Setsuzoku

      Мегуми проснулся первым, как птицы запели за окном. Он кое-как дотянулся до телефона через Хиёри, выключил будильник до того, как тот зазвонил, и сонно нашарил футболку, запутавшуюся где-то в одеяло. Сентябрь, а листва зелёная, точно лето не кончалось. Мегуми сидел на кровати, смотрел, как Хиёри мирно спала, не сдвинувшись со своей половины. Вот уж никакие запреты не могут воспрепятствовать тому, чтобы они оставались на ночь в чужой комнате, в другом общежитии. И, если подумать, как их накажут за такое? Всё, что не исключение из техникума, в расчёт даже брать не стоит. — Который час? — промычала Хиёри, переворачиваясь на другой бок. — Полвосьмого.       Хиёри впитала ответ, засопела снова будто бы, а затем распахнула глаза и резко села. Волосы растрёпаны, на щеке след от подушки. — Что? — Мегуми приподнял бровь. — Итадори рано встаёт! — воскликнула Хиёри и откинула одеяло, ступая на холодный пол. — Не хочу с ним пересекаться. — Думаешь, он кому-то скажет? — Мегуми оставался спокоен, не понимая, в чём дело. — Лишнего надумает, — ответила Хиёри, быстро поцеловала его в щёку и поднялась.       Лишнего? Тут лишнего не надумать, всё кристально ясно. Но её переживания Мегуми пусть и не разделял в полной мере, но понимал и принимал, поэтому закрыл за ней дверь и не успел отойти, как услышал крики. — О, Кодзуки-чан, — Итадори как раз свернул за угол, выходя к их с Фушигуро комнатам. Он шёл, вытирая полотенцем волосы. — Доброе утро. — Не смотри! — воскликнула Кодзуки. — Я голая! — Так ты в одежде, — глупо заметил Итадори, а сам закрыл глаза. Попросили же.       Кодзуки мысленно поблагодарила его за тактичность и скользнула мимо, торопясь к себе в общежитие. Итадори преспокойно пошёл дальше и расплылся в широкой и довольной улыбке, точно кот, когда показался Фушигуро. Улыбался недолго, ребром ладони прилетело по затылку. Опять. — Я же ничего даже не сказал! — возмутился Итадори, прижимая край полотенца к ушибу. — Для профилактики, — сухо отозвался Фушигуро. — Да мы с Кугисаки раньше вас поняли, что вы встречаетесь, — пробурчал Итадори и прошёл к своей к двери, дёрнул за ручку, но затормозил. — Выспался? — он спрятался в комнате прежде, чем в нём прожгли дыру.       И на самом деле выспался, до чего поразительно чистой была голова с утра.       В кабинет директора нагрянуло ласковое утреннее солнце, первый день октября. К блокноту с ручкой на стол поставили пустую чашку из-под рамена, рядом бросили палочки с налипшими специями. Томоя потянулся до хруста в спине и закинул ноги на столик, вынимая из смятой пачки сигарету. Он зажал её в зубах, зажигалкой чиркнул и расслабленно откинулся на спинку дивана. Табачный дым во рту катал, выдыхал и снова затягивался долго, смакуя. Дверь открылась, послышался вздох недовольный. — Не кури в моём кабинете, — попросил Масамичи, проходя к столу. — Ты мне обещание дал, — усмехнулся Томоя, теребя фильтр двумя пальцами, — когда станешь директором, разрешишь курить, где я захочу. — Ты положением-то не пользуйся, — ровно сказал Масамичи и широко раскрыл окно, впуская уличный воздух, свежую утреннюю прохладу. — Да было бы чем пользоваться, — Томоя махнул рукой и сделал ещё одну затяжку. — А-ах, благодать. Пятиминутный рамен и сигарета. Прям студенческие годы вспомнились. — Ты никогда этот рамен не любил, — заметил Масамичи, и что-то на его лице незаметно дрогнуло. — А? Серьёзно? — почти удивился Томоя и стряхнул пепел в стаканчик из-под рамена. — А зря.       Запрокинув голову, он сидел и смотрел в потолок, пока сигарета дотлевала в руке. Масамичи пару раз окликнул его, но ответа не получил. Пожара ещё не хватало. Пришлось отвлечься от бумаг и потушить окурок в остатках бульона. Тот с тихим шипением потух, оставив в воздухе слабый запах табака и специй. Томоя даже не двинулся, не сразу сморгнул пустой взгляд и вытер кровь, побежавшую из носа. Он неопределённо посмотрел на ладонь, небрежно вытер о штанину и вздохнул. — С тобой что? — спросил Масамичи, вернувшись к работе. — Приход словил, — вяло улыбнулся Томоя. — От чего?       Томоя натянул перчатки без пальцев на руки, пряча серые пятна на коже, и вновь откинулся на спинку дивана. — Я Томоя, потому что Отогири? — спросил он бесцветным голосом. — Или Отогири, потому что Томоя?       Масамичи глянул на него сквозь очки, на мгновение стиснул зубы, а затем покрепче взял карандаш. — Ты обнюхался? — Не, я чист, — поспешил оправдаться Томоя. — Слыш, а почему меня считают за поехавшего, когда у тебя единственный сын — проклятая кукла? — Твой племянник Панда, — кивнул Масамичи, — как ты живёшь с этой мыслью? — Тогда и Хиёри моя племянница, — заметил Томоя и закинул руки на спинку дивана. — Ну и семейка, — протянул он, ухмыляясь. — Это я о Хиёри.       На импровизированную волейбольную площадку Кодзуки выходила с горло поднятой головой и мячом под боком. Улыбка тут же исчезла с её лица, когда Инумаки забрал мяч, а Панда навесил свисток ей на шею. Итадори и Фушигуро обсуждали с Кугисаки тактику, пока Маки разминалась на другой стороне сетки. Кроны деревьев закачались от ветра, пара листьев нехотя сорвались и взмыли в воздух. — Это как понимать?! — воскликнула Кодзуки. — Мы будем трое на трое, — Панда сложил лапы у груди, прося прощения, — а ты судья. — Я же толком правил не знаю, — она большими глазами, молящими, уставилась на семпая. — Главное очки считай, — Панда похлопал её по плечам огромными лапами и тут же слинял на поле. — Лосось, — Инумаки показал палец вверх и поспешил уйти прежде, чем Кодзуки одарила его печальным взглядом.       Недолго Кодзуки мирилась с участью, почти сразу подошла к табличке с четырьмя нулями и с напускной обидой шаркнула ногой. Итадори крикнул ей что-то ободряющее, но игра началась так быстро, что первогодки не ожидали резкого натиска второгодок. Мяч отскочил от земли, счёт открылся. Кодзуки свистнула, давая сигнал к следующей подаче. В небольшой команде Фушигуро взял на себя роль связующего, пока Кугисаки и Итадори менялись между защитой и нападением. Второгодки без всякой тактики держали лидерство. — Панда, ты нарушаешь баланс! — крикнула Кодзуки. — Ты за двоих играешь! — Неправда! — возразила Маки. — Всё честно. — Да я им покажу, — Кугисаки загорелась, последний мяч они пропустили из-за неё. — Ужас, — Итадори поёжился от её устрашающей ауры.       На первое очко первокурсников Кодзуки сжала кулак и воспылала. — Так держать! — поддерживала она, наконец сменяя счёт товарищей. — А когда Оккоцу вернётся? — Сушёный тунец, — ответил Инумаки и принял подачу. — А вы разве не общаетесь? — Маки дала пас Панде.       Панда с лёгкостью отбил мяч, но Итадори не дал забить, Фушигуро сделал сброс за сетку второгодок. Маки не успела подхватить неожиданный мяч. Кодзуки самодовольно подняла голову и перекинула цифру на счету с лицом, мол, это мои ребята. — Ну, он мне ничего не говорил про возвращение, — Кодзуки скучающе потянулась. — Думала, вам сказал. — Нет, мы тоже не знаем, — ответил Панда. — Кодзуки, спишь! — крикнула Кугисаки.       