И не уступил бы человек ангелам...

Едва забрезжил рассвет Сиэль встал с кровати. Он не смог толком поспать из-за того, что по дому постоянно кто-то бегал. За утренним чаем он ворчал что-то о том, как его раздражают дети. Рэнальд Гласс сопроводил графа для ознакомления с ходом расследования в контору эдинбургской полиции. Можно было кожей почувствовать, насколько неприятен визит лондонского гостя полицейским Эдинбурга. Но возможности избавиться от Сиэля у них не было, и он прекрасно это знал.

***

Граф Фантомхайв дал понять семейству Гласс, что не собирается переселяться в гостиницу. И на весь период расследования, они будут вынуждены терпеть его присутствие. А Сиэль понемногу составлял свое впечатление о Глассах. Восемнадцатилетний Элиот, веселый и общительный парень, нравился всем, кто его видел. Юноша обладал природной легкостью в общении, против которой даже граф не устоял. Миранда и Моргана — девочки-близнецы абсолютно разные по характеру. Конечно, они привлекли внимание Сиэля, ведь у него самого был брат-близнец… Миранда с первой секунды проявила интерес к Сиэлю: больше всего на свете она мечтала влюбиться. А Сиэль был красивым мужчиной, и она не упустила возможности тренировать свои едва наметившиеся женские чары. Удивительно, на пару секунд граф даже залюбовался грациозной Мирандой, она от него не отходила, постоянно заигрывала и кокетливо играла своими рыжими кудрями. Моргана, напротив, была серьёзной, визит графа она встретила, насупившись. Девочка наблюдала за ним суровым взглядом. Сколь не похожи они были с сестрой. Также как Сиэль не был похож на своего ныне покойного старшего брата-близнеца. Сиэль был болезненным, слабым в то время, как брат лучился здоровьем и силой. Наблюдая за близняшками, он невольно вспоминал своё детство. Вот он сидит у окна детской, а там за стеклом светлое летнее небо, зеленый сад. Брат играет с Лиззи, нянечка подбрасывает им мяч… А Сиэль заперт, цветение спровоцировало у него приступ астмы, и ему запретили выходить на улицу. Маленький Габриэль практически не привлекал к себе внимания. Подобно Сиэлю в детстве он постоянно прятался за кем-то из старших, читал, спрятавшись в укромном местечке и совсем не разговаривал. И вот старшая мисс Гласс. Её силуэт вырывает Сиэля из воспоминаний. Волнистые кроваво-красные волосы выбиваются из причёски, он выхватывает взгляд её влажных глаз. Как она напоминает мадам Рэд! Сиэль оправдывал своё дежавю цветом волос Эйлин. Конечно, девушка походила на покойную лишь отдалённо. А в её взгляде путались страх, любопытство и… что-то едва уловимое. Сиэль очень внимательно следил за Глассами, и вечеров у них дома ему хватило, чтобы понять, что взгляд Эйлин прикован к нему не только из страха. Эйлин вела тихий, домашний образ жизни. Заботы её были сосредоточены на семье и вряд ли что-либо могло это изменить. В 11 лет её отдали в частную школу для девочек, однако, из-за проблем со здоровьем она не смогла её закончить. Когда же их мать сошла с ума, у девушки не осталось выбора, кроме как взять заботу о младших детях на себя. Никакие няни не могли утешить детей, потерявших любящую маму. И на её место пришла любящая сестра. С 12 лет Эйлин жила и дышала только для блага своей семьи. И душа её тяготилась этим, жаждала более активного образа жизни. Рэнальд Гласс отстранился от собственной семьи и сделал всё возможное, чтобы никто из людей не мог общаться с его детьми. Они жили затворниками, их уединение нарушал лишь домашний учитель, которого Элиот упросил оставить, и немногочисленные старые слуги. Разумеется, дети не могли покидать дом без разрешения отца, не могли играть с другими детьми, если только их семьи не одобрял отец. Ничего в их доме не происходило без позволения отца. Все дети мечтали вырваться из дома под любым предлогом и увидеть мир. Хоть отца они и любили, затворничество пагубно сказалось на их душевном здоровье. Эйлин делала всё возможное, чтобы поддерживать других. Миранда мечтала влюбиться и выйти замуж, и Эйлин читала с ней романтические