If you could only see the beast you've made of me

      — Только не задерживайся. У меня работа с утра, — инструктирует Чу Ваньнин, вводя код.       Раздается ненавязчивый писк, и мужчина распахивает дверь перед Мо Жанем, приглашая внутрь.       — Я думал, ты теперь в отпуске, — удивляется парень и проходит в квартиру.       Чу Ваньнин закрывает за ними дверь, опирается на нее и стягивает ботинки с заебанностью и элегантностью в равной степени.       — У меня не одна работа, Мо Жань, — объясняет он устало и кидает правый ботинок куда-то в угол. — Да и сессию никто не отменял.       — То есть ты взял отпуск в клинике дяди только для того, чтобы еще больше работать?       Чу Ваньнин расстается с левым ботинком и выпрямляется.       — Ты сегодня берешь у меня интервью, или что? Слишком много вопросов.       — Мне просто интересно, — совсем невинно лепечет Мо Жань и аккуратно ставит свои кроссовки у стены.       Мужчина тяжко вздыхает и проходит в гостиную. Мо Жань следует за ним, по пути спотыкается об только что снятый левый ботинок и чертыхается.       Чу Ваньнин же одним движением руки сметает с дивана хлам и ложится на него так, как покойников кладут в гроб — Мо Жаня аж передергивает от этого мрачного зрелища, поэтому он торопливо нащупывает выключатель от торшера и нажимает на него.       Комнату озаряет слабый теплый свет, и Ваньнин на диване теперь кажется не трупом, а вполне себе живым человеком, несмотря на то, что его глаза закрыты, а тело неподвижно.       — Зачем ты впустил меня? — спрашивает Мо Жань, застыв на месте.       — От тебя все равно не отделаешься. Ты въедливей чем моль.       — Сочту за комплимент, — хмыкает Мо Жань совсем не весело и с непонятно откуда взявшейся робостью смотрит на мужчину.       Чу Ваньнин лениво приоткрывает веки, впивается в Мо Жаня взглядом и шипит:       — Тебе нужно особое приглашение?       — Приглашение?       Чу Ваньнин с явным нежеланием двигается на диване и хлопает по освободившемуся месту рядом с собой.       Мо Жань же хлопает ресницами, соображая, чего от него хотят.       — А вообще, можешь проваливать, — так и не дождавшись действий от парня, говорит непонятно от чего разозлившийся Чу Ваньнин, вытягивает свои длинные стройные ноги, тем самым снова занимая собой все пространство дивана, и демонстративно утыкается в свой смартфон.       Кажется, у Мо Жаня с минуты на минуту взорвется мозг.       — Я сейчас, — бормочет он и убегает в ванную комнату.       Холодная вода немного приводит в чувство, и соображалка парня постепенно возвращается в рабочее состояние.       Он стоит напротив зеркала, опираясь руками об скользкую раковину, и гипнотизирует свое отражение.       Выглядит он, конечно, жалко.       А чувствует себя так вообще ничтожно.       Чего он добивается своими действиями?       Он ведь реально придурок. Подкараулил уставшего от жизни мужика, вынудил поужинать вместе, зажал в машине, сунул ему в рот свой язык и карамельки, а потом еще и напросился в гости. И теперь удивляется, что на его присутствие не реагируют с должным энтузиазмом.       Ухажер из Мо Жаня так себе.       Конечно, можно было бы попытаться соблазнить Чу Ваньнина техниками из ромкомов, но что-то Мо Жань сомневается, что такое прокатит.       Ну да, зато сталкерство, рукоприкладство и флирт на грани сексуальных домогательств — заебись какая рабочая тактика.       Мо Жань буквально физически ощущает, как вся его уверенность в своей невъебенности стекает с его лица вместе с каплями воды и оседает где-то в вороте футболки.       С чего он вообще решил, что у них с Чу Ваньнином все взаимно?       