Lux in tenebris

      Больница Святого Мунго, полночь.       Тело, безвольно распластанное на серой кожаной кушетке, не подавало признаков жизни. Тонкие губы приоткрыты в немом крике, нежные веки, обрамленные густыми ресницами, прикрыли глубоко закатанные глаза. Непослушные волосы, так же, как и тогда, застилали лоб тонкой стенкой, отбрасывая тень на покрытые непривычной щетиной серые щеки. Где-то на периферии сознания раздавались взволнованные голоса и топот облачённых в грузные сапоги ног, снующих по кабинету из стороны в сторону. Серые глаза беспомощно распахнулись, не веря самим себе.       Когда-то давно они уже видели эту картину: последний бой. Это же тело тряпичной куклой лежало в широких ладонях великана. Левая рука свободно свисала вниз под земной тягой, слегка покачиваясь при ходьбе несущего. Почва ушла из-под ног, и на тот момент невозможно было сказать точно, по какой конкретно причине. Мысли неуловимыми образами сквозили в голове и неумолимо создавали для своего хозяина наиболее вероятные исходы этого начала конца. Хотелось броситься ничком на колени, приложить лоб к земле, расцарапать плечи до мяса, но отнюдь не в жесте повиновения победителю Второй Магической Войны, а в неисцелимой, даже безграничной ненависти к самому себе. За слабость. За трусость. За мнительность и детскую наивность, являющуюся непозволительной роскошью в условиях войны. Некого было винить в том, что произошло тогда. Древний, уважаемый род, к которому он так часто аппелировал в абсолютно бессмысленных подростковых спорах, славящийся по всему магическому миру своим вольнолюбием, избирательностью во всем и заслуженной деяниями многих поколений гордостью, отозвался позорным клеймом прямо в области сердца. Грудину сдавило так, что горло схватил удушающий скользкий спазм. Омерзение вперемешку с охватывающим чувством безысходности протекло по венам до самых пят, пока и без того слабые ноги не подкосились в коленях. Взгляд все еще был сфокусирован на нем в ожидании какого-то чуда. Иррациональное чувство подсказывало: у Поттера всегда все было не как у людей. Еще в младенчестве он отделался от Авады небольшим шрамом на лбу, и пусть надежда на повтор такого нереального сценария была слишком мала, чтобы ринуться вперед, подражая несчастной Уизли, она все еще тлела маленьким огоньком где-то на затворках разума, заставляя упорно не отводить прицеленный взгляд. Губы сами собой сомкнулись в тонкую полоску, сдерживая рвущийся наружу крик.       Небо озарила маленькая полоска прорвавшегося сквозь густые облака света, прошлась по пыльной холодной земле и вновь исчезла, чтобы вернуться в зеленых, самых живых, сверкающих местью глазах. Горло внезапно отпустило, а сердце вновь зашлось в привычном ритме, вырвавшись из сжимающей его все это время руки.       Казалось, сейчас будет так же. Но в кабинете не было окон, чтобы через них могли попасть лучи солнца. Не было рядом и краеугольного черного камня, вернувшего бы пострадавшего с того света. Не было и рыжеволосой красавицы, чья любовь бы обязательно излечила мужчину от неизвестной беды. Липкий страх, как тогда, сковал конечности, приклеил ботинки к полу, объял собой все, до чего бы он хотел дотянуться.       Перед ним маячила противно раскрасневшаяся рыжая голова, что-то то и дело крича. Сильные руки со злостью и нетерпением встряхнули его, словно тот был под заклятием «Остолбеней». Серые глаза заглянули в глаза напротив.        — Малфой, твою мать, сделай что-нибудь! Он умирает! — руки не переставали трясти его, возвращая в реальность. В ладонях знакомо теплилось: он что-то должен был сделать. Пальцы машинально пробегали по телу, задевая смуглую кожу, в то время, как разум совершенно забыл, как были проведены последние десять лет. Сейчас все решала мышечная память, мгновенные, выверенные годами практики целительские рефлексы, срывающиеся с языка диагностические заклинания и прочие манипуляции. Сами собой в голове начали возникать отдельные факты и вырисовываться предположения, часть из которых подтверждалась, другая же отметалась восвояси. Строилась цельная клиническая картина: полный крови, практически наизнанку вывернутый желудок визуализировался в воздухе подобно голограмме, его стенки покрывали многочисленные эрозии, сосуды оболочки были резко сужены, некоторые вскрыты под действием перманентно находящейся там кислоты; изменившиеся в своем метаболизме нефроны под действием глубокой ишемии один за другим отказывали в выведении с каждой секундой увеличивающегося количества продуктов обмена; смена электролитного соотношения, накопление азотистых и неазотистых отходов, вываливающиеся клеточные ферменты — все это могло говорить действительно о многом, но, в первую очередь, о шоке.       «Так, пока все обратимо», — пролетела мысль в голове Малфоя, мгновенно под влиянием стресса вспомнившего не только всю прошедшую медицинскую программу, но и свою фамилию. «Нужно понять причину такого состояния и устранить ее… Я успею, я успею…» — Драко, словно мантру, повторял последние два слова одними губами, продолжая обследовать холодеющее с каждой минутой тело. Вдруг он крикнул:        — Accio кристаллоиды, коллоиды и эритроцитарная масса! — на рядом стоящую подставку обрушились с грохотом два флакона и один мешок. — Accio система внутривенного капельного вливания! Lumos!       Кабинет озарил яркий холодный свет. Прошептав очищающее заклинание и наложив жгут на плечо Поттера, Драко разом вонзил иголку в едва видневшуюся вену предплечья. В первую очередь необходимо было поддержать висящую на волоске жизнь. Паника отступила, капля холодного пота медленно стекла с взмокших платиновых волос на висок и острую скулу.        — Что произошло? — потребовал ответа Малфой. — С самого начала.        — Мы были на задании по поимке сбежавших из-под ареста сектантов из «Десяти дней Воландемортовой смерти», они скрывались в районе маггловского Лондона. Был отдан приказ Главного Аврора об их задержании живыми. В ходе развязавшейся битвы один из подопечных Гарри врезался в стену шаткого аварийного дома, в него еще потом пытались послать несколько проклятий, но промахнулись и попали прямо в дом. Гарри побежал спасать подчиненного от наваливающейся стены и в итоге сам оказался под плитой, — Уизли говорил громко, словно боялся, что Малфой опять впадет в ступор, широко открывал рот и с шумом вдыхал, когда воздух в груди заканчивался. — Я подбежал к нему и попытался помочь, но он сказал, что все под контролем, и под плитой оказались только ноги, заверил, что и сам справится, и сказал нам отправиться за сектантами. Мы устремились за ними, поймали, и, когда вернулись, Гарри еще находился в сознании, но глаза были уже затуманены. Мы вытащили его и наспех подлатали ноги, надеясь, что он сможет пойти сам…       Малфой в немом ужасе уставился на рыжего. Его лицо с каждой секундой обретало все более зловещее выражение, а в теле нарастала знакомая пленяющая слабость.       «Нет, не сейчас!» — колдомедик вздернул подбородок и отвернулся от Уизли, шагая в сторону от кушетки к пятиэтажной полке с пузырьками зелий. Найдя нужное, он прямиком направился к капельнице, вливая содержимое бутылочки шприцом в первый флакон, жидкость из которого стремительно текла по трубке к вене. Можно было бы воспользоваться в любом другом случае кроветворным зельем, ключевое здесь — в любом другом. Шок — сложнейшая реакция организма, тяжело поддающаяся коррекции не только маггловским докторам, но и колдомедикам. Кроветворное действовало по принципу перераспределения крови, обращало ее по сосудам на периферию, в то время, как мозг оставался малокровным. В данной ситуации важнее всего было сохранить мозг, а для этого — централизацию кровообращения.        — Скажите, кто занимался вашей профессиональной подготовкой, Уизли?! — проорал Малфой, подойдя к парню напротив максимально близко. — Кто эти люди, что учат авроров «подлатывать» конечности своих товарищей после того, как они полежат под завалами дома?!       