Сэлфхарм.

— Отврат, — с неба опять начало моросить. Кашин, шагая по мокрой улице, морщится от ледяного порыва ветра. Уже вечер, а домой почему-то не хочется. Да и эту небольшую съемную квартирку нельзя так назвать. Это скорее место, где можно переночевать и поесть. Всё. И если честно, Даня сам не может понять, где его «дом». Друзья… Их впрочем не было. Все остались там, в Петербурге. Ребята, с которыми было весело в Институте, никогда не отвечали на сообщения вне учебного заведения. А водиться со взрослыми мужиками с работы такое себе… Успеет ещё, когда лет сорок стукнет. Лера. С ней хорошо, но, когда наступает молчание, становится так неуютно. Как будто нужно обязательно поддерживать с ней разговор, иначе подумается, что Мидлер вот-вот исчезнет. Она как тусклый лучик в темноте. Ногу обдаёт чем-то холодным. Лужа, которую было тяжело заметить в сумерках, ехидно блеснула, отражая свет от экрана телефона. Не хватает ещё заболеть. Хотя, понимание того, что до дома идти минут пятнадцать в мокрых кроссовках, тяготит больше, чем вероятность болезни. В магазин нужно зайти. А ещё у начальства попросить пару дополнительных смен, чтобы отложить деньги на аренду. Лере тетрадь отдать не помешало бы. Надо что-то приготовить на остаток недели, чтобы не заморачиваться. Было бы неплохо застирать олимпийку или, что очень пугало дороговизной, сдать в химчистку, так как кровь до конца не отмывается. А, точно… Завтра опять к первой паре.

***

Утро Руслана было по-настоящему удивительным, ведь началось оно с самостоятельного пробуждения и отсутствия живительной сигареты, которая обычно скрашивала будни. Растворимый кофе, купленный вчера, казался не таким отвратительным. А из головы все не выходило недавнее собрание, которое смогло немного торкнуть внутри. Меньше чем на сантиметр, но непонятное ощущение надежды смогло поселиться. Скорее опять загореться. Даже вопрос с работой начал решаться. Ночной клуб, возможно, не самый лучший вариант, но выбирать не приходиться. Все таки это легче, чем тягать коробки или выпиливать детали на заводе. Из зарплаты обязательно отложить на квартиру, продукты… Если останется, что конечно очень маловероятно, получится купить пару шмоток к зиме. Головокружение и дрогнувшая рука. Напиток разлился по столу, вырисовывая безобразную кляксу. Тошнит. Вкус все такой же дерьмовый у этого «кофе». — Ты виноват. — Я? — Ты. Даже если встать на колени перед Богом, твои грехи будут висеть на тебе клеймом. Никогда не очистишься. Руслан слышал собственный голос в голове, но как будто он, этот самый голос, исходил от стен. От стола, от кружки. Может быть, сам парень это говорил? Просто поехал крышей от наркоты и сейчас, наверное, переживает свои последние здоровые мысли. А можно ли назвать из здоровыми? Вряд ли. Слава учил дышать. Хотя Тушенцов бы предпочёл задохнуться. Но тот спокойный голос, который помог, звенел в черепной коробке. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

***

Бубнеж старой преподавательницы-карги, с которой отношения не задались с первого дня, раздавался в аудитории противным скрипом. Окинув взглядом присутствующих, она многозначительно хмыкнула. Тушенцову было забавно наблюдать за ней, учитывая его смирение получать не больше тройки на её предмете. Но странное предчувствие царапало под ребрами, и в такие минуты взгляд падал на рыжую макушку, спрятавшуюся за чужими спинами. Кашин не изменился, всегда отсиживался на уроках за последней партой или прогуливал скучные уроки, по типу истории. И если в школе её было интересно слушать, то сейчас пара превращалась в тупое чтение с листа. Иногда с проглоченными словами. За окном веселее не было. Описать происходящее просто: осень. Мокро, темно, гадко и листьев нет.

