Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением

10 января 2000 года — понедельник

      Тео Нотт не до конца понимает, как ему удалось втянуть себя в Поттеровскую затею, но полагает, что это как-то связано с тем, что его любимая жена предложила Нотт-мэнор в качестве временного убежища.       Чжоу Чанг перебралась к ним после собрания отряда Дамблдора, и хотя со времён Хогвартса Тео запомнил когтевранку как тихую, серьёзную девушку, война, судя по всему, основательно перекроила её.       Она не отрывает глаз от Полумны, где бы ни находилась, и щурится на солнце, словно забыла ощущение тепла. Она кутается в одеяла, которые Полумна разложила в каждой комнате, и часами напролёт смотрит в окно. Её палочка никогда не покидает руки, и она накрыла спальню, которую ей выделили, таким большим количеством защитных чар, что о половине Тео даже и не слышал.       Это по-своему полезно. Чжоу живёт в поместье всего три дня, но иногда Тео слышит, как Полумна смеётся в коридоре над словами подруги. Вчера он видел, как неуверенная улыбка расплылась по лицу Чжоу, когда Полумна научила её кормить лебедей. Тельма была вне себя от радости, что в поместье появилась гостья, и настояла на полноценном питании три раза в день, и хотя источник информации остаётся для Тео загадкой, эльфийка ни разу не ошиблась в выборе любимых блюд Чжоу.       С другой стороны, это одновременно невыносимо сложно — Тео не чужд страха. Его отец с дедом годами строили свою репутацию, и её последствия ощущаются во всём, к чему ни прикоснись. Как бы ему это ни нравилось, репутация досталась ему в наследство вместе с именем. От их мрачных черт лица и роста до проклятой метки, отпечатанной на руке каждого Нотта. Поэтому он не может винить Чжоу, когда она вздрагивает, стоит ему войти в комнату. Накануне вечером он слишком громко рассмеялся над чем-то, что сказала Полумна, и испуганная Чжоу чуть не сбежала.       Несмотря ни на что, Полумна является бальзамом для их израненных душ. Она обнимает Тео по ночам, и им обоим становится больно от того, что сотворили с её подругой. Полумна плачет над шрамами, которые Чжоу придётся носить до конца жизни, а Тео от всего сердца желает повернуть прошлое вспять и стать кем-то другим во время войны, кем угодно. Он мечтает добыть маховик времени — пускай даже создать его. Тогда бы он вернулся назад, предстал перед самим собой, тощим двенадцатилетним мальчишкой-второкурсником, и потребовал бы выбрать другой путь. Потребовал пойти против отца и сжечь Пожирателей смерти; потребовал найти Полумну Лавгуд и как можно быстрее стать человеком, которого она заслуживает.       Мечты зыбки. Тео прекрасно знает, что прошлого не изменить; даже если бы ему выпал шанс, он бы им не воспользовался. В противном случае пришлось бы подвергнуть опасности Полумну из настоящего.       А вот стать для неё достойным мужем — это то, к чему он активно стремится. Даже если в конечном счёте попытки сводятся к двухчасовым пряткам за живой изгородью, пока дракл-бы-его-побрал-Гарри Поттер тайком обследует дом.       После встречи ОД Тео позвали в кабинет его же дома, где ждал Гарри Поттер собственной персоной. Он собрал Рона, Гермиону, Драко и Джорджа Уизли и объяснил им тайну пропавшего ребёнка Розмерты, а также рождественскую находку Гермионы.       С тех пор Тео участвует в сверхсекретной миссии по наблюдению за домом Розмерты; это совсем не так увлекательно, как можно себе представить, поскольку большую часть времени он торчит за высоченной живой изгородью на морозе и смотрит на дом, который не подаёт признаков жизни. Как раз сегодня днём Тео пришёл сменить несчастного Рона Уизли. Рон искренне поблагодарил, что он не опоздал, и сразу трансгрессировал в Мунго, где почти всё время проводил у постели до сих пор не пришедшей в сознание Ханны.       