Драко Малфой. Эффект кувалды

Хогвартс-экспресс мерно постукивал колёсами, навевая тягучую послеобеденную дрёму. Я с трудом приподнял тяжёлые веки, тут же опуская их обратно: вырвавшийся из облачной прорехи солнечный луч коварно ударил мне прямо в глаза. Не понять намёк вселенной было бы глупо, но полный страдания вздох над ухом не дал моей совести и дальше пребывать в сладостной нирване: в конце концов, я сам дал себе слово быть внимательнее к друзьям, никто за язык не тянул. Нужно выполнять обещание. Вообще я надеялся, что за лето Винс слегка подостынет к Гермионе, как говорится, с глаз долой и прочие радости раннего склероза, но нет, в его юном сердце по-прежнему кипели шекспировские страсти — продемонстрированный мне под большим секретом свиток с новыми сонетами тому свидетель. Накануне встретиться в Косой аллее они не смогли, да и Винс, стесняющийся свою зазнобу до трясущихся коленок, и не подошёл бы к ней один. Ждать до Хогвартса долго, а в поезде в компании и при нашей поддержке общаться уже не так страшно, поэтому, едва мы встретились на вокзале, Винс сверлил меня щенячьим взглядом и душераздирающе вздыхал. Мне удалось продержаться до обеда — хотелось пообщаться и обсудить новости с Блэйзом и Тео, тем более что эти самые новости, будь они трижды неладны, занимали первую полосу «Пророка», — и даже полчаса покемарить, но дальше игнорировать страдающего Винса не позволяла совесть. Да и я хотел кое-кого найти… — Прогуляемся? Моё предложение ребята встретили с небывалым энтузиазмом, особенно Тео, который никак не мог сосредоточиться на книге под чужую болтовню. В отличие от моих спутников, я точно знал, где расположились Гарри и Ко: Терри отлично справился с ролью охранника-шпиона, сначала незаметно проследив, чтобы Гарька благополучно прошёл на платформу, и проводив его до купе, а потом подбросив мне записку. Мы прихватили угощение и тронулись в путь. Пока Гарри с родными колесил по Европе, мой летний план по предотвращению выходок Добби претерпел существенные изменения. Зачем снова уговаривать родителей, придумывать причины и напрягать других людей, когда можно просто устранить сам источник возможной опасности? Эльф не может ослушаться прямого приказа, а для подстраховки за Гарри будет присматривать Терри. Проблемы пришли, откуда не ждали — я не смог найти Добби. — Терри не знает никакого Добби, — тряся ушами, пробормотал мой домовик. — Сколько Терри служит молодому хозяину, он ни разу не встречал никакого Добби. — И сколько ты мне служишь? — на автомате спросил я. — С тех пор, как молодой хозяин был ещё совсем крохой. — А до этого тоже не встречал? — Никогда, хозяин Драко! Остальные домовики, преданно вылупившись на меня честными глазами, сказали то же самое: «Никогда такого в поместье не видели!» Я задумчиво почесал макушку и пошёл к Нарциссе: эльфы, повинуясь всё тому же прямому приказу, могли и солгать, чтобы уберечь мою нежную психику от общения с ушастым маргиналом, а мама, как я надеялся, скажет правду. Увы, и здесь меня ждало разочарование. — Впервые слышу это имя, — не отрываясь от своих любимых цветов, сказала она. — Честно-честно? — не отступал я. Мама опустила палочку и повернулась. Под её укоризненным взглядом мне стало не по себе. — Зачем бы я стала тебе лгать? — Ну… — Я неуверенно переступил с ноги на ногу. — Ну вдруг я его сильно любил, а он умер. Или был… странным. — Странным? — переспросила Нарцисса. — Что ты имеешь в виду? — Не такой, как остальные эльфы. Сильно неуклюжим, или мог своей магией мне навредить, или… или хотел, чтобы его освободили. — Освободили? Зачем? — Чтобы быть свободным? — Это прозвучало больше как вопрос, чем утверждение, и я постарался развить свою мысль: — Идти, куда хочешь, делать, что хочешь. — И умереть на улице от голода? Более чем странное желание, не