Ему было абсолютно все равно на то, что это были за сектанты и откуда взялась их организация «Десяти дней Воландемортовой смерти», что стало с людьми, возможно, жившими в том аварийном доме или находящимися случайным образом поблизости, какова участь остальных авроров. Сейчас шла речь даже не о Мальчике-Который-Выжил, а о Мальчике-Вселившем-Надежду-На-Светлое-Будущее-Драко-Малфоя, и его Долг Жизни никогда не будет искуплен.        — Вы когда-нибудь слышали о краш-синдроме?! — Драко не мог перестать кричать, когда, наконец, смог сделать все необходимое с холодной головой. — Никогда, никогда нельзя ПРОСТО вытаскивать пострадавшего из завалов, тем более, если он еще успел там полежать хрен пойми сколько времени! Продукты некроза клеток пошли по кровеносной системе и вызвали шок, который вызвал централизацию кровообращения. Клетки слизистой желудка перестали должным образом кровоснабжаться, соответственно, нет и выделения бикарбонатов, а соляная кислота, которая там в пусть и небольшом количестве находится постоянно, разъела слизистую, вызвав непрекращающееся внутреннее кровотечение. Но и это не самое ужасное: отказ почек…       Совсем неаристократично Малфой отчаянно выругался, взглянув на тупое выражение абсолютно всех присутствующих и задаваясь вопросом, на кой хрен он им вообще что-то объяснял. Программа по подготовке авроров должна была включать в себя не только ЗОТИ, особенности аппарации в различных регионах и зданиях и заклинания по примитивной первой помощи, но и хотя бы фундаментальные положения об основных патологиях, которые могут возникнуть на задании.       Капля за каплей отмерялись секунды. Драко уже молча достал свою палочку и направил на грудь Поттера, мягко взмывающую при частых поверхностных вдохах, прошептал что-то на латыни, провел палочкой от яремной впадинки до пупка по прямой, круто развернулся вправо и сделал петлю в проекции желудка. Из кончика палочки лилась парообразная субстанция и впитывалась через кожные покровы в тело Гарри. Далее Драко прошелся по грудине, обвел сердце и прилежащие магистральные сосуды по общим сонным артериям разделившимся вмиг лучом, дошел до мозга, охватывая его будто зеленой паутиной.       Он. Он научил его брать от жизни должное, идти по собственному пути, отбросить былое и не жалеть потраченных сил и средств на достижение цели. Его философия кардинально отличалась от той, в которой воспитывался сам Малфой, ведь речь шла далеко не о деньгах.       Несмотря на то, что их дороги разошлись, юноша твердо решил стать достойным жертв Гарри, принесенных в течение стольких лет войны во имя спокойствия человеческого существования, которое, как оказалось, может быть в дефиците. Он оборвал все связи с отцом, ныне отбывающем наказание в Азкабане, и, собрав весь капитал, переданный в его личное хранилище, отправился во Францию повышать уровень образования.       Благодаря стараниям безвременно почившего крестного, Драко с первого курса симпатизировал Зельям, в особенности лечебным, что натолкнуло его на мысль о получении статуса колдомедика. Обучение шло долгие шесть лет, после чего Малфой занялся частной практикой. Было бы неправильно сказать, что Драко помчался во Францию только за мечтой об образовании, вначале, к его стыду, это был скорее предлог. Трусость и малодушие — столпы, основывающие его личность, по крайней мере, именно так себя уверил сам Малфой. Желание сбежать из Магической Британии сразу после многочисленных тяжелых судов было непреодолимым. Вечно сквозящие отвращением взгляды преследовали его, где бы тот не находился. Единственный, кто встал на его защиту, был Поттер. На последнем слушании он выступил с длинной оправдательной речью, предоставив личные воспоминания об инцидентах в туалете и Мэноре, показывая сокурсника его глазами.       