поэмы. Моргана мечтала стать врачом, и Эйлин помогала ей постигать науки. Элиот готовился уехать в Лондон учиться в университете на юриста, из всех у него были лучшие шансы на исполнение его мечты. Маленький Габриэль мечтал о материнском тепле, и Эйлин грела его всей душой. А о чём же мечтала сама Эйлин? А она не знала. Каждый её день был похож на предыдущий. Она не могла уйти дальше парка и церкви. Не могла убежать от строгого причастия, не могла открыться отцу, что её мучает её образ жизни. Ведь на любой её укор в сторону отца, Рэнальд Гласс неизменно отвечал: «А что ты хочешь, Эйлин? Может быть, у тебя есть предложение, как ты могла бы жить, учитывая твои особенности?» И Эйлин ничего не могла ответить. Она не знала, как ей жить. «Как угодно, только не так!» — кричала она внутри, но не могла сказать это вслух. Элиот видел мучения сестры, но ничем не мог ей помочь. Слабая и болезненная она едва бы осилила полноценное обучение в университете, как планировал для себя он. — Эйлин, быть может, отец прав, — утешал он сестру, — Ты слаба. В пансионе ты чуть не умерла. И к тому же дома ты получила образование ничуть не хуже. — Но это тупик, Элиот, — робко отвечала Эйлин, — в пансионе я видела жизнь, иных девушек, другие места. Здесь же я никогда никого не увижу. Меня ничего не ждёт. Как же Моргана? Её мечта выучиться на врача не осуществится, потому что она тоже недостаточно здорова? — Не сравнивай! Отец одобряет увлечение Морганы, и она здоровее тебя. К тому же, у тебя ведь и нет никаких пристрастий, так зачем сравнивать? Ты ничего не хочешь, пребываешь в смятении. Со временем, ты выйдешь замуж, и это внесёт ясность в твою жизнь, — добавил Элиот. — За того, кого выберет отец! — Отец любит нас, и он никогда не выберет человека, который не будет тебе приятен, — ласково говорил Элиот. Но Эйлин не унималась: — Неужели к этому сведётся вся моя жизнь?! От одной семьи я перейду другой, подобно сервизу. Мне не удастся понять, кто я! Если б ещё мне довелось полюбить, но я не так оптимистична, как Миранда, и не надеюсь на любовь. — Эйлин, наша семья принесла много добра Шотландии, — продолжил Элиот, — наш отец — известный правозащитник, лейборист. Множество рабочих Шотландии благодарны ему за защиту и лучшую жизнь. Это в том числе и твоя заслуга, ведь ты помогала обездоленным, больным рабочим. — Потому что этого хотел отец! Но не я! Это не я! — огрызнулась Эйлин. — Разве ты не хочешь быть полезной людям? — удивился Элиот. О, это был нечестный удар! Элиот знал, что Эйлин подчинится. Конечно… Легко ему рассуждать, ведь он уедет! — Я… хочу быть полезной людям, — затихнув, процедила Эйлин. — Это и есть ты, Эйлин — закончил Элиот. И таким был каждый её разговор с братом или отцом. «Ты хочешь быть полезной людям, Эйлин?» — звучал вопрос в её голове. «Конечно, хочу… — смиренно отвечала она, — разве может быть иначе?» Если бы могло. Эйлин знала, что ей суждено быть вечной сиделкой: няней младших Глассов, сестрой милосердия для больных и юродивых и матерью своих детей. И всё. «Неужели нельзя быть полезной обществу как-то по-другому? Неужели я не могу сделать что-то только для себя? Я чувствую, что способна на большее! Если б только мне предоставился шанс» — думала Эйлин. «Я вела бы совсем другую жизнь» Сиэлю хотелось застать Эйлин в одиночестве, но это было трудно. С утра до вечера она была погружена в домашние дела. Либо дети, либо слуги не позволяли ему поговорить с ней наедине. И вот, в воскресное утро Сиэль заставил себя встать: в это время Глассы ходили в церковь, а Рэнальд Гласс предусмотрительно был отправлен Сиэлем в архив. — Вы позволите присоединиться к вам? — внезапно заявился Сиэль перед спешащим семейством. — Если это вам интересно, — стушевался Элиот, — Должно быть, наши сборы вас разбудили? — Нет-нет, вы тут не при чем. — объяснил Сиэль — Просто захотелось пройтись. Элиот напрягся, он не понимал с чего граф, который едва просыпался к десяти утра, вскочил в шесть утра, чтобы пойти с ними в церковь. И именно тогда, когда с ними нет