If you could only see the beast you've made of me

      — Бля, — еле слышно ругается Мо Жань и тянет ошарашенного Ваньнина к выходу на улицу.       На улице оказывается слишком прохладно, и он невольно начинает переживать за мерзлявого Чу Ваньнина, на котором лишь тонкий джемпер и ничего сверху. Но бежать обратно в дом за пледом или какой-нибудь ветровкой уже поздно, поэтому Мо Жань старается быть к мужчине как можно ближе, согревая своим телом.       Но Чу Ваньнин не особо этим доволен. Он все же вырывает локоть их хватки Мо Жаня, одаривает грозным взглядом напоследок и стремительно шагает вглубь сада, непрерывно затягиваясь.       Мо Жань, разумеется, тут же его догоняет, ориентируясь на зеленый огонек вэйпа.       Они доходят до яблони, когда Чу Ваньнин резко останавливается и поворачивается к Мо Жаню.       В темноте они практически не видят лиц друг друга, и это бесит. Хочется достать телефон, включить на нем фонарик и посветить им Ваньнину прямо в лицо, чтобы зафиксировать каждую эмоцию, пробегающую по нему. И Мо Жань почти делает это, но его отвлекают.       — Мо Жань! Ты где, псина сутулая?!       Да еб твою мать! Опять Сюэ Мэн! Очень, сука, вовремя!       — Я сейчас приду. Отправлю этого павлина в кроватку и приду, — шепчет он Ваньнину и слышит в ответ холодное:       — Лучше не приходи.       Мо Жань закатывает глаза и вслепую нащупывает ледяную ладонь мужчины.       — Ты замерз, — констатирует он, поглаживая нежную кожу. — Я принесу плед. Жди здесь.       Сюэ Мэн оказывается в опасной близости к их укрытию, когда Мо Жань выходит ему навстречу.       — Чего раскудахтался? Я всего лишь вышел покурить перед сном.       Сюэ Мэн смачно зевает и недоверчиво смотрит на брата.       — А где тогда сигареты?       — В кармане. Что за вопросы, Мэн-Мэн?       — Я слышал, как ты с кем-то разговаривал внизу. Ты же не привел сюда среди ночи свою очередную пассию?       — Ну ты и мнения обо мне, конечно! — притворно возмущается Мо Жань. — Я специально выбил себе два выходных, чтобы провести праздник со своей любимой семьей, а ты сомневаешься в моих мотивах!       — А с кем ты тогда говорил?       — С товарищем по телефону. Доволен?       — Ла-а-адно, — протягивает Сюэ Мэн все еще недоверчиво и снова зевает. — И все же ты пиздец подозрительный, Мо Жань. Я слежу за тобой!       — Да пожалуйста! — фыркает Мо Жань. — Теперь мы можем пойти в дом? Холодно очуметь как! Ты чего, кстати, не спишь?       Сюэ Мэн по пути спотыкается об шланг среди травы и взрывается отборнейшей руганью.       — Ух, сука, блядь, да ебись оно все конем, говно собачье, блядский рот, а-а-а! — Мо Жань ржет в кулак, пока Сюэ Мэн восстанавливает душевное и физическое равновесие. — Да не могу я спать, не могу! Надо было вместо вина сок пить, теперь сушняк!       — А чего ты вообще вино хлестал? Захотел почувствовать себя взрослым?       — …       — Ну что ты мол…       — Просто это вино принес доктор Чу!       — …       — …       — … Бля, хватит дрочить на моего психиатра, павлин! Это уже невыносимо!       — Да не дрочу я на него, ты, озабоченный кобель! Я им восхищаюсь как специалистом и человеком! Как вообще ты можешь такое говорить по отношению к доктору Чу?! Тебе не стыдно? И он больше не твой психиатр, так что выкуси!       Больше не его психиатр, зато его любовник. Ну и кто тут должен выкусить, а, Сюэ Мэн?       — Да не ори ты так! — они, наконец, вваливаются в прихожую, и Мо Жань выдыхает с облегчением. — Если разбудим дядю с тетей, получим пизды.       Сюэ Мэн вроде бы как согласно сопит и, небрежно сбросив кроксы, устремляется к лестнице.       Мо Жань же направляется за пледом и тяжко вздыхает.       