И не уступил бы человек ангелам...

Многочисленные фабрики, заводы и домашние печи сжигали необычайное количество угля. Под постоянным смогом Лондон редко видел солнце, за это город называли «Большой дым». На стенах домов был толстый черный налет, стекла в окнах теряли свою прозрачность, покрываясь сажей. Час за часом Лондон пробуждается. Раньше всех на улицах появляются торговцы, направляющиеся в Ковент-Гарден, трактирщики, открывающие ставни, и маленькие босоногие трубочисты. У ограды ютятся измученные, худые нищие, просящие милостыню, среди них большая часть — мошенники. Настоящие голодные трагедии скрыты от публики и попадают ей на глаза лишь на страницах газет, где сообщается о смерти очередной жертвы, которая была слишком горда, чтобы просить подаяние. Но не таков профессиональный нищий. Эта профессия требует характерных внешних данных, физической выносливости, и имеет свои секреты. Нищий зарабатывает больше или меньше в зависимости от выбранного места, времени, погоды и текста («Голодаю», «Я голоден», «Хочу есть», «Голод», — малейшие нюансы влияют на результат). Есть разные виды попрошаек. Некоторые ходят по улицам, громко сообщая прохожим историю своей жизни и потери работы. Есть и особая категория нищенствующих целыми семьями. Беспризорные грязные дети снуют в поисках легкой добычи, как часто они становились орудием более умелых попрошаек, сами при том оставаясь вечно голодными. Здесь много бедных и много голодных; но самые бедные не те, кто попрошайничает, а самые голодные не те, кто заявляет, что они «голодают». Таков Лондон. Однако, был и другой Лондон. Чистый, красивый. Там никогда не оказывалось нищих, ведь полиция выметала их оттуда, как мусор. Даже маленькие трубочисты казались там симпатичными сорванцами, а мальчики-чистильщики обуви всегда встречали джентльмена неизменной улыбкой. В этом Лондоне был Гайд-Парк и Хрустальный дворец, Вестминстерское аббатство и Альберт-холл. Этот поэтизированный Лондон был известен на весь мир, а его обратную сторону старательно прятали. Именно в этот город несколько лет назад с большим шумом прибыла мадемуазель Ру. Французская модистка, светская львица обосновалась в коттедже в районе Сент-Джеймс с видом на Букингемский дворец. Она прибыла прямиком из Парижа, однако не была француженкой. Мадемуазель Ру родилась в далёкой Калифорнии, ей принадлежали фруктовые плантации. Загорелая метиска была на голову выше английских женщин. Её курчавые, жёсткие волосы приподнимались над головой, подобно чёрному нимбу. Издалека можно было увидеть её пугающе тонкую фигуру, будто плывущую над землей. Мадемуазель Ру намеревалась открыть в Лондоне школу танцев. Начала она с организации поэтических вечеров. На них она продемонстрировала публике свои умения танцовщицы. Чопорные англичане были очарованы дерзкими и экзотичными движениями американки. Так что, не прошло и месяца, как к мадемуазель Ру посыпались письма от юных леди, жаждущих научиться танцевать. Получив достаточную известность, мадемуазель Ру арендовала дом для проведения занятий. И через год её танцевальная труппа дала первый концерт в Лондоне. Выступление прошло блестяще. Но мадемуазель Ру прославилась не одними лишь танцами: ходили слухи, что один из племянников её величества обезумел от любви к американке. И когда эти слухи добрались до ушей её величества, мадемуазель Ру была приглашена во дворец на аудиенцию. По крайней мере, так это выглядело со стороны. У мадемуазель Ру были странные привычки. Даже в самую страшную жару, она ходила в соболиной мантии и широкополой шляпе с вуалью. Её тонкие, длинные пальцы неизменно стягивали черные атласные перчатки. Несмотря на смуглую кожу, было в ней что-то холодное, безжизненное. Взгляд её обсидиановых глаз вряд ли можно было назвать по-южному горячим. Нет, это был леденящий и пронизывающий взгляд. Можно было подумать, что мадемуазель Ру — вампирша. Но было маленькое противоречие — она отражалась в зеркале. И была чертовски этим довольна. Королева Виктория оценила непосредственную американку, и