Пятьдесят дней до счастья или смерти

      Чуя проснулся в нежных объятиях Дазая рано утром. В голове сразу стали проноситься с бешеной скоростью воспоминания о вчерашнем дне. Глаза Накахары округлились в ужасе: он не должен был показывать свою слабость. Он не должен был плакать и говорить, что ему плохо.       Рыжий осторожно, чтобы не разбудить ещё сладко посапывающего Осаму, выпутался из объятий и тихонько убежал на кухню, прихватив с собой дневник.       Утра, дневник. Вот сегодня точно утро, и я ничего не путаю. Солнце ещё низко над горизонтом, пусть и встало и освещает улицы. Но тени домов всё ещё длинные.       Осаму остался у меня, и спалось мне с ним очень хорошо. По крайней мере, встал я сегодня не таким измученным. Он сейчас ещё спит, поэтому я решил не мешать ему, и рассказать что-нибудь тебе.       Мне очень стыдно, что я вчера рассказал это всё Осаму… я теряюсь. Мы в отношениях, и я очень хочу, чтобы он помог мне, мне необходима его поддержка… но каждый раз, когда я что-то рассказываю, что находится глубоко внутри меня, мне становится до жути стыдно. Я не хочу никого напрягать своими проблемами, которых накопилось выше крыши, и я с ними уже не справляюсь.       Почему он не уходит от меня? Почему он до сих пор любит? Я не понимаю, как можно любить такого жалкого человека, как я.       Я не верю, что кого-то можно любить просто так, за то, что он просто есть.       Вот я люблю Осаму за его поддержку, за его доброту, за его теплоту, просто за то, что он такой милый, уютный, и мне очень комфортно рядом с ним.       А я? Я ничего же ему не могу дать сейчас, только заваливаю своими проблемами. Мне за это очень и очень стыдно. А ещё мне очень страшно, что он уйдёт от меня из-за этого всего, а я не хочу.       Надо что-то менять в себе. Ради него, ради нас. Чтобы у нас были счастливые отношения, в которых всем было бы комфортно. То правда, беспокоится будто бы только он. Мне было так приятно, что он вчера приехал… пусть я расплакался на его плече, и сегодня мне жутко не по себе от этого, но вчера мне было намного легче. Для себя я понял, что справляться с трудностями, опираясь на плечо любимого человека, намного легче и даже приятнее.       Если говорить про вчера, то там было что-то ужасное. Я весь день провалялся на кровати и спал. Когда я провалился в сон, иначе это назвать не могу, мне приснился кошмар. Я повесился, представляешь… увидел свою смерть, почувствовал её. Было очень и очень страшно. Я не знаю, что это за больная игра моей фантазии, но всё чувствовалось слишком реально. Мне было очень страшно, очень больно. Но знаешь, что? После этого сна я понял, что не так уж сильно хочу умирать. Да, жить очень тяжело, и кажется, что не всегда возможно… но тут я понял, что после смерти не будет ничего. То есть, не будет не только плохого, но и хорошего ведь тоже тогда не будет. А в жизни происходят хорошие моменты. Вот у меня сейчас чёрная полоса, но даже в неё у меня есть Осаму, который поддерживает меня и любит, и я совершенно не хочу оставлять его одного. Думаю, ему было бы тяжело пережить мою смерть… и с моей стороны это было бы предательством. Его оставил Ода, и я остался единственным у него. Я не хочу, чтобы он страдал из-за меня.       Ладно, пойду покурю и буду будить Дазая. До завтра, дневник.       Чуя встал из-за стола и потянулся, тихо выдыхая. После дневниковых записей на душе всегда становилось намного легче. Чуя не знал, с чем это связано, он думал, что так может быть из-за того, что он хоть куда-то выливает свои переживания, а не держит всё в себе неподъемным грузом.       Он выходит на балкон и хватает пачку сигарет, прикуривая одну и затягиваясь.       На самом деле, всё постепенно начинает налаживаться. Несмотря на истерики, панические атаки, жизнь действительно постепенно окрашивает дорожку Накахары, по которой он медленно идёт, во всё более светлые цвета.       Осаму просыпается в кровати один и сначала в волнении за отсутствие парня дёргается, садясь и оглядываясь по сторонам. Он заметил силуэт Чуи на балконе за светлой занавеской и спокойно выдохнул.       Дазай тихо, осторожно подошёл к Накахаре и обнял его за талию, складывая подбородок на худое плечо.       — Опять куришь? — он вздохнул, покачав головой.       — Меня это успокаивает. — ответил Чуя и выдохнул дым в другую от Осаму сторону, зная, что тот не любит запах сигарет.       — Что тебя волнует?       Чуя тихо вздыхает, мгновение думая над ответом. Он всё ещё стыдился своих проблем и страхов, но прекрасно понимал, что если их не обсуждать, то отношения покатятся вниз по наклонной.       — Давай я расскажу чуть попозже, — он тушит окурок в пепельнице, — мне нужно собрать мысли в кучу.       — Я жду, Чу. — Дазай поцеловал Накахару в макушку и выпрямился, — Я в душ.       — Что будешь на завтрак? — Чуя вышел с балкона за Осаму, тронув его плечо.       — Просто яичницу, не заморачивайся. — он обернулся и улыбнулся, потрепав Чую по голове, — Спасибо.       — Угу. — Чуя кивнул и ушёл на кухню готовить.       Спустя пятнадцать минут на столе стояла тарелка с яичницей и свежими овощами, а Дазай сидел на стуле и сверлил Чую взглядом.       — Почему ты снова не ешь?       — Да не хочу я, Осаму, — уже чуть ли не взвыл Накахара. Он правда не хотел есть уже несколько дней, и желудок даже не болел.       — Давай сегодня сходим в ресторан? Ты не будешь готовить, а просто поешь хорошей и вкусной еды. — Осаму волновался за Чую и видел, что за эти дни он только будто больше похудел.       — Ладно, хорошо. — Чуя вздохнул и кивнул, с непониманием смотря на протянутый ему огурец.       — Съешь сейчас хотя бы огурец. Я волнуюсь за тебя.       — Боже… — рыжий закатил глаза, но всё же принял овощ и захрустел им.       — Вот так то. — Дазай довольно улыбнулся и кивнул.       После молчаливого завтрака Чуя загрузил посудомойку и прошёл к Осаму на диван. Он улёгся головой ему на колени, а Дазай в свою очередь запустил длинные пальцы в рыжие волосы, массируя кожу головы.       — Чу, что с тобой происходит? Ты много спишь, не ешь, ходишь как смерть… — Осаму тихо вздохнул и, наклонившись, поцеловал Чую в лоб.       — Да ладно… ничего страшного. — он слабо улыбнулся.       — Страшно. Я очень беспокоюсь за тебя.       — Почему ты беспокоишься обо мне?       — Потому что люблю.       — Почему ты любишь? Почему я до сих пор дорог тебе? Я же не могу дать тебе ничего взамен…       — Как же ты не понимаешь, что мне не нужно ничего от тебя взамен? Я влюбился в тебя по уши ещё тогда, шесть лет назад. И до сих пор не могу отпустить.       — Да ну… — Чуя не мог поверить в эти слова. Он был в полной уверенности, что так по-больному может любить только он сам.       — Да, Чуя, да. — Дазай кивнул и слегка улыбнулся, — И мне очень больно видеть, как ты медленно угасаешь прямо на моих глазах.       — Осаму, я не знаю, как ты можешь помочь. Правда. Я не знаю, что делать.       — Поделись со мной переживаниями. Давай я выслушаю тебя, и мы с тобой вместе подумаем.       Чуя мгновение подумал и всё же решил, что так действительно будет лучше.       — Если честно, я сам до сих пор не разобрался в своём состоянии… Единственное, что я понимаю — это то, что мне очень тоскливо. Не знаю, рядом с тобой это чувство притупляется, но… — Накахара прикрыл глаза и глубоко вдохнул, — но я всё же чувствую себя одиноким.       — Мы с тобой можем чаще встречаться. Если хочешь, я буду приезжать к тебе каждый день, чтобы тебе было лучше.       — Ты очень заботливый. — Чуя слегка улыбнулся и потрепал щёчку Осаму, — Да, давай попробуем. Накахара снова прикрыл глаза, наслаждаясь приятными поглаживаниями. Он задумался о том, что Дазай действительно вырос, стал старше психологически.       — Знаешь, я стал понимать тебя. Тебя в шестнадцать или семнадцать. Только сейчас я понимаю, почему ты хотел повеситься. — это было своеобразное признание в том, что Чуя сейчас чувствует то же самое, и он надеялся, что Осаму поймёт его намёк.       — Чуя-Чуя… это не хорошо. — Дазай вздохнул и поцеловал Чую в щёку.       — Я понимаю. Но вчера мне приснилось, что я повесился. Мне было так страшно… но знаешь, этот сон меня отрезвил. До меня дошло, что после смерти ничего не будет, и тебя в том числе. А я не хочу терять тебя.       — Я тоже не хочу. Я не знаю, как жил бы дальше без тебя, я ведь дал тебе обещание больше не умирать. — он горько усмехнулся, — Ты помнишь, что было со мной после смерти Оды?       — Конечно. — Чуя зажмурился. Это был один из самых ужасных эпизодов их жизни, — Ты места себе не находил. Но я понимаю: Сакуноске был очень важен для тебя.       — Хорошо, что ты это понимаешь хотя бы сейчас. — Дазай потрепал Накахару по макушке, — Мне было смешно, но одновременно это раздражало, что ты ревновал меня к моему лучшему и по сути единственному другу.       — Почему вы с ним так сблизились? — Чуя давно не мог переступить и задать этот вопрос. То ли из-за ревности, то ли из-за уважения к умершему.       — Честно, не знаю, как так вышло. Он был старше меня почти на десять лет. Я нашёл в Оде не столько друга, сколько отца и советчика, которых у меня никогда не было. С ним можно было посоветоваться и на счёт работы, и на счёт отношений с тобой, и в принципе жизни. Не скажу, что мы с ним часто виделись, но после каждой встречи на душе становилось очень спокойно.       — Мне жаль. — Чуя вздохнул и потянулся рукой в верх, чтобы погладить Осаму по голове.       — Ничего. Что было — то прошло. Тем более, сейчас у меня есть ты. — он мягко улыбнулся, — И я этому крайне рад.       — Я тоже. Очень.

