Ты можешь спасти себя.

Ледяной ветер, пронизывая до костей своей холодной хваткой, хлестал по крыше, вгрызаясь в плоть Джона, как озлобленный, бешеный зверь, стремящийся оставить свой след. Как бы там ни было, он почти не чувствовал его, погрузившись в свои жалкие, мрачные мысли, глядя в грязное, залитое светом ночного неба, полному далеких звёзд и бесконечных тайн. Вокруг него витала атмосфера ожидания: канун Нового года, время веселья и радости. Для всех, кроме него. Чертова шутка судьбы. С тех пор как ушла Саша, искренний смех и радостные торжества казались ему непостижимыми. Этот праздник, который когда-то был наполнен светом, теперь лишь напоминал о том, что он потерял навсегда. Джон крепко вцепился в перила, услышав позади себя шаги, звучащие в тишине. Он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, кто это, не желая отвлекаться от своих дум. Наверное, просто какой-нибудь тупой ублюдок, напившийся в стельку и ищущий место, где можно поблевать или отрубиться. Он и не подозревал, что это было его последнее творение - Дилан, кто когда-то был просто очередным проектом. Попыткой излить эмоции. – Так, так, так. Если это не великий JDH, так называемый «гений», - прореагировал с пренебрежением Дилан. В его голосе звучало явное презрение. Оно и ясно. У Дейва не было причин удивляться чему то в нём, ведь он знает его от головы до пяток. Джон медленно повернулся к Дилану, его холодный и жесткий взгляд встретился с настороженным выражением старого знакомого. "Дилан", - произнес он, придавая своему голосу чувство весомости. Дилан, судя по всему, не спешил с делами, предпочитая разбираться с Джоном. "Разве ты не должен... праздновать?" Дилан насмешливо хмыкнул. – Праздновать? С кучкой пьяных идиотов? Я, блин, ненавижу этих людей... Проехали. Он подошел ближе к Джону, облакачиваясь на перила. - Лучше приеду сюда и отморожу себе задницу. По крайней мере, компания немного лучше. Джон издал резкий смешок, который раздался в морозном воздухе, как неуместный звук. "Маргинально. Высокая похвала". Он снова обратился к городскому пейзажу, отбросив Дилана как несущественного, как ненужный элемент. Они молча стояли, каждый думая о своём. Тишину нарушил Дилан, задав совершенно неуместный и неожиданный вопрос. – Планируешь встретить Новый год, покончив с собой? Джон молчал долго, отвечая себе. Наконец, его холодный ответ вырвался: "Может быть". Дилан погрузился в размышления. Его лицо стало жестче от понимания. – Ну, не позволяй мне остановить тебя. Эти слова задели Джона, но затем он поймал себя на мысли, что именно это и нужно ему - сдаться. Когда минуты тихо тикали к полуночи, наступило полное молчание. Избавление от осознания рутины жизни и самого себя начинало сгущаться в воздухе. Дилан снова повернулся к Джону, на этот раз с искренностью в голосе. "Ты действительно собираешься пройти через это, Харрис?" Джон нежно глядел вдаль, наблюдая за фейерверками, которые взрывались вдалеке, как разноцветные звезды, упавшие с небес. Краски отражались в его глазах, но внутри не пряталась ни радость, ни удивление, исчезнувшие вместе с Сашей. Он тихо произнес: "Я не знаю". Его глубокий вздох был полон разочарования и растерянности. "Я думал, что хочу. Нуждался в этом. Но теперь..." Он вновь заколебался. "Я больше не знаю, чего я хочу". Стало неуютно. И все же Дилан, наполненный решимостью, решил выступить с новым предложением. "Может, пора перестать хотеть и начать жить. Начни хоть раз действительно жить". – Тебе легко говорить. У тебя нет покойника, который лежит на твоей совести. Дилан ответил прямо, вовсе не смутившись: – Ты не смог его спасти. Но ты можешь спасти себя. Джон наконец встретился взглядом с Диланом. Однако в эту же минуту над башней с часами пробили двенадцать. Фейерверки озарили темное небо, освобождая его от оков. Новый год пришел, словно тихий напоминатель о том, что время все еще идет, невзирая на потери. Джон порывисто обнял Дилана. Тот замер на мгновение, а затем осторожно ответил на объятие, хлопнув Джона по спине. – С Новым годом, - пробормотал Дилан, отстраняясь, его выражение оставалось серьезным. - Не делай глупостей, ладно? С этими словами он повернулся и пошел прочь, оставив Джона одного на крыше, где его трепал ветер, холодящий душу. Джон смотрел, как он уходит, а после поднял глаза к ночному небу, где угасали фейерверки, словно унося с собой остатки надежды. Может быть, Дилан был прав, может быть, пришло время начать жить заново. Почтить память Саши, прожив ту жизнь, на которую она больше не способна. Джон пожал плечами и повернулся, чтобы уйти восвояси, оставив крышу позади. Будущее было неопределенным, но одно было ясно - он встретит его во всеоружии. Так или иначе, он не имел права отказываться от жизни, даже если она казалась совершенно непереносимой. Когда Джон вернулся в теплое, шумное здание, охваченное атмосферой нового начала, он не мог избавиться от чувства тревоги, поселившегося в глубине его желудка. Что-то в его встрече с Диланом оставило в нём чувство... неловкости. Нечто неправдоподобное и странное. Он отогнал эту мысль в сторону и пробился сквозь толпу, принимая новогодние поздравления и механически вежливо хлопая в