Возможно, его жахнуло кризисом среднего возраста — лет так на пять-десять раньше положенного, но Чу Ваньнин всегда ментально был развит не по годам, — вот он и решил поразвлечься с Мо Жанем, чтобы немного разнообразить рутину. И ему не понравилось, раз он категорически отказывается продолжать. Но чтобы не обидеть Мо Жаня и не спровоцировать у него очередной приступ неадекватности, мужчина пытается внушить ему, что ни о чем не жалеет. Просто им нельзя, потому что, видите ли, это не очень-то терапевтично и вообще, Мо Вэйюй, лечи головушку, а я пока своими делами займусь. Ну ладно, так уж и быть, можешь немного полапать меня, но это в качестве прощального подарка, а в трусы и душу ко мне не лезь.       Ну конечно, это все объясняет. Доктор Чу умеет быть прямолинейным и жестоким, когда ему надо, но с Мо Жанем не может, потому что боится последствий. Вдруг Мо Жань порежет себя или вздернется на люстре — а он может, ведь он такой неуправляемый и нестабильный. Поэтому проще притвориться невинной фиалкой, невольно подающей противоречивые сигналы особо настырной пчеле, нежели сказать правду.       Ты мне не нужен, Мо Жань.       Как и никому другому.       Мо Жань бьет себя по щекам, лишь бы не завыть в голос. Хочется разнести всю ванную к чертовой матери, разбить зеркало, а потом подставить его осколок к горлу Ваньнина и спросить: «Почему ты не можешь принять меня таким, какой я есть, и подарить мне хотя бы крупицу тепла?»       Но Мо Жань и сам знает ответ на свой вопрос.       Потому что он дефектный. С рождения.       Безусловные любовь и принятие — это что-то для здоровых. Нормальных. Для таких людей, которые далеки от идеала, но по крайне мере не являются бомбой замедленного действия.       А принимать и любить полного психа — это уже что-то из области патологии.       Его мать вон полюбила прогнившего до самых костей мудака с садистскими наклонностями. И чем это закончилось?       Сначала болезненным расставанием и рождением Мо Жаня. А спустя шесть лет — страшной в своей нелепости смертью.       Хотя даже такая смерть лучше той жизни, которая уготована ему.       Никакого счастливого конца. Сплошные страдания и боль.       Так что не надо тут лить в уши про то, что жизнь прекрасна и все мы в ней любящие друг друга братья и сестры.       Жизнь — это выгребная яма, а люди в ней черви, копошащиеся в предсмертной агонии.       И точка.       — Мо Жань?       Парень вздрагивает, услышав голос Чу Ваньнина за дверью, и понимает, что дальше отсиживаться здесь бессмысленно.       Он выходит из ванной и тут же сталкивается с Ваньнином.       Мужчина, несмотря на привычно отстраненное выражение лица, выглядит таким разомлевшим и трогательным, что хочется забрать его к себе в постель, крепко сжать в объятьях и заснуть, вдыхая сладость и кислоту яблочных паров.       Мо Жань безжалостно душит это желание еще в зародыше и концентрируется на том, что топит его сердце все эти годы.       На злости и ненависти.       Мо Жань растирает ладонью оставшуюся влагу на лице и спрашивает:       — Сколько сейчас времени?       — Почти полночь, — отвечает Ваньнин, не отводя взгляда от ключиц Мо Жаня.       — Уже поздно. Я поеду.       Чу Ваньнин приподнимает брови и переводит взгляд на лицо Мо Жаня.       — Даже чая не выпьешь?       — А ты хочешь предложить мне чай, доктор Чу? Или кое-что поинтереснее?       Уши мужчины моментально краснеют.       — Ничего я не хочу тебе предлагать! Просто ты сейчас ведешь себя странно.       — Я просто перестаю навязываться. А вот странно ведешь себя как раз-таки ты, — Мо Жань делает шаг вперед и упирается Чу Ваньнину в грудь. — Сначала отталкиваешь меня, а потом притягиваешь ближе, чтобы оттолкнуть еще дальше. Что-то про солдатиков рассказываешь, в гости поздно вечером приглашаешь. Тебе настолько скучно, что ты решил измучить меня, Ваньнин? Психотерапии со мной тебе было мало, да? Захотелось окончательно мне мозги все выебать? Поздравляю, у тебя получилось.       