мальчик хочет в тамбов

Несколько раз звонил Андрей. Катя намеренно не замечала эти звонки, переведя телефон в беззвучный режим. Сегодняшний день ознаменовывался откровенными разговорами — ночью был Рома, ранним утром Павел Олегович, а следующими на очереди стали Коля и Амура. Жданову в этом списке пока что отводилось последнее место. Это как играть в танчики на тетрисе — сначала сшибаешь мелких противников, а потом уже самого большого и страшного босса. Пока Катя была не в состоянии с этим боссом встретиться. Вместо этого отпаивала себя уже четвёртым капучино подряд и рассказывала сидящим напротив неё Коле и Амуре о событиях последних недель. Прибыли в кофейню оба к обеду: Зорькин приехал из дома, а Амура соврала девочкам, что у неё плановый осмотр в поликлинике. Начала Пушкарёва с главного — с самого первого своего дня в «Зималетто» и безответной любви к Андрею Палычу. Ну, так, не глобально. Скорее, влюблённости — чтобы не усложнять. А дальше как по нотам: предательство Жданова и Малиновского, Ромин хитроумный план и Катины ответные действия. Всё рассказала, как на духу, наблюдая за приходящей в ужас Амурой и становящимся всё более хмурым Зорькиным. Об одном только умолчала — о сексе с Ромой. Хотя это не очень помогло. — А я всё думал, — задумчиво сказал Коля, — куда это ты вчера посреди ночи собралась? Что это за ужин такой с начальством, если он затянулся аж до завтрака? Получается, ты была всё это время с Малиновским? — С ним, — кивнула Катя. — И что вы делали? Неужто в шарады играли? — Зорькин недоверчиво прищурился. — Или ты решила, так сказать, окончательно вжиться в роль? — Коля! — прервала его Амура, прикладывающая ладони к покрасневшим щекам. — Ты думаешь, именно это сейчас важно? Тут такое!.. Господи, кому расскажешь, не поверят ведь. — Амур, — серьёзно посмотрела на подругу Катя, — только никому. Ни одной из девочек. Даже Шуре! — Особенно Шуре, — хмыкнул Зорькин, нагловато поворачиваясь к Буйо: — Ну да, Амур, теперь ты знаешь, кому на самом деле принадлежит «Зималетто», и как это получилось. Ещё не хочется сбежать из-за стола? — Нет, — осклабилась Амура, гневно смотря на Колю, — ты знаешь, не хочется. Теперь-то я просто обязана захомутать такого перспективного парня и выйти за него замуж. — Она быстро придвинулась к Зорькину: — Хочешь, повторю вчерашнее? Катя заметила, как отчаянно смутился Коля, и как он попытался это скрыть, отодвигаясь в сторону. Ей даже захотелось искренне рассмеяться — эти двое хорошо её отвлекали от проблем. — Я Вику люблю! — применил своё излюбленное заклинание Зорькин. — Не надо ничего повторять! — Коля, ну это, в конце концов, невежливо, — не сдержалась от смешка Пушкарёва. — Говорить девушке, которая добровольно тебя поцеловала, что ты любишь другую. Где твои манеры? — А я, между прочим, не просил меня целовать! — тут же пошёл в атаку стремительно принимающий оттенок помидора Зорькин. Катя посмотрела на Амуру, которая, судя по всему, собиралась ударить своего возлюбленного по голове, и быстро приложила палец к губам, призывая ту не торопиться. — И что, тебе совсем-совсем не понравилось? — издевательски спросила она друга. — Скажи это, глядя нам в глаза. — Ну это, — потупился Коля, — я девушек оскорблять вообще-то не привык… — Чего?! — вылупилась на него Буйо и всё-таки шлёпнула Зорькина по плечу. — Пошёл ты! — Нет, Коль, — не сдалась Катя, — ты нам прямо скажи: понравилось или нет. Это же, как-никак, — прыснула она, — твой первый опыт. Такое не забывается! — Да какой опыт! — тут же взорвался Коля. — Я ничего понять не успел! Сначала охренел, когда, — он посмотрел на Амуру, — ты целоваться полезла. А потом всё! Припёрлась эта ваша Таня искать в речке мячик и всё испортила! — То есть испортила? — чуть