Ойкнув, Кодзуки обхватила губами свисток и дала сигнал к подаче. Их общение с Оккоцу можно с натяжкой назвать «общением». Он отвечает редко, почти всегда односложно, только про Африку и тамошних шаманов немного рассказал, чтобы удовлетворить любопытство Кодзуки. Либо Оккоцу готовит им всем большой сюрприз, либо на самом деле не знает, когда вернётся. Хотя бы в Африке есть интернет, пусть и плохой, пусть и не везде, но есть. Кодзуки надеялась, что и её когда-нибудь отправят в заграничную командировку. И в этих мечтах она чуть не забыла изменить счёт в пользу второгодок.       Начало октября протекало размеренно — учёба, тренировки и ещё раз учёба. Генкоку больше появлялась в техникуме, её и в городе не бывало. Редкие задания ничем не отличались друг от друга. Рутина, работа и между делом посиделки с друзьями. Неужто затишье перед бурей? Но Кугисаки была уверена, что они всего-навсего разучились отдыхать после того, что случилось. И сравнивать им было не с кем — стал ли Сукуна таким резонансом для магического мира или маги всегда были на грани выживания?       В выходной день Хиёри готовилась к предстоящим тестам и читала материал вслух, пока Мегуми сидел за столом и слушал вполуха, в очередной раз пролистывая информацию о людях, которых когда-либо проклинали. Известных случаев описано мало, никто не контролирует это. И потому Мегуми ещё раз убедился, что раз у него есть шанс помочь Хиёри повлиять на министерство, он обязан им пользоваться. Может, Итадори будет место в будущем устройстве магов. — Мегумин, — протянула Хиёри и растянулась на кровати. — Что ещё за «Мегумин»? — он приподнял бровь и посмотрел на неё, откинувшись на спинку стула. — Новый этап наших отношений, — она хихикнула и перевернулась на спину, поднимая руки. — А как ты кроликов призываешь?       Мегуми помедлил и поднял руки, складывая их. Хиёри прищурилась и попыталась повторить — одна ладонью вниз, вторая ладонью вверх и соединить указательные пальцы. — Вот так? — неуверенно спросила она, понимая, что её жест совсем не похож на тот, который нужен. — Ну, — Мегуми присмотрелся, — почти, — он кивнул, хоть и хотел сказать, что это и близко не то. — Да как? — Хиёри взвыла и надула губы, пытаясь совладать с непослушными пальцами. — Не получается, — она вздохнула и скрестила руки на груди.       Мегуми хмыкнул и, призвав одного кролика, вновь отвернулся к столу. Хиёри улыбнулась и обняла ушастого шикигами, ложась набок. Не домашние питомцы, не друзья, но до чего прелестные создания. Хотя по гончим Хиёри порой скучала. Вот уж ни к чему и ни к кому привязываться нельзя. — Сержант пушистые лапки, — прошептала Хиёри и уткнулась носом в его белую макушку, — кажется, он меня терпит. — У них нет «нравится» или «не нравится», — Мегуми покрутил карандаш и поставил точку в тексте, — у них есть цель призыва и всё. — Я их слишком одухотворяю, да? — Хиёри сжала его ушки, отпустила и снова сжала. — Но они такие милые, — она замычала и свернулась в клубок, обнимая кролика. — Хотя логично, они бы тогда проклятий боялись и не жертвовали собой. — Останешься сегодня? — будто невзначай спросил Мегуми и потёр переносицу. — Ненадолго, — она чуть кивнула, — устал, да? Ты же на задании был днём, — Хиёри прищурилась, а затем строго посмотрела на него. — Развей технику, не мучай себя!       Он тяжело вздохнул и прилёг на стол, глядя на неё. Она хмурилась и чуть ли не злилась. Пришлось повиноваться, кролик развеялся, и Хиёри вернулась к чтению материала предстоящих тестов. Мегуми положил голову на руки и прикрыл глаза, расслабляясь от тихого и приятного голоса, убаюкивающего. Он не заметил, как ровный тон сменился на вопросительный, ничего не ответил, оттого тень Хиёри накрыла его. Из дрёмы Мегуми вернулся не сразу, нехотя приоткрыл тяжёлые веки, а его длинные ресницы, светлые на кончиках, дрогнули. — Ложись на кровать, — мягким шёпотом сказала Хиёри и погладила его по спине, — я к себе пойду. — Почему не останешься? — прохрипел Мегуми и выпрямился, поднялся, проводя ладонью по её плечу. — Рано утром задание, я не проснусь, если ты будешь рядом, — она приподнялась на носочках и оставила невесомый поцелуй на его щеке.       Мегуми что-то невнятно промычал и притянул её ближе, обхватывая узкие плечи. Он целовал её в лоб так нежно и аккуратно, как целуют хрупкий лепесток, который способно ранить любое неосторожное прикосновение. Хиёри смущённо погладила его по спине и обняла за шею, вдыхая запах его кожи после душа. — Спишь плохо? — спросила она. — В последнее время совсем выматываешь себя. — Мало, — коротко ответил Мегуми и зарылся пальцами в её волосы, — сплю мало.       Умолчал о том, что сон давно стал походить на грязь, в которой тонешь. Вязкая и липкая грязь, а не сон. От влажных фантазий до кошмаров со смертью и неустанной тревогой. К жизни мага привыкнуть можно, первое время самое тяжёлое, а дальше легче. И всё равно перед глазами порой всплывают ужасные картинки случившегося — проклятие, вынувшее внутренности человека в липкой и горячей крови, или неживые, матовые глаза людей, которых не удалось спасти. Изо дня в день служить инструментом, живя реальность, какую не видит большинство. Как губка впитываешь и впитываешь не чистую воду, а склизкую жижу.       В дни спокойные не отдых, оттого что тело выходит из состояния «бей или беги», а медленное осознание, кто ты и где ты. Фундаментальные вопросы, философские даже. Волей-неволей вспышками проносятся дни, неминуемо страшные и болезненные. Календарь отсчитал — шестнадцать лет. Каких-то всего шестнадцать лет, которые живёшь и по земле ходишь, многого ещё не познав и много кого не встретив. А кто-то из магов и до восемнадцати не дожил. Умер. О министерстве Мегуми и не думал, считал грех жаловаться, когда ему и сестре помогли. Да только его чуть с Хиёри потом не убили, потому что пятно их прошлого — Отогири Томоя — собирался вернуться. И вернулся ведь, стал цепным псом.       Одного Мегуми хотел — выспаться. И чтобы в ближайшее время никто больше не умирал. А по меркам магом и то, и другое — роскошь. Но Хиёри всё же осталась, вслух читала, что называется, выдумки. Мегуми слушал, охотно, и один раз сменил её, а голос его звучал низко и тускло, точно вот-вот уснёт. И уснул вскоре, а Хиёри ушла, чтобы дать ему отдохнуть утром ранним, когда весь мир будет спать, а она ехать на очередное задание.       