ответ, словно это была его работа, а не праздник. В голове у него крутился вихрь мрачных мыслей и горьких воспоминаний, не отпуская его. Перед глазами проплыло лицо Саши. Её улыбка была такой же яркой и красивой, как в лучшие моменты жизни, когда радость наполняла их сердца. Она всегда была светом в его жизни, его путеводной звездой, озаряющей мрак. А он подвел её. Не сумел спасти её от жестокой руки судьбы. По мере того как длилась ночь, а напитки текли рекой, Джона тянуло обратно на крышу, к одиночеству и холоду, который, казалось, облегчил его груз. Именно там он оставил свою маленькую сумочку - билет на спасение от этого существования. Таблетки были маленькими и белыми, как невидимые мечты, и обещали забвение. Забвение от боли, от чувства вины, от бесконечной боли утраты, которая угнетала его. Его пальцы сомкнулись вокруг них, ощущая их гладкую тяжесть. Их присутствие стало его последней надеждой. Всего лишь горсть. Это всё, что нужно. Горсть таблеток, и он сможет исправиться, сможет наконец отдохнуть от этого бесконечного терзания. Но пока он стоял и смотрел на крошечные белые таблетки, в голове у него звучал голос Дилана, словно призыв к действию. "Ты можешь спасти себя" Рука Джона крепко сжала таблетки, костяшки пальцев побелели, словно от холодного ветра. Жить означало смириться с болью, с потерей, с тем, что он подвел единственного человека, который когда-либо имел для него значение. Жить означало быть брошенным. Быть одному. Опять и снова. Быть одному... быть с Диланом. Мысль пришла незаслуженно, нежданно, как ураган. Джон со злостью отбросил её. Дилан был всего лишь машиной, конструкцией, не понимающей всей глубины чувств такого удивительного создания, как человек. Вещью. Она не могла понять. Она не могла познать глубину его страданий, которые терзали его душу каждую долю секунды. Джон разжал руку, и таблетки высыпались обратно в пакет. Он долго смотрел на них, потом медленно, осознанно закрыл пакетик и сунул его в карман. Завтра. Завтра он разберется с этим. Завтра он примет окончательное решение, нарисует свой путь. Но не сегодня. Сегодня нужно было вспомнить. Сегодня нужно было скорбеть. Первые лучи рассвета забрезжили над горизонтом. Джон снова оказался на излюбленной крыше, а пакет с таблетками крепко таился в кулаке. Джон почти не спал, в голове крутился вихрь мрачных мыслей и болезненных воспоминаний. Каждый год годовщина смерти Саши давалась ему с трудом, но этот год... этот год был другим. В этом году груз горя был невыносим, боль утраты физически ощущалась в груди, как непокорное животное, не желающее уходить. Джон пытался забыться в работе, в создании своих автоматончиков, которые стали его единственной отдушиной. Но даже они не приносили ему ни радости, ни утешения. Они были просто... вещами. Вещи, которые он создал, которые принадлежали ему и не давали покоя. Вещи, которые никогда не смогут по-настоящему понять глубину человеческих страданий и эмоций, которые сводили с ума. Как и Дилан. Бедный, забывчивый Дилан. Неужели он действительно не знал, что он всего лишь машина? Неужели оно не понимало, что никогда не сможет по-настоящему сопереживать страданиям другого существа? Джон тряхнул головой, пытаясь прогнать мысли о Дилане из головы. Иногда люди не до конца ощущают себя живыми, что уж тут можно говорить о иллюзии жизни? Это не имело значения. Дилан был всего лишь вещью. Красивой, реалистичной вещью, но все же вещью, которая не имела прав на чувства и эмоции. Солнце поднялось выше, заливая город бледным светом, выдвигающим на передний план новые возможности, новые вызовы, больше ненависти к изменчивой жизни. Начинался Новый год, новая глава в жизни, которая все больше теряла смысл, как будто все надежды и мечты улетучились, как дым. Джон посмотрел на таблетки в своей руке, его палец завис над упаковкой, затмевая какой-либо свет, который всё ещё мерцал в его жизни. Одна за другой он мог покончить со всем этим. Он наконец-то мог избавиться от боли, и чувств вины, от бесконечной боли утраты. Пока он стоял на краю пропасти, в его голове снова зазвучал голос Дилана. "Ты можешь спасти себя" Жить. Сама мысль об этом приводила его в отчаяние. Как он мог жить, когда кого то настолько близкого больше нет? Как он мог найти радость, когда у его сестры отобрали шанс на счастье? Жить - это значит принимать, не забывать, не прятаться от боли. Он вновь ощутил, как это решение медленно подкрадывалось в его сознание. Глядя на таблетки, он понимал, что если закончить свою жизнь, это будет предательство. Смерть Саши не должна стать напрасной. На следующий день, когда первые лучи рассвета забрезжили над горизонтом, Джон снова оказался на крыше. Этот миг, лишенный сна, принёс ему осознание: жизнь сложна, наполнена болью и лишениями. Но он был жив. На своём пути к свету он должен будет научиться отпускать Сашу, не забывая её. Пакет с таблетками, крепко сжавшийся в кулаке, станет лишним напоминанием о его выборе. Жить, смотреть в лицо боли и принимать её, знать, что он способен на жизнь, более того — справляться с ней. Не сегодня, но однажды, в будущем, он сможет сделать эти шаги. И он будет бороться, пока не станет вновь готовым открыть свое сердце к свету.