ли не возликовала Катя. — То есть ты хотел бы продолжить?! — Я этого не говорил! — Коля, — тут же подобревшая Амура медленно наклонилась к мужчине, и Зорькин в этот раз не стал отодвигаться, — дорогой мой… — Она обворожительно улыбнулась: — Так мы можем повторить… Сколько угодно раз… Зорькин посмотрел на девушку, как кролик на огромного удава, сглотнул и застыл. — Но не сейчас, — сказала она ему почти в губы. — Сейчас сходи покури, пожалуйста. — В смысле не сейчас? — затормозив, спросил Коля, а затем, словно очнувшись, резко тряхнул головой: — Чего, блин?! Я не курю! — Значит, начни, — гаркнула Амура. — Нам с Катей надо поговорить наедине. — Нормально вообще! А ничего, что я Катин лучший друг, вообще-то?! — А я — лучшая подруга! — Я её знаю дольше! — А мы ночевали вместе, и не раз! — Вы ещё подеритесь, — ухмыльнулась Катя. — Кать, а ты голодная? — спросила её Амура, кидая взгляд на витрину со скудным съестным ассортиментом. — Я думаю, перед Советом стоило бы подкрепиться. — Да не хочется, — Пушкарёва отмахнулась. — Ой, да ну тебя, — Амура отмахнулась от неё в ответ, как от несмышлёного ребёнка, и вновь обратилась к Зорькину: — Раз не куришь, сходи тогда в булочную за углом. Мне возьми чиабатту с сыром, Кате пиццу с салями… — А чего это ты мной руководишь?! — всполошился Коля. — Коль, — Буйо посмотрела на того устало, — ну ты видишь, нам надо обсудить очень личное? Хотя бы десять минут. Чисто по-женски. Будь умницей, пожалуйста. Тем более, ты же не хочешь оставить лучшую, — сделала она акцент на слове «лучшая», — подругу голодной? Она ведь сама даже и не вспомнит о том, что ей нужно поесть, — кивнула Амура на Катю, — посмотри на неё. Коля смерил Катю очень внимательным взглядом и всё-таки поднялся с места, накидывая на себя пальто и вязаный шарф. — Ладно, болтайте. Только, Кать, — покачал он головой, — я бы на твоём месте не разговоры разговаривал, а думал бы, как расправиться с этими двумя. Напомню, что мы можем не возвращать им компанию, и ничего нам за это не будет. — Коль, — посмотрела на него Катя, — ну ты серьёзно? — А что? Это ж надо было додуматься — соблазнять ни в чём не повинную девушку! Да их убить за такое мало. Ничего святого, уроды! И вообще — тебе надо было не в игрушки с ними играть, а сразу бить по больному. Никуда бы они от нас не делись!.. — Зорькин, — мило улыбнулась Амура, — иди, проветрись. Не забудь взять карамельный чизкейк на всех. — Может, ты ещё скажешь, что мне купить для себя? — оскалился в ответ Коля. — Конечно. Улитки с мясом и хачапури. И побольше, а то ж не наешься. — Смотри-ка, — буркнул Зорькин, направляясь к выходу, — запомнила. Как только дверь за ним закрылась, Амура тут же пересела к Кате на диванчик и крепко её обняла. Катя с готовностью прильнула к ней, закрывая глаза и вдыхая знакомый запах духов с корицей. Наконец она смогла почувствовать хоть какое-то расслабление. — Боже, Кать, — встревоженно сказала Буйо, поглаживая подругу по голове, — я, конечно, понимала, что у вас там всё серьёзно. Но чтоб настолько… — Да я сама до сих пор не верю в это, — тихо ответила Пушкарёва. — Как будто я в каком-то бесконечном сне. — Ну, ничего. Ничего. Сегодня пройдёт Совет, и всё закончится. Ты и так уже потрудилась. Только что ж Павел Олегович в итоге решит?.. — Не знаю, Амур, — вздохнула Катя, — понятия не имею. Скорее всего, обяжет переписать «Никамоду» на него или на Андрея. Или ещё на кого. Если скажет исчезнуть, то я буду только рада. Нет, нет у меня больше сил работать ни с тем, ни с другим. — Понимаю, — гневно закивала Амура, — это ж надо было!.. Я знала, что наше начальство принципами не отличается… Особенно Роман Дмитрич. Да и Андрей Палыч — вон, сколько он Киру мучил. Но до такого дойти… Боже, да это ж