cmhell

Илюх я уже не могу

она пмздец нудная, спаси меня

Сообщение висело непрочитанным. Но в абсолютной тишине, как гром, разразился телефонный звонок. Карга медленно поднесла к уху гаджет и, с видом очень и очень важным, сверлила точку в стене. — Меня вызывают, поэтому придется прервать пару. Прикрепляю лист, там написаны фамилии, объединённые в группы и темы для проектов. Меняться нельзя ни темами, ни группами. Я лично за этим прослежу, мне вот эта путаница ни к чему! Сразу же старенький айфон уведомляет о новом сообщении. Вообще удивительно, что Николаевна, так называли это самую преподавательницу, додумалась перекидывать старосте все материалы. Но эта принципиальность её подхода часто раздражала, в чем проблема поменяться с кем-нибудь другим? Вдруг получится так, что она в одну группу записала Тушенцова и Кашина? Был бы бред. Руслан конечно везучий, но не настолько. Но почему-то глаза быстро начинают скользить по фотографии распечатки. «Освещение проблем социальной тематики в журналах о моде» — бабская тема какая-то. Делать что-ли нечего, мониторить журналы с намалеванными моделями и, сквозь пласты ненужной информации, выуживать что-то похожее на проблемы социума?! Бредятина. Тушенцов уже думал отложить телефон, пока не увидел в графе «Фамилии» ту, которая несла за собой только проблемы. Данила Кашин. Наверное, это какой-то массовый прикол, сбой в матрице или, может быть, сон в коме? Такие совпадения бывают редко. И не повторяются так часто. Честно, страха не было встретиться с рыжим. Скорее ощущение, что нос в этот раз точно будет сломан. И не факт, что только у Руслана. Спина опять заболела, стоило вспомнить драку на мокром и очень болючем асфальте. — Не повезло тебе, чувак, — Илья подобрал ноги под себя, сидя на подоконнике туалета. Его взгляд был очень озадаченный и печальный. — Вас сама судьба прям сводит. — Ой не начинай. Ещё про карты Таро и асценденты поговори, а, еще про зодиаков не забудь добавить, — Руслан сделал затяжку и, закашлявшись, сразу же выдохнул в открытую форточку. Лицо медленно морщилось в смешную гримасу, выражающую явное недовольство вкусом от курилки. Сладкий пар от электронной сигареты быстро унесло из-за сквозняка, — Надеюсь, что в этот раз он попридержит свои тупые приколы, бля. Потому что если он ещё раз заикнется про… Ну… Короче про че-то из прошлого, я лично ему ебало бить буду. — Сил не хватит, — беззлобно кидает Коряков. — Ты есть для начала начни, чтоб тебя порывом ветра не убило. Прозрачный весь, просто пиздец. А вообще, Кашин мне показа… — Ты его не знаешь. И если кажется, то креститься нужно, — раздраженно перебивая друга, Руслан кинул на него холодный взгляд. Смягчившись в лице, Тушенцов поджал губы. Стыдно стало. — Прости, Илюх. Меня прям выводит вся эта ситуация с Кашином, кажется, что всю жизнь преследовать будет. — Ну, я читал, что если люди созданы друг для друга, то судьба их будет всегда сталкивать. Глупости, да? — ехидно подмечая скептический настрой парня, Илья провожал взглядом чужую спину, пока она не скрылась за дверью в коридор. Стены с наслоенной краской казались бесконечными, как во сне. Почему-то на третьем этаже пол был выложен плиткой, неприятного бежевого цвета. Хотя, возможно, она просто грязная и потертая от времени, ведь ремонт делали явно лет двадцать-тридцать назад. И если бы на улице была ночь, то Руслан почувствовал бы себя в ужастике про умерших школьниц. Или учителей, там как повезет. А ведь Кашин обожал шастать по заброшкам, всегда эта странная тяга к приключениям заканчивалась чем-то плачевным. То кофту порвет, то по колено в воде идут по болоту какому-нибудь или затопленному этажу, или в лес бункер искать пойдет. Придурок, как был так и остался. Максимум повыше стал, лицо на кирку похоже из-за худобы и синяки под глазами. От недосыпа что-ли. Но веснушки… пускай не такие яркие, они все еще отпечатывались в сознании. И глаза. Холодные, в которых когда-то теплилась юношеская искра. Как же эта тяга пропитана дурацкими клише, но, честно, если бы не их нынешние взаимоотношения, то Руслан точно