Ей бы всё ничего, да по приезде в техникум ждала новость — первогодки сдают экзамен за половину первого курса. Мало свою пригодность в бою показать. Будь добр, не забывай теорию. Кодзуки ввалилась в кабинет последней и села у двери с краю, рядышком с Итадори, который тоже был не в восторге. Им двоим, что учи, что не учи — итог один, если голова информацию усваивает на практике и в критических ситуациях. — Как задание? — спросил Итадори, откинувшись на спинку стула. — Как обычно, — Кодзуки пожала плечами и глянула через него на Фушигуро. Лицо посвежее, всё же выспался. — Кугисаки, ты готовилась? — Я даже не думала, что какие-то экзамены будут, — она махнула рукой, — я же первый семестр почти весь пропустила. — А я ведь тоже, — Итадори медленно кивнул, держась за подбородок. — Всё равно вам поблажек не дадут, — напомнил Фушигуро и подпёр голову кулаком.       День стал немногим хуже, когда в двери показался Отогири, а следом за ним вошла Нитта, чьё лицо переменилось при виде студентов. Отогири лениво прошёл к учительскому столу и навалился, глядя в окно. Фушигуро на него посмотрел украдкой и отвернулся. — Так как свободных магов и помощников нет, то следить за порядком на экзамене буду я, — объяснила Нитта и вздохнула, постучав об парту Кодзуки стопкой бумаг. — А он? — Итадори неловко показал пальцем на Отогири. — Меня без нянек никуда не пускают, — отмахнулся Отогири, — хотя я не опаснее тебя, сосуда Сукуны. Нормально тебе быть вместилищем такого у… — Отогири! — Нитта повысила голос, раздавая тексты экзамена. — Томоя! — в таком же тоне поправил он. — Его нельзя выпустить погулять? — Кугисаки притянула к себе листы с заданиями и мельком посмотрела, сколько всего предстоит сделать. — За час он не разнесёт техникум. — Ты обо мне лучшего мнения, — хмыкнул Томоя и словил на себе гневный взгляд Нитты. — Ты шуток вообще не понимаешь? Я тоже не горю желанием торчать здесь, пока они этой тупостью занимаются, — он развёл руками. — И как так выходит, что первый курс с моими экспериментами сражается? — Твою мать, Отогири! — вспыхнула Нитта и схватила его за ухо, как непослушного ученика. — Ай, сука, — замычал он, волоча ноги к выходу из кабинета, — не техникум, а театр абсурда.       Кодзуки проводила его взглядом, а Фушигуро тяжело вздохнул и приступил к экзамену. Итадори беззаботно начал подглядывать, пока Нитта отчитывала Отогири в коридоре и отпускала его на обед одного, угрожая расправой в виде Годжо, если что-то пойдёт не так. — Извините за это, — Нитта вернулась и неловко занята место за учительским столом, — о, вы уже приступили? — Да, — Итадори резво вернулся к своему тексту. — Списывать нет смысла, у вас разные задания, — сообщила помощница, — но я могу вам помочь, если что-то совсем не понимаете. — Вы наш герой, — в один голос обрадовались Итадори и Кодзуки.       Первые двадцать минут от экзамена Фушигуро был сосредоточен, пока Нитта в третий раз не подошла к Итадори, который давил на трясущуюся коленку под столом. Кодзуки, видимо, тоже заметила, а потому наклонила голову вбок и переглянулась с Фушигуро. — Эй, Итадори-кун, — позвала она шёпотом, чтобы не отвлекать Кугисаки, которая сидела с задачей. — Не думай слишком много о словах Отогири. — К тебе это тоже относится, — вполголоса сказал Фушигуро и вернулся к тексту. — Я не думаю. Он прав, наверное, что Сукуна опаснее его, — Итадори вяло кивнул и почесал затылок. — Забей, он… — Кодзуки покрутила пальцем у виска. — Ты же сдерживаешь Сукуну и справляешься без него, так что всё нормально. — Да, — согласился Итадори и чуть улыбнулся, а затем покосился в её листок. — Лучше решай, Кодзуки-чан, ты до сих пор на первой странице! — шёпотом воскликнул он. — А вы на какой? — она глупо похлопала глазами и навалилась на парту, чтобы увидеть остальных. — На третьей, — уведомила Кугисаки. — На четвёртой, — ответил Фушигуро.       Итадори ободряюще похлопал её по плечу и вернулся к экзамену. Кодзуки была готова провалиться на месте. Учила же, а всё, как назло, из головы вылетело. И на улице с самого утра дождь мелкий моросит, стучит по листве, солнечных дней всё меньше и меньше, на дворе промозглый октябрь. Фушигуро и Кугисаки закончили почти в одно время, но сдавать листы не спешили, ждали отстающих. Час прошёл, Итадори и Кугисаки ушли, а вместе с ними Нитта, которая попросила занести ей потом задания Кодзуки, потому что Отогири нельзя надолго оставлять одного. Но тот блаженно развалился в кабинете директора, курил сигарету и сплёвывал в стаканчик из-под рамена слюну коричневую от табака и крови.       Зато Мегуми сидел на краю парты, спустив ладони между ног, и смотрел, как Хиёри пыхтела над задачей, приглаживала непослушные волосы и поддувала чёлку, чтобы та не лезла в глаза. Мысли вроде и светлые, чистые, какие-то вопросы идут легко, а потом поток разбивается пометкой: «Не забыть сходить с Кугисаки в парикмахерскую». Мегуми же молчал, помогать не собирался, пусть вспоминает всё то, что читала ему вслух. А ведь химию она так подтянула. Глядишь, и тут сработает. Не всегда с ними будет кто-то из помощников или старших, чтобы помочь. — Фух, — облегчённо выдохнула Хиёри и откинулась на спинку стула, кладя карандаш, — закончила. — Уверена? — снисходительно взглянул Мегуми. — Вроде как, — она поднялась и потянулась, разминая затёкшие плечи и руки. — У тебя, наверно, сто из ста будет. — Вряд ли, — отмахнулся он и за ладонь притянул её ближе, останавливая между ног. — На обед? — Хиёри запустила пальцы ему в волосы. Подстригся недавно чуть короче обычного. Она и не думала, что ему настолько пойдёт. — Позже, — Мегуми положил голову ей на плечо, и в нос ударил сладкий запах духов. — Сильно устала на задании? — Нет, ничего такого не было, — она почесала его затылок.       Из приоткрытого окна дул лёгкий ветерок, влажный, застенчиво трепал занавеску и листы. Мегуми усадил Хиёри на парту и упёрся ладонями по бокам, не то давая чувство защищённости, не то преграждая путь к отступлению. А пока он целовал её так, словно пробовал снова, каково это, она улыбалась сквозь, кладя прямые руки ему на плечи. Дверь закрыта, но не на ключ, потому трепет внутри усиливался — быть застуканными не хотелось, хоть Кугисаки и Итадори всё знали, а вот на глаза Нитте попасться стыдно и весьма неудобно.       Хиёри вздрогнула, когда рука Мегуми скользнула под юбку, провела по бедру, обтянутому чёрным капроном, и поднялась выше. Разорвать поцелуй он не позволил сразу, заставив потомиться в накатывающей волне, что теплом прошлась по телу Хиёри. Она резко выдохнула, отстранившись, и посмотрела ему в глаза, а в них взгляд голодный под хмурой поволокой. Его рука в непозволительной близости, бедро сжимает, большой палец едва-едва упирается между самых ног. — Мне остановиться? — спросил он возле уха. — Нет, — почти взмолилась она и замычала, когда его губы мазнули по шее.       И большой палец сместился к шву на колготках, спустился ниже. Хиёри прикусила губу, сдержав стон от неожиданности. Чувствуя прикосновения сквозь ткани, она ловила себя на ускользающих мыслях о том, как всё неправильно. В кабинете, куда любой может войти. Но до чего сладкие ласки и как щекочет внутри нежелание быть застуканными. Ведь прекращать никто не собирается.       