Вернуться в Пекин на Праздник середины осени было спонтанным решением, чего уж отрицать. Если бы не Сюэ Мэн, невзначай рассказавший во время их одной из многих переписок-перебранок о том, что доктор Чу будут праздновать с ними, Мо Жань бы никуда не поехал. Он бы, скорее всего, нажрался в компании Сун Цютун и других моделей в клубе, хотя блюдет свою трезвость как некоторые свою девственность уже четвертый месяц. Дается ему это непросто, учитывая огромные физические и психологические нагрузки на съемках, но он пока что справляется. От срыва, понятное дело, он не застрахован — и это абсолютно нормально. Мо Жань еще будучи совсем мелким выучил, что ничего в этой жизни не бывает идеально и ровно, а откаты — это часть любого пути. Главное каждый раз выкарабкиваться из ямы, в которую ты упал, а не лежать в ней как в самой мягкой постели, тем самым лишь закапывая себя глубже.       Мо Жаню было тяжко все эти два месяца в Шанхае, но он не признался бы в этом и под дулом пистолета. Даже доктору Цзян он не особо об этом говорил. К тому же, их дистанционные сеансы постоянно переносились из-за непредсказуемого графика съемок парня, поэтому возможности толком обсудить это «тяжко», неизменной ношой оседающее на плечи, практически не было. Приходилось мириться с этим и спасаться лишь надеждами на то, что рано или поздно он починит свою кукуху и будет воспринимать себя как полноценного человека, а не жалкое нестабильное недоразумение.       Мотивирует меняться к лучшему Мо Жаня ни кто иной как Чу Ваньнин. А точнее — мутные, неоднозначные, путанные, противоречивые и всеобъемлющие чувства к нему. Мо Жань действительно глупый пес, привязавшийся к человеку, проявившему к нему доброту. Теперь-то он понимает, хотя раньше не замечал: Чу Ваньнин всегда проявлял к нему безграничные терпение и расположение, которые прятал за резкостью и строгостью. Когда-то парень думал, что у доктора Чу нет сердца, но их летняя интрижка (так он мысленно обозначил их странную связь, чтобы не ебать себе мозг еще и тем, что же это такое, блядь, было) показала, как сильно он ошибался. Наверное, часть взросления — это признавать свои ошибки и избавляться от старых предрассудков. В таком случае Мо Жань и впрямь взрослеет не по дням, а по часам.       Так незаметно для самого себя Мо Жань перестал демонизировать Чу Ваньнина и сравнивать его с бесчувственной глыбой льда. В разлуке он все чаще стал вспоминать о моментах, когда мужчина проявлял уязвимость рядом с ним, и в сердце его словно бы втыкали иголки. Мо Жань так много думал о Чу Ваньнине и — что удивительно — не только в коленно-локтевом контексте, что сам пугался. Он вспоминал, как Ваньнин жмурится на ярком солнце и от этого становится похож на млеющего кота, как незаметно пытается откусить заусенец на указательном пальце вместо того, чтобы срезать его, как носит у себя в квартире растянутые футболки, утратившие свой первозданный цвет из-за неправильной стирки, как компульсивно поедает что-то сладкое, работая за ноутбуком, как еле слышно смеется над каким-то глупым видео в доуине, как аккуратно стряхивает с предплечья пух, как быстро у него обгорают кончик носа и выемка между ключицами… Вспоминал и удивлялся тому, что ему вообще позволили все это лицезреть.       Мо Жань так хотел Чу Ваньнина.       Мо Жань все еще хочет его.       Когда он возвращается к яблоне, Чу Ваньнин смотрит куда-то за горизонт и даже не оборачивается на звук его шагов. Мо Жань молча накидывает на его плечи плед и обнимает со спины, наслаждаясь хрупкой близостью, в любой момент способной разрушиться.       Чу Ваньнин позволяет обнимать себя, но это еще ничего не значит. Он и трахать и душить себя позволял, а что по итогу?..       Мо Жань зарывается носом в его волосы и вдыхает их чистый запах, успокаиваясь и возбуждаясь одновременно.       Он из последних сил контролирует себя и свою потребность в присваивании.       — Ты все еще в терапии? — разрушает интимное молчание Чу Ваньнин своим прохладным вопросом.       — В терапии, — дыхание Мо Жаня опаляет шею Чу Ваньнина, но мужчина даже не дергается.       — И что твой психотерапевт говорит по поводу наших… отношений?       — Ну, — губы Мо Жаня задевают мочку уха, — ничего из того, что и ты сам не знаешь, на самом-то деле. Это важно сейчас?       — Да.       Мо Жань вздыхает и замечает, как кожа Чу Ваньнина покрывается мурашками.       — Он считает, что я одержим тобой. Точнее, считал так какое-то время. Сейчас даже не знаю. Мы не обсуждаем тебя. Я, вообще-то, учусь навыкам саморегуляции.       Да, парень просто не может не похвастаться этим. Ну а зря он, что ли, так старается?       — И как успехи?       — О, — Мо Жань с наслаждением утыкается носом в скулу мужчины, — прекрасно! Как видишь, я все еще тебя не трахнул. И даже руки особо не распускал. Это вершина моего самоконтроля.       Чу Ваньнин осторожно убирает ладони Мо Жаня со своего живота и отстраняется.       Глаза постепенно привыкают к темноте, и когда Чу Ваньнин поворачивается к Мо Жаню лицом, тот четко видит напряженную линию его рта.       Рот раскрывается, выпуская наружу вопрос:       — Были вспышки аутоагрессии?       И близость рушится.       — Ты больше не мой психиатр, доктор Чу, — говорит Мо Жань совсем не дружелюбно и поправляет плед на плечах мужчины. — Оставь эти вопросы своим пациентам. Или ты со всеми своими пациентами спишь? Это твоя уникальная методика лечения? Обязательно запатентуй ее!       — Твоя необоснованная ревность просто комична, Мо Жань, — Ваньнин плотнее закутывается в плед и обнимает себя руками. — Ты серьезно думаешь, что я настолько безнравственный человек, чтобы спать со всеми подряд?       — Со мной ты же спал.       — Ну, ты и не все подряд.       Мо Жань думает, что ответить на такое многообещающее утверждение, когда Чу Ваньнин делает шаг ему навстречу и утягивает в свои объятия, попутно накрывая пледом.       Мо Жань вспоминает, как когда-то у этой же яблони Ваньнин накинул ему на плечи свой пиджак, желая согреть, и чувствует, как очередная игла пронзает его гнилое сердце.       Ему чуть ли не физически больно. Плед, который они теперь делят на двоих, пахнет жухлой листвой, благовониями и Ваньнином, и от этого боль становится лишь осязаемее и объемней. Мо Жань ощущает, как Чу Ваньнин гладит его по лопаткам, и чувствует себя раненым зверем, над которым склонился охотник. Ему плохо, но так хорошо, боги…       Он целует Ваньнина, сразу же пробираясь в его рот языком, и стонет, когда на его поцелуй отвечают с не меньшим напором, а руки с его лопаток перемещаются на задницу и крепко сжимают ее.       Их обоих моментально ведет. Они весь вечер ходили вокруг да около, практически не контактируя физически, и думали об одном и том же, сами о том не догадываясь. Но именно сейчас, когда руки Ваньнина судорожно шарят по его телу, а его язык берет главенство в их поцелуе-схватке, Мо Жань впервые за все время их странных отношений понимает, что мужчина его действительно хочет. Не из-за комплекса спасателя или раннего кризиса среднего возраста. А потому, что не может иначе.       Мо Жань вжимает Чу Ваньнина в ствол яблони и кусает в идеально белоснежную шею, на которой давненько не было засосов. Облизывает ключицы, кадык и линию челюсти, возвращается к губам и снова впивается в них похлеще любого кровопийцы. Ваньнин изнывает под ним, трется об его пах своим и в целом ведет себя как последняя шлюха. Сколько он вообще сегодня выпил?..       Плед соскальзывает на траву, и Мо Жань вслед за ним.       Он присаживается на колени и ловко расстегивает брюки Ваньнина, после чего быстро опускает их вниз сразу вместе с бельем и ухмыляется своему давнему поклоннику.       Бедра мужчины моментально покрываются мурашками от холодного воздуха и внимания Мо Жаня.       Чу Ваньнин пытается что-то сказать, но Мо Жань насаживается ртом на его член, и никаких слов больше не остается.       У Мо Жаня стойкое ощущение, будто отсасывает не он, а ему. Он стонет на каждый толчок в свое горло и наглаживает свой член через брюки, внутренне сокрушаясь, что полноценно трахнуть Ваньнина сегодня вряд ли получится. А так хотелось. Нахуя он вообще сюда приехал, если не может насадить этого человека на свой член? Проебанные деньги!       Мо Жань резко отстраняется и смотрит прямо в глаза Ваньнина, но практически ничего не видит в них из-за темноты. Желание включить фонарик на смартфоне снова возвращается, а член ноет еще сильней.       — Как у вас в доме со звукоизоляцией? — неожиданно интересуется мужчина, и Мо Жань готов кончить лишь от одного его осипшего голоса.       — Хреново, — хрипло отвечает он, поглаживая бледное бедро. — В пятнадцать я даже подрочить нормально не мог у себя в комнате.       — Понятно, — Ваньнин дергается, планируя натянуть на себя брюки, но Мо Жань не дает ему это сделать.       Чу Ваньнин вздыхает и как-то обреченно выдает:       — Я не буду заниматься с тобой сексом на траве.       — А не на траве, значит, будешь?       Мо Жань готов поклясться, что Чу Ваньнин закатывает глаза и жутко краснеет.       — Когда ты возвращаешься обратно в Шанхай?       — Завтра в девять вечера на скоростном поезде. А что?       Чу Ваньнин снова делает попытку надеть штаны, но Мо Жань упрямо держится за них.       — Я тебя подброшу на вокзал, чтобы ты не тратился на такси.       До Мо Жаня не сразу доходит, что имеет в виду Чу Ваньнин. А потом как доходит!       — Тогда для остальных у меня поезд в три часа дня. Теперь я могу продолжить?       Ваньнин ничего не отвечает, но Мо Жаню это и не требуется.              Он просто снова берет в рот. А спустя пятнадцать минут яростно дрочит в душе, вспоминая, как Ваньнин отчаянно потянул его за волосы во время оргазма.       Возможно, он все же не зря приехал.

***

      — Доктор Чу, вам налить еще кофе?       Мо Жань чуть ли не ломает палочки, когда Сюэ Мэн предпринимает очередную попытку поухаживать за Чу Ваньнином во время завтрака. Благо, мужчине на эти попытки насрать — он лишь отрицательно качает головой и аккуратно забрасывает в рот кусочек омлета. Мо Жань зачарованно пялится на его губы, испачканные жиром, но вовремя себя одергивает и обращает внимание на дядю.       — Может, поменяешь билет на более позднее время?       — Не могу. Мне нужно хорошенько выспаться перед завтрашними съемками. Так бы я с удовольствием побыл с вами подольше, дядя.       — Сдались тебе эти съемки…       — В любом случае, мы очень рады, что ты приехал, Жань-эр, — улыбается госпожа Ван примиряюще и ставит перед Мо Жанем вторую кружку кофе. — Жаль, что ты толком не отдохнул. У тебя такие синяки под глазами!       — Это мода такая, мам, — язвит Сюэ Мэн. — Почти что героиновый шик, только облагороженный.       — И стоит это того, чтобы изводить себя? — снова ворчит Сюэ Чжэнъюн. — Жань-эр, ты же знаешь, что мы всегда готовы поддержать тебя не только морально, но и материально, и будем очень рады, если ты решишь получать высшее образование…       Мо Жань убирает палочки от греха подальше и выдавливает улыбку.       — Я знаю. И очень благодарен вам, дядя. Но позвольте мне самому решать как жить.       Мо Жань делает глоток крепкого кофе, ловит на себе осуждающий взгляд Чу Ваньнина и еле сдерживается, чтобы не показать ему язык. Вот он, главный адепт высшего образования! Страшно представить, как его корежит от того, что Мо Жань забил хуй на университет и зарабатываем не мозгами, а лицом и телом.       — Я все равно собираюсь домой, так что подброшу Мо Вэйюя до вокзала, — информирует всех за столом Чу Ваньнин как само собой разумеющееся.       — И ты тоже так быстро покидаешь нас, Юйхэн? Нет, ну это не дело! — сокрушается Сюэ Чжэнъюн.       — Сам знаешь, работа не ждет, Сюэ-лаоши. Благодарю вашу семью за гостеприимство.       Чу Ваньнин так складно вешает лапшу на уши, что Мо Жань аж диву дается. И этот человек утверждает, что совсем не умеет врать? Абсурд!       В машину они садятся около полудня. Погода оказалась милосердна к ним, так что никакого дождя не предвидится — лишь легкая пасмурность и немного ветра.       Мо Жань весь искрится предвкушением.       — То, что ты везешь меня к себе, означает, что я тебе нравлюсь? — в порыве воодушевления спрашивает он, и Чу Ваньнин его снова удивляет.       — Ты не можешь не нравиться, Мо Жань. Хочешь включить свою музыку?       — А можно?       Чу Ваньнин благосклонно кивает, и Мо Жань чуть ли не выпрыгивает из штанов.       — Что угодно можно?       — Ну уж откровенную похабщину не включай.       Мо Жань подключает свой телефон к стереосистеме, пока они проезжают мимо ухоженных дворов, и с неким сомнением смотрит на свой плейлист. Окей, гугл, что делать, когда практически все песни, которые ты слушаешь — это сплошная похабщина?       — Да включи ты уже хоть что-нибудь.       Мо Жань бросает быстрый взгляд на Ваньнина — тот привычно поджимает губы и сосредоточенно смотрит исключительно на дорогу, — и нажимает на шаффл.       Ладно, не самая ужасная песня, — думает он, пока солист орет, что хочет быть чьим-то псом.       Чу Ваньнин издает какой-то сдавленный звук — и Мо Жань понимает, что мужчина подавляет смех.       Песню он все-таки переключает.       Едут они в молчании. Если честно, Мо Жань был бы очень рад поговорить с Ваньнином, потому что им бы не мешало обозначить границы их отношений прежде, чем снова заниматься сексом. Но когда парень делает попытку заговорить, Чу Ваньнин бросает на него такой взгляд, что Мо Жань чувствует себя мышью, поедающей кактус, и тут же захлопывает рот. Музыка немного спасает ситуацию, но хорошее настроение Мо Жаня стремительно омрачается.       Вот и как с этим человеком строить конструктивный диалог? Проще разговорить статую!       — Ваньнин, — делает он очередную попытку, когда они заезжают в город, — а что вообще между нами происходит?..       Чу Ваньнин снова бросает на него этот «я тебя заживо расчленю» взгляд, и Мо Жань почти что давится жвачкой.       — Чу Ваньнин…       — А что ты хочешь, чтобы между нами происходило?       — Эй! Это нечестно, отвечать вопросом на вопрос!       — Не моя проблема, что мой ответ тебя не устраивает.       Мо Жань обиженно надувает щеки и отворачивается к окну. Он чувствует себя пятнадцатилетним пиздюком, у которого отобрали приставку в пользу занятия каллиграфией.       А Чу Ваньнин как будто бы и вовсе не замечает поникший вид парня. Он останавливается у заправки и дежурно спрашивает:       — Что-нибудь будешь?       Мо Жань продолжает упрямо молчать.       Чу Ваньнин же, не получив ответа, просто покидает машину и оставляет парня наедине со своей обидой.       Мо Жань же снова злится.       Ладно, я его просто жестко выебу, и мне сразу полегчает, — успокаивает себя он, наблюдая за задумчивым Ваньнином, выходящим из дверей заправки. В руках у него небольшой бумажный пакет и стакан кофе, и он протягивают их Мо Жаню прежде, чем сесть за водительское сиденье.       — Здесь горячие баоцзы и американо. Перекуси, а то у меня дома совсем еды нет, а ты толком за завтраком ничего не съел.       — Неужели Чу Ваньнин заботится обо мне? Или это оплата за вчерашний отсос? Учти, полноценный секс будет стоить в разы дороже.       Ваньнин заводит машину и поворачивается к Мо Жаню.       — Что не так? — спрашивает он устало.       — Ты правда не понимаешь?       — Не понимаю.       Они трогаются с места, и Мо Жань выплевывает давно потерявшую вкус жвачку в салфетку и надкусывает один баоцзы. Неплохо, хотя он все равно бы приготовил лучше.       — Ты совсем не разговариваешь со мной, — все-таки объясняет он, с ужасом ловя себя на том, что звучит как обделенная вниманием мужа капризная жена. — В смысле, разговариваешь, но не о том. Я вообще не понимаю, что у тебя в голове происходит!       — Тебе и не нужно это понимать, Мо Жань. Не загоняйся по пустякам.       — Твои мысли и чувства — это не пустяки, Ваньнин.       — Тем не менее, тебя они не касаются. Что еще тебя беспокоит?       Чу Ваньнин звучит так спокойно и уверенно, говоря все это, что Мо Жаню хочется во что бы ни стало вывести его из себя, чтобы увидеть истинное горячее нутро, скрытое за коркой льда.       — Ты сейчас собираешь анамнез? Напоминаю, ты больше не мой лечащий врач, доктор Чу.       — Я об этом и не забывал, Мо Жань. Так мы все прояснили?       Нихрена мы не прояснили! — мысленно воет Мо Жань, но решает пока не развивать эту тему дальше и все-таки доесть баоцзы. Пирожки уж точно ни в чем не виноваты.