находишь? — А если бы он смог устроиться на работу и получать за это деньги? Как управляющий у папы, например? — Всё не так просто, дорогой, — вздохнула мама, убирая палочку и присаживаясь на скамейку. Я примостился рядом, всем своим видом выражая готовность внимательно слушать. По всей видимости, это был один из тех вопросов, который я должен был знать априори, как рождённый в магическом мире, но из-за травмы «забыл». — Как думаешь, почему эльфы называются домовиками? — Потому что они живут в доме? — попробовал угадать я, проведя аналогии с нашими, русскими домовыми. — Следят в нём за порядком, оберегают хозяев и животных от болезней и всего плохого. — Не совсем так, — улыбнулась мама. — Домовики не защитники, иначе в доме, где они живут, никогда не случалось бы, как ты говоришь, плохого. Они просто слуги, преданные и исполнительные. Но мы, волшебники, нужны им сильнее, чем они нам — в конце концов, есть много бытовых заклинаний, а научиться им не так сложно. Эльфы служат нам, потому что мы даём им самое главное — дом, место, которое необходимо домовикам, как деревьям — корни. Понимаешь? Без дома, к которому они привязаны, эльфы погибнут. Поэтому они скорее предпочтут умереть, чем стать свободными и лишиться дома. — А почему домовики есть не у всех? — задал я очередной вопрос, вспомнив семью Уизли. Раз домовик не показатель статуса и богатства, у их отсутствия в доме должна быть другая причина. Вряд ли Уизли отказывались от эльфа по каким-то политическим взглядам. — Потому что не каждая постройка может считаться домом, — презрительно скривилась Нарцисса. — Традиции, память предков — ты не можешь просто так от них отказаться, если только не хочешь стать предателем крови. — А разве им становятся не за лояльность к маглам? — В таком случае и твою тётю Андромеду, и — прости, Салазар — вашего директора Дамблдора называли бы так, однако ты разве слышал нечто подобное в их сторону? — Я задумчиво покачал головой. Мама снова вздохнула, поправляя выбившийся из причёски локон. — Андромеду выжгли с родового гобелена, но она по-прежнему Блэк и навсегда ею останется. Мне очень хотелось спросить про Сириуса и то, как всё, что она рассказала, соотносится с чистотой крови, да и вообще побольше узнать о домовых эльфах, но появилась домовушка с докладом, и момент оказался упущен. Я сделал себе мысленную пометку вернуться к этому разговору позже. Идти с вопросом о Добби к Люциусу не имело смысла: хозяйством занималась мама, а кто лучше неё знал о наших домовиках? Пришлось принять за факт, что в каноне произошла «поломка» и персонаж просто исчез. Или его заменили на другого — свалившегося мне как снег на голову «дядюшку Джона»? Тогда версия о том, что он — это Снейп под обороткой, начинала хромать на обе ноги: где-то глубоко внутри зародилась уверенность, что здесь, как в шахматах, лишней фигуры быть не может, как и пустого места. Ободрённый этой мыслью, я вернулся к делам насущным, стараясь выжать максимум удовольствия из последних летних дней, на всякий случай снабдив Терри инструкцией: первого сентября скрытно проследить за Гарри на вокзале, убедиться, что он прошёл на платформу, проводить до вагона и передать мне записку с его номером. Всё прошло без сучка без задоринки, я даже побояться толком не успел, как в кармане зашуршал клочок пергамента с эльфовскими каракулями. Парням, естественно, ничего говорить не стал, но они, кажется, даже не заметили, насколько уверенно я шёл к нужному нам купе. Компания там подобралась почти та же, что в прошлом году, за исключением младшей Уизли. Нас быстро представили друг другу, потеснились, давая каждому по крохотному кусочку места, и вернулись к прерванному разговору. Я за ним особенно не следил — рассматривал попутчиков. Невилл немного подтянулся за лето, видимо, не прекращал