просто чудовища какие-то! — Да ладно тебе, — монотонно ответила Катя, даже не чувствуя в себе сил злиться. — Знаешь, что я поняла сегодня? — Что? — Они — всего лишь обычные люди. Да, весьма среднего качества. Но, — пожала она плечами, — каждый действовал в своих интересах. Так мы все действуем в своих интересах. Я тоже через эту историю отрабатывала свои личные комплексы, и тоже не самым честным образом. — Это какие, например? — Ну, например, я поняла, что способна вызвать ревность. — Пушкарёва слабо ухмыльнулась. — Не как девушка, которую любят, но всё-таки. Не могу сказать, что не чувствовала удовлетворения. А ещё я поняла, что меня можно хотеть. Для девочки, которая всю жизнь получала только тычки и насмешки из-за внешности, это тоже дорогого стоит. — То есть, — правильно поняла Амура, — у тебя с Романом всё-таки было? — Было. И даже понравилось. Не зря про Малиновского говорят, что он — мастер своего дела. — Ох, Катя, — Буйо похлопала подругу по лопаткам. — Что-то я не уверена, что ты выбрала подходящую кандидатуру. Лечь в постель с тем, кто поступил с тобой так по-свински?.. Я, конечно, не судья, но... из любви к себе такое не делают. — А где мне её брать-то? Эту любовь к себе? — искренне спросила Пушкарёва. — Если бы я это знала. Ни один мужчина не видел во мне нормальную, обычную женщину. Ни один не признавался в любви искренне. И я не уверена, что когда-то признается. Я взяла то, что могла. В конце концов, — сглотнула она, чувствуя, как к горлу подступает комок, — если забыть о том, что всё это было не по-настоящему, мы с Ромой вполне неплохо провели время. Можно было представить, что я хоть кому-то нужна. — Катя, — Амура отстранила девушку от себя и посмотрела на неё с ужасом, — только не говори, что ты в него влюбилась! — В кого? — усмехнулась Катя. — В Рому? Совсем-то поехавшую из меня не делай. Буйо оглядела Пушкарёву с огромным подозрением — возможно, старалась с помощью своего развитого шестого чувства понять, врёт та или нет. — Смотри мне, — погрозила она в итоге пальцем. — Нет, Катя! Ты меня извини, конечно, но у тебя в голове такой мусор! Чтобы тебя любили, нужно, чтобы ты любила себя. По-другому никак. Да, сложно и нудно, но надо учиться! Ты ж формулам своим в университете училась. Здесь так же. — И что мне сделать, сенсей? — повеселев, спросила Пушкарёва. — Пластическую операцию? — А я что-то сказала про твоё лицо? — удивилась Амура. — Нет, я говорила про голову. Только на мозг, к сожалению, пластическую операцию не сделаешь. Да и зачем тебе операция? Ты Антона из «Лиссабона» помнишь? По-моему, ты тогда ему очень понравилась. — Конечно, понравилась, — фыркнула Катя, — это ведь была не я. — А кто? Папа Римский? Пушкарян, — Буйо постучала кулаком по виску, — сменить причёску и костюм это не значит дофига преобразиться. Ты ему понравилась потому, что была собой! Не зашуганной мышкой, которая пришла к нам в компанию, а собой! Ты была весёлая и раскрепощённая в компании близких тебе людей. Вот давай поспорим, а? — На предмет? — У тебя его телефон сохранился? Катя вспомнила, как разорвала бумажку с телефоном у ревнующего Ромы перед носом, и мысленно дала Малиновскому подзатыльник. — Нет, — усмехнулась она, — но у меня профессиональная память на цифры. Я помню наизусть. — Вот и прекрасно! Значит, позвонишь ему и предложишь встретиться. Только одно условие. — Какое? — Пойдёшь на встречу в своём обычном виде. Никакой ретуши. И посмотришь на реакцию. Пушкарёва чуть не поперхнулась капучино. — Амур, у тебя всё в порядке? Чем тебе этот бедняга не угодил? — А вот не говори раньше времени, — взгляд Амуры загорелся, — сначала посмотри! Я тебе гарантирую — ничего с ним не случится. По обложке он тебя уже оценил. А дальше — дело техники. — И