отца. — Мы будем рады вашей компании, — прощебетала Миранда, тут же повисшая у него на руке. — Вы знаете, мы, между прочим, поём в церковном хоре. И у меня прекрасный голос! Все говорят, что я пою, как ангел! — Все просто надеются, что, получив комплименты, ты наконец замолчишь — перебила сестру Моргана. Сиэль выжал из себя улыбку. Ему хотелось сбросить назойливую Миранду, но он терпел. Эйлин мягко сняла сестру с его руки и сказала: — Мы рады вашей компании. И Сиэль заметил, как просветлел её взгляд. Хоть Элиот и обладал природным обаянием, интуиции ему не доставало. А Моргана и Миранда всё поняли, и несмотря на то, что Миранда уже настроилась завоевать сердце графа, увидев, как Эйлин преобразилась от его присутствия, решила уступить. Девочки схватили Элиота и потащили его вперед, подальше от Эйлин. Габриэль побежал за ними. И Сиэль остался с Эйлин наедине. Эйлин поняла, что они задумали. Тщетно она пыталась незаметно ухватить за руку Габриэля: он только подмигнул ей и молчаливо скрылся за каштанами. «Они сговорились, — подумала Эйлин, — но зачем? Неужели… Мои чувства так очевидны?» И преисполненная благодарностью родным, она поняла, что это её шанс. — У вас дрожат руки, — вырвал её из раздумий Сиэль, — вы замёрзли? Давайте перейдем на солнечную сторону улицы. Эйлин почувствовала, как Сиэль аккуратно взял её под руку. Её лицо залила краска: она ещё никогда не оставалась наедине с чужим мужчиной. Они неспешно шли по каштановой аллее, и она украдкой посматривала на строгий профиль графа. — Как продвигается расследование? — начала Эйлин, старательно сохраняя непринуждённый вид. — Скучно, — ответил Сиэль, — Следствие — это всегда рутина. Совсем не так интересно, как об этом пишут в газетах. — Вероятно, всё становится рутиной, когда делаешь это всю жизнь. И всё же, мне кажется, это интересно. — Да, не будь это мне интересно, я бы этим не занимался. — А как же долг? — с недоумением спросила Эйлин, — разве долг перед обществом не обязывает нас выполнять наши обязанности, даже вопреки своим интересам? — Возможно, для таких добропорядочных людей, как вы, да. — ответил Сиэль, глядя прямо на Эйлин. Её растерянное лицо казалось ему ещё милее, — Однако, в большинстве случаев, люди нашего круга имеют возможность жить в своё удовольствие, не задумываясь о пользе обществу. — Это не богоугодно, — промямлила Эйлин. — И что? — спокойно спросил Сиэль, ему нравилось, куда идёт их разговор, — Разве вы счастливы в своей богоугодной жизни? Живёте, как монахиня. А ведь вы могли бы блистать в светском обществе или ещё где-нибудь. Вы могли бы поехать учиться, если б только захотели. — У меня нет способностей к чему-либо. Отец говорит, будь у меня к чему-то расположенность, она бы уже проявилась. К тому же я слишком слаба, чтоб покинуть дом. — Но не слишком слабы, чтобы быть сестрой милосердия? — усмехнулся Сиэль, — Вы не имели возможности узнать, есть ли у вас способности к чему-либо, понять, что вам близко. Знаете, это по-своему забавно: ваш отец защищает права рабочих, но не собственной дочери. — Вы не знаете, о чём говорите! — возмутилась Эйлин и попыталась вырвать руку. Но Сиэль не пустил. — Так, расскажите, Эйлин, — сказал граф — Вам не нужно меня бояться, — добавил он мягче, — Может, вы способны обмануть детей своей улыбкой, но не меня. Уверен, Элиот и сэр Гласс осознанно не замечают ваше страдание для своего удобства. Но я вижу по вашим глазам, что вы мучаетесь. Прошу, скажите, почему. Эйлин боролась с самой собой. Волны стыда и гнева накрывали её одна за другой. Совесть говорила ей уйти, вырвать руку из его руки и пойти в церковь. Но она не могла и злилась на саму себя. Сейчас Эйлин отдала бы всё на свете за то, чтобы просто не отпускать его руку. — Я не могу, — выдохнула Эйлин и расплакалась. В церковь они не пошли. Сиэль увел Эйлин в сторону ярмарки, и они затерялись в шумной, яркой толпе. Сиэль понял для себя две вещи: Эйлин — слабое место семьи Гласс. Если кто и раскроет его тайны, то она. И второе: он не готов отпускать эту девушку.