тренировок. Он обрадовался нам, как родным, даже Тревор, кажется, заквакал веселее. Гермиона, по-прежнему растрёпанная, при виде Винса мило покраснела и начала что-то преувеличенно бодро доказывать Рону. Джиневра, мелкая и какая-то зашуганая, в отличие от брата, кривиться при нашем появлении не стала: зыркала на нас из того угла, в который её запихал Рон, и молчала, иногда несмело дёргая его за рукав свитера, но тот лишь раздражённо отмахивался от неё, словно от назойливого насекомого — ну типичный старший брат, которому навязали младшую сестру. Гарька, отдохнувший, загоревший, увлечённо читал какую-то книгу, даже, кажется, забыв, что он в купе не один. Я не стал его дёргать — наговоримся в Хогвартсе — и при первой же возможности, сделав вид, что хочу в туалет, сбежал в тамбур: Винсу я больше не нужен, другие и без меня найдут с кем поболтать, а мне хотелось подумать в тишине о том самом проклятом вчерашнем дне. Начало, как по классике, ничего не предвещало, даже то, что сопровождать меня в Косую должен был отец, а не мама, не испортило настроения: раскрутить его на мороженое у Фортескью было ещё легче, чем Нарциссу. Так что быстро проглотив свой немудрёный завтрак под укоризненным взглядом Терри («Хозяин Драко может подавиться!»), я почти вприпрыжку, наплевав на колотьё в боку и астматическую одышку, направился к кабинету отца. Получил разрешение войти, толкнул тяжёлую дубовую дверь, шагнул внутрь и… будто налетел на невидимую преграду. Завтрак невежливо запросился обратно. Перед глазами всё в очередной раз поплыло, и я отключился. Очнулся от прикосновения чего-то холодного ко лбу. В сером мареве надо мной плавало обеспокоенное лицо отца. Увидев, что я открыл глаза, он помог мне сесть и почти силком заставил выпить зелье, скорее всего, какой-то стимулятор, потому что в голове почти мгновенно прояснилось и противная слабость отступила. Я тут же заозирался в поисках очередной гадости, решившей помучить моё и без того хилое тельце. Гадость обнаружилась на отцовском столе. Ну конечно же, как я мог о нём забыть?! — Думаю, не стоит сегодня никуда идти, — начал Люциус. — Всё для школы можно заказать… — Что это? — перебил я его, некультурно ткнув пальцем в тонкую чёрную тетрадку. — Это неважно, Драко! Сейчас мы говорим о тебе. — Наоборот, это очень важно! — Объясни. Отец не собирался сдаваться, но и я тоже. — Сначала ты. Папа, пожалуйста! — Хорошо. — Отец недовольно поджал губы, но продолжил: — Много лет назад эту вещь дал мне… один человек и попросил сохранить. Я не мог ему отказать. — Этот человек — Тёмный лорд? — Откуда… как ты… Люциус, видимо, в силу физического возраста сына не ожидал от него такой проницательности и теперь растерянно смотрел на меня, не находя слов. Хорошо, что мне было что сказать. — Помнишь, я говорил, что мне было плохо рядом с профессором Квирреллом? — Из-за того, что от него… гхм… неприятно пахло? — Не только. Я тогда не сказал всего, просто думал, ты мне не поверишь… — Драко… — устало вздохнул отец, сжимая пальцами переносицу. — У нас ведь уже был разговор на эту тему. Но если нужно, я могу повторить. — Не нужно, — виновато потупился я. — Ты мне веришь, и я могу тебе всё рассказать. Просто… это было странно. Когда зимой профессор дотронулся до меня… как бы это описать? Меня будто молния ударила. Было очень больно. — Больно? — эхом повторил отец. — Да. И когда мы боролись у зеркала тоже, даже, кажется, ещё больнее. А потом оказалось, что в нём, ну в профессоре, прятался Тёмный лорд, профессор сам его так называл! И если я сейчас чувствую то же, что и тогда, значит, эта вещь его. Она, наверное, много для него значила, поэтому он её тебе оставил? А это было давно, ещё до моего рождения, да? И всё это время она была здесь, в мэноре? — О Мерлин великий… Я прекрасно понимал, что нарываюсь, отыгрывая