***

      В квартире Ваньнина царит привычный срач. Пока мужчина принимает душ, Мо Жань от нечего делать решает поиграть в домохозяйку и собирает весь мусор в зале в один большой черный мешок, в котором можно выносить трупы. В спальне он первым делом натыкается на разбросанную по кровати и полу одежду и начинает копаться в ней, отделяя грязные вещи от чистых. Возле подушек он находит темно-синюю толстовку, и она кажется ему смутно знакомой, но он не успевает сложить дважды два — в комнату заходит Ваньнин и хмурится.       — Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не копался в моих вещах?       — После десятого я перестал считать, — Мо Жань аккуратно сворачивает толстовку и кладет в стопку с чистыми вещами.       Чу Ваньнин недовольно цокает и присаживается на свободную от своих вещей половину постели.       Мо Жань тут же бросает все свои хозяйственные дела и нависает над мужчиной, плотоядно ухмыляясь.       Чу Ваньнин, раскрасневшийся и разомлевший после горячего душа, кажется ему самым соблазнительным человеком во вселенной. А махровый белый халат, в который он укутался, — самой раздражающей вещью в мире.       Да, надо срочно снять его. Но сначала — всего лишь один поцелуй.       Чу Ваньнин притягивает Мо Жаня к себе на кровать за рукав кашемирового свитера и первый впечатывается в его губы. Мо Жань обожает, когда Чу Ваньнин проявляет инициативу, потому что это редкий аттракцион щедрости и от того более крышесносный.       — Ты такой нетерпеливый, золотце, — мурлычет Мо Жань ему в ухо, развязывая пояс халата. — Скучал по моему члену в своей дырочке?       Ваньнин, конечно же, ничего не отвечает на такую откровенную пошлость, зато пытается снять с парня свитер и когда ему это удается, удовлетворенно царапает обнаженную спину и твердый пресс, а потом тянется к молнии джинс и торопливо расстегивает ее. Мо Жань полностью разделяет его суетливый настрой, ведь выдержки на долгие прелюдии у него в текущих обстоятельствах попросту нет.       Когда Мо Жань вставляет первый палец, внутри Ваньнина оказывается на удивление свободно и влажно.       — Ты что, растягивал себя в душе? — уточняет он с довольной ухмылкой и добавляет сразу два пальца. — Настолько тебе хочется быть выебанным мной как можно быстрее?       — Хватит болтать. Вставляй уже, — шипит Чу Ваньнин и стонет, когда пальцы Мо Жаня задевают простату. — Ну же!       И парень решает не мучить их обоих и, лишь приспустив боксеры и джинсы, исполняет просьбу.       — Блядь, — стонет он, когда головка его члена оказывается внутри. — Так горячо и туго!       Мо Жань толкается глубже, и Чу Ваньнин до крови прокусывает его плечо, когда член погружается по самые яйца.       — Настолько больно? — удерживая себя от очередного толчка, обеспокоенно уточняет Мо Жань и внимательно вглядывается в лицо мужчины.       Глаза Ваньнина сверкают влагой, но полны решимости.       — Просто продолжай, — просит он и прикрывает веки.       По его щекам скатывается пара слезинок, и Мо Жань слизывает их и в порыве мимолетной нежности целует прикрытые веки и морщинку на лбу.       — Двигайся, Мо Жань. Я не сломаюсь.       — Уверен? — Мо Жань все же делает толчок и ловит стон мужчины своим ртом. — Хорошо. Ты сам напросился, Ваньнин, — и накрывает его губы своими, начиная яростно вбиваться в его тело.       Они не столько целуются, сколько сталкиваются губами и зубами, и происходящее больше напоминает не человеческий секс, а случку животных. Никакой эстетики — лишь сплошные похоть и грязь во имя выживания.       Надолго их не хватает. Они кончают с интервалом в несколько минут и потом лежат, сплетясь потными телами, и восстанавливают дыхание.       Мо Жань лениво размазывает сперму по животу Ваньнина и планирует в скором времени повторить. А Ваньнин… засыпает. Вот так просто. Не прошло и пяти минут, а он уже отрубился.       Его голова доверчиво покоится на груди Мо Жаня, и это становится финальной иглой, пронзающей юное сердце. Парень трепетно перебирает мягкие волосы Ваньнина и впервые словно бы видит себя со стороны. Все его слова, все его реакции, все его мысли, все его действия…       Доктор Цзян не прав. Мо Жань не одержим и не созависим.       Он влюблен.       И это пиздец.       Игра закончилась.