Именно Рон составлял план наблюдения за домом Розмерты, и Тео поразился, как легко Гарри и Гермиона подчинились его стратегии. Несмотря на это, состояние Рона, его налитые кровью глаза и дрожащие руки указывают, что лишь вопрос времени, когда его исключат из состава ради его же безопасности. Истощение так же смертельно опасно, как и глупость.       До сих пор в доме не наблюдалось никаких признаков ребёнка, как, в прочем, и других волшебников или ведьм. Гермиона выявила взломанный Фиделиус, несколько защитных чар и магии для отвода глаз, однако, не приближаясь к дому, сложно сказать больше.       Текущий план состоит в том, чтобы спасти ребёнка до начала организованного марша, который окрестили «Маршем за супружеские права». На данный момент отряд Дамблдора в полном составе и большая часть Ордена Феникса привлечены к распространению информации. Полумна подготовила статью в «Придире» к пятничному мероприятию по сбору средств для министерства, чтобы приглашённые члены могли говорить о нём, не вызывая подозрений.       Еле слышный хлопок выводит Тео из задумчивости, но повода для переживаний нет — спустя пару секунд в его укрытие заглядывает Гермиона.       — Ты рано, — замечает Тео. Она опережает график почти на полчаса.       Гермиона пожимает плечами, но взгляд у неё обеспокоенный.       — Гарри ещё ничего не нашёл?       Тео переводит глаза обратно на пустующий дом. Спаситель волшебного мира где-то там, внизу, прячется под мантией-невидимкой и пытается найти брешь в защите.       — Пока ничего.       — Придётся прорываться силой, — вздыхает Гермиона.       — Что? — недоумённо переспрашивает Тео.       При виде его удивления на лице Гермионы появляется задорная улыбка.       — Ты говоришь совсем как Драко. Вы, слизеринцы, всегда предпочитаете действовать исподтишка.       — Ну конечно, а гриффиндорцы себе не изменяют, — бормочет Тео. — Лезут напролом и сломя голову несутся навстречу опасности!       Гермиона тихонько смеётся.       — Не переживай, всё пройдёт гладко. У меня есть план, и мне жаль, но ты в нём тоже участвуешь.       Тео заранее ненавидит этот план.       — Что ты придумала, Грейнджер?       — Не я, а Малфой, — уточняет она. — Так вот, вечер по сбору средств состоится через четыре дня. Я надеялась, что Джордж возглавит миссию, но, к сожалению, министерство наняло его в качестве консультанта по увеселительной части. Видимо, его новогодний фейерверк вызвал интерес, а ради такого события министерство выкладывается на полную катушку. Он будет присутствовать на торжестве вместе со мной, Гарри, Джинни, Драко и Роном. Пока мы распространяем информацию о марше и следим за несогласными, и мне нужно, чтобы ты, Блейз, Невилл и Пэнси находились здесь.       — Тебе нужно целых три змеи? — спрашивает Тео.       — И ещё Невилл.       Тео насмехается:       — О да, — усмехается Тео, — тогда-то вообще не о чем беспокоиться.       Впервые выражение лица Гермионы становится ледяным.       — Невилл Долгопупс — не только один из лучших волшебников, которых я когда-либо имела честь знать, но и более чем доказал свою состоятельность. Я нисколько не сомневаюсь, что он сумеет держать себя в руках среди вас, как ты выразился, змей, учитывая, что он единственный, у кого хватило храбрости буквально снести одной из них голову.       Тео сглатывает. На самом деле ему нравится Долгопупс, просто он знает его неуклюжим олухом гораздо дольше, чем героем войны. Впрочем, Гермиона права. Невилл отлично себя зарекомендовал, и, предубеждения прочь, Тео не против дежурить с ним бок о бок.       — Я знаю, Гермиона, — примирительно говорит он. — Извини. Я просто… не привык к такого рода схемам.       — Понимаю. — Выражение лица Гермионы смягчается. — Если это поможет, Рон пытается вырваться, чтобы подменить вас. Но министерство хочет видеть нас всех, чтобы Золотое трио продемонстрировало своё расположение к министру. Чёрт бы их побрал.       — Ничего нового, — вздыхает Тео.       — Так… ты согласен? — добавляет Гермиона через несколько секунд. — Поможешь нам проникнуть в дом и спасти ребёнка Розмерты?       