любопытного не в меру ребёнка, но мне было важно, чтобы Люциус, во-первых, понял, что дневник опасен, а во-вторых, держал его подальше от меня и, соответственно, от Хогвартса. Однако такого эффекта я не ожидал: отец, побелев, как полотно, закрыл лицо мелко подрагивающими руками и лихорадочно зашептал: — Я не знал… даже подумать не мог… — Пап?.. Признаться, я знатно струхнул: только сумасшествия Люциуса мне для полного счастья не хватало. Может, за Нарциссой сбегать? — Пап, тебе что, плохо, да? Дать воды? Или зелья? Я пошлю эльфа, только скажи, какое нужно. — Нет-нет, всё в порядке. — Отец хоть и криво, но улыбнулся и преувеличенно бодро подскочил с дивана, будто не он тут минуту назад разваливался на части. — Просто в комнате слишком душно. Давай не будем терять времени, ребёнок, мне ещё нужно заглянуть в банк, а кто-то, насколько я помню, грозился съесть две порции мороженого. Ты всё ещё уверен в своих силах? — Ага, — заторможено кивнул я, растерявшись от того, как неожиданно отец сменил тему. — А… — Тогда вперёд. — Меня недвусмысленно подтолкнули к камину. — Но… — В этом нет ничего сложного, помнишь? Бросаешь под ноги щепотку пороха, говоришь адрес — и ты на месте. — Я… — Давай, сын, у тебя всё получится, ты же Малфой! Сомнительный аргумент, на самом деле, учитывая, что я им являлся чисто номинально, но меня так настойчиво выпроваживали… Люциус явно собирался избавиться от дневника. Надеюсь, он не станет палить в него Бомбардой прямо в кабинете, а то разнесёт ещё полмэнора, мама ему этого не простит. — Я иду сразу за тобой! Не то чтобы мне полегчало. Хорошо, что накануне мама лично проинструктировала меня, как пользоваться камином. Оказывается, я уже перемещался таким образом, но так как после падения с метлы всё «забыл», пришлось рассказывать снова. Не знаю, то ли я всё же что-то напутал, то ли камин барахлил, но выбросило меня непонятно где. Прочихавшись от попавшей в нос сажи, я медленно поднялся и с любопытством огляделся. Было ощущение, что я попал в одну из игр-квестов, когда, чтобы пройти очередной этап, нужно в комнате, полной странных и не сочетающихся между собой вещей, найти определённые предметы. Только хозяин здешней лавки — или склада? — всё же попытался придать своему имуществу хоть какой-то вид порядка. Правда, тем, чтобы стереть с полок пыль и паутину, он себя явно не утруждал, как и починкой: некоторые вещи, даже на мой дилетантский взгляд, нуждались в ремонте. Помня об истории с зеркалом, я старался ни к чему не притрагиваться, не хватало ещё застрять в каком-нибудь Исчезательном шкафу, как несчастный Монтегю, ставший жертвой жестокой шутки близнецов Уизли. Однако выбраться из лабиринта, который представляла собой лавка-склад, оказалось не так просто: стоило повернуть за один шкаф, как за ним сразу появлялся новый, и вернуться обратно не получалось — шкафы смыкались за спиной, как вековые деревья в лесу. Хозяин либо баловался заклятием искажения пространства, либо наложил на лавку не менее противные отвлекающие чары, чтобы скрыть что-то важное — или, скорее всего, незаконное — от незваных гостей. Я уже хотел плюнуть на гордость — получится у меня в конце концов хоть что-то сделать самому, не прибегая к посторонней помощи?! — и позвать Терри, когда услышал голоса. В этот раз лавка, как ни странно, кочевряжиться не стала, сразу открыв проход, видимо, один из говоривших был хозяином. Не знаю, что меня остановило, может, неожиданно проснувшаяся интуиция, но вместо того, чтобы с радостными воплями выбежать навстречу людям — что ни говори, а бродить по этому месту было жутковато, — я решил сначала осторожно выглянуть из-за угла, чтобы разведать обстановку. Мужчин было двое. Один — сгорбленный старик в поношенной мантии; его обрюзгшее лицо землистого цвета было покрыто глубокими