прожег бы дыры на чужом лице. И от этого осознания внутри все переворачивается, внутренности леденеют. Вновь начать общаться с Кашиным — это значит себя перестать уважать. Так считает Руслан и будет продолжать считать. Числа на табличках менялись, странная все-таки планировка у института была. Как минимум пронумерованные двери стояли вразнобой, а не очерёдно. Перед глазами выросла одна из таких. Ладони вспотели, и ноги немного подкосились. Тушенцов знал, кто сидит в кабинете. Знал, что встретят его как минимум ещё две пары глаз, такие же осуждающие. И не потому, что Руслан успел провиниться, а из-за слухов. Ну, по крайней мере он был уверен, что таковые существуют. Собравшись с моральными силами, в существовании которых не верил даже сам парень, он вошёл в помещение. Пахло своеобразно: духами, сыростью и бумагой. А головы, до этого утовнувшие в ссутулых плечах, резко повернулись на звук, оценивающе осматривая новоприбывшего. Руслан, которому характерно серьезное и мрачное лицо, постарался улыбнуться. Ну, насколько позволяла его половина лица. Наверняка похоже больше на оскал. — Ты Руслан Тушенцов? — Да, — как отрезал. — А мы как раз обсуждали кто и что будет делать, — девчонка, с розовыми волосами, дружелюбно похлопала на стул, стоящий рядом. — Я Лера. Это. Остальные имена проходили мимо ушей, так как игра, которую затеял Кашин, завлекала больше. Пропиливая друг друга взглядами, как можно более агрессивными и презрительными, ни Руслан, ни Даня не слушали чужую речь. Каждая минута, отбитая настенными часами, заставляла закипать желчь сильнее. Сказать что-то такое, что выбьет из колеи и заставит тупо хлопать глазами. Чтобы увидеть на чужом лице весь спектр эмоций. Но первым нельзя начинать. Слепо поддакивая бурному обсуждению проекта, Тушенцов постукивал ногой. Он знал, как раздражает этот звук Даню. А еще больше его раздражало, когда собеседник смотрел не в глаза, а, например, на лоб или сквозь. Светлые брови нахмурились сильнее. Кашин наверняка уже понял тактику, но не отвечал тем же. Его учащенное дыхание и пальцы, которые заламывали очередную фалангу, веселили. Злится. А внутри непонятное чувство. Смесь ехидства, превосходства и понимания, что тут-то Даня проебется. Сам свою игру не вывезет. И горечь. Едкая, неприятная. Подумал бы Руслан года три-четыре назад, что будет доводить лучшего друга до белого каления? Но они уже не лучшие, да и не друзья вроде. Но… А чувствует ли то же самое Даня? Жалеет ли? — Ты перестанешь, блять, трясти ногой?! — звук удара о парту бьет по ушам. Кашин начинает дышать глубже, сжав ладонь в кулак. — Чё, не вылечился за три года? — За языком следи! — под сердцем кольнуло. Руслан, не обращавший обычно внимание на шутки про болезнь, хмурится. Улыбка пропадает с лица. — А то что? У тебя даже сил не хватит мне нос сломать. — Успокойтесь! Вскрик Леры был проигнорирован. — Чё ты, Кашин, шило в жопе больно заиграло? — Ну, по крайней мере у меня хотя бы шило, в отличие от тебя, — самодовольная ухмылка расползлась по веснушчатому лицу. Пидор. — Напомнить тебе, Русь? — Я. Не. Руся, — челюсть, кажется, сейчас заскрипит от того, как сильно сжимается. — Руся. Руся. Ру… Тушенцов, не помня себя, оказывается практически вплотную к Даниле, сжимая горловину его кофты. «Я тебе никогда Русей не буду» — настолько резко звучит, что самому не по себе. Но смотрит пристально в глаза, ищет что-то. Есть ли в них капля чего-то, что остановило бы? И Руслан мешкается. Зависает. А после, пошатнувшись от сильного толчка, провожает взглядом убегающего Даню. И встречается с несколькими парами глаз. Лера — единственная, кто не смотрит осуждающе. И в это хочется верить. Даня летит по лестничному пролёту, практически спотыкается. Непонятный страх, окутавший тело, вёл к выходу. К свежему воздуху. Что это такое? Почему внутри так тошно? И что такого сделал Тушенцов, что сам Данила Кашин позорно убежал, как девчонка? Странно. И страшно. — Блять, — вновь наступая в холодную лужу, рыжий бежит, даже не смотрит куда. Главное чтобы дальше от этого института, где сидит Руслан.