Тео молчит. Полумна несомненно хотела бы, чтобы он помог; по правде говоря, он и сам этого хочет, даже без неё. Есть что-то в корне неправильное в похищении ребёнка, сквиб он или нет.       — Помогу.       Гермиона ловит его руку в свои. В её тёплых глазах светится что-то похожее на гордость.       — Тео Нотт, я очень рада, что познакомилась с тобой, — тихо говорит она. — И очень рада, что Полумна получила твоё имя.       Тео убирает руку, чувствуя, как на щеках разгорается румянец.       — Да, ну, ты тоже ничего.       У него в горле застревают слова, которые он хотел бы ей сказать на самом деле: слова благодарности за её доброту. За терпение к Драко Малфою, с которым они дружат с самого детства. За защиту на суде и спасение от Азкабана, хотя это было нелегко.       За то, что боролась с чокнутым маньяком, который пытался разрушить их жизни, когда у самого Тео не хватило на это смелости.       — Нотт, — пугает его голос Гарри Поттера, а когда он собственной персоной возникает из ниоткуда всего в футе от него, по позвоночнику пробегает дрожь. Тео ненавидит эту мантию-невидимку.       — Поттер.       — Гарри, — шепчет Гермиона, быстро заключая его в объятия. Тео вынужденно пришлось пройти экспресс-курс по гриффиндорской тактильности: недавно он чуть не свалился с ног, когда Рон похлопал его по плечу в качестве благодарности, а сейчас покалывает пальцы от того, что Гермиона держала его за руку.       Тео никогда раньше не испытывал физической привязанности, теперь же он в ней купается. Он засыпает, прижавшись к жене, его руки нежно касаются её вздымающегося живота, а просыпается он от её поцелуев. Даже гриффиндорцы постоянно задевают его плечом, когда им кажется, что он сказал что-то смешное.       Конечно же, Драко удивлён не меньше него: даже Нарцисса, которая любила Драко сильнее всего на свете, никогда не была особенно физически ласкова со своим сыном.       Тео никогда не понимал речей Поттера о Волдеморте — никогда не понимал, как любовь может быть мощным оружием, но теперь он узнал её силу. Он видел её своими глазами: Молли Уизли, стоящую перед Беллатрисой Лестрейндж, готовую сразиться с опаснейшей из ныне живущих ведьм ради защиты своей семьи. Нарциссу Малфой, бесстрашно смотрящую в глаза Тёмному Лорду и лгущую, лгущую самому могущественному на всём свете легиллименту ради спасения жизни Драко.       Он ощущает это и в себе. Чувствует ужас, который неизбежно следует за любовью, ни на что не похожий страх лишиться всего. Словно однажды он проснётся в одиночестве в пустом поместье, полуживой и несчастный, и Драко Малфой останется единственным его другом.       — Тео в деле, — с придыханием говорит Гермиона. — Они устроят облаву на Розмерту, пока мы будем на приёме.       Ухмыльнувшись, Гарри сверкает зелёными глазами.       — Гениально. А кто пойдёт внутрь и будет приманкой?       — Приманкой?! — восклицает Тео. — Зачем нам приманка?       — Тео, — Гермиона хихикает, — кто-то должен снять защиту и привлечь внимание тех, кто следит за домом. Тогда остальные обезоружат и оглушат их.       — И как, позволь спросить, они это сделают? — уточняет Тео. — Это явно тренированные люди.       — Нотт. — Гарри сдерживает смех. — Ты ведь понимаешь, что мы тоже тренированные? Гермиона всё подготовит. Она хороша в ловушках и защитных чарах с оглушающей отдачей. Не сосчитать, сколько раз она спасала мою задницу.       Тео вздыхает — и любовь рождает храбрость. Он никогда не считал себя храбрецом, а теперь стоит тут, вместе с Гарри Поттером и Гермионой Грейнджер, и готовится выступить против Министерства. Готовится встать в один ряд с другими слизеринцами и Невиллом Долгопупсом и развязать войну, если потребуется.       Тео вспоминает Чжоу — утром она свернулась калачиком в кресле у окна, и солнечный свет подсветил синяки на её руках. Он едва знает её, и всё равно испытывает жгучую ненависть к её обидчику.       — Ладно, ваша взяла, — соглашается он. — Говорите, что надо делать.       Гермиона бросается обниматься, и Тео без стеснения смеётся.