та стала частой гостьей в Букингемском дворце. И вот в мае 1895 года мадемуазель Ру внезапно прислала её величеству письмо с отказом прийти на очередное чаепитие. Причиной тому послужила смерть одной из её воспитанниц, её любимицы — юной Кэтрин. Мадемуазель была по-настоящему шокирована и просила простить её. Её величество, разумеется, восприняла отказ с пониманием. И отослала письмо с ответом, в котором написала, что надеется, мадемуазель Ру вскоре утешится, найдя новую воспитанницу. Танцовщица испытывала значительные трудности в поисках новой воспитанницы. Те девушки, которые оказывались чрезвычайно талантливы к танцам, получали содержание от мадемуазель, оставались жить в её особняке. А таких девушек было очень немного. И потеря каждой была трагедией для американки. Девушка, претендующая на роль воспитанницы, должна была быть высокой, здоровой, выносливой и красивой. Мадемуазель Ру очень придирчиво выбирала тех, кого станет содержать и кого сделает, по итогу, мировой звездой. И вот королева Виктория предложила мадемуазель обратить свой взор на семью Мидфорд, где как раз была юная леди, подходящая по физическим параметрам. Одна проблема — она была чересчур зрелой, 21 год. Однако, учитывая, что новая воспитанница была необходима, мадемуазель Ру сделала исключение и пригласила на просмотр мисс Элизабет Мидфорд. Элизабет была удивлена столь внезапному предложению. Но сама королева предложила ей попробовать себя в танцах, а отказывать королеве не представлялось возможным. Мисс Мидфорд прибыла в поместье Карфакс в сопровождении служанки. С первого взгляда дом мадемуазель поразил Элизабет своей дерзкой красотой. Стены дома украшали откровенные картины, служанки были одеты, подобно куртизанкам. Самих воспитанниц не было видно. Вид мадемуазель Ру поразил Лиззи пуще прежнего: эта была великолепная женщина, каждое её движение манило, низкий тембр голоса завораживал. И если до встречи с ней Лиззи колебалась, едва её увидев, твёрдо решила связать свою жизнь с танцами. Мадемуазель Ру осталась довольна Лиззи: статная, красивая девушка со спортивным прошлом вполне подходила. Мадемуазель отпустила служанку домой с указанием собрать вещи Элизабет, ведь с этого самого момента она — её воспитанница и не покинет дом. — Кровь с молоком, — томно сказала мадемуазель, глядя на девушку, и облизнулась. Жизнь Элизабет перевернулась с ног на голову. Если последние её годы проходили в бесцельном ожидании свадьбы, теперь её захватила новая, многообещающая жизнь танцовщицы. Ей была предоставлена роскошная комната, младшая воспитанница стала личной служанкой. Мадемуазель подарила Элизабет великолепное платье для дебюта. Кроваво-красное, расшитое рубинами, изысканное и обольстительное. Ткань плотно сжимала стройное тело, обволакивало её нежную кожу и будило в Лиззи странные чувства. — Ты так зажата, — говорила мадемуазель, прижимая к себе Лиззи во время обучения, — С таким зажимом ты никогда не сможешь танцевать. Тело танцовщицы должно быть пластичным, как таящий воск. Расслабься и доверься танцу. Мадемуазель обхватила Лиззи за талию: она вела в танце. Элизабет никогда прежде не испытывала такое смешение чувств. Она лишь изредка позволяла себе помечтать, чтобы Сиэль прижимал её так. Страстно, безрассудно. Но Сиэль оставался холоден, вёл её в танце формально, касался из вежливости, смотрел без нежности. Какая горечь разрывала Лиззи при взгляде на другие паре, у которых была чувственная страсть. Мадемуазель была особенной, страстью она жила. Американка растворялась в танце и увлекала за собой. Христианская мораль призывала Лиззи к целомудрию, но её сердце умоляло о страсти. И девушка сдалась. В объятиях американки Элизабет раскрылась как женщина, жаждущая любви. — Один раз, — думала Лиззи, — Один только раз я хочу почувствовать себя любимой и желанной. И этот раз наступил. Лиззи отдалась мадемуазель разумом и телом. С этого дня она стала новой воспитанницей мрачного дома Карфакс. В атмосфере изобилия и роскоши Элизабет делила крышу с 11-тью воспитанницами: младшей из которых было 6 лет, а старшей была сама Лиззи. Каждая девушка была образцом красоты, в каждой была изюминка. Была среди учениц мадемуазель Ру нежная японка с огромными черными глазами и фарфоровой кожей, загадочная русская с роскошными пшеничными волосами и голубыми, как небо глазами, экзотичная негритянка прямиком из французского Алжира, кокетливая колумбийка с каштановым кудрями. Казалось, мадемуазель собирает коллекцию, и Лиззи заняла место аристократичной англичанки. Каждая воспитанница жила в уникально обставленной комнате. Шесть младших девушек прислуживали шести старшим. У каждой воспитанницы был свой стиль и свой цвет. Элизабет достался изумрудный цвет в тон её глаз. Мадемуазель особо примечала Лиззи, кажется, она стала её любимицей. Ру так выделяла мисс Мидфорд, что пообещала разработать уникальное выступление только для неё — танец со шпагами. Пока воспитанницы мадемуазель познавали искусство танца, с чёрного входа в поместье Карфакс регулярно приходили нищенки. Юные девочки 12-15 лет, не старше, приходили по объявлению о наборе прислуги. Мадемуазель Ру лично осматривала каждую. При устройстве на работу было одно крайне важное условие — девочка должна была быть девственницей. Приглянувшихся мадемуазель устраивала на работу. Но никто никогда не видел их в доме. Девочки навсегда оставались в спальне мадемуазель Ру. Однажды на уроке, когда Элизабет кружила со шпагами, мадемуазель Ру остановила её и подозвала к себе. Лиззи ожидала услышать замечание, но мадемуазель лишь притянула её к себе и нежно поцеловала в лоб. Мадемуазель была на голову выше Лиззи, и девушка смутилась, щёки её вспыхнули от внезапной близости. — Ты очень нравишься, мне моя девочка, — задумчиво начала мадемуазель, — Ты напоминаешь мне одну мою ученицу, которую я потеряла много лет назад. Элизабет завороженно наблюдала за своей наставницей, глаза её затянуло поволокой. Она — будто кролик перед удавом. — Когда-то давно, Лиззи, — продолжила мадемуазель, — Я преподавала танцы в закрытом пансионе для девочек. У меня была любимица — Эванджелина. Она была такой же красавицей, как ты. Она уже заканчивала обучение, и сразу после окончания пансиона её семья собиралась выдать её замуж. Ты представляешь, Лиззи? — Разве же это плохо? — робко возмутилась Элизабет, — Я бы тоже хотела выйти замуж за моего жениха. — на последнем слове девушка поникла, и американка это почувствовала. — Он холоден к тебе? — спросила мадемуазель и попала в точку. Холоден — это про Сиэля. — Мне кажется, он не любит меня так, как я его, — медленно выдавила из себя Лиззи, — Я так мечтаю о его любви. Но он будто ничего ко мне не чувствует. — Милая, мужчина, не ценящий твою любовь, тебя не стоит. Забудь о нём! Он тебе не нужен. Твоё призвание — сцена! Я сделаю из тебя звезду. — Но я не могу забыть о нём! — противилась Лиззи, — Я люблю его! Всем сердцем люблю. А что, если он полюбил другую? Я слышала он сейчас гостит у семьи, где есть незамужняя девушка 16-ти лет. Сиэль живёт у них уже месяц. Я понимаю, что он исполняет приказ её величества, но что, если эта мисс Гласс понравилась ему?! — Как ты сказала её фамилия?! — прорычала мадемуазель, чем сильно напугала Лиззи. — Мисс… Гласс. Кажется, так — прошептала испуганная Элизабет. — Ей как раз должно быть сейчас 16 лет… — будто сама с собой говорила мадемуазель. — Это может быть однофамилица… Но шанс есть… Я кое-что расскажу тебе, Лиззи. У меня была любимая ученица когда-то давно. Но её хотели выдать замуж и навсегда отнять у меня. Я не могла этого допустить. Эванджелина должна была стать такой же, как я. Лиззи ощутила, как в зеркальном зале стало холодно. Даже свет из окон померк, небо затянули тучи. — Я не могла допустить, чтобы её отняли у меня, Лиззи — продолжала Ру, — И прямо перед выпуском из пансиона Эванджелину нашли мёртвой у себя в постели. После её похорон я пошла к её трупу, лежавшему в морге, чтобы обратить её… — Что вы такое говорите?! — закричала Элизабет, она инстинктивно вытянула шпаги в сторону мадемуазель, — Вы