Хватка Мегуми на втором бедре крепчала, поцелуи и вздохи казались чересчур громкими в тишине пустого класса, палец давил сильнее, двигался быстрее. В сапогах Хиёри сжимала пальцы на ногах и цеплялась за его пиджак, оставляя сознание в тумане из новых и неизвестных чувств. Мегуми медленно растворялся в её ощущениях, не своих, ловя каждый вдох и сменяя большой палец на средний и безымянный. Её колготки намокли по его вине, и эта мелочь почти сводила его с ума. Собственной выдержке даже сам завидовал. И забывал в этот же миг обо всём, когда Хиёри, закрывая глаза, дрожала от его прикосновений, в его руках.       Чем ближе был пик, тем сильнее она обхватывала Мегуми ногами и громче дышала, хныкая, но не одаривая его стонами. Поцелуй под ухом. Движение пальцев резкое. Хиёри прикусила губу, выгнулась в спине, издав писк. Мелкая дрожь пробила тело. Жаркая, тёмная и стыдная. Сладкая. Мегуми на секунду отрезвел и обнял, пока её ногти впивались в его плечи, царапая сквозь одежду. Хиёри вжималась в его плечо, пряча красное и горячее лицо под сбившийся ритм сердца. Мысли одна за другой возвращались в голову.       Мегуми хмыкнул тихо, отчего стыд Хиёри вспыхнул с новой силой. Доволен собой. — Засранец, — пролепетала она.       Он тяжело вздохнул и опустил руки на парту за ней. — Чем… мне искупить вину? — спросил Мегуми низко и получил несильный удар в плечо. — Ты вообще не стесняешься? — дулась Хиёри, обнимая его за спину. — Ну… — У тебя что, уже было? — прошептала она.       Мегуми замер. Не понимал, как могло быть, если сам признался, что никого не целовал до неё. Мелькнула мысль, что, вероятно, его подозревают в чём-то более худшем — неверности. И будь оно так, Мегуми дал бы руки на отсечение, лишив себя возможности использовать технику, если бы позволил себе коснуться кого-то, кроме неё, и телом, и душой. — Нет, — сказал он, — не было.       И стеснялся, щёки-то тёплые, да Хиёри не видит. Казалось бы, знакомы не первый месяц, за всё обучение в техникуме ужасов повстречали достаточно, а иммунитет к смущению до сих пор не выработался до конца. А у Хиёри даже не начал. Она-то его таким видеть не привыкла. — Обедать идём? — пробурчала Хиёри. — Идём, — согласился Мегуми.       Отстранился не сразу и поспешил отвернуться, откашливаясь от неловкости будто. В глаза смотреть смелости не хватило — до прихода в столовую. Переход между корпусами проветрил голову, а Хиёри и вовсе вела себя так, точно не она краснела пару минут назад из-за неожиданного порыва Мегуми, когда передавала листы Нитте. Пускай солнце так и не выглянуло, воодушевления поприбавилось. И никакие экзамены не могли омрачить остаток дня, ленивого и размеренного, ведь ждал заслуженный отдых.       А следующим утром Кодзуки встала пораньше, собрала корзину с грязным бельём и поплелась в прачечную. Снизу ряд стиральных машин, сверху, над ними, сушильных. На их фоне стояла Кугисаки в футболке и широких штанах, потягивалась после сна. Шаркая тапочками по белой плитке, Кодзуки сонно поставила корзину у свободной машинки, открыла дверцу. Звук работающего барабана наряду с утренними пташками нарушал тишину. — Доброе утро, — сказала Кодзуки, — давно пришла? — Доброе, — кивнула Кугисаки и запрыгнула на металлический стол, скидывая кроксы на пол. — Нет, пару минут назад, мы разминулись. — Блин, — искренне расстроилась Кодзуки и начала запихивать в стиралку светло-оливковое постельное. — О, кстати, сходим в салон сегодня? — Да, давай, — поддержала Кугисаки и откинулась на руки, наклонив голову вбок. — Чёлка отросла? — она хихикнула, глядя на забавную заколку в розовых волосах. — Ага-а, — Кодзуки протянула задумчиво, бедром закрыла дверцу до щелчка и оглянулась. — Ой, я порошок забыла. — Я тоже, — Кугисаки улыбнулась и указала пальцем на стеллаж в углу, — вон там общий, неплохой вроде.       Засыпав порошок и залив кондиционер, Кодзуки задвинула отсек и почесала затылок, читая названия режимов. Кто бы мог подумать, что гениальное изобретение человечества будет для неё таким сложным. Благо в первый раз ей помогло видео из интернета, где мужчина доступно объяснил, как пользоваться стиралкой. Кодзуки нажала на кнопку запуска и запрыгнула на стол к Кугисаки. — Как тебе жизнь общажная? — спросила Кодзуки, болтая ногами. — Лучше, чем в деревне, — усмехнулась Кугисаки, — а тебе? — Не поверишь, но лучше, чем дома, — Кодзуки состроила недовольное лицо и ладонью махнула у шеи. — Скучаешь по бабушке? — Да, — призналась Кугисаки, — на самом деле, да. Я даже немного боюсь подвести её, она же помогла мне с зачислением в техникум и отпустила сюда. — А как ты её подвести можешь? — Кодзуки нахмурилась. — Ты умная и сильная, никто просто так тебя не отчислит и не отстранит. — А что, кстати, сделали третьегодки, что их отстранили? — Не знаю, не спрашивала, — она пожала плечами. — Даже если тебя отстранят, то ты наверняка найдёшь, чем заняться в Токио.       В комнате Хиёри разложила чистое и сухое бельё по полкам в шкафу и взяла телефон. Мегуми ушёл на утреннюю тренировку с Итадори, а Оккоцу не отвечает уже неделю. И есть ли смысл у него спрашивать, за что отстранили третьекурсников? Интересно же, что там на самом деле случилось. Годжо-сенсей и директор точно знают, но те настолько занятые маги, что времени у них нет на обычные разговоры со студентами. Остаётся последний вариант — спросить у троицы второгодок. Когда-нибудь. Хиёри навалилась на стол и посмотрела на суккулент в горшочке, которому так и не дала имя. Пора наводить порядок в комнате.       Проснувшись на диване в кабинете директора, Отогири переложил толстую тетрадь с груди на стол и сел, разминая суставы. А ведь в теле почти пятидесятилетнего мужика у него даже колени не болели, спина не ныла. Старость всё равно ощущалась, прожитые годы давали о себе знать. Купил дом как-то, а рядом с ним открыли конбини, где продавцы почти не менялись. И вот у них с каждым годом прибавлялось морщин, и у него тоже. Смотрел на них, глаза знакомые, а лицо увядало и высыхало, как кожура юдзу на солнце. Смотрел на них и понимал, что сам такой же. Стариком себя не звал, да и женщинам, что удивительно, нравился. Ему же на руку, что поколение, выросшее на классике, хотело разделить с кем-то самоубийство, считая это верхом любви. О, что за сладкое слово — любовь. Но нет прекраснее жертвы, что впала в отчаяние и верит каждому доброму слову и обещанию.       