***

      Впервые за долгое время Тео обнаруживает, что находится в кабинете один со стаканом огневиски в руке. Он закинул ноги на стол и смотрит в окно поверх папоротника. Полумна с Чжоу едва различимы, они решили проведать фестралов и покормить их. Тео сперва хотел составить им компанию, но передумал, услышав расплывающийся в вечернем воздухе смех.       Поэтому он обдумывает план Грейнджер. И на словах, и на деле план отличный. Гермиона установила множество заклятий, которые должны бомбардировать оглушающими все входы и выходы, и даже умудрилась заклясть несколько дверных проёмов на расстоянии, показав впечатляющую работу палочкой. Тео должен будет войти в дом через тридцать минут после официального начала министерского приёма, отвлечь на себя внимание тех, кто следит за домом, а затем дождаться, пока Невилл, Панси и Блейз не обезоружат попытавшихся скрыться.       Гермиона также пообещала артефакт, который позаимствовала в министерстве и который при разрушении выпускает мощные сонные чары. Его стоит приберечь на крайний случай, потому что тогда им самим придётся успеть наколдовать воздушный пузырь в момент активации, ни раньше ни позже, но зато от них точно никто не уйдёт.       Однако настоящий фокус заключается в незаконно сваренном Веритасеруме, который Грейнджер передала ему для допроса охранников дома. У Тео чуть глаза на лоб не вылезли: до войны его было практически невозможно достать, а теперь и вовсе неслыханно. Все лучшие мастера зельеварения в Британии сбежали либо давно бежали, либо были убиты. Только Слизнорт ещё остаётся в Хогвартсе, но Министерство следит за ним очень внимательно.       Напугав его своим появлением, Тельма возникает посреди комнаты. Она криво улыбается и объявляет:       — Господин Малфой прибыл.       Через секунду появляется Драко, и Тельма морщится от его наплевательского отношения к правилам этикета. Тео чуть не смеётся, ведь на самом деле он никогда не следовал обычаям, приходя в дом Ноттов, а Тельма давно должна была привыкнуть к этому.       — Господа желают, чтобы Тельма принесла им чай?       — Нет, благодарю, Тельма, — отвечает Тео. — Ты свободна.       Она исчезает, бросив ещё один хмурый взгляд в сторону Драко.       — С твоей женой шутки плохи, — объявляет Драко, хватая стакан и наливая себе изрядную порцию огневиски.       Тео всё же смеётся.       — О, ещё как. Но мы оба знаем, что по-настоящему шутки плохи с твоей женой!       Драко небрежно опускается в кресло перед письменным столом и вздыхает.       — Что Грейнджер натворила на этот раз?       Тео достаёт из нагрудного кармана пузырёк с зельем.       — Она каким-то чудом достала столько нелегально сваренного Веритасерума, что хватит накачать пятерых взрослых волшебников.       Лицо Драко принимает всё более недоверчивое выражение, после чего он сдаётся и прячет его в ладонях. Когда он отнимает голову от рук и встречается взглядом с Тео, то выглядит так, словно разрывается между смирением и гордостью.       — Я даже не удивлён, — наконец заявляет он. — Скорее всего, она сама его и сварила.       — Невозможно, — возражает Тео. — Это одно из самых сложных зелий!       Драко ухмыляется.       — Она сварила Оборотное зелье в туалете для девочек на втором курсе. В одиночку.       — Ты шутишь? — Тео неверяще смотрит на друга. — Как? Зачем?!       — Кажется, она тогда искала способ проникнуть в слизеринскую гостиную, чтобы узнать, я ли наследник Слизерина, охотящийся на маглорождённых.       