Куда приводят мечты

      Белль уже спала, а Гастон тоже почти совсем заснул, растянувшись на большой удобной жесткой кровати, даже щенок Бруно, который спал где-то в ногах, совершенно не мешал им. Гастон предавался тем приятным мыслям, которым предаются люди перед самым сном, когда сознание туманится дымкой сна, а при этом весь предыдущий день все расставил по своим местам и жизнь, наконец, вернулась в свое привычное нормальное русло. Гастон повернул голову, любуясь выражением лица Белль — она спала с улыбкой на лице. Даже за один день дома она совершенно преобразилась: ушла тревога за отца, какая-то напряженность в движениях и поступках, а еще его жена с благодарной улыбкой рассказывала о том, как жители их городка, заметив то, что она скоро станет матерью, поздравляли ее и желали им с Гастоном всего хорошего. Как это было непохоже на поведение слуг и так называемых друзей принца в Париже! Эти люди смотрели на живот Белль с каким-то отвращением и страхом, будто ее беременность была чем-то ужасным. А может, они считали их отношения с принцем ненормальными, что, может быть, ребенок от Адама или еще какая-нибудь мерзость? А может быть, само наличие будущего ребенка как-то раздражало людей, погрязших в вечных развлечениях и разврате. Детям, таким привычным в деревне, было нечего делать в богатых домах Парижа. Вот и Флор отослала своего ребенка подальше, чтобы он не мешал ей делать то, что она делала.       В любом случае, это все в прошлом, и сейчас их окружают только родные и друзья. Белль также рассказывала, как был счастлив ее отец, когда ее увидел, как он стал горд, что станет дедом. Так получалось, что их с Белль счастье — будущий ребенок — становилось каким-то образом и общим счастьем городка, и от этого все тревоги уходили вдаль. Чистый воздух, простая, но полезная еда, общение с понимающими людьми — все это становится важным лишь тогда, когда этого лишаешься…       Возвращение принца Гастон посчитал хорошим знаком: без них Адам понял, что ему будет совсем одиноко в Париже, и, бросив свою дурь, он вернулся в родные места. Гастон закрыл глаза и погрузился в дрему, такую крепкую, что не сразу услышал негромкий, но какой-то нервный и настойчивый стук в дверь. Он перевернулся на бок, пытаясь продолжить сон, и услышал, как Белль спихнула с кровати Бруно, который зашелся лаем спросонья. Дальше он услышал легкие шаги своей жены, шуршание платья — наверное, она накинула его, чтобы открыть дверь.       — Я могу вам чем-нибудь помочь? — мелодичный голос Белль выражал удивление и скрытую неприязнь.       — Я пришел поговорить с вашим муже, — раздался голос человека, о котором Гастон хотел навсегда забыть и никогда больше не вспоминать. Это был месье д’Арк.       Белль что-то пробормотала, а Гастон вскочил с кровати и быстро натянул одежду — сон как рукой сняло. Ногой он отпихнул зашедшегося лаем Бруно и вышел в прихожую.       — Что вам нужно? — с раздражением, которое маскировало страх, спросил Гастон.       Начальник психиатрической лечебницы выглядел нервным: он суетливо захлопнул дверь, несколько раз обернувшись, будто ожидая, что за ним кто-то следит, и прошел на кухню, хотя его никто не приглашал в дом. Руки у доктора подрагивали, и он совсем не походил на себя прежнего — зловещего, но спокойного и уверенного в себе человека.       Белль нерешительно прошла вперед, но Гастон сделал ей знак, что он хочет поговорить с месье д’Арком наедине. Гастон не знал, что именно хочет ему сказать этот человек, и ему, конечно, не хотелось, чтобы что-то неожиданное и неприятное о нем, Гастоне, вывалилось на Белль.       Белль нехотя повиновалась и, забрав Бруно, скрылась в спальне. Гастон сел за стол и повторил свой вопрос:       — О чем вы хотите поговорить среди ночи? Вы в своем уме?       Месье д’Арк начал рыться где-то за поясом у себя и наконец трясущимися руками кинул на стол тряпичный небольшой мешок, который звякнул чем-то металлическим. Видимо, там были деньги.       — Ну! — с какой-то злобой прошипел д’Арк. — Пересчитай!       — Что пересчитать? — тупо переспросил Гастон, совершенно ничего не понимая.       Старик резким движением подвинул мешочек к Гастону.       — Деньги пересчитай, мать твою! Громила тупоголовая. Посчитай, та ли сумма, что ты мне дал.       — Дал когда? За что?       Д’Арк так зыркул, что у Гастона прошел весь остаток сна. Это, видимо, была та сумма денег, что дал Гастон как взятку, чтобы Мориса заперли в лечебнице, если Белль не согласится выйти за него замуж. Но что хотел сейчас от него этот злобный старик? Может, шантажировать Гастона этим знанием.       Гастон не помнил, сколько тогда он дал этому подлецу денег, но осторожно решил подыграть, раскрыв наконец мешочек и поворошив там пальцами, будто считая:       — Да, все верно, месье д’Арк. А что?       Д’Арк в каком-то возбуждении вскочил со стула и заверещал:       — А то, что забирай свои проклятые деньги! Забирай все до последнего экю. Забирай! Забирай!       Он несколько раз повторил свое “забирай”, пока Гастон демонстративно не взял в руки мешочек.       — Все! Я ничего не сделал! Ничего — правда же? — продолжил верещать старик, будто уговаривая себя. — Сделка не состоялась, так ведь? Меня не за что наказывать. Я не взял Мориса в лечебницу, я сам сказал, что он безвреден. Так ведь, сволочь? Так… Деньги я вернул, я никак не обогатился на этом. Так ведь? Я ничего не купил и никого неподходящего не поместил в свою лечебницу. Значит, все ведь в порядке… — Он вдруг рухнул на стул и зарыдал, как женщина, это было какое-то одновременно мерзкое и пугающее зрелище. Д’Арк пошарил в карманах в поисках платка и начал вытирать свое морщинистое мертвенно-бледное лицо.       — Да что случилось-то, черт возьми?! — воскликнул Гастон. — Я ни черта не понимаю!       — Мне конец… — простонал д’Арк. — Связался я с тобой, кретином… Зачем я это сделал… Ты настолько туп, что утянешь на дно и меня, и себя…       На крики в кухню вбежала Белль и удивленно уставилась на рыдающего хозяина психиатрической лечебницы:       — В чем дело? — спросила она. — Почему вы в таком состоянии? Мы можем вам помочь?       Месье д’Арк шумно вздохнул и, посмотрев на Белль, проговорил:       — Его высочество приходил ко мне вечером.       — Принц Адам? К вам? — хором воскликнули Белль и Гастон.       — Да. Но не один — с двумя громилами-рыцарями, как, черт возьми, на старинных картинах, и с этими… адвокатами.       — Что еще за абвокаты? — спросил Гастон.       — Ну как ты не знаешь, Гастон, — мягко стала объяснять Белль. — Люди из адвокатского сословия. Они знают законы и могут консультировать даже королевских особ насчет права. Ну и помогают защищаться в суде…       Гастон уловил лишь общий смысл ее фразы, но так и не понял, зачем принц приволок “абвокатов” и рыцарей пугать месье д’Арка. Поэтому он промолчал, ожидая дальнейших объяснений старика.       Д’Арк еще раз вздохнул, раздраженный их непонятливостью.       — Принц сказал, что я взял от тебя деньги за то, чтобы посадить здорового человека в лечебницу. Что я взятку брал. Речь идет о Морисе, если ты забыл. Что ты шантажировал его дочь этим, чтобы она вышла за тебя замуж. Угадай, кто это ему сказал? Ты! Это правда?       Белль просто молчала, а до Гастона наконец начало доходить… Да, он рассказал об этом принцу, тогда, в порыве откровенности… Но зачем Адам сейчас это вытаскивает? Для чего?       — Молчишь? Значит, и правда… Господи, зачем я только с тобой связался… Ведь не то чтобы мне деньги так сильно были нужны… Один раз всего оступился… Полжизни ухаживать за этими существами, здоровье все растратить на них, а потом, оказывается, что передо мной маячит тюрьма!       — Тюрьма? — спросил Гастон.       — Да, представь себе! Он был серьезен — говорит, свидетельства твои четкие, да еще у него есть свидетель-мальчишка, который присутствовал при шантаже дочери Мориса. Говорит, посадит меня, я буду гнить остаток жизни… Что для него дело чести сделать так, чтобы в деревне, которая рядом с его родовым замком, не было таких ужасных случаев несправедливости…       — Но… Но зачем это ему? — удивленно и шокированно спросила Белль, не понимая, с чего это вдруг принц стал совершать такие непонятные поступки.       Но вот Гастон почти сразу понял зачем. Видимо, принц так или иначе не отказался от того, чтобы быть рядом с Белль. Может быть, с самого начала того, как он опять стал человеком, он чего-то и опасался, опасался, что это чудо превращения требовало от него особых моральных качеств, и решил отказаться от своих чувств, считал себя менее достойным Белль, может быть, думал о том, что у Гастона с Белль была какая-то особая история любви, как в книжках.       Потом он на короткое время удовлетворился ролью друга при влюбленной паре, ну, а потом, в Париже, почувствовал свою силу — силу своего положения, силу денег, ну, и силу своей привлекательности. И он решил, что Белль будет лучше с ним, с ним рядом, в каком качестве — не особо важно: подруги, женщины, компаньонки, но если Гастон мешает, то его можно и выкинуть. Тем более что он казался принцу недостойным такой девушки, как Белль. Может быть, принц считал, что таким образом он как будто спасает Белль, даже если она этого пока не хочет или не понимает. Может быть, он думал, что в конце концов, когда все будет позади, Белль оценит роскошную и более интеллектуальную жизнь Парижа и будет благодарна своему спасителю. Ведь женщины часто не понимают, что им действительно нужно. Тем более что Белль так опрометчиво подкинула его высочеству свои мечты о жизни в Париже…       Но все равно Гастон не чувствовал пока еще сильного беспокойства по этому поводу. Была вероятность, что принц просто решил таким образом вернуть строптивых беглецов обратно в Париж, а ничего серьезного в мыслях своих и не имел. Вопрос Белль повис в воздухе, а Гастон задал свои вопросы: — Ну а чего вы так нервничаете? Вы преувеличиваете проблему. Рыдаете, как девчонка. За что вас сажать — вы же ничего не сделали. Морис на свободе, никто никому не угрожал. Насчет денег свидетелей нет, только Лефу, который, ручаюсь, будет нем как могила.       Белль поджала губы — было видно, что ей весь этот разговор ужасно неприятен. Гастону тоже все было очень неприятно, но по привычке он пытался смотреть на все с оптимизмом и как-то все разрешить.       Д’Арк какое-то время молчал, похрустывая костяшками своих длинных костлявых пальцев. Затем он встал и отрывисто сказал, подтвердив худшие опасения Гастона:       — Идиот ты. Доказательства… Какие тебе доказательства, кретин? Дело в том, что принц захотел твою жену и ищет прикрытие, чтобы все выглядело законно. А для меня это плохо тем, что я завяз в этом, зачем-то ввязался. Если ты будешь упрямиться, я должен буду признаться в том, что получил взятку, иначе мне даже хуже будет, чем в тюрьме. Он так и сказал, орал, кидал вещи, он был очень-очень серьезен. Говорит, что освободит Белль от этого брака чего бы это ему ни стоило. И ты сам еще в этом признался! Боже!       Но хотя бы они не найдут у меня лишних денег, может, мне и удастся спастись… Хотя… — он опять застонал. — Они же и твоего жирного дружка будут спрашивать… Он будет все валить на меня.       — Знаешь, что? Иди-ка хлюпай где-нибудь в другом месте! — наконец разозлился Гастон и вытолкал мерзкого старика из своего дома.        — Поверить не могу, что Адам так поступает! Это не может быть серьезно! — воскликнула Белль.       Они решили лечь спать, а наутро зайти в книжную лавку за специальной книгой, где были прописаны законы. Может быть, хотя бы основные можно было бы почитать, чтобы быть готовыми. Белль не читала юридическую литературу. Это было слишком скучно, а стоило бы! То, что надо готовиться к суду, было очевидно.