И всё-таки даже умирающие мышцы стоило бы привести в какой-никакой тонус. К счастью Отогири, пришла Нитта и нацепила на него невидимые ошейник с цепью, разрешила погулять рядом с главным зданием техникума. — Знаешь, сколько человек проживёт без кожи? — спросил Отогири, крутя зажигалку между пальцев. — Не больше минуты, которая будет казаться вечностью из-за мучений, — спокойно объяснил он. — А если прижечь и остановить кровотечение, то протянет и час. — К чему это? — Нитта покосилась на него, подняв бровь. — Пытался создать новую кожу, но не успел, — Отогири хмыкнул. — Дважды. — Скольких на самом деле вы убили? — поинтересовалась помощница. — Около пятидесяти, уже не помню, — помедлив, ответил он. — Если люди хотели убить себя сами, то почему я не мог воспользоваться ими во благо? — Почему вы считаете, что можете убивать тех, кто хочет покончить с собой? — всерьёз спросила Нитта. — Они хотели умереть, я хотел их убить, — развёл ладонями Отогири. — В чём проблема?       Нитта только вздохнула, смирившись, что переубедить его не получится. Бессмысленно и бесполезно. Видимо, потому никто и не сосчитал точное количество его жертв. Если те писали записки предсмертные для родных, то по закону всё встаёт на свои места. Пропал, сбежал, умер. Разве мало таких, кто погряз в долгах и переработках, а потом, скрываясь от коллекторов, решил исчезнуть? Или доверчивый подросток нашёл в интернете, как он думал, такую же потерянную душу, и предложил встретиться с целью прыгнуть с крыши вместе. Романтика у всех разная. Но едва ли не первый закон мироздания остаётся таков — отчаявшимися проще воспользоваться.       Для Хиёри день протекал куда радужнее, ведь составленный плейлист для уборки превращал рутину в концерт без зрителей, который, на радость, не мешал Кугисаки в соседней комнате. И стоило заиграть песне, выученной наизусть, Хиёри взмахнула пледом, расправив его, и положила на кровать. Она медленно отошла, качая бёдрами, и плавно подняла руки, покрутила кистями, и опустила, развернувшись, завела одну ногу за вторую. За лёгкими движениями, танцуя, Хиёри забыла обо всякой уборке. Она подпевала строкам на чужом языке, а в голове крутилась несбыточная мечта играть в театре или исполнять роль в мюзикле. С закрытыми глазами она вытянула руки перед собой, выгнулась в спине, вращая головой.       Мегуми, зашедший после тренировки, опёрся на дверной косяк, наблюдая за тем, как Хиёри с мирным лицом танцует под музыку и не обращает внимания ни на что вокруг. Всё в той же косынке, в футболке и с открытыми руками, обвитыми белыми шрамами, как лозой. Как бы Хиёри ни прятала их раньше, для Мегуми они были не более чем часть её. Такая же, как глаза, волосы и… губы. Голос, приглушённый и мягкий, напевал слова, незнакомые. Но Хиёри неважно — она чувствовала душой и сердцем, а не думала разумом. Она остановилась под самый конец и свела брови в трогательной грусти, словно прожила только что чью-то историю.       Открыв глаза, Хиёри вздрогнула и чуть не ударилась ягодицами об стол, испугавшись Мегуми, который всё это время смотрел на неё. Любовался. Единственный зритель её представления. — Это колыбельная тех, кто потерялся, — зачем-то объяснила Хиёри и сделала музыку потише. — Не знаю, как она попала в плейлист, но я довольна. — Я тоже, — кивнул Мегуми. — Дурак, — она махнула рукой, смущённо улыбнувшись. — Чего хотел? — Я просто так прийти не могу? — он приподнял бровь и протянул ей сок. — Это тебе, выдалось свободное время, поэтому я здесь. — О, спасибо! — Хиёри засияла, приняла сок и поспешила утолить жажду, которую даже не чувствовала. Она поставила коробку на стол и показала книгу в твёрдой обложке. — Почитаем сегодня? — Хиёри засветилась. — «Ваш покорный слуга кот».       Кто такой Мегуми, чтобы отказывать ей? Откажется и упустит возможность вспомнить, что они всё ещё подростки, которым позволительно думать о житейских делах и не чужды маленькие радости. — Но сначала я в город с Кугисаки, — Хиёри задумчиво постучала пальцем по щеке и подошла к шкафу. — Что надеть? — Я не советчик в этом, — Мегуми сел на кровать и разгладил складки на пледе. — Серьги? — Ты шутишь? — она нахмурилась и глянула на него через плечо. — Ла-адно. Кстати, когда результаты экзаменов будут? — Нитта их ещё проверяет.       Вечером с густо-оранжевым закатом Хиёри вошла в техникум, устало ввалилась в комнату и оставила пакеты возле шкафа. С Кугисаки прогулка не могла закончиться иначе. Никакую книгу читать уже не хотелось, о чём Хиёри написала Мегуми и ушла в душ, не пожалев салонную укладку. В отражении зеркала она крутилась, задирала футболку, рассматривала голые ноги и вздыхала. Нырнув чистая в чистую постель, в темноте она взяла телефон и проверила сообщения.       Веки прикрыв, Хиёри перевернулась на бок, охваченная приятной истомой после долгого дня. Усталость приняла в объятия тёплые, а сон никак не приходил. Образы и мысли роились в голове, все они предназначались ему — Мегуми. Вскружил голову, с ума свёл. И Хиёри не могла уснуть от одного желания: поцеловать его ещё жарче, чем когда либо, пересечь с ним грань правильного, отдавшись во власть чувств неизведанных раньше. Она прикусила губу, вспомнив его тело, пробуждавшее в ней огонь. Она спустила руку между ног, туда, где касался он. Пальцы двигались, как двигались его, гладили медленно, ласкали осторожно. Хиёри выдохнула шумно, сжала простынь второй рукой и тихо-тихо замычала, чувствуя, как на лбу проступила испарина.       «Спишь?» — написала она, чуть ли не с головой утонув в одеяле. «Нет», — ответил Мегуми через минуту.       «Хочу прийти», — заявила Хиёри, умолчав, что хочет быть с ним ещё ближе в эту самую минуту. «Приходи».       Сев на кровати, Мегуми до последнего думал, что случилось что-то. Они же друг другу пожелали добрых снов. Как пожелали, так оба вновь и не уснули. Вот Хиёри появилась на пороге его комнаты в одной футболке, отвела взгляд до сих пор стеснительно, проклиная не то себя, не то Мегуми, ставшего причиной её воспалённого воображения среди ночи. Она села к нему на колени, а у него тотчас сбилось дыхание. Он вёл ладонями по бёдрам, усыпанными рельефными шрамами, поднимался выше, задевая кружевную кромку белья. На узкой талии его руки замерли. Слова излишни. Он хотел её всю, давно и безумно. Тактильный голод оказался в новинку, сделал жадным до всего и сразу.       Мегуми погладил по спине, между лопаток пальцем провёл. И мысли Хиёри устремились в ту точку на теле, а затем и вовсе испарились в отголосках подсознания. К пояснице спустились ладони, притянули ближе, грудь к груди. Выдох сорвался неприлично громкий, и кровь, закипая, опьяняла разум. Желание охватило сильное и резкое, словно повисло в воздухе наэлектризованном. Поцелуй вышел коротким, а потому Мегуми недовольно впился в губы, требуя большего. Хиёри его лицо обхватила, прильнула сильнее и встретилась в его языком горячим, млея от его прикосновений жарких.       