В этот момент Тео осознаёт, насколько обыденным был ужас в их детстве.       — А теперь вы с ней женаты.       — Да, а ты, если забыл, тогда же жаловался, что полоумная Лавгуд постоянно топчет тебе ноги на травологии, — говорит Драко.       Тео краснеет. Он совсем забыл об этом.       — О, Мерлин, никогда не говори ей об этом.       — Как только ты скажешь ей, чтобы она перестала натравливать на меня своих фестралов-недоростков — я начну пользоваться камином, лишь бы избежать двора, клянусь.       Тео от души смеётся и поднимает стакан за Драко. Они улыбаются друг другу, делая небольшие глотки огневиски. Они проводили так время уже миллион раз, но всё же именно сейчас испытывают небывалое спокойствие.       Молчание затягивается. Наконец его нарушает Драко.       — Мне нужно тебе кое-что сказать.       Тео приподнимает бровь.       — Я весь внимание.       — Это секрет, — вздыхает Драко. — Астория попросила меня сохранить это в секрете.       Любопытство Тео распаляется. Слизеринцы — мастера тайн, а единственный путь к мастерству — ни с кем ими не делиться и выжидать подходящего момента. Драко поступает с точностью до наоборот.       — Тогда почему ты мне рассказываешь?       Драко устало проводит рукой по лицу. Он тоже участвует в слежке за домом Розмерты и потому так же измотан, как Тео.       — На Рождество я поговорил с ней наедине. Астория вела себя странно — сказала, что винит себя, что она ужасно поступает с Молли Уизли и Чарли. Сказала, что поговорила с отцом, пригрозила ему и вынудила отступиться и не регистрировать жалобу на брак Дафны и Перси.       — Похоже, она решительна как никогда — отчего такое беспокойство?       — Потому что она попросила меня об одолжении. — Драко сглатывает и замолкает.       Тео снимает ноги со стола и опускает на пол. Тепло комфорта перетекает в знакомый ему холодный ужас.       — Каком?       — Она попросила меня передать два письма первого марта. — Драко достаёт из мантии два смятых конверта. — Одно для Чарли, а другое для миссис Уизли.       Тео сглатывает.       — Почему она не могла сама спланировать их доставку, Драко?       — Я не знаю, — отвечает Драко. — Она сказала, что единственный способ спасти разрушенный брак — это уйти из него. Что она хочет сбежать от ВМН. Что ей нужно уйти.       — Куда она собирается уходить? Где остановится? — требовательно спрашивает Тео. В том, что она попытается сбежать от ВМН, нет ничего неожиданного, но Астория Гринграсс никогда не вела себя импульсивно. Она всегда всё планировала до мелочей. А ещё она бы никогда не бросила Дафну.       — Стори отказалась делиться подробностями, — вздыхает Драко. — Только заставила меня пообещать доставить эти письма. Но что-то не так, Тео. Я нутром чувствую.       — И что же ты собираешься делать? — интересуется Тео. Он безоговорочно доверяет Драко. Среди прочих своих достоинств и недостатков, он отлично разбирается в людях. Если ему кажется, что что-то не так, значит, так оно и есть.       — Я хочу открыть письма. Прямо сейчас. Вместе с тобой.       Взгляд Тео падает на конверты, зажатые в руке друга. Всё слизеринское внутри него восстаёт против идеи прочитать письма Астории.       — Хорошо, — хрипло отвечает он. Допив остатки виски, он громко ставит стакан на стол. — Давай. Открывай.       Первым Драко распечатывает письмо, адресованное Чарли Уизли.