морщинами, редкие волосы торчали в разные стороны нечесаной паклей. Второго разглядеть не удалось — он стоял полубоком, к тому же верхнюю часть лица прикрывал глубоко натянутый капюшон, оставляя на виду лишь острый подбородок и тонкие губы, которые мужчина без конца нервно облизывал. — Это дорого стоит, господин, — прошамкал старик. — Я не спрашиваю тебя, сколько это стоит, Боргин, — зашипел на него незнакомец в капюшоне — Чёрный плащ, как я мысленно его окрестил. — Мне нужно, чтобы ты это достал. Цена меня не интересует. И помни, — он выщерил в оскале кривые жёлтые зубы, — если надумаешь меня обмануть… И вдруг, видимо, что-то почувствовав, замолчал и резко повернулся. Спрятаться я не успел. — Кажется, в твоей норе завелись крысы, Боргин, — обманчиво спокойно сказал Чёрный плащ, делая шаг в мою сторону. — Хотя нет, не крысы, а маленький белый кролик. Такой неосторожный, такой беззащитный. Разве тебе не говорили мама с папой, как опасно совать свой симпатичный любопытный носик куда не следует? Он медленно наступал на меня, оттесняя в угол. В его мягких неторопливых движениях чудилось что-то кошачье — я и правда чувствовал себя мелким грызуном, так неудачно попавшим на глаза хищнику, решившему поразвлечься с живой игрушкой. И мне вряд ли удастся уйти живым. — Господин! Господин! — запричитал за его спиной Боргин. — Только не здесь, умоляю! Авроры… если они найдут хоть волосок… магазин закроют. А как же мой племянник? Я обещал своей бедной сестре присмотреть за ним. — Не ной! — прикрикнул на него Чёрный плащ и ткнул палочкой куда-то мне за спину. — Что это? — Исчезательный шкаф, — с готовностью ответил Боргин и торопливо добавил: — Но он неисправен, господин, в нём можно застрять. — Отлично, — ухмыльнулся Чёрный плащ, вновь быстро облизывая губы. — Вот и нашлись для тебя силки, крольчонок. Алохомора! Дверь шкафа с натужным скрипом отворилась. Я покосился на неё через плечо, стараясь при этом не выпускать из виду нападавшего, и тяжело сглотнул, чувствуя, как от ужаса на затылке начинают шевелиться волосы. Из проклятого шкафа отчётливо несло мертвечиной; внутри было не просто темно — там клубилась, голодно пульсируя, первородная Хтонь, засасывая меня, как воду в канализационный сток. Спина и правая щека — той, которой я повернулся к шкафу, — занемели от холода, изо рта при выдохе вырывались облачка пара, настолько иррационально выглядя в жаркий августовский день, что я отчётливо понял: если окажусь в шкафу, обратно уже не выберусь. — Ну же, крольчонок, не упрямься, полезай в шкаф, — притворно-ласково сказал Чёрный плащ и неожиданно рявкнул, так, что где-то в глубине лавки что-то с жалобным звоном разбилось: — Живо! Я невольно отшатнулся от него и с трудом устоял на ногах, пребольно ударившись спиной о дверцу. К Мордреду эту никому не нужную сейчас самостоятельность, я жить хочу! — Терри… — с трудом разжимая губы, позвал я. — Что ты там бормочешь, крольчонок? Невежливо игнорировать своего собеседника. — Терри. — Ну же, малыш, не заставляй меня ждать, у нас с мистером Боргином ещё есть дела. Полезай в шкаф, я сказал! — Терри! — заорал я и, почувствовав, как мою ладонь сжали сухонькие пальцы домовика, приказал: — Перенеси меня к отцу! Короткий тошнотворный рывок — и я почти оглох от шума наводнившей Косую аллею толпы. Пара минут потребовалось на то, чтобы проморгаться от ударившего в глаза слишком яркого после мрачной лавчонки солнечного света. Но как следует осмотреться мне не дали: кто-то весьма нелюбезно схватил меня за плечи, разворачивая. Я инстинктивно дёрнулся, пытаясь вывернуться из захвата: кто знает, не прихватил ли Терри лишнего пассажира, когда перемещался. — Драко! Почему ты здесь? — Отец? Я никогда не был настолько рад его видеть. — Мы договаривались, что ты подождёшь меня внутри. — Да. Да, прости, я