Он очерчивал ладонями изгибы её тела, сминал мягкую кожу, похожую на шёлк, теряя всякий контроль над собой. Не разрывая поцелуй, Мегуми повалил её на кровать и неспешно провёл пальцем под грудью, проверял, насколько далеко может зайти. Насколько диким ему можно стать. Хиёри сжала в кулачках его футболку на спине, потянула вверх настойчиво. И Мегуми, будто тренировался ради этих моментов, взял футболку сзади, возле лопаток, и снял через голову, роняя куда-то на пол. Он устроился удобнее меж её ног, припал к губам небрежно с вырвавшимся вздохом от ласковых рук, что гладили крепкую спину и выступающие рёбра.       Палец его задел, ненарочно почти, бусину соска на небольшой и округлой груди, Хиёри выгнулась и замычала сквозь поцелуй. Ногтями она провела по плечу, второй рукой подцепила футболку и подняла вверх, проходя по ложбинке грудей. Мегуми мазнул губами влажными по шее и спустился ниже, исподлобья украдкой посмотрев ей в глаза. И взгляд его откликнулся в ней вернувшейся робостью, но губы — эти губы — коснулись соска, обхватили. Хиёри едва не вскрикнула и запустила пальцы в его волосы, сжимая у корней.       Хорошо, что Итадори за соседней стеной вставал раньше всех, потому что ложился тоже.       Хорошо, что Итадори спал настолько крепко, что не слышал даже голос Сукуны, с которым делил голову и тело.       Потому что первый стон, сорвавшийся с губ Хиёри, вышел донельзя неприличным и недвусмысленным. Мегуми выдохнул, хмыкнув кажется, его дыхание холодком прошлось по влажной коже. По рукам побежали мурашки. До того невыносимым становилось желание, его собственное. Сдерживался изо всех сил, не давал вскипеть похоти, потому что не было разрешения владеть телом, не принадлежащим ему. В откровении бы, на смертном одре может, признал бы, что душой обезумел. Холодный рассудок сохранял до последнего, потому что не мог. Не так поступают с теми, кем дорожат. — Давай зайдём… дальше? — прошептала Хиёри, как выразился бы любой из монахов, грешно.       Чувства опорочить не могут. Удовольствие не постыдно. Но Мегуми достаточно трезв, чтобы прерваться и нависнуть над ней, встречаясь с блеском смущённых глаз. Своё же лицо представлять не хотел. Темнота скрыла румянец обоих. — Уверена? — вырвалось до того хрипло, что голос его прозвучал чужим.       Хиёри растерялась даже, мгновение назад, объятая его руками и вожделением тянущим, была уверена во всём на свете. — Ты хочешь сейчас, — тихо говорил Мегуми, опираясь на локти, — через день, месяц или год… ты не будешь жалеть? — А ты? — быстро спросила Хиёри. — О чём мне жалеть?       Единственное, о чём мог пожалеть Мегуми, это о поспешности, но желание росло и зрело давно, отравляя сладким ядом. Сильнее этого яда — страх стать тем, о ком не станут вспоминать, чтобы не бередить раны сердечные. — И мне не о чем, — ответила Хиёри и прикоснулась к губам его нежно.       Мегуми помог ей снять футболку, на секунду притормозил, окинув взглядом белую кожу в сумраке ночи, и почти зарычал, когда за волосы его опустили к груди. Хиёри обвила его торс ногами, замычала протяжно и всхлипнула, стоило ему запечатлеть поцелуй у пупка. Стон не удержался в груди — язык Мегуми скользнул прямо по белью, щекоча. Пальцы его поддели резинку, сняли бельё быстро и неаккуратно. Едва Хиёри ощутила себя по-настоящему беззащитной и уязвимой, как её ноги закинули на широкие плечи и таз приподняли слегла.       Одной рукой она закрывала рот, а второй хваталась за простынь. Язык его слизывал влагу с гладких складок, губы целовали изгиб возле. Хиёри ахнула и тут же прикусила костяшку пальца, боясь издать что-то громче. До невозможного жарко. Пальцы длинные в бёдра впились короткими ногтями, кончик языка скользнул резко. Хиёри запрокинула голову, разметав волосы по подушке, и сжалась невольно. И волной накрыло долгой, в сознании как электричество заискрило. Мегуми её судорогу ощутил, немного погодя палец подвёл, до первой фаланги вошёл.       Он вытер губы тыльной стороной ладони, приподнялся и поцеловал в шею, касаясь носом тёплого металла серёжек. Хиёри за волосы притянула его к губам, языком юркнула внутрь, отчего Мегуми впервые отчётливо ощутил, что тяжесть в паху перешла в болезненную. Он второй палец добавил чересчур неосторожно, отчего Хиёри пискнула, но помотала головой, когда Мегуми взглянул на неё с немым вопросом. Привыкая к движениям пальцев, Хиёри водила по его влажной спине ногтями, оставляя белые волосы. И Мегуми старательно удерживал крупицы терпения, но и те растворились, когда Хиёри погладила его вставший член сквозь ткань штанов, а затем пошла дальше и обхватила горячую и твёрдую плоть.       Выдох хриплый опалил ухо, Мегуми из последних сил выпрямился, плечи расправил и небрежно вытащил презерватив из тумбочки, попутно уронив на пол что-то лёгкое. Туда же полетели остатки ненужной одежды и разорванная упаковка. Хиёри целовала его шею, осторожно, боясь оставить красный след, и прижималась к нему, когда он входил мучительно медленно. Мегуми слушал её дыхание возле уха, её мычание, ожидая услышать оттенки боли или протеста. Но Хиёри доверяла ему всецело, доверяла больше, чем себе. И мимолётная боль казалась ничем по сравнению с тем, чего хотели оба.       С трудом Мегуми вошёл полностью и притормозил. Самому нужна была передышка — в ушах звенело от того, насколько узко и горячо. Несравнимо. Ни с чем другим несравнимо. И всё равно думал о Хиёри больше, чем о себе. Потому что не получил бы и капли того удовольствия, если бы она не лежала сейчас под ним, прикусывая губу от долгожданного наслаждения. — Мегуми…       Она простонала его имя, и он толкнулся слабо, выдохнув: — С ума сведёшь.       Хиёри усмехнулась, поцеловав его в уголок губ. — А разве не уже?       Мегуми качнул головой, руками обхватил и вышел наполовину, стискивая зубы. Он двигался плавно, нежно даже, любовно, пока не стало мало. Желание дошло до критической точки, невозвратной, сделало одержимым. Хиёри почти не сдерживала тихих стонов, выгибаясь в спине. Она так хотела его, так нуждалась в нём, и весь мир стянулся к ним двоим, словно ничего другого не имело значения и не существовало. Она обожала каждую секунду этого, а Мегуми обожал её обожание. Приближаясь к пределу, чувствуя её судорогу, как свою, он прижался мокрым лбом к плечу и излился в презерватив. В разум удивительно чистый всякие мысли вернулись не сразу. Дыхание не выравнивалось, сердце рвалось из груди. Всё пребывая в неге, Хиёри лениво гладила его спину и лопатки.       Он поцелуй оставил на солёных губах, она в блеске его бездонных глаз затерялась на миг. В полутьме Мегуми вышел осторожно, стянул презерватив и с трудом нашарил боксеры на полу. Окно приоткрылось, впуская ночную прохладу в душную комнату. На улице тишина поразительная. Хиёри одеялом прикрылась, время на телефоне проверила, прищурившись от яркого экрана, и недовольно посмотрела на Мегуми, что лёг рядом, завалившись у стены. — Укройся, — попросила она. — Жарко, — запротивился он, закинув на неё руку. — Мокрый на сквозняке лежать будешь? — возмутилась Хиёри, а Мегуми одарил её непонимающим взглядом. — Простудишься! — шёпотом воскликнула она. — Ты это серьёзно? — его брови дёрнулись в попытке нахмуриться. — А… — Хиёри опомнилась и отвернулась стыдливо, — Иэири-сан же есть.       