Какое-то время Драко был даже зол на него: разумеется, он знал, как жалко выглядел в те редкие моменты их невербальных откровений, но спокойно принять сам акт демонстрации на всеобщее обозрение его уязвимого положения не позволяла напускная гордость. Однако по прошествии лет и под влиянием опыта самостоятельной жизни, отрезавшей навсегда нити с пальцев кукловодов, он пришел к весьма однозначным для себя выводам. Во-первых, тем подобием покаяния, которое Малфой так старался в себе культивировать, было не что иное, как жалость к самому себе. Чувство довольно непродуктивное, надо сказать, и несет за собой только снятие ответственности за совершенные ранее поступки. Во-вторых, куда бы ему ни приспичило податься, от себя не убежишь. Разумеется, Франция, по сравнению с той же Магической Британией, проявила куда большее радушие, приняв молодого аристократа под свое крыло, пряча от прежних осуждающих, полных презрения взглядов, только вот последние, вопреки всем стараниям, продолжали существовать в сознании Драко и после переезда и оказывали давление не только в моменты столкновения с людьми, а постоянно. Единственным выходом из сложившейся ситуации было перво-наперво ее принятие. Далее пробные шажки по реконструкции взглядов, а для этого требовались достоверные источники информации, которые впоследствии привнесли свет в мировоззрение юного колдомедика и положили дорогу в новое, его собственное будущее.       Так, он начал заниматься, помимо исследования основ колдомедицины, изучением Магических Законов и Магической Истории. Время от времени в голове зрели вопросы, еще когда Драко учился в Хогвартсе, каким образом получается так, что магглорожденные и представители иных магических рас порой имеют больший магический потенциал по сравнению с чистокровными волшебниками? Почему та же Гермиона Грейнджер оказалась столь сильна как в учебном процессе, так и в бою, будучи ребенком самых обыкновенных магглов? Разумеется, поистине львиная доля ее успеха приходилась на отчаянное упорство, кое, вероятно, и сыграло роль при распределении учеников на факультеты, но не замечать ее успехов было действительно невозможно, сколько бы окружающие «аристократы» ни воротили носы. И ответ был донельзя прост: Магия доставалась человеку как дар Свыше, и ее сила, направление и текстура не зависели от родословной. Действительно, наличие родителей-магов могло ускорить процесс овладения ею и объединения ребенка с наполняющими его способностями, предотвратить или смягчить неминуемые последствия сего акта, например, стихийные выбросы, однако этим все по большей части и кончалось. Байки про чистокровных волшебников и грязнокровок были выдуманы первыми из тщеславных и алчных соображений, стремления к сохранению некогда уже полученных контроля и власти. Истина как всегда прозаична: успех достается самым упорным и трудолюбивым в своей сфере.       Кроме того, Драко не раз размышлял о роли, отведенной Судьбой ему и Поттеру. С первой же встречи они назвались заклятыми врагами: Гарри не мог вытерпеть оскорблений в сторону новых друзей, о которых несчастный так мечтал с раннего детства; сам Малфой не мог вытерпеть отказ и публичное унижение, которому его подверг Герой. Возможно, встреться эти двое в другой обстановке, все могло было сложиться иначе, ибо Драко симпатизировал очкарику с первого взгляда. И не только потому, что тот был маленькой звездой всей страны, но и по странному внутреннему ощущению. Так, он неосознанно затаил обиду еще на много лет вперед, вплетая туда все новые случаи их мимолетных, ничем не заканчивающихся контактов. Годы шли, убеждения Драко и Гарри зрели и крепли, и лишь с приходом войны точки мало-помалу начали расставляться над «i». За десять лет воспоминания потеряли былую четкость, некоторые события и вовсе перестали связываться в мозгу после пережитой травмы, но сухие факты, отражающие последовательность основных элементов того времени, все так же плотно сидели в его голове: а ведь у Поттера так же не было выбора, причем с самого рождения. Их полярность была настолько очевидна, что нельзя было не заметить сходства в закономерностях их взросления. Несмотря на весь этот оксюморон, ближе к совершеннолетию блондин начал замечать задумчивые взгляды парня — вполне вероятно он еще тогда начал находить их положения схожими. Стоит только подумать о том, сколько же нужно было ему времени, чтобы осознать лежащие на поверхности факты, как сожаление до дна души накрывало Малфоя. «Ну почему нельзя было просто вытащить голову из задницы и посмотреть на мир реально?...» — ответа, ожидаемо, не последовало.        — Во-первых, с нашей подготовкой авроров все отлично, мы были учениками лучших из лучших. Во-вторых, откуда мы могли об этом знать? Мы учились бороться с темной магией, мы в этом преуспели, а вот заниматься лечением твоя забота! — выплюнул Рон, и, думая, что он напомнил неприятелю его место, развернулся к старому другу, к чьему лицу понемногу возвращался здоровый бронзовый окрас.        — Напоминаю, Уизли, — прорычал Малфой, угрожающе сверкнув серыми глазами в полумраке, — Будь ты не таким непрошибаемым тупицей, Поттер бы сейчас не нуждался в моей заботе.       Перепалка прервалась уведомлением диагностических чар: жизненные функции пациента вернулись к нормальным показателям, и дыхание с частого поверхностного ритма вернулось к брюшному. Теперь Гарри напоминал спящего, смертельно уставшего человека, набирающегося сил. То зелье, что влил Драко во флакон, было смесью общеукрепляющего и кровоостанавливающего, и работало оно вполне достойно.        — Теперь попрошу всех освободить помещение. Утром Поттер будет переведен в нормальную палату.       Потоптавшись на месте еще немного, группа авроров, во главе с младшим из семейки Уизли, вышла, притворив за собой дубовую дверь. Взгляд упал на совершенно непредназначенную для переливания компонентов крови кушетку. Все случилось столь сумбурно, что Малфой даже не сообразил сразу его транспортировать в отделение, приняв в собственном кабинете. Появление Поттера, как и всегда, было эффектным: Рон, вместе с товарищем под мышкой, совершенно неожиданно появился из камина и упал на пол с громким треском. Лохматая макушка уже на тот момент пассивно болталась на шее, грозясь травмировать позвонки и связки от любого неверного движения неуклюжего «помощника».       Понаблюдав еще некоторое время за беспокойно сопящим бывшим сокурсником, колдомедик вышел из кабинета, тихо щелкнув замком, и отправился восвояси.

***

      Проснулся Герой с чувством потери контроля над конечностями. От слабости, сковавшей каждый сантиметр кожи, не представлялось возможным не то что пошевелиться, но и ощутить тело в пространстве, в какой позе оно вообще лежит, где и на чем. Утро встретило, увы, не добро.       Веки, казалось, налились свинцом. Постепенно картинки предшествующего вечера наваливались на него грудой зябкого снега. Вначале то были несвязные эпизоды какой-то борьбы, мелькавших вдали фигур сектантов, вспышек, материализовавшихся из палочек заклинаний отовсюду. Чуть погодя, по мере возвращения чувствительности, вспомнился злосчастный дом, удар, давление, спасенный подчиненный. Ноги заныли в тупой перманентной боли, нападающей на организм с новой силой с каждой секундой.       С губ сорвался вымученный стон, глаза предательски защипало. Боль от стоп и голеней, словно по лестнице, поднималась к бедрам, охватывая их когтистыми ядовитыми пальцами. Горло тут же схватил спазм, отчего крик, грозящийся вырваться мгновением ранее, проявился в задушенном кряхтении и скулеже. Тело все еще лежало неподвижно, единственное, чем Поттер мог хоть немного уменьшить заполняющие его страдания, выпустить его, поделиться с холодным воздухом, было учащенное дыхание и готовое вырваться сердце. Запищала сигнализация, и шатен смог-таки разлепить веки, заметив, как светло-зеленого цвета купол вокруг него окрасился в ярко-красный.       «Мунго?» — короткое слово пронеслось в угнетенном сознании, и, прежде чем оно вновь решило его покинуть, над головой раздался мучительно знакомый голос, а тело окутала теплая, такая же по ощущениям салатовая магия, как и тот самый купол.