помню. Но там было душно, и я вышел подышать. Думаю, мой бледный растрёпанный вид убедил отца, и он расслабился, успокаиваясь. — Если хочешь, можем вернуться домой. — Мне уже лучше. — Хорошо. Но если что, дай мне знать. Я покивал, конечно, но не то чтобы и правда собирался воспользоваться его предложением. Половину пути до Гринготса мы прошли без приключений, поэтому затор у книжного магазина оказался неприятной неожиданностью, вдвойне обидной, что, во-первых, за всеми сегодняшними событиями я напрочь забыл его причину — презентацию новой книги нашего будущего преподавателя по ЗоТИ, Локхарт ни за что не пропустил бы такую возможность собрать вокруг себя побольше народу, а во-вторых, пройти мимо нам не дали, громко окликнув из толпы: — Драко! Профессор Малфой! — Уже нет, мисс Грейнджер, — вежливо поправил Гермиону отец. — Я всего лишь замещал профессора Квиррелла во время его… болезни. К моему великому сожалению, в этом году у вас будет другой преподаватель. — Действительно, к твоему глубокому сожалению — потому что не сможешь больше учить детей тёмной магии. Толпа плавно разошлась, пропуская семейство Уизли почти в полном составе. У меня даже в глазах зарябило от количества рыжих голов. — Ты потрясающе невежественен для волшебника, Артур. — Я впервые видел настолько откровенное отвращение на лице отца. — Магия не делится на тёмную и светлую: одним и тем же заклинанием можно убить и вернуть к жизни. Ты так боишься использовать «не то» заклинание, что готов бегать в Министерство за разрешением. Стоит ли порочить доброе имя волшебника, если ведёшь себя, как маггл? — У нас с тобой разные представления о том, что порочит волшебника, Люциус, — напыжился Артур. — Если для тебя это не следовать замшелым и порой опасным традициям, то для меня — не жить по совести. — Совесть, ну конечно. Каких только красивых слов ни придумаешь, чтобы оправдать доносы. Тебе за них хотя бы платят? Сомневаюсь, судя по твоему затрапезному виду. Обстановка накалялась, казалось, ещё слово — и они схватятся за палочки. Я уже прикидывал, насколько у меня получится их отвлечь, если завалиться в обморок — к слову, угрожающий стать вполне реальным, потому что выпитое дома зелье отчего-то переставало действовать, и часа не прошло, — когда над головой раздался жуткий крик. Я задрал голову посмотреть, кто решил косплеить баньши, и замер с открытым ртом: над нами кружил никтозавр. Не сказать чтобы я разбирался в вымерших летающих ящерицах, но никтозавра отлично знал: года в четыре Кот, неожиданно увлёкшийся динозаврами, так проникся симпатией к этому рогатому монстру, что на новогоднем утреннике в детском саду хотел быть именно им. Воспитатели не смогли уговорить его ни на зайчика, ни на котика, ни даже на снеговика, помощника Деда Мороза. Угрозы вообще не пустить на утренник и оставить без подарка нужного действия не возымели. Инка, выслушав жалобы на непослушное чадо, невозмутимо пожала плечами: «Хочет — пусть будет» — и сшила костюм, больше напоминающий помесь единорога с летучей мышью, чем птицезавра. Кот ходил довольный, как слон, даже пробовал спать в нём, но рога мешали. И вот теперь это доисторическое животное, уже вполне настоящее, истошно вопя, нарезало над нами круги. Причём двигалось по одной и той же траектории, будто зацикленное, не обращая на толпившихся внизу людей никакого внимания. Те вели себя по-разному: кто поумнее — бросились к ближайшим магазинам в поисках убежища, кто посмелее и отчаяннее — схватились за палочки, самые рассудительные требовали вызвать авроров, остальные, самые глупые, остались глазеть. Отец попытался оттеснить меня внутрь книжного, но толпа стояла слишком плотно, а для трансгрессии было мало места. Подсказывать отцу про эльфа я не стал — вот ещё, упустить самое интересное! Наконец у кого-то, видимо, сдали