что мне это даст? — не поняла Катя. — Как что! Ты поймёшь, что в состоянии нравиться просто так. И что вокруг есть взрослые и адекватные мужчины, а не только такие, как Жданов и Малиновский. А не то ты замоталась в свой кокон. Я никому не нужна! Меня никто не любит! И сидишь там, не вылезая. Как говорит наш Милко, пора уже становиться бабОчкой! После этих слов Амура снова притянула опешившую от такой тирады Катю к себе и вновь крепко обняла её. — Горе ты моё луковое. Ты знаешь, как мы тебя любим? Как тебя обожает Коля? Мы когда вместе гуляли, знаешь, что он сказал? — Что? — Он сказал, что если бы у него был выбор: полюби его Вика или чтобы какой-нибудь хороший человек полюбил тебя, он бы выбрал второе. Потом он, правда, добавил, что это потому, что в своих силах он уверен больше, чем в твоих, — хмыкнуло Буйо. — Но мы-то знаем, что это неправда. — Позер, — тихонько рассмеялась Катя. — А как я люблю тебя, ты знаешь? Потому что ты самая крутая, ясно тебе? И вообще, ты слышала о том, что по человеку судят по его друзьям? Не веришь в себя — посмотри на нас с Зорькиным. Мы что, плохие люди? Да мы вообще самые лучшие!.. — Особенно когда вместе, — Пушкарёва хихикнула. Удивительно, но с Амурой было так спокойно и легко. Пожалуй, в Катиной жизни это был первый человек кроме мамы, который, не стесняясь, проявлял ласку и открыто выражал свои чувства и отношение к чему бы то ни было. Только с Амурой, в отличие от матери, можно было ещё и откровенно поговорить. Маму не хотелось волновать; к тому же Катя боялась, что она может рассказать что-то лишнее и отцу, который чуть что от «Зималетто» камня на камне не оставит, а её, непутёвую дочь, навечно запрёт дома. В Амуриных же объятиях Катя знала, что ей ничего не грозит. Ей, на самом деле, не хватало такого тепла и таких прямых слов о любви. Катя чувствовала, что ей становится немного легче, и проникалась окончательным доверием. Наверное, было хорошей идеей поговорить с друзьями до Совета. Спустя несколько минут молчаливого сидения вернулся Коля и шлёпнул пакет с выпечкой на стол. — Какая умилительная картина! — деланно восхитился он, глядя на сидящих в обнимку подруг. — Прямо Зита и Гита на выезде. — Зорькин, не мельтеши, — хором ответили Катя и Амура. Коля, вздохнув, покачал головой, а затем подошёл к дивану со спины, наклонился над Пушкарёвой и чмокнул её в макушку: — Мы с тобой, Кать, — тихо и серьёзно сказал он ей на ухо. — Что бы ты ни сделала и что бы ты ни решила, я всегда буду на твоей стороне. По-другому и быть не может. И здесь Катю, наконец, прорвало: разморённая чужим теплом и участием, она позволила себе разреветься. Некрасиво и обильно. Громко-прегромко всхлипывая и отчаянно жалея себя. Бесконечное напряжение начало отпускать её, выливаясь бурным потоком слёз, пока Амура и Коля, втиснувшийся между Катей и окном, обнимали её с двух сторон. — Спасибо вам, — заикаясь, просипела Пушкарёва. — Если надо будет кого-то убить, — снова взялся за своё Коля, — то только скажи. Я выкраду у Валерия Сергеича его охотничье ружьё. Катя лишь разревелась сильнее, уткнувшись мокрым лицом в ладони и не замечая действа, которое происходило прямо на её спине. А происходило следующее: Колины пальцы случайно задели пальцы Амуры — но обратно не отодвинулись, там и остались. А уже через минуту, после некоторых колебаний, его рука осторожно уместилась на её кисти. *** В конференц-зал Катя зашла с Зорькиным под ручку. Относительно воспрявшая духом. Очень сильно грела мысль, что, возможно, это её последний день здесь. Осталось продержаться всего чуть-чуть. Ничего не воспринимать всерьёз. Все остальные уже были в сборе. Воропаев, конечно, затеял перепалку со Ждановым. Они чуть ли не дрались. Типично. Тем не менее, когда