***

      Следующее пробуждение наступило так же быстро, как и предыдущее. Время, казалось, остановило свое течение, закрытые наглухо шторами окна только подливали неопределенности. Комнату освещали лишь привычный полупрозрачный купол и несколько свечей за пределами высокой кровати; уютная тишина прерывалась едва слышимым потрескиванием языков пламени.       На этот раз попытка пошевелиться удалась. Мелкое движение пальцами воспринималось как личная победа. За пальцами последовали кисти, ступни, крупные суставы. Затекшие мышцы слегка ломило, но былых сквозящих ощущений в ногах не наблюдалось. Как при головокружении, перед глазами мельтешил потолок. Маленькие черные проплешины среди покрашенного в белый потолка плясали в известном им одним танце. К счастью, тошнота подступить не успела. Именно в этот момент дверь палаты открылась с тихим скрипом, запуская высокую статную фигуру в болотного цвета плаще. Стук каблуков размеренно приближался, из тьмы выглянула платиновая макушка.       Изумрудные глаза непривычно расширились, губы чуть приоткрылись в немом изумлении. «Малфой? Но как?» — подумалось повернувшему голову в сторону вошедшего Гарри.        — Ну, доброго утра, Поттер, — колдомедик безучастно подошел к больному, провел палочкой над куполом и углами кровати. — Благодари своих «дружков» за помощь, ты проспал пять суток.       После обновления диагностических чар Драко направил палочку на лежачего, от чего у того участилось дыхание, а зрачки сузились в недоверии. — Не ссы, я не просто так к тебе заявился средь ночи, — блондин изогнул бровь и опустил уголки рта, словно то, что сказал сейчас, являлось очевидным. — Пять тридцать.        — Что? — хрипло спросил Поттер, вглядываясь в почти неизменившиеся черты Малфоевского лица.       Те же волосы, только уложенные несколько по-другому, нежели десятилетие назад, мягкие широкие брови, бритые бледные щеки, сочные губы и безупречно прямой нос, от которого теперь отходила пара неглубоких бороздок. На переносице залегла застарелая морщинка непрекращающихся раздумий. Серые глаза поймали зеленые и, заглядывая куда-то в далекую, неопознанную даже самим Поттером тьму, погрузили в теплый омут магии. Запястья тронули тонкие пальцы, прошлись по коже к предплечьям и локтям, невесомо касаясь выступающих вен. Убедившись в чем-то своем, они продолжили путь по плечам и надплечью, остановившись в очередной раз в области шеи. Неведомым образом Гарри вмиг ощутил все образования своей шеи так, как это было бы при посещении маггловского МРТ-сканирования с возможностью отслеживать движение электро-магнитных полей.       Драко прикрыл веки и глубоко вздохнул, концентрируясь на сенсорике. Считывая каждый сосуд, он двигался по направлению к мозгу. Убедившись, что тот в полном порядке, не считая незначительно расширенных синусов, он отправился на периферию. Желудок все так же был усеян эрозиями, но кровотечения более не наблюдалось. Кровь восполнила утраченный объем быстрее, чем ожидалось. «Нужно провести анализ» — про себя отметил целитель, призывая невербальным вакуумные пробирки, иглу и жгут.        — Почему ты собираешь так странно кровь? — все еще неуверенный голос прозвучал слишком громко в сравнении с тихим шелестом мантии Драко. — В прошлый раз, как я прибыл в Мунго с переломанными ребрами, колдомедик забрал кровь с помощью магии…       Малфой посмотрел на него отстраненно, продолжая начатое дело. Не в его правилах было объяснять очевидное. Привычка Поттера сравнивать «жопу с пальцем» напомнило о давно минувших годах обучения в Хогвартсе, в котором эта способность именовалась никак иначе, как гриффиндурство. Малфой сдержал рвущуюся ностальгическую улыбку, все так же четко забирая материал с вены, периодически бросая беспристрастный, как ему казалось, взгляд на выражение лица Поттера, стараясь считать любую промелькнувшую на нем реакцию. Тот, как завороженный, наблюдал за изящными руками, сменяющими наполнившиеся пробирки новыми. Как только манипуляция завершилась, а иголка покинула пределы локтевого сгиба, взгляды колдомедика и пациента вновь поистине магическим образом встретились. Невозможно было скрыть теплые искорки тогда, когда изумрудные глаза так ярко и неверяще улыбались, словно не было тех десяти лет. Не сговариваясь, в ту самую минуту каждый решил для себя заново узнать мага напротив, бросая вызов судьбе и, главное, себе.