нервы, и в воздух полетели первые заклинания. Одно точно попало в цель: «дракона» слегка перекосило на один бок, и он явно в отместку стал орать ещё противнее. Но по-прежнему не нападал, и это было более чем странно. Насколько я помнил из канона, животных тоже можно было подвергнуть Империо, что отлично продемонстрировал лже-Грюм, заставив несчастного паука скакать по головам студентов. Так что вопросов к происходящему было два: кто и зачем подчинил себе доисторического ящера и где он его взял?! Толпа вдруг зашевелилась, пропуская мужика в странной одежде — в чём-то вроде старинного камзола из золотой парчи, расшитого камнями. Выбравшись на относительно пустое пространство, мужик оправил одежду, тряхнул волосами, как в рекламе шампуня, и, приняв героическую позу, хорошо поставленным голосом громко сказал: — Эх, хорошо, что я был здесь. Я знаю заклинание, которое может помочь! А вот и Локхарт нарисовался. И, судя по его заявлению, здесь он в задних рядах отсиживаться не будет. Даже не знаю, что хуже. Локхарт между тем, вскинув палочку, прокричал что-то, выписывая в воздухе витиеватую закорючку. «Дракон» его тарабарщину проигнорировал, сделал ещё пару кругов и неожиданно заискрил, перейдя на совсем уж тошнотворные вопли. Народ в испуге шарахнулся в сторону, кто-то истошно завопил, заплакал ребёнок — началась паника. Отец чудом смог оттереть меня ближе к стене, но на этом везение закончилось: я упал, и отец, прикрывая меня собой, получил чьим-то локтем по лицу. Рядом с нами оказался и Локхарт. Он уже не махал палочкой, а что-то судорожно искал в кармане, истерично шепча себе под нос: — Ну давай же, давай! То ли услышав его, то ли устав от бесцельного мотыляния в воздухе, ящер в последний раз курлыкнул и взорвался, осыпав нас липкими вонючими ошмётками, видимо, в качестве посмертной мести. — Ну вот, я же говорил, что смогу его победить! Со всех сторон защёлками колдокамеры — репортёры во все времена были теми, кто раньше других оказывался на месте событий. Я и пикнуть не успел, как меня вздёрнули на ноги, притиснули вплотную к Локхарту и засыпали вопросами, на которые мне, к счастью, не пришлось отвечать — с этим отлично справлялся и мой «спаситель». Потом появились наши доблестные авроры. Репортёры переключились на них, дав нам с отцом шанс сбежать по-английски. Домой мы явились побитые и несчастные: отец светил фингалом на пол-лица, а я при падении неудачно подвернул ногу. Мама, охая, весь оставшийся день хлопотала вокруг нас, залечивая боевые ранения. Правда, очень скоро я заметил, что отец больше притворяется, чем реально страдает, театрально закатывая глаза и громко стеная, а мама старательно прячет понимающую улыбку за батистовым платочком, которым смахивала несуществующие слёзы. Товарищ я понимающий, потому довольно быстро сбежал в свою комнату, оставив родителей играть в их взрослые игры. Вечер я провёл за размышлениями и книгой, заснув почти под утро, а сейчас рассеянно пялился в окно, отчаянно пытаясь не заснуть, вместо того чтобы сделать то, ради чего, собственно, и сбежал от друзей — найти Луну Лавгуд. — Какие странные мозгошмыги, — неожиданно раздалось за спиной, заставив меня едва не подпрыгнуть на месте. Отлично, на ловца и зверь бежит. — Это плохо? — чувствуя, как губы невольно расползаются в улыбке, спросил я, поворачиваясь. — Нет. Просто никогда раньше таких не видела, — задумчиво ответила Луна. — Уверен, они не будут против, если ты познакомишься с ними поближе, — галантно предложил я, протягивая ей руку для приветствия. — Драко Малфой. — Луна Лавгуд. У меня сегодня порвались мои любимые голубые бусы. Мистер МакТвисп сказал, что это к интересной встрече. — Мистер МакТвисп? Луна, кивнув, посмотрела куда-то вниз. Я проследил за её взглядом. У моих ног сидел маленький белый кролик.