Эй, мистер полицейский!

      Такемичи не был трусом, но в жизни каждого случаются такие моменты, когда страшно не только за свою жизнь, но и за свою задницу. И парень как раз был в самом разгаре такого момента.       Сам момент носил имя Сано Манджиро и являлся главой самой опасной банды Японии, которая держала под собой весь Токио и половину японского правительства. Собственно, именно по этой причине банда до сих пор существовала, а Такемичи продолжал опасаться за свой зад.       Вот уже три недели каждый день на его телефон поступали новые сообщения с наитупейшими подкатами. Ханагаки блокировал номера, менял симки, отрубал телефон — и ничего не помогало. Сообщения сыпались и сыпались. Когда не доходили путём СМС — приходили в виде записок и бумажных писем. А когда и те оказывались разорваны — появлялись надписи на асфальте перед зданием полиции. Это, признаться честно, было страшно: Манджиро знал, где работал и где жил Такемичи, мог найти его в любую минуту и начать угрожать. Но он не делал этого, ограничиваясь лишь неумелым и крайне ужасным флиртом. Он не нарушал личного пространства, не заявлялся в чужой дом и не позволял себе чего-то больше, чем сообщения и редкие подарки.       Такемичи был ему за это благодарен.       Правда, все эти сообщения и подкаты, с которыми парень уже смирился, привносили свою дозу неудобства: во-первых, они отвлекали от работы, а во-вторых, становились поводами для шуток у всего полицейского отдела. А особенно у Кисаки и Наото.       Стоило прозвучать звуку уведомления на телефоне, как весь отдел мгновенно отрывался от дел и практически синхронно, будто отрабатывал это годами, поднимал на Ханагаки заинтересованные взгляды.       От кого: Неизвестный номер       Ты как липкая лента для мух — так и хочется к тебе приклеиться.       Хотя я уже.       Я — муха твоей души.       Комар в твоём болоте.       Оса в твоём улье.       «Действительно муха. Такая же назойливая», — зло подумал парень, блокируя телефон и как ни в чём не бывало возвращаясь к работе. Отовсюду последовали разочарованные вздохи: остальные надеялись, что написал Майки, но, не увидев никакой реакции от Такемичи, огорчились и вернулись к работе.       Затем в течение дня телефон пиликал ещё с десяток раз, но Ханагаки, видя, что сообщения поступают с неизвестного номера, а не от друзей, коллег или родителей, благополучно игнорировал их, даже не открывая.       Это стало его ошибкой. Крупной ошибкой. Во всяком случае, так он думал на протяжении всей следующей недели. А вот если спросить Такемичи через каких-нибудь полгода, то он бы рассмеялся и сказал, что принял тогда правильное решение.       Игнорирование сообщений привело к появлению Сано Манджиро на парковке у полицейского отдела.       В тот день Такемичи задержался на работе на несколько часов, корпя над отчётами и искренне не желая возвращаться домой. Он понимал: стоит ему отвлечься от работы, как в голову полезут мысли о Майки. Порой — полные раздражения. А порой — с примесью какой-то пугающей нежности.       Но время шло, за окном уже стемнело, и ночная смена буквально пинками выдворила Ханагаки из офиса, ворча про нарушение закона о переработках и штрафы, которые обязательно польются на них, если парень сейчас же не уйдёт.       Пришлось собирать вещи и выходить на улицу.       И не успел Такемичи отойти подальше от отделения, как вдруг перед ним остановилась дорогая иномарка с тонированными стёклами. Всё внутри парня похолодело от страха, а по рукам пробежались мурашки. Тонированное стекло опустилось, являя Сано Манджиро собственной персоной: с чёрным коротким каре, искоркой во взгляде ониксовых глаз, лукавой улыбкой на лице и лёгким румянцем на щеках. Ханагаки понял, что пора драпать, но ноги как на зло приросли к асфальту.       — Эй, красавчик, — подмигнул Майки. — Я, конечно, никогда ничего не воровал, но тебя украл бы с удовольствием.       В ответ Такемичи издал непонятный звук.       — Можно я провожу тебя до дома? Мои родители говорили, что надо идти за своей мечтой.       Теперь звук был похож на скрип придавленного камнем птеродактиля. Вероятно, Майки счёл это за «да», поскольку он тут же открыл дверь машины и выбрался из неё, вставая напротив Такемичи. Внезапно тот понял, что они были практически одного роста: он был всего на пару сантиметров выше Майки.       Почему-то в воображении Ханагаки Сано был здоровяком.       Итак, они стояли друг напротив друга. Коп и преступник. Законопослушный гражданин и нарушитель спокойствия. Такемичи и Майки.       — Ты такой красивый, — внезапно прошептал Манджиро, смотря на парня во все глаза. И на его лице было написано такое благоговение, такая искренняя влюблённость, что Ханагаки даже растерялся, ощущая искреннюю неловкость. А ещё жгучее смущение, которое волной накрыло его.       — Я… Спасибо? — неуверенно улыбнулся парень. И это выбило последние крохи благоразумия Майки: тот резко выдохнул, схватил лицо Такемичи в свои руки, притянул к себе и резко поцеловал. Крепко. Отказываясь отпускать.       Полицейский протестующе замычал в чужой рот, попытался выбраться, но у него не получилось: хватка у Сано была просто стальной. Тогда растерявшийся мозг не придумал ничего лучше, кроме как вдарить Майки между ног. Тот охнул, оторвался от чужих губ, дёрнулся к причинному месту, но Такемичи перехватил его руки на полпути, отточенным движением резко перебрасывая парня через бедро, кидая его лицом на землю и садясь сверху, сковывая руки за спиной, чтобы противник не мог пошевелиться. И лишь когда не обнаружил наручников на бедре пришёл в себя.       В своё оправдание Ханагаки мог сказать лишь то, что за его спиной было несколько лет полицейской академии, где данный трюк (как и многие другие) они отрабатывали денно и нощно. И в этой ситуации сработала скорее мышечная память и привычка. Потому что, резко обнаружив себя сидящим поверх поверженного Сано Манджиро, Такемичи испугался ещё больше: его теперь точно убьют.       Майки повернул голову, прижался к асфальту щекой и искоса посмотрел на парня странным взглядом.       — Ты опрокинул меня, — прошептал он таким тоном, будто сам не верил то, что говорил.       — Я… Я случайно! Я не хотел! Это рефлексы, я… — испуганно забормотал Ханагаки, резко подрываясь с места и отскакивая на добрый метр. Его уволят. Точно уволят. Нет, даже хуже. Его пристрелят прямо здесь и сейчас. Он точно помрёт.       — Меня никогда не опрокидывали, — всё тем же тоном прошептал Майки. А затем с искренним недоумением спросил так, будто они погоду обсуждали: — А нормально, что у меня от этого встал?