убили девушку, а потом пошли в морг? О чём вы? — Не притворяйся, что не догадалась, милая, — заговорщически прошептала мадемуазель, — Ты давно всё поняла, но до сих пытаешься отрицать очевидное. Я пошла к трупу, лежащему в гробу, чтобы обратить Эванджелину в вампира. И когда я уже была готова влить в её жилы свою кровь, рыжая девчонка бросилась на меня. Эта дрянь вцепилась в моё лицо и отгрызла мне нос. Не знаю, как ей это удалось, но она причинила мне адскую боль. Рана не заживала и мне пришлось уйти. А днём труп уже отпели и похоронили. Отпетый труп не обратить в вампира, только в глупого прислужника. Мадемуазель рычала, словно дикий зверь. Лицо её исказилось, и Лиззи увидела проступивший поперечный шрам на носу американки. Мадемуазель провела по щраму пальцем. — Этот шрам никогда не исчезнет, потому что его оставила та, в чьих жилах необычная кровь… Эйлин Гласс, мерзкая дрянь! Она врала всем, что ходит во сне, а сама следила за мной, охотничье отребье, мешала мне пить кровь учениц и чуть не скрыла Эванджелину от меня. Она хотела «спасти» Эванджелину от становления вампиром. Но это я спасала её от ничтожной жизни женщины в нашем паскудном обществе! — мадемуазель кричала и от этого крика зеркала по всему залу треснули, Лиззи выронила шпаги и закрыла лицо от летящих осколков. Но мадемуазель накинулась на неё, схватила за волосы и заставила посмотреть в свои озверевшие глаза. — Скажи мне, Лиззи, какой жизни ты хочешь?! Из года в год рожать детей и быть послушной женой, пока тебя не разнесёт, как корову и не отупеешь до состояния животного от убогого серого быта? Стать лишь тенью самой себя настоящей, опротиветь себе и ему? Хочешь увидеть, как твой Сиэль будет заглядываться на юных балерин, пока жирная, уродливая ты будешь сидеть тихо в уголке и жалеть себя?! Или ты хочешь стать звездой? И тысячи таких, как Сиэль, падут к твоим ногам. Ты будешь прекрасна всю жизнь, Лиззи. Ты будешь сильной. Ты будешь независимой! Каждое слово, будто разряд электричества, потрясало Лиззи. Её сознание отрицало подобный исход, но в чём-то мадемуазель Ру была права. Если Сиэль уже сейчас заглядывается на кого-то, то что помешает сделать это ему в дальнейшем, когда Лиззи погрязнет в домашних делах и заботе о детях. Нет, она не могла этого допустить! — Лиззи, — продолжила мадемуазель Ру, окончательно потеряв человеческий облик, — Стань моей, и Сиэль падёт к твоим ногам, а за ним и весь мир. Мне лишь нужна небольшая услуга. Нужно найти эту рыжую дрянь. — Быть может, Сиэль влюбился в мисс Гласс, — сквозь слёзы одними губами произнесла Элизабет, — Она отнимает у меня Сиэля. И она же отняла у вас Эванджелину. В сердце Элизабет загорелась злоба вперемешку с ядовитым отчаянием. В ней зародилась жгучая ненависть к неизвестной мисс Гласс. — Я хочу стать такой, как вы! — выпалила Элизабет, заливаясь слезами, — Я хочу, чтобы весь мир сходил по мне с ума! Хочу, чтобы Сиэль полюбил меня до безумия, и чтобы сдохла эта мерзкая мисс Гласс. Пусть она умрёт! — Пусть она умрёт! — восторженно повторила мадемуазель. Черные крылья обняли Элизабет и длинные острые клыки пронзили девичью шею. Алая кровь окропила усеянный осколками пол. А в зеркалах уже никто не отражался. Когда-то давно движимая местью мадемуазель Ру, захотела найти и убить Эйлин — отважную девочку, посмевшую бросить вызов вампирше. Но вот беда, Ру никак не могла учуять её, что-то скрывало Эйлин, сильная магия. И вот, к мадемуазель обратилась королевская семья, давно интересовавшаяся перспективой вечной жизни. Королева Виктория слышала об экспериментах с вливанием крови вампира живому человеку и хотела это опробовать для своего омоложения. Мадемуазель согласилась предоставить королеве сколько угодно своей крови, в обмен на возможность вдоволь есть в Лондоне и помощь в поисках маленькой, рыжей паскуды, оставившей ей уродливый шрам. Её величество согласилась на это, и в знак взаимного доверия, мадемуазель вручили вензель королевы Виктории. Лишь об одном королева умолчала: Эйлин Гласс была нужна ей самой.