Мегуми усмехнулся и притянул её к себе, утыкаясь носом в затылок. Воздух свежий поднимал волоски на коже, часы показали три ночи. Хиёри поёрзала и укуталась в одеяло до самого подбородка, пряча ноги от холодного ветерка. Она вслушивалась в дыхание Мегуми и подушечками пальцев водила по венам на его руке. — Я люблю тебя, кажется…       Он не поверил услышанным словам, сердце громко ударило ему в рёбра. Мегуми не ответил. Хиёри почувствовала поцелуй в макушку, от которого тепло растеклось по груди, и прикрыла глаза, уснув сразу.       Ранним утром Мегуми проснулся первым, обнаружив себя под одеялом. Свежесть октябрьская морозила открытую кожу, зато солнце ласковое разливалось по комнате холодным розовым. На телефоне десять минут до будильника, Мегуми его выключил и вернулся к Хиёри, которая мирно сопела, натянув во сне одеяло до носа. Она замычала, когда рука Мегуми легла на её тёплое тело. Поспать удалось подольше, но вибрация от звонка разбудила вновь. Потирая глаз, Мегуми слушал указания наставника и мысленно ругался на Годжо, который выбрал именно этот день, чтобы дать ему поручение.       Хиёри лежала на его плече, прощаясь с возможностью сладко выспаться вместе, и слушала его хриплые и односложные ответы. С самого утра Мегуми был нарасхват — Итадори написал ему с предложением потренироваться пораньше, пока на улице бодрящая прохлада. — Доброе утро, — промычала Хиёри и невольно прижалась к нему, согреваясь в его тепле. — Доброе, — отозвался Мегуми и, поцеловав её в лоб, вернулся к телефону, чтобы огорчить Итадори. — Не хочу никуда, — она нехотя приоткрыла глаза и надула губы, выводя невидимые узоры на его груди. — Тебе обязательно сейчас уходить? — Через час пойду, — ответил он и поднял взгляд к потолку. — Вернёшься? — Хиёри протянула с лёгким волнением, забытым уже. — А не должен? — Мегуми погладил её плечо. — Всё пока спокойно. — Это и пугает, — пробурчала она.       Расставаться не хотелось, пусть и разлука недолгая — до обеда в лучшем случае. Хиёри вернулась в комнату, потянулась, зевая, и потрогала землю в горшке. Ещё недостаточно сухая, чтобы поливать. Продавец сказал, что частый полив не нужен. А Хиёри переживала, что пересушит, чуть ли не каждый день проверяла, как там её зелёный друг. На пробковой доске остались дыры после поисков Отогири, а новых стикеров с идеями не прибавилось. Значит, нужно придумывать.       И до самого вечера Хиёри просидела с учебниками, отвлекаясь на завтрак и обед. Ещё и Нитта указала на ошибки в экзамене, дыры в теории тоже не мешало бы закрыть. А голова пухла и пухла от количества информации, какое Хиёри решила проглотить разом. Зря, ой как зря. Придерживая чугунную голову кулаком, она зевала до проступивших слёзок в уголках глаз и отчаянно собирала мысли в единой точке, а потом снова возвращалась к мимолётной радости, что отучилась от плохой привычки щипать ногу. Хоть где-то проклятье сыграло на руку. Ещё любовалась чёлкой в зеркале. Подстригли-то хорошо. И с помощью Кугисаки в гардеробе появилась новая кофточка, которую не мешало бы выгулять. — А-ах! — взвыла Хиёри, запуская пальцы в волосы.       Стук в дверь раздался. — Войдите, — она вновь сделала сосредоточенное лицо и прикусила карандаш, на котором и без того были следы зубов. — Гулять пойдёшь? — зайдя, спросил Мегуми. — Ты весь день в комнате сидишь. — Ой, — Хиёри опомнилась, посмотрела на время, а затем на него, — сейчас.       Она подскочила с места и подошла к шкафу. — Не наряжайся, мы по территории, — пресёк Мегуми, стоя возле двери. — Расчешусь хотя бы! — Хиёри метнулась к зеркалу и схватила расчёску со стола. — Чёрт-те что на голове, — она замычала, устраняя последствия тяжёлых дум. — А в конбини зайдём? — Что хочешь? — за ожиданием Мегуми навалился на дверной косяк. — Онигири с тунцом, — тут же ответила Хиёри, — и плитку белого шоколада. Целую, — она махнула расчёской в его сторону, — но с тобой поделюсь. — Идём уже, — он вздохнул и вышел, — итак хорошо выглядишь, — донеслось из коридора.       Засветившись, Хиёри бросила расчёску куда-то на кровать и поторопилась за ним.       Поднималась обратно в техникум она даже бодро, сил после небольшого ужина прибавилось. А шея и впрямь норовила сломаться под тяжестью новых знаний. Раньше саму себя занудой бы назвала, раз теперь сама объясняла Мегуми всё, что выучила за день. А тот слушал вдумчиво, кивал и не перебивал. Плана никакого нет. Есть лишь представление о будущем, надежда и большая мечта. Последнего вполне достаточно, чтобы всё изменить. Хиёри верила. И этой веры могло хватить на всех, кто отчаялся.       Свернув на тропинке, они сели на лавочку, Хиёри вынула нож из сапога и показала Мегуми новый трюк, который разучила не так давно. Ножом больше пользоваться не приходилось, он стал её негласным талисманом, с которым она прошла, в прямом смысле, огонь и воду. Что говорить о шикигами, если Хиёри с оружием расстаться не может. А вдруг пригодится? И без него ощущения в правом сапоге уже не те. — Дай, — Мегуми протянул руку и взял сложенный нож. — Вот за эту рукоятку берёшь, — Хиёри указала пальцем и придвинулась ближе, — и открываешь.       Спустя пару попыток Мегуми привык к ножу и вернул его, потеряв интерес. Стояла погода тёплая, кажется, что ничего не изменилось с ночи. Разве что Хиёри была лучезарнее обычного и охотно висла на его шее по дороге в корпус, пока никто не видел. Мегуми придерживал её за спину, вздыхая, как старый ворчун, и… жил. Жил настоящим, когда переживать о завтрашнем дне не нужно. — А почему третьегодок-то отстранили? — наконец спросила Хиёри и поравнялась с ним, заводя руки за спину. — Не уверен, но слышал, что один из них столкнулся с властями, — Мегуми чуть пожал плечами. — А что тогда наделал Отогири, раз его сразу к смертной казни приговорили? — она задумчиво подняла голову, глядя на облачное небо. — Не совсем понимаю, за что его обвинили в госизмене. Ясно, что отомстить пытался, но каким образом? — У него и спроси, — Мегуми расслабленно убрал руки в карманы, — но жди полуправду. — Лучше, чем ложь от министерства, — Хиёри недовольно надула губы, — пытались убить студентов и всю информацию об Отогири убрали из библиотеки. Зла не хватает, — протянула она. — Может, зайдём к нему? — Прямо сейчас? — Мегуми нахмурился. — А чего ждать? — Хиёри ускорила шаг.       Всё в том же кабинете директора на диване, развалившись, сидел Отогири и неустанно писал что-то в тетрадь, пока Нитта ходила туда-сюда, разминая ноги. Самого директора Яги нет, Годжо и Генкоку на заданиях, Оккоцу и вовсе за пределами страны. Пока преступник, объявленный Особым рангом, преспокойно отдыхает в стенах техникума. И тот никого даже тронуть не попытался. Мегуми не верил, что связывающая клятва надёжно его ограничила. Нахождение Сукуны в такой близости не давало ему действовать? Или повода не было?       