***

      — Ну, ты готов? — Осаму усмехнулся, подходя к Чуе, который вертелся у зеркала, со спины и обнимая.       — Ты помнёшь мне рубашку! — шутливо воскликивает Чуя и смеётся, — Ладно, готов, пойдём.       Они обулись и вышли из квартиры. Ресторан находился относительно недалеко от дома Накахары: на машине они доехали за пятнадцать минут, как раз к их времени.       На входе их встретил дворецкий и провёл по лестнице наверх в приватную комнату в минималистичном стиле и с панорамными окнами, выходящими на парк вечерней Йокогамы.       Они оба любили европейскую кухню, находя её достаточно необычной. Тем более, здесь она была авторской, с неповторимыми, а иногда и секретными рецептами.       Глаз Чуи сразу зацепился за салат с гранатом и запечённой уткой. Он знал, что больше салата не съест, а попробовать что-то другое всегда можно из тарелки своего парня. Именно поэтому Накахара заказал себе салат и чизкейк из белых грибов. Осаму, который готов был скупить половину меню, на это недовольно фыркнул, но ничего не сказал: два блюда уже лучше, чем совсем пустой желудок.       Совсем скоро им принесли заказ, и они приступили к трапезе. У Чуи впервые за долгое время при виде еды горели глаза, а рот наполнялся вязкой слюной. Это выглядело и пахло действительно вкусно.       — Приятного аппетита. — рыжий почти сразу приступил к поеданию листьев и мяса.       — И тебе тоже. — Осаму усмехнулся и кивнул, — Вот почему ты дома не кушаешь?       — Ох не знаю. — Чуя покачал головой, — Аппетита не было, готовить не хотел.       — И живот не болел?       — Честно? — он получил уверенный кивок на свой ответ, — Не болел. Я вообще забыл про еду.       — Ну всё. Теперь я буду напоминать тебе про неё. Мне не нужно, чтобы ты закончил голодной смертью. — Дазай тихо рассмеялся, и его поддержал Чуя.       Они потихоньку кушали за непринуждённой беседой. Чуя уже доедал свой десерт, как живот скрутила неприятное чувство тошноты, вызывающее рвотные позывы. Осаму вскочил с места и в один шаг появился перед Чуей.       — Что такое?…       — Подожди! — воскликнул Чуя и убежал в туалет, который, благо, был в их комнате.       Вскоре он почувствовал, как его волосы нежно собирают, чтобы они не попали в воду унитаза, пока еда всё же выходила наружу.       Накахара облокотился о Дазая, когда раздражённый едой желудок наконец успокоился.       — Наверно, чизкейк был лишним… — Чуя тихо вздохнул и прикрыл глаза, восстанавливая дыхание.       — Теперь я точно буду следить за твоим питанием. Постепенно будешь привыкать снова есть. — Осаму вздохнул и погладил Чую по голове. Внешне он старался выглядеть спокойным, чтобы не нагнетать атмосферу, но внутри всё бушевало непониманием и страхом за состояние парня. Дазай чётко решил, что завтра они поговорят о походе ко врачу, и как минимум, это будет гастроэнтеролог.       — Поехали домой. — Накахара поднял глаза на Дазая, а тот кивнул.       Дазай оставил деньги на столе, и они вышли на улицу, где Чуя уже спокойно вдохнул приятный, свежий воздух.       Домой они вернулись будто даже быстрее, чем ехали туда. Они по очереди сходили в душ и легли в кровать.       Осаму уже не спрашивал, можно ли спать ему рядом с Чуей, а рыжий, собственно, не возражал и был только рад.       — Сладких снов, Чу. — он мягко обнял Накахару.       — Доброй ночи. — Чуя с удовольствием прижался к Дазаю и закрыл глаза, быстро засыпая.