Последнюю фразу Мо Жань проговаривает практически в губы мужчине.       Ваньнин сглатывает и шепчет:       — Все не так…       — А как, Ваньнин?       Чу Ваньнин ожидаемо не отвечает.       Мо Жань хмыкает и кладет ладонь на его затылок.       — Жаль, что ты отрезал свои блядские волосы. Я бы за них сейчас так потянул, что голову бы тебе оторвал.             — …       — Знаешь, еще совсем недавно я думал, что ненавижу тебя, — продолжает говорить Мо Жань немного насмешливо, поглаживая загривок мужчины. — Чуть ли не представлял, как расчленяю тебя. Серьезно. Так что то, что я тебя пару раз придушил в кабинете, еще цветочки. Такие, как я, способны на настоящую жестокость.       — Все люди способны на жестокость, — говорит Чу Ваньнин тихо, но уверенно, и накрывает ладонь Мо Жаня, спускающуюся к ключицам, своей. — Не демонизируй себя.       — Жалеешь меня? — усмехается Мо Жань.       — А должен?       — Это бы все объяснило. И мне было бы проще уйти. Потому что мне не нужна ничья жалость. Понимаешь?       — Понимаю, — кивает Чу Ваньнин.       — Точно?       — Да.       — Тогда ответь мне честно: жалеешь ли ты меня, Чу Ваньнин?       Мужчина спокойно смотрит в глаза Мо Жаню и отвечает:       — Нет.       Мо Жань притягивает Чу Ваньнина к себе за талию, вжимает в свое разгоряченное тело и шепчет на ухо:       — Мог бы и соврать. Тебе же не впервой.       — Я никогда не врал тебе, — отвечает Чу Ваньнин ему куда-то в шею и постепенно обмякает в его хватке.       Мо Жань запускает руки под рубашку мужчины и гладит выступающие лопатки.       — Единственное, что не врет в тебе — это твое тело. Но это все чистая физиология. Она примитивна. Тебе ли не знать, доктор Чу.       В доказательство своих слов парень двигает ногой и задевает коленом пах мужчины, вызывая судорожный вздох.       — Вот видишь, — хмыкает Мо Жань, усиливая давление на падкое до грубых ласк место, — не врет. Пока ты бранишь меня, твое тело тоскует по мне.       Чу Ваньнин впивается в футболку Мо Жаня на плечах и пытается то ли оттолкнуть его, то ли притянуть еще ближе.       Мо Жань отводит колено в сторону и тянется рукой к ширинке мужчины.       — Что, — говорит от обманчиво мягко, опуская замок вниз, — даже не попытаешься остановить меня? Признайся, ты ведь для этого меня позвал? Не захотел ебаться в машине?       — Заткнись, — просит Чу Ваньнин и вздрагивает, когда Мо Жань наконец касается его затвердевшего члена.       — И не подумаю, — Мо Жань дразняще поглаживает головку, но не спешит переходить к более решительным действиям. — Попытайся как-нибудь засунуть мне в рот кляп, и, возможно, я тебе подыграю. А пока я хочу узнать: ты будешь со мной нормально разговаривать или так и продолжишь молча дергать за поводок?       — Я нормально с тобой разговариваю, — возражает мужчина, приподнимая подбородок и смотря Мо Жаню прямо в глаза. — И что еще, черт возьми, за поводок?       — Метафорический. Хотя я бы позволил тебе надеть на меня и настоящий. Твоей садисткой натуре зашло бы такое, доктор Чу?       Чу Ваньнин хмурится и собирается высказать свое возмущение, когда Мо Жань покусывает его за мочку уха и тут же облизывает родинку рядом, вырывая из его рта стон.       — Расслабься, Ваньнин. Иначе я уйду.       — Тебя здесь никто не держит, — все же упрямится Чу Ваньнин и уворачивается от губ парня. — Я тебе все сказал еще в машине.       — И при этом впустил к себе и сейчас позволяешь трогать свой член. Трахнуть себя тоже позволишь, или это все-таки не вписывается в твое представление о том, как мы должны взаимодействовать теперь?       — Разве тебе нужно мое позволение, Мо Жань? Ты всегда делаешь то, что хочешь. И абсолютно себя не контролируешь. Животное.       Мо Жань мрачнеет и резко толкает Чу Ваньнина к ближайшей стене, нависая над ним.       — А ты удобно устроился, доктор Чу, — выплевывает он злобно и хватает мужчину за горло. — Но в одном ты прав. Я действительно животное.       Мо Жань усиливает хватку на шее мужчины, практически перекрывая ему кислород, и припадает к его губам в яростном поцелуе.       Он врывается языком в горячий рот практически без сопротивления и чувствует, как метафорический поводок натягивается все сильнее и сильнее и тянет его не иначе как в капкан.       Чу Ваньнин тоже перестает сдерживать себя. Он сминает футболку Мо Жаня на спине и кусает его, не оставляя от губ живого места.       Когда они отрываются друг от друга, чтобы перевести дыхание, их слюна мешается с кровью и стекает по подбородкам.       Мо Жань ничего не говорит.       Он разжимает пальцы, успевшие оставить на шее Чу Ваньнина болезненные синяки, и отстраняется.       Бросив последний взгляд на распухшие губы мужчины, он отворачивается и двигается в полутьме коридора к своим кроссовкам.       Все просто. Обуться, проверить наличие ключей от машины и телефона в карманах, открыть дверь и выйти из этой блядской квартиры, в которой ему нет места, потому что ее владелец эмоциональный садист, которому он не нужен.       Все просто.       Все просто, но Мо Жань слышит: «Останься».       И капкан захлопывается.

***

      — Когда вы уезжаете, господин Мо?       — На следующей неделе.       — Хорошо, — кивает доктор Цзян и помечает что-то в своем ежедневнике. — Тогда мы составим с вами график дистанционных сессий на ближайший месяц, а потом его скорректируем. Вы же не улетите из страны?       — Нет. Я весь август буду работать в Шанхае, а там как агентство решит.       — Ясно. Было бы хорошо для вас, если бы вы походили на очную группу тренингов навыков в Шанхае. Это уменьшит вероятность эмоциональных срывов.       — Спасибо. Я подумаю над этим, доктор Цзян.       — Я настоятельно рекомендую вам посещать эту группу, господин Мо.       — И я вас прекрасно услышал.       — Это главное, — не спорит мужчина и спрашивает: — Как прошла ваша неделя?       Мо Жань пожимает плечами и поудобнее устраивается в кресле.       — Обычно. Съездил в загородный дом своей семьи. Помог тете навести там порядок, пока дядя работает, а брат готовится к поступлению в университет. Даже загореть умудрился, за что меня в агентстве по голове не погладят уж точно. Но это так, мелочи. В общем, все до предельного скучно.       — Скучно? — переспрашивает доктор Цзян и задумчиво поглаживает пальцами идеально выбритый подбородок.       — Ну да. Ни тусовок, ни попоек, ни ночных марафонов за приставкой. Даже режим дня соблюдаю и ем по часам. Скука смертная.       — Мы уже говорили с вами об этом, господин Мо. Это ложная скука. Ваша психика привыкла к таким ярким и насыщенным эмоциям, что более спокойное и стабильное состояние кажется ей недостаточно интенсивным. Поэтому вам кажется, что вы испытываете скуку.       — Да я не то чтобы жалуюсь на это, доктор Цзян, — хмыкает Мо Жань. — Я же знаю, для чего мне все это надо.       Доктор Цзян одобряюще кивает и тянется за чашкой чая.       Мо Жань окончательно расслабляется и прихлебывает из своей чашки, когда ему ножом в спину прилетает вопрос:       — А как обстоят дела с вашим бывшим врачом?       Чай обжигает горло, но парень никак не может проглотить его.       — Господин Мо?       — Все сложно, — наконец, отвечает Мо Жань, и убирает горячий напиток от греха подальше. — Я все еще не понимаю, что происходит между нами.       — Вы обсуждали это с ним?       — Блядь, да я постоянно пытаюсь обсудить! Но ничем хорошим это не заканчивается.       — Хм.       Мо Жаню хочется закатить глаза на это обесценивающее «хм», но вместо этого он задает вопрос, который давно его волнует:       — Как думаете, он тоже того?       — «Того»?       — Ну, — Мо Жань неловко чешет нос, — как это этично сформулировать-то. — Больной? Ебанутый? Психованный? — Травмированный? — наконец, подбирает более или менее нормальное слово Мо Жань.       — Возможно. Не могу судить.       — Но вы же специалист!       — Тем не менее, я не знаком с ним лично и он не мой пациент. Мой пациент вы. Так что давайте поговорим о вас. Что вас напрягает в ваших отношениях?       — То, что у нас нет никаких отношений, — фыркает Мо Жань и неосознанно ударяет ногой по креслу.       — Любые взаимодействия между людьми — это уже отношения, господин Мо. Вероятно, вас просто не устраивает тот уровень эмоциональный близости, который есть у вас. Мои предположения соответствуют действительности?       — Меня бесит, что он знает меня, как облупленного, а я не знаю о нем совершенно ничего. Будто бы мы все еще нестабильный пациент и его всесильный и далекий от всего людского психиатр. В последнее время у меня создается ощущение, будто бы он и секс со мной использует сугубо в качестве особо изощренного метода терапии, который потом подробно опишет в своей блядской диссертации. Мол, пусть лучше ваш агрессивный пациент трахнет вас пару раз, чем вспорет себе или кому-нибудь другому брюхо.       — Интересное сравнение, — замечает доктор Цзян с прохладой в голосе и делает очередной глоток из чашки. — Которое, собственно, и объясняет, почему любые личные отношения между пациентом и его психиатром, неважно, текущим или бывшим, не поощряются в клиническом сообществе.       — Баланс власти?       — В том числе. Но в вашем случае речь скорее про эмоциональную зависимость. Но, опять же, — мужчина ставит чашку на стол и смотрит на Мо Жаня с цепкостью удава, — это не значит, что кто-либо имеет право вас порицать и что-то вам запрещать. И я в том числе.       — Но вы считаете, что все это нездорово? — не унимается Мо Жань.       — Вы меня спрашиваете это потому, что очень хотите услышать утвердительный ответ и покончить с этими отношениями, или потому, что надеетесь, что я отвечу «нет» и вы сможете спокойно продолжить потворствовать своей одержимости?       Мо Жань сжимает кулаки и смотрит на доктора Цзяна с нескрываемой злобой.       Чертов проницательный змей.

***

      Пробуждение было, мягко говоря, неприятным.       У Мо Жаня раскалывалась голова так, будто его пару десятков раз ударили по ней кувалдой, а во рту царила Сахара с привкусом текилы и желчи. Пытаясь встать с кровати, он чуть не угодил ногой в ведро со своей блевотиной и раздраженно поморщился. Очень хотелось ссать, но сил двигаться дальше этого ведра не нашлось.       Дерьмо, подумал Мо Жань и рухнул обратно на постель.       Парень нащупал телефон где-то в складках простыни и с ужасом уставился на количество уведомлений. И вместе с каждым пропущенным звонком и непрочитанным сообщением к нему стали возвращаться воспоминания о прошлом вечере.       Еб твою мать!       Мо Жань натянул одеяло по самую голову и уткнулся в подушку лицом, сгорая от стыда.       Отпраздновал восемнадцатилетие, называется.       События прошедшего дня мешались в голове, и чем ближе было к главной причине стыда, тем фрагментирование и непонятней они становились. Мо Жань четко помнил, как признался Ши Мэю в своих чувствах и, отвергнутый, поехал в бар. А потом…       Подождите! Он что, засосал доктора Чу?!       Блядь.       Мо Жань вцепился зубами в наволочку и повержено застонал.       Его скулеж, разумеется, не остался незамеченным.       В комнату вломился разгневанный Сюэ Мэн, мигом стащил с Мо Жаня одеяло, а затем — его безвольную тушку с кровати, причитая:       — Вот же псина тупая, а! Устроил вчера всем нервотрепку, и лежит теперь довольный! Давай вставай, уебок! Мама там вся извелась от беспокойства, а тебе насрать на всех, кроме себя!       Мо Жань промычал что-то нечленораздельное в ответ и задел локтем злосчастное ведро, выплеснув все его содержимое на пол.       — Сукин ты сын! Мааам!       Спустя полчаса пришедший в себя после контрастного душа Мо Жань сидел за обеденным столом и угрюмо попивал антипохмельный отвар, заботливо заваренный госпожой Ван, пока Сюэ Мэн недовольно буравил его взглядом, а Сюэ Чжэнъюн с кем-то увлеченно переписывался в своем телефоне.       Да, Мо Жаню было очень стыдно. Но при этом чем чище его организм становился, тем отчетливее он испытывал раздражение и обиду.       И почему-то не по отношению к Ши Мэю.       — Юйхэн спрашивал, как ты, — радостно провозгласил дядя, отложив телефон в сторону. — Я написал ему, что ты жив-здоров лишь благодаря его помощи и очень сожалеешь о содеянном. Не поверишь, но он поставил на это сообщение палец вверх!       — Наверное, случайно нажал, — пробормотал Мо Жань и потянулся к любимым пельмешкам в остром соусе, только что приготовленными тетей. Очень хотелось заесть весь негатив до боли в желудке.       — Тебе следует извиниться перед ним, — назидательно произнес дядя. — Он не был обязан приезжать за тобой, но все равно сделал это, потому что он порядочный человек.       Мо Жань фыркнул и с удовольствием закинул пельмешку в рот, но почему-то она была не такой вкусной, как он привык.       Порядочный человек не будет возиться с таким отбросом, как он. Более того — он не позволит себя прижимать к капоту, чтобы было удобнее целоваться.       Дядя многого не знает о своем протеже. И это к лучшему.       — Я серьезно, Жань-эр. Извинишься перед ним на следующей встрече.       — А с чего ты взял, что она будет, дядя?       Сюэ Чжэнъюн в мгновение отбросил напускную веселость и посмотрел на него так, как и должен смотреть родитель на свое бедовое дитя, — со строгостью.       — Пошли поговорим в кабинете. — бескомпромиссно сказал он и встал из-за стола.       Мо Жаню не оставалась ничего иного, как последовать за ним следом.       В кабинете дяди привычно пахло благовониями и бумагами. Мо Жань невольно вспомнил, что часто проводил в нем время с доктором Чу за разговорами не только об его ментальном состоянии — а в целом о нем самом: о его увлечениях, приятелях, дальнейших планах на жизнь. Они даже обсуждали прочитанные Мо Жанем маньхуа и его любимые видеоигры. Парень никогда не относился к этому серьезно, но все же что-то в этом было интимное и крайне важное. А что будет теперь, когда они… Когда Мо Жань…       — Что между вами произошло? — без лишних предисловий спросил Сюэ Чжэнъюн, стоило Мо Жаню сесть на стул напротив рабочего стола.       — Ничего, — моментально ответил он и тут же понял, что слишком поторопился.       — Ты его как-то обидел?       Ну вот. О нем снова думают худшее. Хотя не то чтобы дядя был не прав в своих предположениях. Поэтому Мо Жань смиренно признал:       — Да. Я вел себя неподобающе. Простите, дядя.       — Не передо мной тебе стоит извиняться, Жань-эр.       — Я понимаю. Я обязательно извинюсь перед Чу-лаоши.       — Хорошо. У тебя все в порядке, Жань-эр? Если тебе нужна помощь, не стесняйся попросить. Ты нам не чужой.       Ты нам не чужой. Дядя частенько повторял эту фразу с тех пор, как выяснилось, что Мо Жань не его родной племянник, а отпрыск рода Наньгун, владельцев самой крупной во всей Азии фармакологической корпорации «Жуфэн». Но чем чаще дядя это говорил, тем меньше Мо Жань ему верил.       Возможно, Мо Жаню в семнадцать следовало принять предложение Наньгун Лю и его супруги и перебраться к ним.       Но что уж теперь жалеть.       — Спасибо, дядя. Я пойду? Меня мутит.       — Конечно, Жань-эр. Отдыхай.       Но Мо Жань не отдыхал. Заперевшись у себя в комнате, он все прокручивал и прокручивал в своей голове события прошлой ночи, и вкус доктора Чу так и не отпускал его.       Мо Жаня будто бы поймали в ловушку, в процессе отрезав ему хвост.