Хиёри присела на диванчик напротив и почувствовала неловкость, но и та быстро развеялась, когда рядом сел Мегуми. — Здравствуйте, дети, — улыбнулся Отогири и отложил тетрадь на столик, — зачем в этот раз пожаловали? — За что вас обвинили в госизмене? — напрямую спросила Хиёри. — Мм, — Отогири задумался, посмотрел на Нитту, та помотала головой, — видишь ли, я хотел сорвать большой куш, но удача в тот день отвернулась от меня, — он развёл руками, а Мегуми с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза. — Вы убили кого-то важного? — Хиёри прищурилась. — В том числе, — Отогири растянулся в ухмылке, его голос зазвучал весело. — Как думаешь, чем или кем можно шантажировать нынешнее министерство? — Отказом от обязанностей мага? — она приподняла бровь. — Если бы они тряслись не за собственные задницы, а за сохранность населения, то был бы я здесь? — Отогири закинул ногу на столик, а сверху вторую. — Если Сатору убьёт их, то место займут другие такие же, потому что кланы Камо и Зенин выгонят Годжо из большой тройки, лишат власти и права выбора новых членов совета. А потом, может, великие кланы с великой историей решат изгнать Годжо, как изгнали Отогири, — он усмехнулся, глянув на неё из-под чёлки. — Убьют всех. И детей, и женщин. Какой уж я преступник после этого?       Его тихий хохот перешёл в скрипучий и громкий, когда Хиёри напряглась, а Мегуми старательно отводил глаза, держа руки в замке у лица. — И я послужу инструментом для зачистки, потому что Сатору семью защищать будет, — Отогири выдохнул и запрокинул голову. — Но и не Годжо мой клан вырезали, чтобы я радовался такому исходу. А посему, вернёмся к вопросу, Хиёри. Чем или кем можно шантажировать правительство? — Я… я не знаю, — сказала Хиёри, ожидая, что тот сам ответит. — Думай, — Отогири пожал плечами, — пораскинь мозгами, предоставь пространство для манёвра мысли. Или вас нарочно ничему тут не учат? — он улыбнулся криво и нездорово, бросив взгляд на Нитту.       Хиёри притихла, на мгновение пожалев, что пришла к нему. Он путал все её планы и представления, говорил совсем о другом, смотрел на мир иначе. И был старше. Был тем, у кого всё забрали. Хиёри не могла ему верить, хотя хотела и очень. — Ты знаешь, кто проклял Цумики? — вступил Мегуми, переводя тему. — Не знаю, но предполагаю, — Отогири вяло кивнул и шмыгнул носом, из которого тонкой струйкой побежала кровь. — Ты его не найдёшь сейчас. Он, как любовь, является только избранным.       Рассмеявшись, Отогири небрежно вытер кровь большим пальцем и вдруг опустил голову, как безвольная кукла. — Ты относишься к избранным, да? — Мегуми вздохнул и откинулся на спинку дивана. — Есть гарантии, что проклятие можно снять?       Хиёри вздрогнула и растерянно посмотрела на Мегуми. Они ведь даже не думали о плохом исходе. Она не думала. Таила надежду, что всё будет хорошо. — Знал бы я, — ожив, Отогири махнул рукой. — Я всего лишь одиночка, который всем зачем-то нужен. Был бы мне нужен кто-то, я бы знал ответ на твой вопрос. — Бесполезно с тобой разговаривать, — смирился Мегуми и отвёл взгляд. — Могу про отца твоего рассказать, хочешь? — с издёвкой усмехнулся Отогири. — Или это детская травма? — задорно протянул он. — Мы уходим, — ровно отозвался Мегуми и поднялся.       Хиёри подскочила за ним и у двери поклонилась, прощаясь с Ниттой. Она запуталась. В словах Отогири правды столько же, сколько в информации министерства. Все что-то скрывают и прячут. Одно предположение озвучил Мегуми — тридцать лет назад Отогири угрожал всем трём кланам, а не только правительству. Семнадцать или восемнадцать ему было, когда он решил пойти против всех. Вышел из того инцидента живым и прожил в тени слишком долго для того, кого разыскивали и должны были казнить. Не хватило сил? У Хиёри в голове не укладывалось. Но клан Отогири смогли изгнать полностью во времена, когда сильнейший Годжо Сатору ещё не родился. Судя по всему, сожженная деревня была не единственным грехом в истории Отогири. Но к истине тех лет подобраться не выйдет, никто не расскажет, что на самом деле случилось. — Мегумин, — протянула Хиёри, когда они шли по тропинке между зданиями, — может, позовём завтра Итадори и Кугисаки в город? — Куда именно? — он покосился на неё. — А где они ещё не были? — Хиёри призадумалась, закидывая руки за голову. — Кажется, везде были. Тогда в караоке. — Опять? — Мегуми поднял бровь. — Лучше тогда просто по магазинам пройтись. — Ты всё равно почти ничего не покупаешь, — она чуть улыбнулась. — У них спросим.       И следующим вечером Хиёри сидела в комнате и перебирала фотографии, сделанные за день. Какие-то снимки забрали ребята, потому что розовый альбом пополнялся стремительно. На первой странице лежала фотография мамы — Камо Изуми. Молодая женщина с длинными чёрными волосами и узкими глазами, как половинки лун. Невообразимая красота, как казалось Хиёри, с такой пишут портреты, о такой сочиняют хайку и такой посвящают письма сердечные и пылкие. Хиёри не признавала, что скучала. Не вспоминала, а делала всё ради неё и для неё. Навернулись слёзы горькие, позабытые. Если бы только маме позволили уйти из клана вслед за сестрой.       Лёжа на кровати, она держала телефон возле уха. Экран подсветил щёку и погас, послышался голос брата. — Привет, — тихо поздоровалась Хиёри, — как дела? — Не жалуюсь, — ответил Норитоши, — а у тебя как? Что-то случилось? — Я просто так позвонить не могу? — она спросила обиженно и невольно шмыгнула носом. — А ты скучаешь по маме? — Скучаю, — признал он, — почему спрашиваешь? — Узнать захотелось, — Хиёри перевернулась на бок и свернулась в клубок. — Можно попросить кое о чём? Отнесёшь лилии маме? Белые. Четыре штуки. — Завтра отнесу, — сказал Норитоши. — Тоже скучаешь? — Да, — Хиёри поджала губы, — какой она была? — Я не так хорошо знал её, — начал он и помедлил, — сильной. Я обязан ей в каком-то смысле, но не думаю, что тебе нужно знать подробности. — Расскажи.       И Хиёри слушала каждое слово. Раньше ей оставалось только догадываться, почему мама осталась в клане и не сбежала. Жертва. Она пожертвовала своим будущим, чтобы её сестра могла освободиться от оков Камо, чтобы у Норитоши был кто-то из надёжных взрослых, потому что родную дочь у неё отняли. Отнял Отогири. Всё пытался свести счёты с кланами? Не потому ли затишье, что у него есть какой-то план, о котором никто не знает? Хиёри сжала плед, до боли вцепившись пальцами. Кто настоящий враг? Министерство, Отогири Томоя или Сукуна?       Поблагодарив Норитоши, Хиёри закончила звонок и продолжила лежать в тишине. Враги — проклятия. Не стоит брать на себя слишком много. Справиться бы с тем, что есть сейчас.       Но как справляться, когда череда мирных дней оборвалась одним сообщением из трёх слов?