё было иначе». Луне хотелось, чтобы все было иначе. Беззубик был его крыльями. Его собственными крыльями. «Вы можете вылечить мой хвост?» Беззубику хотелось, чтобы все было иначе. И ничьими больше. Даже не самого Беззубика. В его памяти мелькнули глаза, сверкнувшие звёздным светом, когда несколько месяцев назад Галадриэль уходила от волшебного зеркала. «Иккинг Хэддок, ты должен научиться доверять ему и самому себе…» Иккинг уронил рулон кожи и отошел от стола, полностью ошарашенный истиной, которая только что обрушилась на него и развеяла его слепоту. Насколько легко было сделать это раньше? Он ведь уже несколько месяцев знает, что сможет сделать это для Беззубика, но всё это время избегая даже думать об этом. Он мог бы вернуть Беззубику его полёт ещё когда они жили в Шире или в Ривенделле. Там было достаточно материалов и имелись кузницы, которыми он мог бы воспользоваться. Для того, чтобы сделать автоматический хвостовой элерон. Теперь всё стало так ясно. Какая-то его часть хотела удерживать Беззубика при себе и не давать ему возможность летать самостоятельно. Вернуть Фурии свободу означало бы отказаться от контроля. Это означало бы предоставить Беззубику полный контроль над собственной жизнью. Это был бы акт доверия. То, что он был нужен Беззубику для полета, заставило того быть привязанным к нему, тем самым ограничивая потенциал дракона. Это заставило их дружбу частично основываться на нужде и полезности, а не на истинном уважении и любви. Неспособность Беззубика летать не позволяла ему быть с Луной. Сейчас его приземлённость была, пожалуй, единственным препятствием для них обоих. Сколько раз Беззубик закатывал глаза или фыркал от шутливого недовольства, когда просил его слетать с ним куда-нибудь, чтобы просто справить нужду или попить воды? «А что нас-с-счёт твоего хозяина?» Ворунтурт, этот злобный и проницательный ледяной дракон, был прав. То, что он оставлял Беззубика приземлённым, было способом удерживать его при себе, как это сделал бы настоящий дракон Средиземья со своим сокровищем. Иккинг упал на колени, закрыл глаза и заплакал, ни о чём не думая и не ощущая ничего, кроме стыда, поскольку его собственные мотивы наконец-то всплыли на поверхность. Каким же ужасным другом он был, если так ограничивал жизнь своего лучшего друга ради личной выгоды. Нет, это была даже не выгода; это была просто мелочность и жадность. Отчего это всё? Как он смог так ошибиться? В какой момент Беззубик стал для него тем, кого ему нужно было держать при себе? Почему он так беспокоился о том, что другие люди будут использовать Фурий или захотят летать с ними по недостойным причинам? Может, потому что он видел в них часть самого себя и поэтому осуждал эту часть в своих словах? Потому что он увидел в других людях свои собственные проблемы, а затем поспешил обвинить их… из неосознанного стыда или лицемерия? Наконец, слабый и усталый, парень вытер рукавом щёки, успокоил дыхание и поднялся на нетвердые ноги. Иккинг ухватился за виски и постарался изгнать все мысли из головы, но это ему ничуть не удалось. Он взглянул на стол и сразу понял очевидную вещь: всё, что ему нужно, уже лежало прямо на столе. Он уже сейчас знал, как можно сделать автоматический элерон: конструкция будет представлять собой простую модификацию исходного хвостового элерона. В ней не будет никаких верёвок и тросиков, идущих от ножной педали к хвостовому плавнику. Шестерни, рычаги и шкивы будут реагировать на малейшие изменения в положении живого элерона. Вероятно, он сможет закончить первый прототип автоматического хвостового элерона к концу этого дня, если будет работать не покладая рук и без остановки. Конечно, такой полёт тоже будет несовершенен. Ничто из того, что он мог бы смастерить, никогда не сможет в точности воспроизвести естественный хвостовой элерон, с которым Беззубик родился и который потерял. Но это даст Беззубику свободу летать самостоятельно и приходить и уходить, когда он пожелает. Беззубик заслужил как минимум это. Воистину, Беззубик не заслуживал такого друга. Нет, Фурия заслуживала гораздо большего. — Я… мне так… так жаль. Хотел бы я… быть для тебя более достойным другом, приятель… Иккинг моргнул, поморщившись от собственных слов. — Приятель. Приятель? О боги… Неужели он всегда разговаривал с ним вот так, свысока… как с конем или ездовым животным? Некоторые рохиррим иногда называли своих лошадей этим уменьшительно-ласкательным словом. Возможно, поначалу называть Беззубика «приятелем» было нормально, но теперь это было слегка унизительно. Еще один маленький пример того, что он не уважал Беззубика так, как следовало бы. Парень выдохнул, закрыл глаза и прислушался к случайным звукам деятельности других людей снаружи кузницы. В начале дня все занимались своими делами. Кто-то толкал телеги, вёл коров или лошадей на пастбище, работал по металлу в других кузницах, переносил всякую всячину... «Только тебе решать, что делать с временем, отмеренным тебе…» Слова Гэндальфа, сказанные Беззубику после Хельмовой Пади, больше всего отдавались эхом в его мыслях. Он знал, что так сильно налажал из-за простого страха и недоверия к Беззубику и к самому себя. Сидя здесь, в кузнице, ругая себя и страдая от того, каким ужасным и невежественным он был, он ничего не изменит и не решит проблему Беззубика. Так что же он решит делать? Чтобы вернуть доверие к себе самому и простить себя за такое предательство, конечно, потребуется время... но вот вернуть Беззубику его полёт он может уже сейчас, если только решится. Иккинг сделал очень глубокий вдох, чтобы успокоиться, и оглядел кузницу. Стыд, сожаления, осознание своих провалов — всё это может подождать, и подождёт. Он обязан будет извиниться перед Беззубиком за всё, вне зависимости от того, как раскрытие этой правды повлияет на их дружбу, но сейчас у него есть важное дело. Он разжёг огонь в печи, а затем схватил нож и кожу. Все остальные припасы были лихорадочно раскиданы на столе, и он начал наводить порядок. В чертежах на бумаге нет необходимости: он и так уже знает всё наизусть. Ничто другое сейчас не имело значения. Ни отдых, ни еда, ни Братство, ни даже война против Саурона. Изготовление автоматического элерона может занять весь день, но он не остановится, пока не завершит начатое. Он исправит свою ошибку, и тогда... Беззубик снова будет свободен.