«Дорогой Чарли,

К тому времени, когда ты получишь это письмо, меня уже не станет.

Я многое узнала о тебе за последние несколько месяцев и поэтому уверена, что ты посчитаешь, будто виноват в произошедшем. Ты ошибаешься, Чарли. Мне жаль, что я не смогла открыться тебе раньше. Прости, что вела себя как последняя стерва весь наш недолгий брак. Ты был милостив, добр и приветлив, хотя и не менее напуган и взбешён, чем я. В любом другом мире ты стал бы идеальным мужем.

Возможно, в другой жизни мы бы встретились до того, как нас измотала война. В другом мире всё могло бы быть хорошо. Возможно, ты бы научился любить меня. Я бы точно научилась любить тебя.

Как бы то ни было, я должна поблагодарить тебя. Ты принял меня и мою сестру в свою семью и отнёсся к нам с добротой и уважением, которых мы никогда раньше не знали.

Пожалуйста, не вини Дафну или Драко — я обманом втянула их в это, а они не знали.

Прости меня.

Твоя,

Астория Уизли».

      Тео поражённо смотрит на Драко, пока тот заканчивает читать. Слова оседают на пол, омрачая их товарищество. Костяшки пальцев Драко побелели от силы, с которой он сжимает пергамент.       — Прочти следующее, дружище, — взяв себя в руки, говорит Тео.       Дрожащими руками Драко кладёт первое письмо Астории на стол.       — Тео… это звучало как…       — Прочти следующее, Драко, — требовательно повторяет Тео.       Драко проглатывает всё, что собирался сказать, — пока не стоит ничего произносить вслух. Они оба знают, что это письмо ещё не последние слова беглянки.       Драко осторожно разворачивает письмо миссис Уизли. Оно длиннее, чем для Чарли, а страницу усеивают маленькие полупрозрачные кружки. Слёзы.

«Дорогая миссис Уизли,

      Я переписывала это письмо тысячи раз, и всё равно оно так и не вышло достаточно хорошим. Пожалуйста, примите мои самые искренние сожаления о боли, которую я причинила вам, вашей семье и Чарли. Прошу, поверьте, что я никогда не знала более глубокой печали, чем та, что переполняет меня сейчас.

      Вы были самой доброй и нежной матерью из всех, кого мне довелось встретить, а в ответ я обращалась с вами высокомерно и жестоко. Однако, по правде, я сразу полюбила вас и вашу семью — с самого момента, как я ступила за порог вашего дома, меня окружили тем, что раньше было мне неведомо. Вы так честно любите друг друга — быть Уизли величайшая честь в моей жизни.

      Мне казалось невыносимым потерять вас, и поэтому я никогда не позволяла себе по-настоящему к вам приблизиться. Я сочла проявлением жестокости позволить и вам полюбить меня (хотя для вас это не стало бы трудной задачей), только для того чтобы исчезнуть.

      Будь у меня возможность прожить эту жизнь до конца, я бы провела её с вами. Я бы компенсировала всю ту душевную боль, которую осознанно вам причинила. Я бы надела прелестный свитер, который вы связали для меня, встала рядом с Чарли и провела остаток жизни, пытаясь заслужить его доверие.

      Однако эта жизнь мне не принадлежит. К тому времени, когда вы это прочтёте, меня уже не станет. Для меня важно, чтобы вы поняли — услышали, возможно, почему я поступила так, как поступила.