перед ними появилась Катя, Александр посмотрел на неё одновременно радостно и враждебно — как у него это выходило? — а Андрей болезненно и затравленно. Рома сидел поодаль и в соревнованиях «у кого достоинство длиннее и хвост пушистее» участия не принимал. Вообще был крайне задумчив. Наверное, разговор с Андреем не увенчался успехом, и лучшие друзья поссорились. Катя про себя позлорадствовала, а Малиновский скользнул по ней нечитаемым взглядом. Коля излучал враждебность ко всем присутствующим — по принципу круговой поруки, — но Катя уговорила его вести себя тихо. Кира и Маргарита смотрели на Пушкарёву с презрением — первая с очевидным, вторая с изучающим, плохо скрываемым. Катя лишь фыркнула про себя: можно подумать, она просила Андрея подарить ей «Зималетто». Не к тому человеку претензии, девочки, не к тому! Павел Олегович был, пожалуй, отстранённее всех — его волновало только дело. Он сидел в окружении двух юристов, которые лишь подтверждали Катину мысль о том, что «Никамода» — хороший тактический ход и реальный спасательный круг для «Зималетто». Всё было как в тумане. По большей части. Катя и не считала нужным вникать — все силы уходили на то, чтобы не посмотреть лишний раз на Андрея, так очевидно и бесстыдно сверлящего её взглядом. Пусть смотрит. Всё равно она скоро исчезнет отсюда навсегда. Всё кончится, кончится, кончится. Колкие реплики Александра про то, что она — беспринципная мошенница-страхолюдина, очевидно, призванные Катю задеть, не имели никакой силы. Если с утра она боялась этого Совета, то после обеда у неё было за что держаться. Есть люди, которые её любят, и которые в неё верят. Её защита. Спокойно, Катя. Вдох-выдох, чтобы не захотелось кому-нибудь зарядить по роже. Маргарита Рудольфовна, нервно называющая её по имени-отчеству, и постоянно при этом делающая вид, что отчество она запомнила с огромным трудом. Ой, да ну нахрен. В жопу иди, ясно тебе? Снобская курица, которая думает, что несёт охренеть какие золотые яйца. Это ваш Андрюша-то — золотое яйцо? Максимум с позолотой. И то облупленной. Да, после пролитых слёз к Кате вернулась злая ирония. Внутренний морской бой с самой собой очень спасал. Про Киру она вообще молчала. Пусть скажет «спасибо», что в качестве жертвы Катя выбрала Малиновского, а не Жданова. Можно сказать, подарок ей сделала. Рома, сидящий напротив и периодически сталкивающийся с Катей глазами, стал едва заметно усмехаться. Будто бы спрашивал Катю: ну что, добилась чего хотела? И Катя отвечала ему такой же молчаливой усмешкой — да. Да, чёрт тебя возьми! Господи, как же прекрасно всех ненавидеть, зная, что скоро сделаешь всем ручкой! ...Наверное. Что-то этому помешало. Катя никак не могла понять, что, и с чего вдруг все на неё с таким ужасом уставились. Пока её мозг не осознал слова, сказанные Павлом Олеговичем: — Решение простое. «Никамоду» переоформим на меня, чтобы каждому из нас было спокойнее. Надеюсь, Екатерина Валерьевна отнесётся к этому с пониманием. Тем более, что у меня для неё есть предложение — на данный момент она лучшая кандидатура, чтобы возглавить нашу компанию. Чего?! — Приплыли, — ошалело сказал Зорькин, сидящий рядом. — Причём явно за буйки. — Паш, — осторожно спросила его Маргарита Рудольфовна, — ты сейчас не шутишь?.. — Да конечно Павел Олегович шутит! — резко ответил Воропаев. — Неужели кто-то подумал, что это серьёзно? Пушкарёву — в президенты, хороший анекдот. Даже про Жириновского не так смешно. Мы все от души похохотали! — Отнюдь. — Павел сдержанно улыбнулся и устремил на Катю взгляд, от которого у девушки пошли мурашки по коже: — Ну так как, Екатерина Валерьевна, вы согласны? Не согласна! Категорически против! Осталось это только сказать вслух. Но в горле почему-то всё пересохло.