      Понимаете, Молли… ох, как бы мне хотелось называть вас так лицом к лицу. Молли… Я люблю Дафну. Я люблю свою сестру больше, чем волшебство. Больше, чем воду или воздух, или даже весь мир вокруг. Я много лет наблюдала, как она защищает меня от всего, что только можно себе представить: от школы, от нашего отца, даже от Волдеморта.

      Конечно же, я готова умереть за неё. Вот тут-то и кроется загвоздка. Кровное проклятие, передающееся из поколения в поколение, поражает всех представительниц рода Гринграсс. Мы не рожаем детей и не доживаем до зрелого возраста. Вряд ли Дафна знает — и я прошу вас, умоляю, не говорите ей. В день, когда закончилась война, я применила магию крови. Запретную, тёмную. Я не жалею ни о чём.

Это проклятие закончилось на мне, Молли. Дафна свободна.

С любовью навсегда,

Астория Уизли».

      Руки Драко так сильно дрожат, что у него не получается убрать письмо обратно в конверт. Тео бережно забирает письмо у него из рук, хотя испытывает не меньшие злость и ужас.       — Тео… — Драко давится воздухом и опускает взгляд. Даже сейчас, даже после всего, что произошло, они не знают, как выразить свои чувства.       Тео качает головой.       — Она умирает.       — Да, — соглашается Драко.       Они смотрят на вскрытые конверты с письмами на столе, и Тео пытается понять, что, во имя Мерлина, делать дальше. Унести секрет Астории в могилу, как, судя по всему, она и желает? Неужели они никому ничего не расскажут и останутся стоять в стороне, пока она медленно и молча умирает, презираемая теми, кого любит?       — Гермиона говорила, — бормочет Драко. — Она говорила мне, что род Гринграсс давно вымирает. Мы предположили, что их свели с Уизли, потому что у них много детей… мы думали, что министерство пытается возродить Гринграссов.       — Так и есть, — отвечает Тео, — просто они делают это в корне неправильным способом. Почему она не обратилась к специалисту по снятию проклятий? Что за магию крови она применила?!       Драко выглядит так, словно постарел за последние десять минут.       — Могу только предположить, что она приняла проклятие Дафны на себя. Не сомневаюсь, что Гринграссы проводили какие-то исследования. Наверное, раньше никогда не случалось, чтобы одна из сестёр брала на себя всю тяжесть проклятия.       — У них обычно не бывает дочерей, во всяком случае, насколько я знаю.       Драко качает головой.       — Двойное проклятие, двойное бремя болезни. Мерлин, Тео, она же мне намекала. На Рождество. Она сказала: «Дафна счастлива. Я могу с этим жить».       — Даф этого не вынесет, — говорит Тео.       Драко вздыхает.       — Никто не вынесет. Может, Стори и хочет этого, Тео, но это неправильно.       Тео медленно кивает — он знает, почему Драко так расстроен. Дело не только в скорой смерти — просто они оба понимают, что именно этому Асторию и учили всю жизнь. Наследники Слизерина должны стойко переносить любые трагедии, не теряя лица. Астория будет медленно угасать, отстраняясь от всех, кому она небезразлична, и умрёт в одиночестве. Такой же выбор сделала и Нарцисса Малфой.       — Они бы так не поступили. — внезапно говорит Драко. — Молли бы так не поступила, как и Чарли, да вообще все. Они бы выбрали принять её. Они бы выбрали находиться рядом и утешать её.       Тео молча глядит на лучшего друга, Драко Малфоя, в котором уже не узнаёт того мальчишку, который без конца ошибался. Глаза пылают праведным огнём, невиданной уверенностью.       — И что нам делать? — спрашивает Тео.       На шее Драко дёргается мышца.       — Я устал смотреть, как люди, которых я люблю, страдают и умирают, Тео.       — Вряд ли мы сможем это исправить, приятель, — тихо говорит Тео. — Кровные проклятия так легко не отменить.       — Я знаю. — Драко тяжело вздыхает, а затем аккуратно засовывает оба письма обратно в конверты. — Знаю.       Тео рассматривает своего лучшего друга. Он плохо помнит, кем они были до войны. Он и сейчас толком не знает, кто он такой, — но знает, кем хочет стать. Он хочет стать лучше, хочет стать тем, кого заслуживает Полумна. Хочет поступать правильно или хотя бы попытаться.       — Драко, я думаю, нам нужно сказать Астории, что мы устали терять людей, не попрощавшись. Она решила, что для всех так будет лучше, но она ошибается. Собирается уйти до первого марта? Что ж, это значит, что у нас остаётся чуть больше месяца, чтобы показать, как она нам дорога. Показать, что она была хорошей подругой, хорошей сестрой.       — Да, — медленно шепчет Драко. Его глаза кажутся глазами старика в слабеющем солнечном свете. — Смерть когда-нибудь оставит нас в покое, Тео?       — Я не знаю, приятель. — Тео прочищает горло, проклиная внезапный ком в горле, который понемногу рассасывается. — Но, думается мне, умереть в окружении людей, которые тебя любят, не так уж и плохо.       Драко кивает и тяжело сглатывает.       — Да, — хрипло отвечает он. — По-моему, звучит неплохо.       Больше они не произносят ни слова, пока не заходит солнце. Драко встаёт, чтобы уйти, обходит стол Тео и в поддерживающем жесте прижимает руку к его плечу. Тео поднимает свою и кладёт сверху. Он пропускает через себя горе и знает, что Драко делает то же самое.       Спустя долгую минуту Драко отступает и направляется к двери. Он ненадолго останавливается и оглядывается. На секунду Драко выглядит так, будто борется с самим собой.       Наконец он говорит:       — Я горжусь тобой, Тео. Я не шучу.       Драко исчезает, не дав Тео шанса что-то сказать, но тот всё равно не нашёлся бы с ответом, даже если бы Драко стоял перед ним.       Чтобы отвлечься, Тео наводит порядок в кабинете собственными руками, без палочки, потому что магия требует сосредоточения, а ему нужно подумать. Он поливает папоротник и аккуратно закрывает дверь. В тишине поместья он направляется в спальню.       В спальне темно, лишь луна проглядывает за шторами, и Тео опускается в постель рядом с Полумной. Она поворачивается к нему, влекомая силой большей, чем гравитация.       Волосы разметались по подушке, а глаза сонно моргают.       — Ты пришёл, — говорит она.       Тео прижимает Полумну к себе изо всех сил, впитывая её каждым изгибом тела и дыша полной грудью впервые за долгие часы.       — Пришёл, — нежно бормочет он ей в волосы. Полумна засовывает холодные пальцы ног ему между икрами.       — Я пыталась дождаться тебя, — говорит Полумна, вжимаясь носом в его ключицу.       Тео молчит, её дыхание постепенно замедляется и выравнивается. Он думает о малышах, которые день за днём растут и крепнут внутри Полумны и которые для него дороже всего на свете. Думает, кем именно он должен стать, чтобы обеспечить их безопасность. Думает, когда расскажет им, как сильно их любит, и научит летать, и ухаживать за фестралами, и кататься на плечах, и говорить, и взрослеть. Тео решает, что даже будет не снимая носить цвета Пуффендуя, если их определят туда.       Тео вызывает в памяти отца Астории, отца двух прекрасных дочерей: как он мог допустить, чтобы такое случилось? Как он мог допустить, чтобы его дочь считала себя слишком проблемной, чтобы быть достойной заботы перед смертью?       — Я люблю тебя, — шепчет Тео в лоб Полумне. — И буду говорить тебе об этом каждый день до конца жизни.       — Звучит прекрасно, — полусонно бормочет Полумна. — И малышам тоже?       — Конечно, Лу, — обещает Тео, мгновенно ощущая тяжесть этого обещания. До чего легко пообещать кому-то своё сердце — вот каким храбрым сделала его любовь. — Конечно, и малышам тоже.